- Ты как? В порядке? - Да, хён... Я уже привык. Чонгук пытается улыбаться, но улыбка выходит кривой и фальшивой. Юнги поджимает губы и наколдовывает воду, смывая грязь с разодранных ладоней и разбитых коленей мальчишки. Внутри клокочет злость и желание отомстить, сделать больно обидчикам младшего. Палочка искрит огненными всполохами, выдавая своего хозяина с головой. У Чонгука щёки покрываются нежным румянцем, и он спешно отводит взгляд. Милый. Такой чертовски милый. Субтильный. Крошечный. Мягкий. Беззащитный. Большеглазый крольчонок. Юнги переводит взгляд с лица младшего на его серебристо-изумрудный галстук и в который раз задаётся вопросом, как и почему Чон Чонгук оказался в своё время на Слизерине. На факультете, где ему не место. Только не этому солнечному открытому добродушному мальчишке. Только не среди закоренелых снобов, эгоистов, хвастунов и лицемеров, что никогда не протянут руку помощи. - Ты опять не скажешь мне, кто это был? - Тебе не нужно волноваться об этом, Юнги-хён. Значит, напали скопом, и лиц Чонгук просто не разглядел. Будь иначе, ответ и реакция были бы совсем другими. Чонгук не назвал бы имён, но Юнги всё равно смог бы рано или поздно вычислить обидчиков. Сейчас не так, и это причиняет старшему боль. Бушующие внутри эмоции уже не пугают, давно стали привычными. Когда-то Юнги задумывался о том, что это ему нужно было оказаться в Слизерине с его-то жаждой крови, расправы и мести. С его желанием сжечь в адском пламени всех, кто смеет даже просто косо смотреть на Чонгука. Сейчас он понимает, что на Гриффиндор его распределили всё-таки не зря. Бесконечная жажда справедливости и праведный гнев душат и мешают дышать. Юнги может понять вражду факультетов, поддерживаемую местными, но с первого курса и по сегодняшний седьмой никак не может понять враждебное отношение факультетов, касающееся интернациональных классов. Интернациональные классы Хогвартса принимают к себе студентов со всего мира, но точно так же существуют внутри своих факультетов. Распределяющая Шляпа проводит отдельное распределение учеников из других стран, которые попадают в интернациональные классы, внутри которых кого только нет. В гриффиндорском интернациональном классе Юнги как минимум четверо французов, от вычурного лепета которых у него постоянно болит голова. Языковое заклинание - первое, чему учат всех первокурсников, чтобы те понимали речь друг друга и окружающих их англичан, однако Юнги не любит пользоваться им вне учебных классов или библиотеки. Абстрагироваться от окружающего мира для него слаще всего, ведь Мин никогда не желал учиться в Хогвартсе. В Корее есть своя магическая школа, но родители узнали о каких-то там дальних родственниках с их наследством, и вот итог. Юнги оказался в школе, полной самых отвратительных личностей, только и знающих, что кичиться своим происхождением, особняками и количеством денег. Почему-то никто из этих сопливых детей и подростков не задумывается о том, что имеющееся у их семей положение не их заслуга, а заслуга их предков. Уж точно не этим соплякам, не умеющим зажечь банальный люмос, задирать носы и смотреть на остальных свысока. «Хорошо, что не все здесь такие», - думает Юнги и достаёт из кармана шоколад, протягивая младшему. Чонгук совсем не такой. Чонгук тоже родом из Кореи и оказался в Хогвартсе по прихоти родителей. Ему бы в Пуффендуй или Когтевран, но мальчишка умудрился угодить в интернациональный класс Слизерина, и в его жизни всё пошло наперекосяк с первого же курса. Юнги помнит их первую встречу. Чонгук заплутал в лабиринте коридоров в поисках библиотеки и осмелился подойти к группе гриффиндорцев, чтобы спросить дорогу. Ему не повезло, потому что он наткнулся на Вильтона Мора и его прихвостней. Чистокровный едва ли не в сотом поколении, заносчивый, наглый, грубый и хамоватый, Вильтон учился на шестом курсе Гриффиндора и отчего-то считал себя королём с голубой кровью. Когда Юнги, идущий мимо и увидевший, как Мор с полным презрения «мерзкий змеёныш, знай своё