Руки тряслись, как у наркомана в поисках дозы, когда я протягивала билет на автобус контроллеру. Он странно на меня посмотрел, наверное, подумав, что я или пьяная, или мучаюсь жутким похмельем, осуждающе покачал головой, но ничего не сказал. Я вымученно улыбнулась ему и прошла вглубь автобуса, рухнув на свое место. Уставилась в окно на кишащий людьми автовокзал и бегло проверила время на телефоне. Десять часов утра. А, значит, часам к четырем я уже должна быть на месте.

Вставила в уши наушники, пытаясь отключиться от реальности. Сердце с грохотом колотилось в груди, и я никак не могла уговорить его замедлить свой бег. Старалась даже не думать, сколько у меня есть времени, прежде чем Кир заметит мое отсутствие. Наверняка он заглянет в мой кабинет в обед и, не обнаружив меня на рабочем месте, начнет звонить. А я до сих пор не знала, что ему сказать. 

Едва приехав на работу, я тут же направилась в кабинет к шефу и уговорила его дать мне отгул, сославшись на срочные семейные дела. После обещания выйти на работу в выходные он согласился и отпустил меня. И я исчезла из офиса, не сказав никому ни слова. Знала, что Кирилл ни за что не позволил бы мне поехать По крайней мере, одной.

На меня накатывало отвратительное ощущение дежавю. Когда-то я уже точно также сидела в автобусе, увозящем меня от Кирилла. Рыдала всю дорогу, а сидящая рядом женщина безмолвно вкладывала мне в руки бумажные платочки и пару раз осторожно гладила по руке. Я так и не сказала ей за всю дорогу ни одного слова, кроме тихого “спасибо”, когда мы, приехав, встали со своих мест. Но она и не настаивала.

Но сейчас место рядом со мной пустовало, а плакать я не собиралась. Меня душила злость, минута за минутой все сильнее затягивая удавку на шее. Я злилась на Диму за то, что оказался таким подонком, на отчима, что сломал мне жизнь, на маму, которой было все равно, на себя, что постоянно оказывалась такой слабой и беспомощной. Злилась на то, что лишилась восьми лет рядом с Кириллом, на то, что он столько времени грыз себя изнутри, считая виноватым. А я? Что сделала я? Я даже не стала бороться, просто трусливо сбежала. И не думала — каково ему было остаться жить со всем этим.

Телефон зазвонил в первом часу дня. Я испуганно дернулась и увидела на экране имя Кирилла. Все еще не знала, что ему сказать — придумывать причину, почему меня нет на работе не хотелось, да и врать тоже. Но сказать правду я пока не могла, мне нужно было выиграть хоть немного времени.

Поэтому я не взяла трубку. Просто смотрела, как он звонит раз за разом, понимая, что поступаю безумно жестоко. Даже думать не хотелось о том, какие мысли сейчас витали в его голове, потому что дышать сразу становилось больно.

После пяти входящих начали сыпаться сообщения:

Лис, где ты?

С тобой все в порядке?

Шеф сказал, ты отпросилась еще утром! Какого черта происходит, Лис? Где ты?

Ответь, пожалуйста.

Я с ума схожу от беспокойства.

Я открыла сообщения и задумалась над ответом. Нужно было что-то сказать, чтобы успокоить его, но я прекрасно знала, что он не поверит ни в одну мою отговорку. Но следующее сообщение раскололо мое сердце пополам, и глаза все-таки заволокло теплой пеленой.

Лис, если ты решила уехать, просто скажи. Я не буду вынуждать тебя вернуться, но я должен знать.

Выругавшись, я набрала его номер. Через экран ощутила его ужас, страх и боль, и мысль, что это я их причина, убивала.

— Алис! — он ответил на первом же гудке. — Где ты?! Что случилось?

— Кир, я в порядке, — как можно спокойнее произнесла я. — Пожалуйста, только не волнуйся.

— Как это вообще возможно? Мы же приехали вместе на работу, а потом ты просто исчезла. Наговорила шефу про какие-то семейные дела. Я же знаю, что это неправда. Так в чем дело?

— Ты мне доверяешь? 

— Да, но….

— Тогда, умоляю, не задавай вопросов. Я скоро вернусь, обещаю.

— Нет, Лис, так не пойдет! — Паника в его голосе все нарастала, грозя захлестнуть с головой. — Во что ты опять вляпалась?

— Ни во что, — ответила я максимально честно. Потому что в этот раз угрожали не мне, а ему.

— Ты врешь, — выдохнул он почти умоляюще. — Просто скажи, где ты.

