А ведь если бы я была одна?
А ведь если бы звуки чужих голосов, а ведь если бы голоса чужих звуков умолкли навеки, как навеки сломанное радио?
А ведь если бы я была одна?
Капля росы на завтрак. Куплет из песни ветра на обед. Я бы не боялась чужих слов и прикосновений. Я бы любила себя, ведь некому меня упрекнуть в уродстве.

Я была бы одна.
И дар, и проклятье в одном хрупком флаконе.

Думать об одиночестве в последнее время мне приходилось всё реже. Смех Элисон, картины Джоша, поучения Айдена, эмоции Миранды… Всё говорило мне: «Только обернись».
Но чаще приходилось думать о том, что всё рано или поздно кончается. Эл чаще уходит к неизвестным мутным компаниям, а Джош чаще уходит в себя. Миранда так сильно завралась, что отталкивает любое моё желание с ней общаться, а Айден так сильно замотался, что отталкивает от себя любые мои попытки ему помочь.

Даже сейчас, когда я находилась здесь как бы в заложниках, мне казалось, что террорист именно я. Дикарь всем своим видом так и показывал, что ему не до меня, что я мешаю и что лучше бы он со мной не связывался. Видимо, даже пленница из меня так себе.

В очередной раз поправляю платье и натягиваю кофту на грудь, чтобы закрыть вырез и при следующем разговоре не привлекать взгляд Ада. Сложно делать это с наручниками. Они уже начинают сдирать кожу на запястьях, издают неприятные звуки при малейшем движении. От скуки рассматриваю камеру: то свою, то соседскую. Пахнет кровью. Немного засохшие пятна на полу заставляют меня поёжиться. Этот психопат абсолютно серьёзно настроен остаться здесь надолго при том, что у него открытая рана на животе.

Сажусь на край кровати. Бесцеремонно и нагло смотрю на его сосредоточенное выражение лица, которое, дайте лишь возможность, смогла бы выучить до деталей, ведь никаких других эмоций, кроме безразличия, он и не выдаёт. В один момент я осознаю, что совершенно его не знаю…
Кто это такой?
Кто этот увядающий уставший человек?
Его холодный и расчётливый разум истрепал его, как старое пальто. Тело слишком молодое, чтобы умирать, сердце слишком твёрдое, чтобы чувствовать.
Призрак, за которого никто так и не поставил свечку. Говорят, так делали до Нового времени.
Призрак, который так и не нашёл покоя. Говорят, и не найдёт.

Почувствовав на себе мой соболезнующий взгляд, терпеливо поднимает глаза. Смотрит в мою душу, чтобы я не смотрела в его. И мне как будто становится больно.
Что ты сделал с собой?..
Этим ли человеком ты хотел стать?
Ты притворяешься плохим и ищешь возможность воспользоваться людьми, которые и без условий хотят тебе помочь.
Боишься своей трусости.

Кто ты такой, увядающий уставший человек?

Мы смотрим друг другу в глаза дольше обычного. Осознание этого приходит ко мне слишком поздно. Даже в этом немом разговоре мы словно успели дважды наплевать друг другу в душу.
«Ты изменился за эту неделю,» — сказала бы я.
«Даже это было мною запланировано,» — наверное, ответил бы он.
Но мы молчим.

Кто ты?..

Я опускаю взгляд.
Разговор окончен.

Очень скоро, наверное, придёт Джош. Начнёт ругаться, размахивать руками, выплёвывать обвинения в том, что я опять нарушила его «запрет». Вряд ли он предпримет что-то, кроме слов, но даже от них мне станет неловко. В этом проклятом месте я не доставляю проблем только Элисон. И то она бы сейчас возмутилась, сказав, что я и ей каждый день дарю хлопоты. То перепутаю её вещи со своими, то случайно сломаю какую-нибудь её очень важную штуку, не зная даже её названия. Только Миранда не высказывала недовольства в мою сторону. Но уверена, что в своих снах она не единожды расчленяла меня и украшала моей кровью их с Айденом свадебные костюмы. Она ревнует его ко мне, а Джош ревнует меня к нему. Из этих двоих вышла бы неплохая команда антисватов.

— Говорят, скоро снег пойдёт… — раздавливая на полу воображаемых жуков и глядя себе под ноги, произношу я.
— Если директор захочет.
Это правда. Если уж он смог найти способ поставить купол над колледжем, то и снег для него не будет проблемой.
— В наших краях никогда не было сильных снегопадов. Пара снежинок валялись на земле. Это выглядело так, будто у земли проблемы с перхотью.
Ад хмыкнул. Если бы не его глупые принципы, он бы даже улыбнулся.
— Если у меня будет настроение, а у тебя — хорошее поведение, я изобрету какой-нибудь крутой шампунь, ты вернёшься в свои края и лечи Землю сколько влезет.
— Шампунь «Планетарная сила», звёздный эффект, — с улыбкой и гениальным актёрским выражением добавила я.
— От людей и перхоти. Для любого типа почвы, — подхватил он, и я заметила слабую полуулыбку на его лице.

Необычно, но именно в те самые редкие моменты, когда он почти улыбался, его взгляд никогда не был направлен на меня. Даже сейчас он смотрел на голограммы, хотя уже ничего в них и не менял.
— Хранить в недоступном для солнца месте… — на выдохе произнесла я, и улыбка медленно сползла с моего лица. Тяжёлый вздох вырвался из груди. — Вряд ли я уже вернусь в свои края. Какой смысл?

Он ещё раз посмотрел на меня, словно ему было нужно видеть мои эмоции в этот момент. Кажется, он даже меня понял.
— Они погибли?
Я прекрасно поняла, о ком речь. Их имена никогда не сотрутся с моей памяти. Они как грубая большая надпись на моём могильном камне.

Лесли… Такая тёплая, такая душевная. Я бы без раздумий отказалась от желания найти маму, если бы мне предложили вернуть миссис Джеффри. Я грустно улыбаюсь, вспоминая, как она из мокрой после дождя грязи делала воображаемые пирожки и посыпала их сухим песком для красивого вида. И нам плевать было, что это далеко не тесто, далеко не сахарная пудра. Она так вкусно описывала их запах и звук ломающейся корочки, что хотелось съесть даже эту грязь.
Маркус… Порой строгий, порой весёлый мужчина никогда не давал заскучать. Иногда он подшучивал над Лесли, изображая сердечный приступ или любой другой вид своей смерти. Конечно же, она ругалась, пыталась бить его всем, что попадало под руку, а он смеялся… Говорил, что ему очень важно видеть её в таких эмоциях. Говорил, что так он видит, как она не хочет его потерять, и это даёт ему мотивацию бороться.

