Чёрная непроглядная пустота окружила Стюарта, всё замерло вокруг, погрузившись в зловещую тишину, и лишь шелест опадающих листьев вдалеке нарушал странное безмолвие. Стюарт попробовал идти на этот звук, но не ощущал тела. Вдруг он почувствовал, что может силой мысли приблизиться к источнику звука, точнее, приблизить сам источник к себе. Он не понял, как это работает, но вот уже среди тьмы стало различимо дерево. Сначала отдельные ветки, потом крона и ствол, и вот уже он ощутил, что стоит совсем рядом с деревом, только руку протяни и коснёшься его. Серое, бесцветное, старое скрюченное дерево с такими же серыми, похожими на сердечки, листьями. Света не было, он просто видел его, чувствовал его близость, слышал шуршание падающих листьев. Дерево было сухое, и листья давно высохли. Они бесшумно отваливались от веток и медленно падали вниз, задевая ветки, сталкиваясь, с шелестом устилая ковром землю вокруг дерева.

Будто бесплодные мечты, подумалось Стюарту. Они так же рождаются и умирают, сначала живые, напитанные надеждой, а потом ссыхаются, сморщиваются и падают в пустоту. Как вся его жизнь. Горькая ирония, образ умирающего сознания или издёвка системы. Тело не ощущалось, не слушалось его. Неимоверным усилием Стюарт выпростал из небытия ладонь и прикоснулся к стволу. Пальцы ощутили холодную шершавую поверхность, и в ту же секунду из коры выступили шипы и пронзили ладонь. Дичайшая боль побежала по руке, Стюарт закричал, задёргался, пытаясь оторвать ладонь, но она словно приклеилась. Кровь струйками побежала по стволу, впитываясь в кору, исчезая в глубоких бороздах. Он заплакал и не почувствовал слёз, рванул руку сильнее. Тщетно. Дерево впитывало его кровь, краснея. Листья оживали, распрямлялись, наливались румянцем, как спелые яблоки.

Сколько он так простоял, вопя от боли, Стюарт не понял. Внезапно боль ослабла, дерево отпустило его ладонь, и листья зажглись слабым золотым огоньком. Каждый листочек светился изнутри, подсвечивая ветви. Извилистые тени легли на землю. Всхлипывая, Стюарт упал на колени, прижал больную ладонь к животу. Сверху сияла золотом крона дерева.

— Давай сюда!

Совсем близко к нему стоял мальчик лет 10-11, в тёмных шортиках и голубой футболке. Лицо его то ли отсвечивало золотом от светящейся кроны, то ли светилось само по себе. Он протянул Стюарту руку, тот подал ему больную ладонь, и мальчик бережно взял его за руку, погладил кровоточащие проколы. Тепло от рук мальчика начало распространяться по ладони. Боль прошла, ранки начали затягиваться.

— Всегда так, — деловито сказал мальчик. — Истина рождается в муках.

— Истина? — Стюарт недоверчиво огляделся вокруг, посмотрел на светящееся дерево. — И почему обязательно в муках?

— А у вас, у людей, так заведено. То, что получили задаром, вы не цените. Поэтому помучиться, извини, придётся, — он отпустил руку Стюарта.

— Ты сын Айка? — Стюарт поднялся, отряхнул с коленей прилипшие листья. — Спасибо, что помогаешь.

— Пожалуйста. Не стесняйся благодарить. Я бог, — мальчишка кивнул на дерево. — Это древо познания. Я его сам придумал. И вообще я всё здесь придумал. Хочешь узнать, что там, среди тёмных звёзд? Ты же за этим пришёл.

Не дожидаясь ответа, он протянул руку, и тут же ему в руку упало манго с дерева. Жёлтое, спелое, с тонкой полупрозрачной кожицей. Изнутри исходил таинственный золотой свет.

— Вот, — он отдал манго Стюарту. — Можешь есть вместе с кожурой. Косточка тоже съедобная, там самые сокровенные знания. А здорово я придумал?

— М-м-м... — Стюарт надкусил манго. — Вещь!

— Вкусно?

— Угу... Сочное и сладкое, — Стюарт облизал мизинец, по которому потёк сок. — А там ещё есть?

— Тебе и одного много будет. Хи-хи-хи, — мальчишка захихикал. — Знания, они такие. Как вскружат голову...

— Давай его по-трясём...

Язык у Стюарта стал заплетаться, он почувствовал, что пьянеет. От манго осталась одна косточка, по вкусу и виду похожая на большую фисташку. Он отгрыз от неё довольно крупный кусок и пережёвывал его, периодически икая.

— А оно... Ик... Это... Пьяное такое... Ик...

Голова закружилась, Стюарта повело, он сделал шаг вперёд, потерял равновесие и полетел носом в серые листья, едва успев выставить вперёд руки. Остаток косточки куда-то укатился. Он перевернулся на спину и смотрел на светящуюся золотом крону дерева. Всё двоилось и плыло перед глазами. Мальчишка присел на корточки и стал гладить его по голове.

— Ты глазки закрой, — мурлыкал мальчишка. — Сейчас знания усвоятся, тебе легче будет.