— Скажу позже, — пообещала я. — И позвоню тоже. Пожалуйста, Кир. Я тебя люблю, правда. Но мне очень нужно, чтобы ты сейчас мне поверил.

— Лис… — он начал что-то говорить, но я быстро отключилась.

И снова входящий. А за ним еще один. Телефон разрывался, как и мое сердце, и я напечатала сообщение.

Пожалуйста. Я позвоню сразу, как только смогу. 

Он не ответил, а звонки прекратилась. Я почти беззвучно всхлипнула и с тоской подумала, что платочки мне всё-таки не помешали бы — так сильно хотелось разреветься.

А еще не покидала мысль, что, сколько бы ошибок я не совершила раньше, самую огромную я совершаю сейчас: рискую потерять Кирилла навсегда.

Что, если он больше не захочет впускать меня в свою жизнь?

***

Я вышла из такси и ещё долго сидела перед подъездом высокой многоэтажки прежде, чем войти. Ноги отказывались идти туда, откуда я совсем недавно убегала, даже не забрав свои вещи. Не прошло даже месяца — а будто бы целая жизнь пролетела. И даже я — кажется, уже совсем другая.

Оттягивать неизбежное больше не было смысла, и я, набрав полные легкие воздуха, как перед прыжком в воду, вошла в подъезд. Чистый, просторный и красивый, с отделкой из черно-белого мрамора и высоким глянцевым потолком — и так непохожий на тот, который я последние дни видела в старой пятиэтажке Кирилла, темный и с облупившейся синей краской на стенах. Но до боли в висках захотелось оказаться именно там.

Вахтёрша, старенькая Клавдия Михайловна, подслеповато прищурилась при моем появлении, а потом, узнав, расплылась в улыбке, которая сделала ее и без того морщинистое лицо, похожим на изюм.

— Алисочка! Вернулась? Хорошо отдохнула?

— Отдохнула? — нахмурилась я.

— Ну да. Дмитрий сказал, ты поехала в отпуск, родителей навестить.

— О, понятно, — я усмехнулась. У него даже не хватило духу сказать, что я от него ушла. Или он был настолько уверен, что я снова вернусь? — Я не в отпуск ездила, Клавдия Михайловна. Мы с Димой расстались, а я пришла за вещами.

Женщина поменялась в лице и запричитала, прижимая руку к сердцу:

— Да как же так? Хорошо же так жили. И пара такая красивая была. Ой, Алисочка, ты, главное, сильно не переживай…

— Все хорошо, Клавдия Михайловна, я совсем не переживаю, — я улыбнулась вахтёрше. — А вы, главное, берегите себя. И внукам привет.

Я зашла в лифт и нажала кнопку последнего этажа. Кабина быстро поехала вверх, отмеряя последние секунды до встречи с Димой. Красивая пара. Вот, что думали люди, когда видели нас вместе. И никому даже в голову не приходило, что на самом деле пряталось за блестящей оберткой. Не каждая пара счастлива по умолчанию — и среди них есть те, кто просто боится говорить о своих проблемах. Потому что осудят. Потому что не поймут. Скажут — сама виновата, видела, кого выбирала. Или тихо добавят: “Терпи, глупая. Кому ты еще будешь нужна?”

Вот только не всегда знаешь наверняка, кто скрывается за маской заботливого парня. А узнав, до последнего хочется верить — все изменится. Эти ошибки слишком дорого обходятся, но цена у каждого — своя. Моей ценой оказался тот, кого я любила больше всего на свете.

Дима открыл дверь почти сразу. И выглядел, как всегда — с легким налетом идеальности. Уложенные волосы, джинсы и футболка, которые сидели на нем так, словно их сшили специально для него, даже двухдневная щетина на щеках шла ему, добавляя мужественности и шарма. Портило картину только одно: разбитая губа и ссадины с синяками на лице, которыми его наградил Кирилл.

Я смотрела на Диму и пыталась найти внутри хотя бы отголоски тех чувств, которые я испытывала к нему. Хоть что-то. И не находила.

— Алиса, — Дима расплылся в сладкой улыбке. — Я знал, что ты сделаешь правильный выбор. Рад, что ты приехала. Но могла открыть своими ключами.

Я вздохнула и, вытащив из кармана куртки связку ключей, положила их на комод.

— Вот, возвращаю.

Дима нахмурился, и его тяжёлый взгляд пригвоздил меня к полу. Он сложил руки на груди.

— И что это значит? Ты приехала, чтобы вернуть мне ключи?

— Нет. Еще сказать в лицо, какой ты подонок. И как я жалею о каждом дне, который провела с тобой.

Его лицо потемнело от злости, и он сделал шаг в мою сторону. А я собрала в кулак всю волю, чтобы не отступить назад.