— Нас воспитывали хорошие люди. Мистер и миссис Джеффри… Дома была только она и мы с Энди, когда пришли Небесные. Дядю Маркуса я не видела с того же утра, когда он ушёл за запасами. А её…
Я промолчала. Ад достаточно умный человек, чтобы всё понять. На секунду мне в голову даже пришла идиотская мысль, что я имею право спросить у него о том же. Хотя, почему на секунду? Я так и сделала.
— А твои?

Сначала мне было даже страшно поднять на него взгляд после этого вопроса. И правильно. Он посмотрел на меня так, словно не поверил своим ушам или словно я сошла с ума.
Не тот уровень отношений…
Совсем не тот уровень отношений.
Совсем не с тем человеком.

Наверное, он бы ответил что-то не очень приятное. Наверное, снова сказал бы, что я дура, раз опять ему доверилась. Произошло бы что угодно, но он бы точно не ответил на мой вопрос.

Когда в конце коридора со стороны выхода послышался скрип двери, Ад насторожился. Прислушался. В этот момент он напомнил мне Баффи, который вечно крутит ушами в разные стороны, когда слышит незнакомые звуки.
«Да спи ты уже,» — послышался грубый голос явно злого Джоша. Он обратился к охраннику. А вот в этот момент трусливым Баффи стала я…

Ад с трудом поднялся с пола — его рана давала о себе знать, но парень всеми силами делал вид, что у него всё под контролем. А может, и не делал вид… Иногда мне кажется, что он способен даже управлять своим организмом. Почему-то только сейчас я задумалась о том, что он специально уступил мне свою койку, и очень вряд ли это из-за брезгливости к грязному матрацу. Не хотел меня смущать или не хотел чувствовать моё присутствие рядом с собой?

Чем ближе Джош подходил к клетке, тем быстрее билось моё сердце. Я не могла предугадать, что сейчас будет. Наверное, Ад предугадал, раз был так спокоен и уверен.

Хоть я и слышала его шаги, брюнет появился как-то внезапно. Сердце пропустило удар, и ком в горле как будто не давал мне возможности стошнить. Джош первым делом оглядел меня, а потом просто до жути уничтожающим взглядом впился в Ада.

— Очень уж быстро для человека, который не знал, куда идти, — как-то издевательски поприветствовал его дикарь. Видимо, он о том сообщении, которое отправил от моего лица.
— Чуйка, — коротко и грубо. Джош не особо был настроен на разговор. Он держал руки в карманах, смотрел как-то отстранённо. Как будто всё в этом мире ему жутко надоело. Он даже не злился, не смотрел на меня, не говорил никаких гадостей в сторону Ада, как это бывает обычно.
— Да? И что же она подсказывает тебе сейчас?
— Что тебе нужно? — меня пугал настрой Джоша. Он слишком спокоен.
— Пистолет и ключи от третьей камеры.

В этой ситуация я чётко понимала одно. Третья камера это не здесь. Он просит ключи для кого-то другого.

Джош нахмурился. Похоже, он тоже не понял смысла. Наклонил голову на бок, покосился в сторону охранника, сидящего у входа и профессионально выгнул брови. Мне всегда нравилось, когда он так делал.

— Почему? Ты же понимаешь, что тебя ещё не скоро отсюда выпустят?
— Это уже мои проблемы.

Пока они выясняли отношения, я всеми силами справлялась со своей внутренней паникой. Взгляд бросился на кирпичный камень, который кто-то выковырял из стены. А ведь всего одно движение…

— Ты переоцениваешь себя, златовласка. Я мог прийти не один. А мои «друзья» не очень любят тебя и твою шайку. Ты об этом не подумал.
— Тогда давай подумаем вместе. Клетка заперта. Я здесь наедине с девушкой, от которой ты с ума сходишь, — на этих словах сердце пропустило удар. Я заметила взгляд Джоша, мельком переместившийся на меня. — И я мог бы свернуть ей шею раньше, чем твои друзья сказали бы: «G-27».
Его тон вполне себе серьёзен, и я знаю, что его слова — не пустая угроза. Джош по-максимуму спокоен, и это удивляет Ада не меньше, чем меня.

— Ну всё, приёмный день окончен! — бас охранника слышится по всему коридору карцера, и брюнет нетерпеливо закатывает глаза и, оставив меня наедине с дикарём, уходит разбираться.

В сказках Лесли дракон обычно умирал после первого сражения с рыцарем или хотя бы терял одну из своих голов. Сложно назвать сказкой историю о принцессе в наручниках и белобрысом драконе-психопате, но я сделаю вид, что всё ещё верю в счастливую концовку и ни в чём не подозреваю черноволосого рыцаря. Признаться честно, сосед действительно вёл себя очень странно.

В коридоре слышится глухой удар, а потом что-то тяжёлое падает на пол. Методы Джоша никогда мне не нравились, и он прекрасно знал об этом, но ничто не могло остановить его, если он затевал что-то лицемерное и собирался кому-то хорошенько врезать. Этим кем-то в этот раз оказался охранник. Парень вернулся к камере с пистолетом в руках, а до этого по коридору раздался звон ключей и чёткий щелчок где-то ближе к выходу. Джош выполнил условие и открыл третью камеру.

Дикарь, непонятливо нахмурившись, глянул на меня.
— Что это с ним?
Пожимаю плечами.
— А что он должен был сделать?
— Даже не знаю. Врезать мне? Угрожать расправой? Но точно не играть мальчика на побегушках с кислой миной.
— Ты получил всё, что хотел
Что тебе ещё не нравится?
Ад сжал губы, выражая своё недовольство, и попытался увидеть что-то за решёткой.
— Мне не нравится чувство, что я что-то упускаю. Он пытается меня запутать.

В некоторых моментах очень сложно определить ту тонкую грань между его паранойей и эгоизмом. Он либо слишком сильно зациклен на всемирном заговоре, либо слишком зациклен на себе, раз думает, что все вокруг пытаются спутать ему карты.

— Да хватит уже. Может, он просто устал.
— Или дело не в нём, — на этих словах он резко перевёл взгляд на меня. — Между вами что-то произошло?

Слава земле, ровно в этот момент высокая и немного сутулая фигура Джоша показалась по ту сторону решётки. Парень продолжал играть свой спектакль одного грустного актёра. Он даже не подумал выдавать своё недовольство. Просунул руку с оружием через пространство меж прутьями, держа за дуло. Ад с максимальным недоверием, очень медленно взял пистолет в руку, словно ожидал какого-то удара током или внезапный дождь из метеоритов. Но ничего не произошло.