место» толкнул Чонгука, из-за чего тот упал, сильно ударившись лбом о каменный подоконник, разбил ему с громким хрустом нос, кровища, хлынувшая на губы и подбородок завопившего ублюдка, отчего-то была самого обычного привычного всем красного цвета. - Никогда не приближайся к гриффиндорцам. В Хогвартсе могут что угодно говорить про «благородный» факультет, но хуже их нет, - сказал Юнги Чонгуку и ушёл, оставив перепуганного мальчишку с разбитым лбом и покрасневшими от едва сдерживаемых слёз глазами возле больничного крыла. Послушался или нет его Чонгук, сложно сказать. С одной стороны, первогодка никогда больше не подходил к гриффиндорцам, к каким курсам те бы ни относились. С другой, маленький слизеринец начал постоянно таскаться за Юнги, который тоже носил на шее ало-золотой шарф. Крошечный робкий первогодка с кроличьей улыбкой и угрюмый мрачный четверокурсник. Они представляли собой странное зрелище, блуждая вместе по коридорам или сидя бок о бок в библиотеке. Юнги просто не смог отказаться от общества этого потерянного одинокого воробушка, один вид которого пробуждал в нём желание присмотреть и позаботиться. Разумеется, их донимали. Чонгука на его факультете тогда ещё особо не трогали, а вот Юнги не раз и не два сталкивался с Вильтоном и его прихвостнями из-за того, что связался со слизеринцем, пусть и совсем ребёнком. Отвязаться от пустоголового идиота никак не получалось. Юнги не раз опускал его словесно. Не раз и не два дрался с ним, заработав звание плебея, ведь кто в школе магии дерётся кулаками? После этого Мин несколько раз участвовал в дуэлях, выходя из них победителем под скрежет зубов униженного старшекурсника, который горазд был только задирать всех и кичиться своим происхождением и знатной мамашей. Под конец на Гриффиндоре над Мором уже начали подшучивать за спиной и открыто, ведь даже свои недоумевали, как можно быть настолько сволочным, чтобы третировать маленьких детей, и настолько жалким, чтобы проигрывать раз за разом младшекурснику. Когда Мор выпустился, Юнги вздохнул с облегчением, но затишье длилось недолго. У Вильтона были прихвостни с младших курсов и не только с Гриффиндора, которые продолжили его дело. Только теперь начал страдать от этих идиотов не только Юнги. Теперь начало доставаться и Чонгуку. - Куки, ты ведь уже на четвёртом курсе, верно? Ты должен был давно научиться давать отпор своим обидчикам, - замечает Юнги, когда Чонгук сминает половину шоколадки и вытирает перепачканные уголки губ. - Я могу дать отпор, - жарко возражает Чонгук, но тут же притихает и тупит взгляд. - Просто я не хочу уподобляться им. Не хочу никому делать больно. Моя магия нестабильна. В Мунго после обследования сказали, что это из-за нагрузки и стресса. Что это не редкость для учеников интернациональных классов. Но, хён... Хён, я позавчера пытался призвать метлу. Просто призвать её. И едва сумел увернуться. Она влетела в стену с такой силой, что разлетелась в щепки. Метла с целым комплексом защитных чар на ней. А на прошлой неделе я возвращался из библиотеки и зажёг люмос, потому что ничего не видел в полутьме коридора. Свет вспыхнул так ярко, что я чуть не ослеп. Осветило весь коридор от библиотеки до главной лестницы. Что, если я применю заклинание к своим противникам, я серьёзно наврежу им? Даже простой экспеллиармус может выйти такой силы, что человек отлетит в стену и пробьёт себе голову или сломает позвоночник. Я не хочу стать убийцей. У Чонгука дрожит голос и пальцы рук. Юнги тут же берёт его ледяные ладони в свои и сжимает, растирая большими пальцами по центру. Из-за этого слизеринец привычно смущается и смотрит из-под ресниц. Юнги не может насмотреться на раскрасневшегося мальчишку. Чонгук самый обычный, если задуматься. Самый обычный мальчишка. Самый обычный кореец. Самый обычный маг. Самый обычный человек. Но рядом с ним Юнги чувствует себя так, будто вот-вот откроет какую-то тайну. Будто вот-вот прикоснётся к чему-то сокровенному, познает какой-то сакральный мир бытия. Француженка