— Не могу, — сознался Стюарт пьяным голосом. — Я хочу облака, как в небе под Аустерлицем. Хочу долго-долго лежать и думать о судьбах мира...

— Вот оно! Выходит! — Мальчишка потёр руки. — Давай-давай, сейчас как попрёт!

— Холодно как, — поёжился Стюарт. — Чувствую себя дрожащей тварью. Есть у тебя модулятор настроения Пенфилда?

— Ты лучше глаза закрой, а то крышу снесёт когнитивным диссонансом.

— Чем?! Каким ананасом? А, я понял...

Закрыв глаза, Стюарт погрузился в какие-то фантастические миры. Он стоял на крыше небоскрёба, рядом с посадочной площадкой. Мимо проплывал дирижабль с огромным экраном, изображавшим симпатичную японку. Сзади, крадучись, к нему подошёл какой-то китайский парень в длинном плаще и шапке танкиста.

— Не желаете приобрести глаза по сходной цене? — Шёпотом спросил он.

— Зачем мне глаза, когда я уже видел такое, что вам и не снилось? Атакующие боевые корабли, пылающие... Чёрт, как корабли в космосе могут пылать? Что мне в голову лезет?

Стюарт помотал головой, китайский юноша с глазами куда-то исчез, а вместо него перед ним возник ницшеанский андроид с пронзительным взглядом Рутгера Хауэра.

— Изыди, нечистая! — Выкрикнул Стюарт и запустил в андроида невесть откуда взявшимся томиком Меррита.

Андроид испарился под лучами бластеров, картинка померкла на секунду, и вот уже Стюарт в бескрайней пустыне, а над песком поднимается тягучее марево какой-то неизвестной пряности. По барханам в наркотическом бреду медленно идут люди с синими глазами. Они выстроились в гигантскую очередь, чтобы проститься с не менее гигантским червём, которого придавило к земле собственным весом, и он должен вот-вот издохнуть. Стюарт вдохнул пряность полной грудью, нос зачесался, и он чихнул, да так, что вся пряность поднялась в воздух, замела, как метель, закружила сознание и вынесла Стюарта на какой-то сталеплавильный завод. Он стоял на решётчатой ферме в недрах этой гигантской махины. Кругом сыпались искры, горны дымили, внизу бултыхался расплавленный металл. Здоровенный мужик со стальным глазом обнял потрёпанного жизнью парнишку и прыгнул вниз, в котёл с расплавленным железом. Он начал медленно тонуть, погружаясь всё глубже и глубже, пока лишь металлическая рука не осталась на поверхности, показав напоследок большой палец. Мальчишка заплакал и бросился к Стюарту. Тот обнял его, приластил.

— Не бойся, он не должен был утонуть, — сказал Стюарт плачущему мальчишке. — Плотность расплавленного металла не позволила бы ему. Это иллюзия. Поплачь, боль утраты затеряется во времени, как слёзы в каплях дождя.

Сверху и правда полило. Дождь становился всё сильнее и сильнее, расплавленный металл шипел и плевался, а решётчатые конструкции поползли, разъехались на глазах, да и мальчишка куда-то пропал. Всё скрылось в непроглядной пелене дождя, лишь неясные огоньки светили вдалеке. Дождь сделался такой сильный, что смыл сам себя, и вот Стюарт уже в космическом корабле. Большой, очень большой корабль, похожий на паука или лягушу в прыжке. Он пронизывает пространство-время подобно игле, соединяющей два конца сложенной пополам ткани. На бешеной скорости проносятся мимо гравитационные воронки тяжёлых звёзд. Где-то там, в темноте, спрятавшись за радиусом Шварцшильда, притаились чёрные дыры. Лучи света пронизывают пространство, замедляясь, запутываясь в гравитационных воронках, становясь всё краснее и краснее. Солнце совсем не видно отсюда, оно стало совсем-совсем коричневым, еле заметным, почти невидимым. Тёмным. Наконец, безумная чехарда звёзд прекратилась, корабль вышел в заданную точку. Что тут такое? Почему корабль стремился именно сюда?

Вскоре Стюарт видит ответ на свой немой вопрос. Это ажурная конструкция, напоминающая космическую станцию. Она огромна по сравнению с кораблём. Её можно сравнить с Титаном или даже Землёй. Свет, море света исходит от неё, даже глаза всё никак не привыкнут. Вдруг мощный толчок: корабль остановился. Что-то помешало ему двигаться дальше, он будто натолкнулся на препятствие. Сел на мель, сказали бы моряки. Только какая тут мель, в космосе?

— Капитан, — к Стюарту обратился неизвестный мужчина, видимо, старший помощник. — Они запрашивают цель визита и... Не могу понять, что имеется в виду. Пишут, чтобы сообщили, есть ли на борту мёртвые души.

— Напиши, что мы хотим поговорить. Я видел это всё во сне... Моя душа давно мертва. С тех самых пор, когда умер мой сын. Могут забрать её, если захотят.

— Так и написать? Мы же не знаем...

— Да. Так и пиши.