Дальше всё происходило словно в самом жёстком дежавю. Джош открыл клетку, выпустил меня, снял мои наручники. Всё как в прошлый раз. Я заметила, что замок на камере он за мной не закрыл — Ад спокойно сможет выйти, если захочет.

— Знаешь, что самое обидное? — брюнет обратился явно не ко мне. — В этом месте сидит с десяток ребят, которые уже двести раз покаялись за свои мелочные проступки, но их не выпускают. Держат здесь, как собак, которых лень усыпить, но и лечить никто не берётся. Но ты… — Джош сделал паузу и слабо улыбнулся. Айден слушал его внимательно и, кажется, даже не думал отвечать. — Ты здесь самый клыкастый и дикий пёс, но тебя даже не держат. Всем вообще плевать, где ты, лишь бы проблем не доставлял. Все боятся, — он стал говорить громче, а его улыбка переросла в какой-то безумный оскал. — Боятся, что выкинешь что-нибудь. Ты только на вид такой — всё у тебя под контролем, всё у тебя по списку, а на деле сам еле вывозишь хаос в своей белобрысой башке. Ведь признайся, много раз думал о том, чтобы всё послать. Ведь думал, да?

Обстановка накалялась, и каждый участок моего тела трепетно дрожал. То ли от страха, то ли от желания прекратить всё это. Чем сильнее эмоции Джоша, тем больнее смотреть на его больную улыбку. Тем больнее понимать, что он болен. Своими доводами, своими мыслями, своими чувствами.
Болен.

— И ведь ты прекрасно понимаешь — лишь одна твоя ошибка, и ты станешь никем, — следующие слова он прокричал, не боясь надорвать голосовые связки. — Так чем же ты отличается от роботов, которых создаёшь, Ад? Чем ты отличаешься? Просчитать, проанализировать, создать, дать команду, убить — вот все твои функции.
— Джош, прекрати, — я взяла его за руку, но это мало помогло. Он лишь стал говорить чуть тише.
— Твои люди с тобой только потому, что ты так приказал. А по факту ты один. И был один. И будешь. А знаешь, почему?
— Потому что я сам это выбрал, — наконец ответил ему Ад, всё это время даже не выражавший никаких эмоций, словно Джош говорил правду.
— Нет… — шёпотом и с улыбкой протянул тот и буквально прислонился к решётке, которая из разделяла. — Потому что ты машина. И никем другим ты стать не смог.

*****

Время уже близится к утру. Ужасно клонит в сон, но мысли в голове продолжают терроризировать меня. Человек, с которым сегодня на крыше был мой первый поцелуй, явно отличался от парня, которого я сейчас вижу.
В нашей комнате темно — мы почти никогда не включаем свет, ведь творчество Джоша любит полную естественность. Лучше бы горели прожектора. Лучше бы каждая пылинка здесь излучала хоть немного светла, потому что меня терзает ощущение, словно я сижу под чьей-то кроватью вместе с голодным монстром, живущим здесь много лет.

Парень убирает одежду со своей кровати, буквально по одной футболке носит в шкаф. По нему видно, что нервный, и эта бессмысленная ходьба его хоть как-то успокаивает. Я не решаюсь что-то говорить. Сижу на своей кровати и сжимаю в руках одеяло, наблюдая за соседом. Эл так и не вернулась с вечеринки, но что-то мне подсказывает, что Джош взволнован не из-за этого. Всю дорогу от карцера до комнаты он молчал и этим пугал меня ещё больше. Когда мы уходили, он холодно переступил через охранника, словно того уже не было в живых. В третьей камере, к слову, тоже было пусто. Кто бы там ни был, он сразу ушёл, как его выпустили.

— Джош, я думаю, нам нужно поговорить.
Он остановился и не успел ещё повернуть голову в мою сторону, как я уже успела пожалеть.
-…О том, что было на крыше.

Белая футболка, отдающая синеватым оттенком от ночного света из окна, чуть спущенные спортивные домашние штаны, закатанные у щиколоток… Он, как всегда, был безупречен в любом образе, а я, как всегда была трусливой идиоткой, не способной связать и двух слов.

Он сел на мою кровать слишком близко ко мне и положил руки на мои икры, как бы пытаясь меня успокоить. Это я должна тебя успокаивать, Джош. Эта роль должна принадлежать мне, а ты снова перевернул всё вверх дном.

— Я хотела сказать это завтра, когда всё будет спокойно. Ты многое для меня делаешь. Многое мне рассказываешь и позволяешь. И ты всегда искренний. И я бы тоже хотела быть… Честной, — опускаю взгляд и ощущаю его руку на моём плече. — Я не уверена, что то, что было сегодня, это от чистого сердца. Не уверена, что это нужно мне или тебе. Может, это были просто наркотики? Просто порыв эмоций?
Замечаю, как начинаю тараторить, и он тоже это замечает, потому перекладывает руку на мою щёку и успокаивающе улыбается. Нежно проводит пальцем от лба до подбородка, вызывая табун мурашек.
— Мы можем это проверить, — говорит это так спокойно, словно речь идёт о выборе занавесок для окна.

Какое-то время он смотрит мне в глаза, спрашивая разрешения. Подсаживается ближе. Медленно, будто боясь меня напугать. Запускает пальцы в мои волосы и аккуратно тянется к моему лицу.

Тихо здесь.
Так тихо, что я слышу своё и его дыхание.
Так тихо, что я будто бы ощущаю стук своего сердца, но оно врёт. Сейчас оно умолкло замертво.
Звёзды за окном.
Не смеются и не плачут. Смотрят на нас каменным взглядом. Каменной душой. Каменным телом. Некому оплакивать их внутреннюю смерть, прикосновения им чужды.
Мне тоже.

Его губы лишь на одно мгновение, лишь на один миллиметр еле касаются моих, и я тут же отворачиваюсь. И от них, и от него всего.
Парень не отстраняется, но принимает мой отказ болезненной полуулыбкой. Сжимает губы, смотрит мне в глаза, чтобы я хотя бы взглядом его утешила. Или добила.

— Я не чувствую к тебе того же, Джош.
Шёпот — всё, на что способен мой голос. Скажу громче — уничтожу его.
— Прости меня. Кажется, я… Всё ещё люблю Энди, — вру.

Он отстраняется лишь на пару сантиметров, но никак не может оторвать свою руку от моего лица и волос. Бережно накручивает локоны на пальцы и так же бережно отпускает, оставляя слабые полураспущенные кудри.