Элин, с которой они вместе ходят на нумерологию, как-то спросила, отчего Юнги так носится с Чонгуком и в ответ на его сумбурный неловкий ответ о защите и опеке заявила, что все его отговорки выглядят так, будто Мин в мальчишку влюблён. Юнги тогда уставился на неё широко распахнутыми глазами, а после громко фыркнул, закатил глаза и сказал что-то вроде «да-да, конечно». Это было сарказмом, насмешкой. К тому же, Чонгук тогда был совсем ребёнком. Однако сейчас слова Элин уже не кажутся такой уж нелепостью. Пусть Чонгуку всего четырнадцать, и Мин уж точно не думает ни о чём таком, его всё равно тянет к этому неуклюжему наивному слизеринцу. Юнги невольно вспоминает, что это его последний год в Хогвартсе, и сердце обрывается, ухает в бездонную бездну. - Ты всё равно не должен оставлять их безнаказанными, - серьёзно заявляет Юнги и отпускает руки Чонгука, вместо этого касаясь его пухлой щеки с недавно появившимся там шрамом. - Преподаватели в курсе твоей проблемы, так что нам нужно отталкиваться от этого. Не можешь атаковать, тогда просто защищайся. Раз твоя сила выходит из-под контроля, то нужно выучить заклинания барьеров. Если кто-то и пострадает, тебя не в чем будет обвинить. Ты не нападал, а защищался. Не твоя вина, что чьи-то заклинания отскочили от щитов и угодили в своих же отправителей. Ты не груша для битья, Чонгук-а, а для меня это последний год. Я не хочу выпускаться с тяжёлым сердцем и мрачными мыслями о том, что без меня над тобой тут ещё три года будут измываться, пользуясь твоей нестабильной магией, совестью и добрым сердцем, не позволяющим причинять вред другим. - Я... Я думал об этом, - признаётся Чонгук и обхватывает запястье Юнги, отводя его руку от своего пылающего из-за смущения лица. - Ты... Ты поможешь мне, хён? Я боюсь использовать магию в одиночестве. Вдруг я наврежу самому себе? Юнги на мгновение замирает, хмурится, а после качает головой и тянет младшего на себя. Сидеть на каменном ледяном полу не так уж удобно и полезно для здоровья, но зато в этом тёмном закутке, возле которого Юнги в очередной раз нашёл избитого Чонгука с порванными в районе колен брюками и кровью на саднящих ладонях, вряд ли кто-то появится в ближайшее время. Чонгук в его объятиях замирает и даже задерживает дыхание. Когда гриффиндорец притягивает парня к себе на грудь спиной, Чон выглядит так, будто вот-вот обратится горсткой пепла. Факелы освещают это место недостаточно хорошо, как и весь древний замок, если задуматься, но Мин всё равно видит, как у слизеринца краснеют уши. Из-за этого в груди разливается тепло и нежность. Юнги никогда не был особо чувствительным человеком, ярко выражающим эмоции, однако Элин попала в точку, когда заметила, что в обществе Чонгука он очень сильно меняется. Вероятно, потому что Чонгуку Юнги не боится открыться, как и этот робкий мальчишка с кроличьей улыбкой доверяет ему. - Ты не должен бояться своей магии, Чонгук-а. Магия - часть тебя, как и руки, ноги, нос или уши. Ты ведь не боишься своих ушей или ног? - слегка насмешливо, чтобы сбавить градус напряжения, интересуется Юнги, и Чонгук тут же фыркает и встряхивает отросшей чёлкой, лезущей в глаза. - Глупости, хён. Это совсем другое. Ноги или уши вряд ли навредят мне. - Магия тоже не навредит тебе, - обрывает Юнги и достаёт из кармана мантии младшего волшебную палочку, впихивая её в дрогнувшие пальцы хозяина. - Магия реагирует на твоё состояние и стремится защитить тебя. Из-за волнения или страха ты теряешь над ней контроль, но это не значит, что твоя магия вдруг превратится в адское пламя и сожрёт всё вокруг и тебя в том числе, если ты будешь пользоваться ею даже в нестабильном состоянии. Давай. Повторяй за мной: mille nitent alis. - Не надо, хён, - жалобно хнычет Чонгук и дёргает удерживаемой за запястье рукой с палочкой. - Что это за заклинание? Это может быть опасно. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал от моей магии. - Я не пострадаю. И ты не пострадаешь. Давай же, Чонгук-а. Ты должен использовать свою магию и увидеть, какой удивительной она на самом деле является. Это тебе не люмос или агуаменти, пусть с последним ты можешь сейчас устроить целый водопад, который затопит весь этаж. Ты ведь веришь своему хёну, Куки? Юнги знает, что использует запрещённый приём, но иначе ситуацию никак не исправить. Магу нельзя бояться своей магии, иначе это плохо закончится. Чонгук ещё совсем мальчишка и не понимает этого до конца, но Юнги как-то наткнулся на книгу о магии и последствиях отречения от неё. Лучше умереть, в самом деле. И сейчас Чонгук рискует своей собственной природой, опасаясь того, что есть часть его. Прекрасная и необъятная, необъяснимая часть, дарующая неповторимую особенность. Поэтому Юнги зарывается пальцами в волосы Чонгука и поскрёбывает кожу на затылке. Поэтому зовёт мягко и нежно «Куки», из-за чего щёки мальчишки тут же вспыхивают. Поэтому крепко приобнимает за плечи, продолжая второй рукой крепко удерживать запястье слизеринца. - Mille nitent alis, - напоминает он. - Mille nitent alis, - повторяет вслед за ним Чонгук. Голос его дрожащий и неуверенный. С таким заклинания обычно не получаются, но кончик палочки мальчишки ярко вспыхивает, и уже через секунду Чонгук широко распахивает свои оленьи наивные глаза с громким полным восхищения вздохом. В воздухе появляется множество эфемерных светящихся бабочек, сотканных магией. Ярко-синие, голубые, изумрудные и серебристые, они ярким всполохом наполняют узкий коридор, освещая его серебристым сиянием. - Хён! Хён, это потрясающе! - восторженно вскрикивает Чонгук и резко оборачивается, одаряя Юнги широкой улыбкой. - Да, Куки. Это потрясающе, - отвечает Юнги и тоже улыбается, переводя взгляд со счастливого лица младшего на порхающих вокруг бабочек, оставляющих за собой следы из серебряных искр. - И это всё - твоя магия, Чонгук-а. Невероятная, сильная, красивая магия, что таится внутри тебя. Такая же завораживающая, как и ты. Краснеть сильнее уже просто некуда, но Чонгук как-то умудряется. Щёки его становятся совсем пунцовыми, и Юнги негромко беззлобно посмеивается над ним, щипая мягкую горячую щёчку, из-за чего Чонгук тут же начинает щенячью возню в попытках выбраться из его рук. Не сразу, но Мин отпускает слизеринца и сам поднимает с пола. Задница занемела и замёрзла из-за сидения на камнях, но это такие мелочи, ведь наградой за временное неудобство служит счастливая улыбка Чонгука и вновь засветившиеся, заискрившиеся глаза младшего, что больше не выглядит забито и запуганно. - А ты тоже так умеешь, хён? - спрашивает Чонгук, когда они неторопливо бредут к развилке возле главной лестницы, где их пути разойдутся. - Тоже можешь создавать так много бабочек? - Конечно. Только они другого цвета. Золотые и алые, - отзывается Юнги и щёлкает младшего по носу раньше, чем тот успевает задать следующий вопрос. - И да, я покажу тебе их. Но только после того, как ты выучишь щитовые чары и защитные заклинания, чтобы обезопасить себя от нападок. - Это нечестно! - Будет тебе стимул усердно заниматься. Чонгук дует губы и скрещивает руки на груди. Впрочем, долго он обижаться не в силах и уже через минуту вновь широко улыбается. Вскоре они добираются до развилки, и Чон уходит в сторону подземелий, взмахнув на прощание рукой. Юнги провожает его взглядом, цепляясь в последний раз за серебристо-изумрудный взвившийся в воздухе шарф, и облегчённо выдыхает, впервые за последний месяц ощущая спокойствие за Чонгука. - Просто не забывай, как выглядит твоя магия, - шепчет он вслед мальчишке. - Ты намного лучше их. Ты намного чище их. Твоя магия невероятная, Чонгук-а. Однажды ты это поймёшь. Поправив собственный шарф, сияющий в свете факелов алым и золотым, Юнги направляется в сторону гриффиндорской башни. На душе наконец-то стало легко. Скорый выпуск больше не пугает. Пусть Юнги какое-то время не сможет приглядывать за Чонгуком, оставив его в Хогвартсе в одиночестве, но перед своим уходом он сделает всё, чтобы обезопасить мальчишку от всех возможных неприятностей.