— Ты не поняла, что я говорил? Вернешься к своему дружку? Ты не успеешь даже приехать обратно в тот городишко, а он уже будет сидеть в обезьяннике. Нужные люди уже получили инструкции и только ждут моих указаний. Я уничтожу его жизнь в пару минут, — он немного помедлил, наслаждаясь сказанным. — Даю ещё один шанс передумать, Алиса. Последний. В моем раскладе выигрывают все: я получаю тебя, твой друг свободу, а ты роскошную жизнь. И я даже закрою глаза на твое временное помешательство — чего не сделаешь ради любви.

— Ты прав, — я улыбнулась. — Ради любви можно сделать многое. Ты никуда не позвонишь, Дим. Заберешь свое заявление и забудешь о нашем существовании.

— С чего это?

— Я тоже написала на тебя заявление. Ты меня изнасиловал, Дим.

— Врешь. Ты бы не стала, я тебя знаю.

— Значит, плохо знаешь.

— Ты ничего не докажешь, — прохрипел Дима, едва сдерживая ярость. Шагнул еще ближе и рывком прижал за шею к стене. — Ты же никуда не обращалась, а теперь прошло слишком много времени.

— Откуда тебе знать обращалась я или нет? — сощурилась я, не обращая внимания на его руку, сдавившую шею. Я блефовала, но все, что мне было нужно — зародить в нем зерно сомнений. — Уверен, что нет? А даже, если нет, сумеешь доказать свою невиновность? Мое слово против твоего. У меня есть свидетели, я могу пройти психологическую экспертизу. Готов к очной ставке? — я замолчала, наблюдая, как меняется выражение его лица, становясь все более ожесточенным. — Но, даже выиграй ты это дело,, подумай, как эта шумиха скажется на твоей репутации и бизнесе. А уж я позабочусь, чтобы этот скандал хорошо разгорелся — не у тебя одного есть нужные знакомые. Только представь новостные заголовки: “Дмитрий Антоненко — владелец крупной сети ресторанов обвиняется в изнасиловании”. Сможешь потом от этого отмыться?

— Ты на это не пойдешь, — прошипел Дима. — Ты станешь жертвой обсуждений наравне со мной. Готова к такой популярности?

— Мне плевать, Дим, — я рассмеялась ему в лицо. — Уже плевать. Если это цена за то, чтобы ты отстал от Кирилла, я готова ее заплатить. Я слишком долго думала о том, как буду выглядеть в глазах окружающих. И именно поэтому такие, как ты, до сих пор не сидят за решеткой, где им самое место. Но теперь мне все равно. Оказывается, есть люди, которые все равно готовы быть рядом, несмотря ни на что.

— Вот дрянь, — ядовито выплюнул Дима. С силой вжал в стену, и я разглядела в его глазах знакомый огонек. Ещё немного — и он перейдет тонкую грань, разделяющую человека и животное.

— Ну же, давай. — Я подалась вперед, не оставляя между нашими телами свободного пространства. — Тронешь хоть пальцем, и у меня появятся новые доказательства.

Он глухо зарычал и ударил кулаком в стену рядом с моей головой. Я постаралась не вздрогнуть и не дать ему понять — липкий страх всё-таки сумел пробраться внутрь и обвить толстыми жгутами позвоночник.

Дима отпустил меня и отступил на шаг. Раздосадованно хмыкнул и процедил:

— Проваливай. Ты не стоишь этого. Заявление я заберу, а ты за это будешь держать свой рот на замке.

Я кивнула, соглашаясь. И бросила ему, уже выходя из квартиры.

— Прощай, Дим.

Когда-то давно я читала истории про то, как мать поднимала автомобиль, вытаскивая из-под него своего ребенка, или, как, спасаясь от стаи собак, человек перепрыгивал через пятиметровую стену. Я ощущала себя примерно также — словно только что смогла перелезть через свою собственную стену. Страх порой толкает на глупости. Страх за любимых — на отчаянные поступки, на которые до этого ни за что бы не решился.

Я вышла на улицу и опустилась на скамейку возле дома. Несколько минут сидела, не шевелясь, а потом вытащила из кармана телефон. Набрала номер и прижала к уху в ожидании ответа, считая длинные гудки.

Один. Два. Три.

Неужели не ответит?

Гудки прервались на четвертом, и в трубке послышался напряженный голос Кирилла.

— Алиса! Я едва с ума не сошел.

— Я тебя люблю, — выпалила я.

— Я тебя тоже, — в его голосе послышались растерянные нотки, словно он ждал, что за этим признанием я скажу что-то ужасное. — Что происходит?

— Можешь, пожалуйста, приехать?