— И ты меня прости Ниа, но твои извинения мне нахрен не нужны, — улыбается. — Твоё равнодушие мне как ножом по уже разбитому стеклу. Больно, но хуже уже не сделает. Я всё понимаю. Знаешь, я был сломан столько раз… Если бы на каждый мне давали пачку сигарет, я бы никогда не слезал с подоконника. Я бы сдох на нём от рака лёгких.
Он оставляет за своими словами несколько мгновений, чтобы в тишине коснуться кожи под моими глазами и вытереть с них воображаемые слёзы. Он бы сам не разрыдался, но этим жестом так и говорит, что очень хотел бы дать слабину.
— Я бы бился головой о стену. Я бы вбивал гвозди себе в запястья, лишь бы иметь возможность рисовать тебя чаще, чем каждую ночь. Знаешь, внутри меня по вечерам что-то чёрное отгрызает по кусочку от души, когда ты желаешь мне спокойной ночи и банально забываешь произнести моё имя. А оно растёт, растёт… И лопается, забрызгивая стены. И всё в крови… И руки в ней, и лицо, и комната. Только ты чистая. Боюсь тебя испачкать.

Его слова становятся громче крика, хоть говорит он шёпотом, и я сдерживаю в себе желание заплакать. Я не достойна такой искренности. А он не достоин такой боли. Я даже представить не могла, как многое он чувствует и о скольком не говорит. И о скольком не скажет…

— Все мои близкие мертвы или не существовали. Все, с кем я искренне говорю, появляются только по ночам в отражающих поверхностях. И я каждый раз кричу им о том, как мне надоели их голоса. Их так много, Ниа… Я так устал разбирать этот шум. Из-за него я словно глохну. Притворяться глухонемым было не идеей Элисон. Я сам вызвался. Мне хотелось хотя бы сделать вид, что я не слышу это. Но я не могу даже спать. Мне не страшно не проснуться, мне не страшно умирать в агониях. Я и так сделал свою жизнь самой страшной каторгой. Поэтому я и рисую тебя. Мне нужно, чтобы твой образ полностью забил собой мою голову. Я сам так хочу. Я сам выбрал этот путь. И мне самому об него стирать ноги, но… — он вновь опустил руку на моё плечо, намеренно немного стянув с него бретельку ночнушки. — Ты стала моим наркотиком. Сегодня ты откажешь, но я сделаю так, чтобы завтра ты сказала «да». Я страшнее, чем ты меня себе представляешь.

Он говорил это и улыбался. Меня пугали не только его маниакальные чувства ко мне, но и то, что он даже не скрывал своего постепенно разрастающегося сумасшествия. Я не придавала значения его ночным кошмарам, которые снятся ему каждую ночь. Эл говорила, это у него вошло в норму. Очевидно, она ошибалась. Это мучает Джоша постоянно, а не только ночью. Что-то очень сильно царапает его душу.

— Я тут вспомнил одну забавную историю… — он вдруг рассмеялся. — До Нового времени где-то в Индии жила девушка. Главная красавица, желанна всеми мужчинами. Не очень богатый паренёк каждый день подкидывал ей цветы под окно и каждый день клялся в любви. И когда пришло время услышать её ответ, он получил отказ. А на следующий день она проснулась от дикого жжения на лице. Кислота, которой её облили, разъела половину лица и лишила левого глаза. Вот так изуродованная красавица осталась никому не нужна. Не знаю, почему я это вспомнил, — он снова улыбнулся и с пугающей заботой заправил прядь моих волос за ухо. — Спокойной ночи, Ниана.
На этих словах его улыбка внезапно куда-то делась. Парень вернулся на свою кровать.

Это был не Джош… Совсем не Джош. Кто-то чужой. Кто-то жестокий. Кто-то, с кем мне было страшно находиться в одной комнате. Теперь я совершенно не знаю, чего от него ждать.

Мои мысли спутаны сильнее, чем мои волосы. Нет… Это был просто розыгрыш. Сейчас он засмеётся и удивится, что я повелась. Сейчас мы выйдем на улицу и снова будем смотреть на звёзды, как ни в чём не бывало. Сейчас мы вспомним наше знакомство и вместе будем обсуждать раздражающих учителей.

Но он не смеётся.
Но мы не выходим.
Но мы не вспоминаем.

*****

Ночь закончилась. Как обычно заканчиваются фильмы ужасов, после которых больше не можешь сомкнуть глаза.
Ночь закончилась. Но мысли и страхи всё ещё выедают дыры в голове.
Ночь закончилась.

Я, как и всегда, проснулась раньше всех. По привычке. Последнее время я вовсе не снимаю линзы перед сном. Надо сказать, от этого мои глаза умирают быстрее меня самой.
Джош спит, а Эл до сих пор нет. Я спала часа два от силы — никогда больше не пойду на тусовки вроде сегодняшней.
Я выхожу из комнаты от нечего делать и бесцельно брожу по пустым коридорам. Сжимая в руке телефон, медленно плетусь к столовой, хоть там сейчас всё равно не подадут завтрак. Слишком рано. На мне одна только ночная рубашка и комнатные тапочки, но я совершенно не чувствую дискомфорта. Я знаю, что кроме меня здесь нет никого.

В столовой по-прежнему стоит кофейный автомат. Я провожу рукой по его кнопкам с ценниками. Кажется, эти кнопки стёрты только пальцами Айдена, потому что никто кроме него уже давно не берёт отсюда кофе. Дорого.

На одном из подоконников замечаю странное пятно. Подхожу ближе и замираю от восхищения. Со стороны улицы на белоснежной оконной раме сидит маленькая синяя бабочки с чёрной обводкой на краях крыльев.

Так вот, какая ты…

В руке сжимаю кулон, подаренный мне Энди. Холодный камень с холодным мёртвым тельцем насекомого никак не сравнится с той живой красотой, которую я вижу за стеклом. Ведь я так мечтала увидеть тебя… Ведь я так хотела почувствовать твои крохотные лапки на своих пальцах.
Без раздумий хватаю телефон и открываю камеру. Делаю фотографию и замечаю, как вверху экрана всплывает уведомление о сообщении. Оно пришло ещё несколько часов назад.
От Ада.

«23», — гласило оно.

Чертов ты инопланетянин, ты когда-нибудь научишься что-нибудь объяснять? Я впервые ощущала себя какой-то домашней шавкой. Дали команду — сделала. Не дали — всё равно должна была сделать. Я села за один из столов. Бабочка уже улетела, не оставив за собой ни одного намёка на то, что она была здесь. Я бы тоже так хотела. Больше всего на свете я бы сейчас желала побежать за ней и беззаботно махать руками, делая вид, что я ничем не хуже её. Но кажется, мои крылья обломали, как только я отказала Энди. В последнее время я всерьёз задумываюсь, а не напрасно ли я выбрала такой путь? Может, в G-27 было бы лучше? Может, там я была бы на своём месте? Может, даже нашла бы маму, если она ещё жива, но что бы я ей сказала?