***

- Где он?- Целитель Мин? Что вы здесь...- Где?!Помощница дежурного целителя вздрагивает и дрожащим голосом называет номер палаты. Юнги, что должен находиться дома в долгожданный выходной, на бегу накидывает на плечи лимонного цвета халат, взлетает на пятый этаж и диким ветром проносится по длинному коридору. Ему даже не пришлось называть имя того, по чью душу он явился. Его отношения с одним молодым аврором, вечно лезущим в самое пекло, за последние шесть лет стали легендой в Больнице Святого Мунго.Когда Мин собирался обучаться на целителя, то просто хотел заниматься чем-то полезным, и неважно, кого именно ему придётся лечить. Благодаря своим мозгам и использованию их по делу Юнги смог хорошо выучиться, получить достойную практику и достаточно быстро подняться по карьерной лестнице. Его распределили на пятый этаж Мунго на работу с недугами от самых разных проклятий, куда частенько попадали и молодые, и бывалые авроры после особенно сложных или заковыристых рейдов, однако только один из них будто решил прописаться в этой чёртовой больнице на постоянной основе, явно задавшись целью истрепать Юнги все нервы.- Чон Чонгук! - рычит Юнги и врывается в палату.- Хён!Чонгук широко улыбается и машет ему забинтованными ладонями. И забинтованы у мальчишки не только ладони. Перед Юнги на больничной койке сидит высокая широкоплечая мумия. Со времён Хогвартса Чонгук достаточно сильно изменился внешне. Он набрал в росте, перегнав Юнги на целую голову. В школе авроров обзавёлся крепкими мышцами и тренированным телом, которое больше не выглядит так, что дунет ветер и унесёт. Единственное, что не поменялось в этом ставшем несколько самоуверенном после всех случившихся с ним возрастных и не только изменений мальчишке, это огромные оленьи наивные глаза и невероятно очаровательная кроличья улыбка. Впрочем, в текущей ситуации это никоим образом мужчину не смягчает. Подлетев к койке, Юнги с угрожающим видом нависает над сжавшимся аврором и шипит так, что змеи бы позавидовали.- Не смейте мне тут хёнкать, аврор Чон! Я уже прочитал отчёт о ваших проделках! Чем вы думали, когда бросались в пламя? Чем вы думали, когда рисковали своей шкурой, бросаясь в огонь, вызванный магией? А если бы это была тёмная магия? А если бы это был аналог адского пламени? Только месяц назад вас выписали, с трудом нейтрализовав проклятье, полученное вами из-за любви хватать всё, что надо и не надо, голыми руками. И снова вы здесь!- Всё не так, хён! - жалобно хнычет Чонгук, и глаза его становятся ещё больше, если это вообще возможно, что явно нацелено на вызывание жалости. - Просто в нашем отделе опять было перераспределение. Ты же знаешь, нам постоянно меняют состав, чтобы понять, какая комбинация самая выигрышная. Я не виноват, что в доме оказался ребёнок, а никто из этих чёртовых гриффов не хотел лезть в огонь! Именно потому, что тот был неизвестного происхождения, никто не хотел рисковать своей шкурой!- И ты полез в огонь вместо них!- Это лучше, чем трусливо мяться в стороне, предпринимая жалкие попытки потушить огонь агуаменти, пока в доме заживо сгорает ребёнок!Юнги отшатывается, когда Чонгук неожиданно повышает на него голос и срывается на рычание. Чон тут же приходит в себя и опускает виноватый взгляд на свои руки. Мин шумно выдыхает, растирая переносицу, а после садится на край больничной койки и опускает ладонь на забинтованные пальцы младшего. Тот выглядит жутко из-за обилия бинтов, но Юнги знает, что это лишь из-за хаотичности полученных ожогов, которых не так уж и много из-за первоклассных защитных чар мальчишки, разученных когда-то ещё в Хогвартсе под его личным контролем.