«Привет, мам. Надеюсь, у тебя всё хорошо и ты счастлива. Прости, но твоя дочь только сейчас поняла, что она жуткая обуза для всех. Я всё старалась быть хорошим человеком, но мне не верили. Я всё старалась приносить пользу, но единственное, что я могу принести, это разочарование.
Привет, мам… Надеюсь, ты жива.
Прощай, мам».

Шмыгаю носом, опускаю взгляд на экран. И ведь прекрасно понимаю, что даже если сделаю всё, как надо, Ад всё равно останется недоволен. Будет критиковать и говорить, как было бы правильнее сделать.

Помню я, однажды случайно увидела такую картину… Девушка, которая совсем недавно оказалась в колледже, никак не могла понять, как нужно расплачиваться картой за ежедневный паёк в столовой. Я стояла в очереди не так далеко от них. Слышала каждое слово и злилась с каждым словом. Он давал ей максимально понятные и детальные указания. Нужно было просто провести картой, ввести свой личный пароль и кликнуть на зелёную кнопочку. А она то путала кнопки, то последовательность действий, то внезапно забывала пароль. Но когда она всё-таки расплатилась, он похвалил её.
Похвалил! Ее! За что?!
Я из кожи вон лезу, чтобы сделать всё правильно, но слышала от него похвалу лишь пару раз. Сарказмом.

Меня всё это жутко задело. Может быть, поэтому я сейчас не швыряю телефон в стену, а сижу и думаю. Всё-таки хочу что-то доказать. Двадцать три… Чего может быть двадцать три? Время? Дата? Ещё один вариант — дикарь случайно уселся на телефон и так же случайно отправил мне сообщение.

Единственной нормальной идеей было сходить в двадцать третью комнату. Она почти возле комнаты дикаря, значит, там тоже кто-то из его людей. Да и если уж Ад считает меня не самым умным человеком этой планеты, он не даст сложную загадку.

Пришлось всё-таки надеть на себя чуть больше, чем одну ночнушку. Во всей боевой готовности, с телефоном и умением очень громко визжать при нападении, Ниана Твайстер направилась на миссию. Было неловко барабанить кому-то в дверь в полшестого утра, но сидеть в комнате под пристальным наблюдением Джоша хотелось ещё меньше. Я всё же надеюсь, что у меня есть шанс вернуться до того, как он проснётся.

Не открывали мне долго. Сначала мне показалось, что Ад в чём-то ошибся. Потом я со внутренним смехом откинула эту идею и осознала, что ошибиться тут могу только я. А потом всё-таки услышала чьи-то неторопливые ленивые шаги по ту сторону двери. Мне открыла сонная недовольная девушка с длинными блондинистыми волосами по пояс. Почему-то среди дикарей я её не помню. Она поправила спадающую с плеч белую ночную рубашку и оценивающе оглядела меня с ног до головы. Молча.
Искра. Буря. Безумие.
Мы обе смотрели друг другу в глаза, как дальние родственники, которые встретились впервые в жизни и сейчас должны были сделать вид, что рады познакомиться. Так же неловко.

— Вам о чём-нибудь говорит имя… Ад?

Она вдруг оживилась, разлепила сонные глаза и заговорила невероятно нежным голосом:
— Сейчас! Секунду! Подожди.
Оставив дверь приоткрытой, скрылась где-то за ней, шёпотом называя чьё-то имя. Кого-то будила.

Через небольшую щель я увидела только то, что их комната невероятно светлая, а кровати, хоть и смяты, но застелены белоснежными чистыми простынями. Вещи у нас стирают по четвергам. Кто-то набирает большие тазики с одеждой и стирает в специально оборудованной для этого комнате с множеством кранов, ванн и тазиков. Кто-то слишком ленивый, чтобы выходить куда-то, потому полощет одежду прямо в своей ванной. А кто-то (явно какой-то безумец) сдаёт вещи на общую стирку, когда по комнатам проходится специальный человек, собирающий бельё. После этой «общей стирки» свои вещи найти просто нереально. Ребята из этой комнаты явно продали кому-то свою душу за такое чистое постельное белье.

Из комнаты вышел парень. Он закрыл за собой дверь, введя меня в полное недоумение. Вот его-то я точно помню. Он всегда носит одни и те же брюки, слегка шепелявит и, видимо, давит прыщи на лице. От этого у него много мелких шрамов на щеках.
— Пошли, — холодно сказал он и направился куда-то.
Высокий, широкоплечий. Настоящий бугай. У него светло-русые волосы, закрывающие уши, но немного не достающие до плеч.
— Куда?
Он обернулся и недоверчиво прищурился, словно я и сама должна всё знать.
— Ты точно от Ада?
Киваю головой. Кажется, любое моё лишнее слово, и он выкрутит мне голову. Как минимум, за то, что я не дала выспаться.

На этом наш прекрасный диалог был закончен. Я не стала задавать вопросов, а он не стал медлить. В полной тишине мы прошли через сомнительный выход на улицу, о котором я раньше не знала. Утро было на подходе. Солнце теперь встаёт чуть позже, и в воздухе чувствуется лёгкий мороз — весточка от грядущей зимы. Я вспоминаю бабочку на окне и понимаю, что не самое лучшее время она выбрала. Ей уже пора уходить в спячку или умирать.

Всю дорогу я старалась держаться от бугая подальше, чтобы успеть убежать, если он решит напасть на меня. Постоянно оборачивалась по сторонам — мне всё казалось, будто за нами кто-то идёт или следит через камеры.

— Разговаривай с ним не слишком громко. Он какой-то дикий, — я не знаю, о ком была речь, но я согласно промычала и ещё раз попыталась прокрутить в голове ситуацию.
Ад попросил или приказал зайти в двадцать третью комнату, чтобы меня отвели к кому-то, с кем мне следует поговорить.

С кем? Зачем? О чём?

Масло в огонь добавлял этот чёртов туман, из-за которого я не понимала, куда мы идём. Здание колледжа всё больше исчезало в мутной пелене, так что в поле моего зрения оставалась только тёмно-зелёная футболка незнакомого мне дикаря. И только когда на земле стали виднеться следы от белой краски, я поняла, что мы на заброшенной тренировочной площадке. Той самой. А возле неё — небольшое подобие склада для всякого хлама и, по слухам, оружия.

— Под тумбой, — сказал бугай и швырнул мне в руки ключи от склада.
Больше ничего не объясняя, парень ушёл обратно к колледжу.

Внутри всё оказалось не таким, как я себе представляла. Это было довольно просторное помещение, где можно было бы даже заночевать втроём. Никакого оружия я не видела. Его тут либо не было, либо оно было хорошо спрятано где-то под слоем разобранных столов и шкафов. Доски хаотично лежали друг на друге, и на это было больно смотреть. Да если бы в своё время дядя Маркус нашёл такие шикарные доски, он бы точно уже смастерил из них что-нибудь полезное. Но нам попадались только обрубаные куски сухих деревьев.

Помимо старой мебели здесь были и всякие необычные штуковины, которым я даже не могу придумать применение. Зачем, например, здесь красная резиновая копия человека, нанизанного на металлическую палку?

— Здесь кто-то есть? — самое пугающее то, что это сказала не я, а какой-то голос будто из-под земли.
Подвал. Вход в него был спрятан под тумбочкой, как и сказал бугай.
Голос показался мне безобидным, но я на всякий случай взяла в руки деревянную дубину.
Отодвинула тумбу, открыла несложный замок на деревянной дверце в подвал. Там показалась чья-то макушка.

Эти русые волосы, отдающие рыжеватым оттенком, вспомнились мне сразу. Голубоглазый парень, у которого больше нет глаз. Спрятанный человек, который больше не видит смысла показываться миру.

— Пэрри? — напугано спросил он и поднял голову, словно действительно пытался что-то увидеть. Не привык к своей слепоте.
Его лицо перемотано какой-то тряпкой (жалкое зрелище), а из-под неё виднеются незажившие ожоги.
Теперь я поняла, кто же сидел в третьей камере и для кого Ад попросил у Джоша ключи. Удивилась ли я? Я потеряла дар речи. Почему он здесь? Почему дикарь приказал своим людям привести меня к нему? Почему вообще освободил парня, раз так был против этого? Почему объяснить мне всё в сообщении по телефону он не может, а приказывать кому-то освободить «народного преступника» через переписку это в норме?

— Я не Пэрри…
Парнишка вздрогнул от неожиданности и прижался к деревянной лестнице, которая вела из подвала. Высота там небольшая. Я могу спуститься на две ступеньки и уже достану до его волос.
— Я всё рассказал! Прошу, я уже всё рассказал!
— Послушай, я хочу помочь тебе.
— В прошлый раз вы сказали так же! Пожалуйста, просто убейте меня! Пожалуйста.
— Мы очень похожи с тобой, правда. Тебе разрушили жизнь из-за цвета твоих глаз. И я… понимаю тебя. Мои тоже голубые.
Он замолчал, выдержал паузу в несколько секунд и тихо засмеялся.
— Да кто в это поверит…
— Ты. Потому что я знаю, что ты чувствуешь.

И словно вокруг настала тишина. Словно весь мир замер в ожидании. Я так давно не говорила вслух о том, что так сильно болит под рёбрами. И так давно не упрекала мир вслух.

— Тебе с детства говорили, что нужно прятаться. Что даже если они не видят твои глаза, нужно оставаться в тени. Не вызывать подозрения. И первое время, конечно, ты так и делал. Безропотно… Трусливо… Кричал в подушку, чтобы не услышали и не увидели. Возможно, ты даже пытался притворяться слепым и ходил по дому с закрытыми глазами. Привыкал прятать и прятаться… Потом ты ненавидел. Не мир за несправедливость, а себя за дефектность. И искренне верил, что виной всему — ты и твои глаза, а не люди, которые почему-то тебя возненавидели. Ты бился в истериках. Ты боялся даже дышать, потому что считал себя недостойным. И жил как тень…

Парень внимательно слушал и в какой-то момент опустил голову и в эмоциях сжал перекладину на лестнице.
— Всё было так, но я попал в хорошую общину, — вдруг начал он. — Там голубоглазых не убивали. Только ввели запрет на их бракосочетание с кем-то, чтобы не плодились.
— И как вы попали в колледж?
Наверное, я спросила слишком резко, потому что парень снова дёрнулся и зачем-то покрутил головой по сторонам.
— Как там мои друзья? Им не навредили?
— Они в порядке, — вру. На самом деле, я уже давно их не видела и не обращала внимания.
— Хорошо… Это хорошо. Нас с небольшой компанией поймали, когда мы вышли за запасами подальше от общины. Дальше я плохо помню — меня ударили по голове.
— Почему сразу не убили за глаза?
Он поднял вверх руку и, поняв, что никакого препятствия нет, на ощупь вылез из подвала и сел на полу.
— Не знаю. Но меня долго допрашивали. Пытались узнать, где наша община и есть ли там ещё такие, как я. Взяли мою кровь из вены, просканировали глаза, ещё там что-то, не помню… Как крысу подопытную отовсюду рассмотрели.
— Ну, а после? Зачем держали в камере?
Он неопределенно пожал плечами и стал неосознанно рисовать что-то на пыльном полу. Нервничал.
— Клянусь, я не знаю. Они каждый день заходили в камеру и спрашивали о самочувствии. После того, как сожгли мне глаза, спрашивали о самочувствии! Какой же бред!

Я не знала, что ему сказать. Это было так же ужасно, как и шрамы на его лице. Парень явно хотел бы заплакать, но даже этого теперь не мог. Либо мог, но это доставляло ему жуткую боль.

— Почему вы вытащили меня? — грустно спросил он после долгой паузы, а я даже не понимала, что ему ответить.
— Я не знаю. Человек, который сделал это, очень… непредсказуемый. Я понятия не имею, какую цель он преследует.
Голубоглазый горько усмехнулся. Даже лишившись зрения, он оставался очень близким мне по духу человеком. Мне было комфортно с ним даже просто сидеть на одном полу и понимать, что мир отвернулся, но его гнустную задницу лицезрею не одна я. Может, этот самый мир однажды подавится кровью от ножа, которого мы вонзим ему в спину. А может, он раздавит нас и станцует на наших костях в знак победы. Может.
— Короче, вам тоже что-то нужно. Не удивлён. Так всегда было.
— Мы не вытащили тебя… Из клетки ты, конечно, выбрался, но сбежать отсюда насовсем невозможно. Они не позволят нам.
— Непозволение получает только тот, кто спрашивает, — эти слова крепко засели в моей голове. У него такая же философия, как у Джоша. — Но спасибо хоть за это.