- Прости. Я не должен был срываться на тебя, - мягко говорит Юнги и поглаживает младшего по запястью. - Я просто очень сильно волновался за тебя. Ты ведь слизеринец, Чонгук-а. Ну почему, почему ты такой безрассудный? Есть десятки способов вытащить кого-то из горящего дома без проникновения в него. У тебя такая сильная магия. Всегда была. Ещё до того, как она начала перестраиваться у тебя на четвёртом курсе. Неужели ты не можешь выучить ещё пару-тройку полезных заклинаний? Что будет, если кого-то нужно будет спасать из затопленного дома? Разденешься до трусов и нырнёшь в неизвестность? Глупый ребёнок, у меня из-за тебя седина раньше времени появится!Чонгук ничего не отвечает. Только улыбается виновато, морщит нос и придвигается ближе, утыкаясь лбом в плечо. Обняв его и оставив поцелуй за ухом, Юнги уже продумывает план мести чёртовым гриффиндорцам. Он прекрасно знает, кто был в отряде с Чонгуком. Каждый раз, когда именно эти четверо в одной команде с Чоном, тот влипает в неприятности. Мин ещё устроит этим ублюдкам сладкую жизнь. Вылетят из аврората, не успев моргнуть. Хорошо, что когда-то Юнги лечил самого Гарда Хельмана, главу всего аврората. Заклятие было заковыристое и мучительное, взялся за названный остальными безнадёжным случай один только Мин Юнги и он справился. Вытащил мужчину с того света, за что Хельман проникся к нему глубоким уважением, как к целителю и как к человеку, сумевшему взять на себя такую ответственность.- Покажи бабочек, хён, - просит едва слышно Чонгук и тычется носом ему под подбородок, пытаясь скрыть покрасневшие щёки. - Твои бабочки успокаивают.- Никаких бабочек, паршивец, пока не выпишешься отсюда, - ворчит Юнги.И сдаётся, когда Чонгук использует на нём свои глазища и надутые губы. И это взрослый молодой мужчина, выпускник Слизерина и самый смелый и подающий надежды начинающий аврор? Юнги отказывается признаваться даже самому себе, что этот засранец вьёт из него верёвки, но всё-таки произносит заклинание, которое когда-то давно показал Чонгуку, чтобы примирить того с собственной напугавшей магией. Сотни бабочек наполняют помещение. Алые и золотые крылья оставляют за собой сияющие следы, и Юнги тонет в сверкающих глазах восторженно вздохнувшего Чонгука, чайная радужка глаз которого отражает цветные всполохи, завораживая и чаруя.«Ты намного лучше их. Ты чище их. Твоя магия невероятная, Чонгук-а. Однажды ты это поймёшь», - всплывают из глубин памяти собственные слова, сказанные когда-то едва слышно в спину Чонгука.Что ж, это действительно так, и Чонгук, вероятно, уже осознал это. Не мог не осознать, работая в одной команде с выпускниками Гриффиндора, готовыми спасать свои задницы, но не готовыми спасать задницы людей. Не все они такие, разумеется, но большинство этих идиотов с радостью сидело бы в роскошных особняках родителей, прожигая их деньги. Чонгук не такой. Совсем не такой. Его магия невероятно сильна, а чувство ответственности почти гипертрофировано, и Юнги знает, что этот мальчишка убьёт ему ещё множество нервных клеток, рискуя своей жизнью во имя спасения чужих. Мысли эти отдают горечью, глубоким страхом однажды потерять этого «неправильного» слизеринца с солнечной улыбкой, но Юнги отгоняет их прочь. Нет смысла думать о плохом, когда Чонгук наконец-то вновь рядом, в безопасности, и огоньки тысячи светящихся бабочек отражаются в его глазах неизвестными миру созвездиями.- Просто береги себя, - едва слышно просит он, прижимаясь лбом ко лбу младшего.Чонгук алеет щеками, смотрит привычно смущённо из-под трепещущих ресниц, но обнимает за шею и льнёт ближе, довольно выдыхая.- Обещаю, - шепчет так же едва слышно, задевая чужие губы своими перед тем, как легко и совсем невинно поцеловать.Всё тот же вечно смущающийся робкий слизеринец в глубине души. Юнги обнимает его крепче, ощущая бесконечную нежность, разливающуюся в груди, и даёт себе слово, что всегда будет рядом с этим мальчишкой. Всегда будет оберегать его. Всегда будет на страже его жизни.«А если зарвётся - выпорю», - мрачно обещает себе мужчина.И уже сам целует Чонгука, когда бабочка садится тому на нос, и мальчишка звонко смеётся.

|End|