*****

Я уже давно сбилась со счёта и не знала, как долго учусь здесь, живу и связываю свою жизнь со всеми этими людьми. Казалось, я здесь с самого рождения и уже точно могу определить, когда стоит держит руку на пульсе. Именно сейчас и был такой период. Переустановка правил, всё новые и новые письма в администрацию из G-27… Каждый второй ученик уже на подходе к нервному срыву, а каждый первый уже буквально борется за жизнь.

Несмотря на всё это, жизнь продолжается. Всё так же приходится ходить на пары, всё так же приходится зарабатывать Касты. Для меня это был настоящий труд. Учитель по истории дал задание на следующую неделю — пересказать всё то, что он рассказывает на лекции. Я, как счастливый обладатель умения писать, строчила предложение за предложением как сумасшедшая. Мне было важно получить оценку, ведь теперь мне приходится кормить двоих. Моих Кастов хватит ненадолго.

Я не обращала внимание ни на Джоша, который всячески пытался привлечь моё внимание, ни на Миранду, которая только и делала, что шёпотом звала меня с другого ряда. Зачем? Небо её знает. Наверное, опять что-то по поводу Ада. В последнее время ни о чём другом она со мной и не говорит.

Урок закончился, и я тут же поднялась на третий этаж в кабинет, где сегодня мне заплатят. По всему колледжу развесили объявления о том, что на карту начислят пятьсот Кастов всем, кто согласится пройти какое-то тестирование. Пришлось отсидеть неплохую очередь, ведь не одна я пришла за лёгкими деньгами.

Помещение напоминало мне кабинет директора, только вместо шкафов, набитых бумагами, здесь стояли удобные кресла, странная навороченная техника и большой монитор, за которым сидела приятная на вид женщина лет тридцати. У неё были светло-русые волосы, белый медицинский халат, резиновые перчатки и шикарная улыбка, которую она выделила яркой красной помадой. Джош учил меня обращать внимание на морщинки на лицах людей. Если их нет, будь с этим человеком аккуратнее, потому что он, скорее всего, по жизни не выражал никаких эмоций и вообще подозрительный и мерзкий тип. Если морщины окружают глаза и рот, то человек по жизни много улыбался и с ним можно вести себя более раскованно. Как например, Джош. Он молод, но уже видно последствия его активной мимики. А вот у Ада в его девятнадцать немного заметны морщинки только между бровей. Часто хмурится.
У женщины, которая сидела напротив меня, было идеальное лицо. Ни одного, изъяна.

— Ниана Твайстер? — как-то живо спросила она и рукой указала на кресло, приглашая присесть. — Семнадцать лет, девятнадцатая комната. Пока все верно?
Я кивнула головой и приземлилась на кресло, пока женщина вбивала мои данные на странном приборе. Он напоминал маленький компьютер, но со светящимся отверстием, в которое можно просунуть руку.

— Не нервничайте. Я всего лишь задам вам пару вопросов. Начнём с лёгкого. Вы контактировали с людьми до того, как вас доставили сюда?
— Да.
— Значит, базовые навыки коммуникации были развиты у Вас и до этого?
На долю секунды мой мозг сломался от такого количества незнакомых слов, но я сохранила выражение лица.
— Да. Навыки. Было такое.
Она чуть нахмурилась и замялась перед следующим вопросом.
— Ладно… Вы верите в Бога?
Я не знала, зачем им эта информация, но понимала, что будет лучше, если я буду отвечать то, что они хотят услышать.
— Нет.
— В любое другое явление?
— Это не для меня.
— Тогда расскажите, что же для Вас. Чем Вы занимались до этого?
— Как и все. Выживала. Мы жили в старом доме, искали припасы. Ели всё, что не причинило бы вред желудку.
— Мы? Где люди, которые были с Вами?
— Мертвы, — вру. Не знаю, что могут сделать с Энди, если узнают про меня, оставшуюся в колледже.
— Ложь.

Всё это казалось мне очень странным. Если администрация так следит за порядком (или делает вид, что следит), то почему такие опросы не проводят у новеньких в принудительном порядке до того, как они уже ходят по коридорам колледжа, чувствуя себя здесь, как дома?

— Вас доставили вместе с большой группой людей из лагеря.
— Я не жила там. Друг, с которым эти люди схватили меня, был убит. Никого больше я не знала.
— Что ж, это информацию предстоит проверить, — она записала что-то на отдельном листе бумаги. Я насторожилась. — Назовите имена всех, с кем чаще всего контактируете.
— Зачем? Это личное.
Она поджала губы и на секунду повела бровями, переведя взгляд на монитор компьютера. Сделав всего пару кликов, она продолжила:
— Джошуа Хейз, Оливия Остин, Элисон Леруа, Барт Пристли, Пэрри Вашингтон, Тайлер Каллахан, а также некие бесфамильные учащиеся: Миранда, Ад и… Эйприл. Все эти люди, судя по записям камер и Вашим диалогам в электронном чате, так и или иначе, с Вами связаны. Какие отношения у Вас со всеми этими людьми?
— Хорошие, — отрезала я. На такие вопросы я уж точно не рассчитывала.
— К сожалению, я потребую больше конкретики отдельно про каждого человека. Конечно, можете отказаться, если Вас больше не интересует сумма в пятьсот Кастов.

Я наградила её самым тяжёлым взглядом из своего арсенала, но мерзавка не впечатлилась.
— Джош — мой сосед, как и Элисон. Барт — друг Джоша, с которым он меня недавно познакомил. Кто такой Тайлер, я понятия не имею. Либо не помню. Миранда — моя подруга, с которой я познакомилась на одном из занятий. Ад — её, наверное, будущий парень, потому что Вы знаете, почему. Из-за Ваших ведь коллег на одном из испытаний все узнали о её чувствах к нему. Это было отвратительно. Если уж хотите узнать о наших страхах, то хотя бы не оглашайте их всему колледжу.
— Я учту Ваши пожелания, мисс Твайстер. Продолжим.
— Да… Так вот… С Адом я знакома по той же причине. Пытаюсь их свести. Оливия — та самая сучка, которая встревает в их отношения. Знаете же? Классика жанра. Эта стерва — его соседка, — я рассказывала небылицы и на какое-то время сама в них поверила. Может быть, мои истории как-то повлияют на то, чтобы подобный вопрос больше не задавался никому после меня. — Такой дурдом… Но интересно, скажите же? А, ещё Пэрри…
— Я поняла суть, можете не продолжать.

Наш диалог длился довольно долго. Дальше она задавала всяческие вопросы, которые должны были бы ставить меня в тупик или заставлять нервничать, но моё приподнятое настроение помогло мне с лёгкостью всё это преодолеть. Она спрашивала про голубоглазых, про последние события в колледже, про моё отношение к ним, к G-27… Под конец она попросила меня положить руку в то самое отверстие в механизме, который я приметила ещё давно. Лёгким уколом в вену на запястье у меня взяли немного крови. Для чего — история умалчивает. Женщина объяснила это тем, что так можно определить общее состояние моего здоровья. То есть, читать мои переписки они могу, а посмотреть состояние здоровья по тому же телефону — нет?
На этом тест был окончен. Женщина сказала, Касты мне переведут ближе к вечеру.

Последним моим желанием на сегодня было просто завалиться в кровать и уснуть под одеялом прямо в одежде. Чтобы никаких забот… Никаких проблем… Никаких мыслей… Но так уже не бывает.

Жутко ненавижу неловкость. Это единственное чувство, которое заставляет постоянно оставаться в напряжении и путает мысли. Это словно рыть яму в воде. Делаешь вид, что занимаешься полезным делом, но понимаешь, что выглядишь как полный идиот.
Теперь неловкость в нашей комнате жила круглые сутки. Прошло всего два дня с нашего разговора, а ужасное ощущение недосказанности только выросло.

Джош сидел на стуле у окна, закинув ноги на подоконник. Голова опрокинута через спинку, но глаза открыты — смотрит в потолок. Выглядит жутко и странно (впрочем, как и всё, что когда-либо делал Джош). Я даже представить не могла, о чём он думает, ведь парень даже не моргнул, когда я вошла. На его животе лежит тетрадь с его рисунками. Очевидно, парень сидит так очень долго, потому что карандаш уже почти выскользнул из его рук.

Молчание разъедает пространство. Я смотрю на Джоша, и реальность как будто искажается. Как будто я невольно оказываюсь где-то в его голове, где потолок вместо пола и книги вместо одежды. Не найдя в себе сил спросить, как прошёл его день, подхожу к нему. Сажусь на пол возле стула и кладу голову на его ноги. Мне жаль его. После всего, что я сказала ему в прошлый раз и всего, что он ответил — мне жаль. Ведь он был бы гораздо счастливее, если бы любил не меня.

— Знаешь, чему я больше всего благодарен в своей жизни? — загадочно задаёт он вопрос, на который не ждёт ответа. — Глазам. Потому что даже когда я их закрываю… — он сделал паузу. -…Они всё равно видят звёзды. Ведь так не бывает, да?

Я беру его руку в свои и провожу по костяшкам, еле касаясь пальцами. Его кулаки разбиты сильнее обычного. Его душа разбита сильнее обычного.

— Можно отрубить конечности и этим испортить человеку жизнь. И только глаза бессмертны. Мне кажется, я буду видеть космос, даже если мне напрочь сожгут лицо. Как тому парню из третьей камеры… — он вновь сделал паузу, и я догадалась, о чём сейчас пойдёт речь. — Но почему-то я сильно сомневаюсь, что златовласка попросил выпустить его, чтобы потом обсудить бессмертие глаз. Ты что-то знаешь об этом?

Джош поглаживающим движением проводил по моей коже большим пальцем. Это создавало впечатление, что всё в порядке, но его мёртвый голос морозил всё внутри.

— Я знаю только то, что парень лишился зрения незаслуженно. И с какой бы целью его ни впустили, он этого достоин. Он имеет право побыть свободным хотя бы какое-то время.
Джош промолчал. Очевидно, это не тот ответ, который он хотел получить, но я чувствую, что он согласен со мной.

Мы сидели так долго. В тишине и полном спокойствии. Наши совместные посиделки стали совсем другими — если раньше мы вместе просто наслаждались течением времени, то теперь нашим воздухом была общая тягостная печаль. И нам обоим это нравилось. Просто молчать и слушать своё больное сердце. Вздыхать вместе с тенью несказанный слов. Делать вид, что мы всё ещё верим в законы реальности, но самим растворяться где-то самых тёмных уголках разума.

На деле прошло лишь минут десять, но казалось, что мы молчим уже целую вечность. Он всё так же смотрел в потолок, а я все так же держала его холодную руку.
Так бы всё и продолжалось, если бы не тихий нерешительный стук с той стороны двери. Пришлось подняться.

Стук раздался ещё раз. Я повернула ручку и увидела на пороге Элисон, которая вернулась впервые за три дня. Она вела себя очень странно даже для самой себя. Чуть согнув ноги в коленях, она как-то настороженно или даже напуганно оглядывалась по сторонам, а потом с подозрением оглядела нашу комнату.

— Ты… В порядке?
— Они ушли? — она смотрела на меня, выпучив глаза.
— Кто?
Эл прокралась в комнату, всё ещё кого-то опасаясь. Села на кровать, положила руки на колени и как-то потерянно посмотрела в окно. Прищурилась от яркого света. Потом резко повернула голову в мою сторону.
— Ты ведь ему ничего не рассказала?
Джош заинтересованно перевёл на неё взгляд.
— Что я должна была рассказать?
— А что ты должна была рассказать?
Я не узнавала её. На какое-то время мне даже стало не по себе.

Джош подошёл к ней и наклонился прямо к её лицу. Он внимательно всматривался в её глаза, но кажется, это выходило плохо — Элисон очень часто моргала и бегала взглядом, не останавливаясь ни на одном предмете.

— Она под наркотиками, — от этих слов девушка громко рассмеялась.
— Ты представляешь? Представляешь? Барт дал их бесплатно. Совсем. Представляешь? Сказал, что для меня они теперь всё время бесплатны. Представляешь?
— Барт? — зачем-то переспросил Джош и задумчиво отвёл взгляд, словно ему что-то пришло в голову.
— Представляешь? Ты представляешь?

Элисон несла какой-то бред. Сначала она говорила о безликих людях, которые якобы преследовали её уже второй день, потом уставилась в пустоту, издавая непонятные звуки. Джошу кое-как удалось уложить её спать, хотя девушка через каждый десять минут подрывались с кровати с тошнотворным криком. С чего бы Барт предоставил ей такую возможность? Наркотики бесплатно? Неужели она как-то отработала такую привилегию?

Сейчас у меня в голове не помещалось столько информации. Голубоглазый парень, над которым зачем-то время от времени проводили опыты, куча заданий по учебе, которые желательно бы выполнить в срок, а теперь ещё и накуреная Элисон? Увольте.
Впервые я последовала примеру Эл — завалилась на кровать и крепко уснула.

Отвратительная неделя. Отвратительные новости.