* * *

Мы ждали Гука у машины: он задерживался. Позвонил, сообщил, что все в порядке, что будет через пару минут.

Осталась позади чужая шумная вечеринка; на город пали сумерки. Хорошо, что бриз теплый.

Я стояла, опершись на «Барион» спиной; Тэхен близко, как часовой. Его ладонь ‒ на крыше машины; близость между нами такая, что у тел смешиваются запахи. Я все гадала, когда он заговорит о «дурацкой» просьбе: сейчас, позже? Его взгляд зеркальный – не разобрать, какие чувства за радужкой, выражение лица загадочное.

‒ Я хочу тебя кое о чем попросить, Нинни.

‒ О чем?

Значит, сейчас.

Металл у машины гладкий, теплый; и вечер такой, какой случался в далекие годы. В те, когда на душе легко, когда жизнь интересная и интригующая, когда каждый поворот ждешь с предвкушением.

‒ О доверии.

Доверие. Хрупкая субстанция. Я думала об этом не так давно: о том, что ему, как некрепкому цветку, нужно помогать, поливая, удобряя. Его, доверие, нужно постоянно выбирать, оно не рождается и не закрепляется само. Доверию нужны слова, действия, доказательства, ему нужна очень правильная почва.

‒ С этим… сложно, ‒ не стала обманывать я. – Тем более, когда речь о тотальном доверии тебе. Подчинении, ведь так?

‒ Подчинении, – Тэхен усмехнулся. Усмешка вышла мягкой, философской. – У слова «подчинение» есть верная составляющая, да, но все же не очень верный окрас. И потому я бы все же использовал слово «доверие», оно точнее.

Он помолчал. Спросил через мгновение:

‒ И что такого присутствует именно «во мне», раз ты акцентировала этот оборот?

‒ Непредсказуемость.

‒ Непредсказуемость – это прекрасно, когда ты веришь и знаешь о том, что все, что я делаю, я делаю для тебя, ради тебя. Ради нас.

Мне пришлось втянуть носом воздух – очень правильные слова. Некоторые воистину разыгрывают ими гениальные партии, как Тэхен сейчас.

Из темноты вынырнул Гук, приблизился к машине быстрым шагом. Заметил, как по-менторски стоит рядом со мной Тэхен, поинтересовался, после того как коснулся губами моей щеки. После того как меня накрыло и его запахом тоже.

‒ Ты опять прессуешь нашу девушку?

«Когда я успела так привыкнуть к их запахам? Запахам их обоих?»

Риторический вопрос. Просто успела. «Наша девушка» легло на душу, как касание мягкого перышка – легко, приятно.

‒ Я почти не прессую. К тому же Нинни сегодня проштрафилась на вечеринке и задолжала мне желание.

‒ Вот как? Не проси у нее невозможного.

‒ Буду просить исключительно возможное.

Тэхен всегда остр в своем сарказме, как блюдо карийской кухни, – повара этого острова даже сырники не могли испечь без того, чтобы пламя изо рта не вырвалось.

‒ Хорошо, – Чонгук просканировал внимательным взглядом выражения наших лиц, убедился, что все в порядке, достал из кармана флэшку. ‒ Я кое-что нашел: даже больше, чем намеревался. И надо бы это передать в отдел сейчас, так что ехать домой пока не могу. Еще занят.

‒ Сколько тебе потребуется времени?

Мне нравилось ощущать тепло его тела рядом, его константу-составляющую «стабильность».

‒ Минут сорок-пятьдесят.

‒ Без проблем, ‒ Тэхен этому нисколько не расстроился. – Мы с Нинни пока погуляем, покатаемся. Вернемся сюда, когда позвонишь, подхватим тебя.

‒ Погуляйте. – Чонгук наклонился ко мне, шепнул на ухо. – Позвони мне, если этот парень станет совсем несносным. Номер знаешь.

Я улыбнулась. Конечно, позвоню. Если вовремя вспомню «стоп-слово», чтобы после этого убедиться в том, что Чон, вероятно, играет вовсе не в моей команде.

В ответ лишь кивнула. И моей щеки опять невесомо коснулись губы Чонгука. Я обожала его, обожала их обоих. Хотя, прогулка с Тэхеном – все равно, что хождение по канату без страховки. Надо однажды привыкнуть и к этому. Возможно, сейчас самое время.

Гук бесшумно скрылся в темноте: отправился кому-то передавать флэшку.

‒ Так на чем мы с тобой остановились? – Тэхен был мягок, как кот. Кот, который при желании поймает любую мышь, задушит змею и при желании установит правила на районе. И при этом даже не запыхается.

‒ На непредсказуемости, ‒ напомнила я невинно.

‒ На непредсказуемости, ‒ повторил мой «учитель». И улыбнулся.

(Rael Jones – Pleasure Gardens)

… ‒ ты всегда хочешь воспитывать меня! – Возмущалась я парой минут позже, когда беседа слово за слово перетекла на часто встающую между нами тему. – А этот процесс никто не любит. Он болезненный.

‒ Глупая. И скажи, почему ты решила, что «воспитание» ‒ это всегда процесс физический? И почему «болезненный»? Воспитание в моем понимании – это углубление образовавшейся между нами связи.

‒ В постели?

‒ Кто из нас постоянно переводит тему на постель? Большая его часть происходит вот тут, ‒ Тэхен постучал себя по лбу, – в голове. Ты думаешь, «доминирование» ‒ это причинение кому-то боли ради усмирения внутренних демонов путем унижения другого человека?

‒ А разве нет?

Наверное, он хотел снова повторить «глупая», но не стал.

‒ «Доминирование» ‒ это то, что позволяет тебе прочувствовать дополнительные грани наслаждения между партнерами. Да, иногда острые, иногда чрезвычайно чувствительные, те, которые ты не найдешь при классическом контакте умов и характеров. Это гурманство, это дополнительные оттенки, специи. И именно поэтому здесь чрезвычайно важно доверие. Полное, тотальное. Даже тогда, когда тебе кажется, что доверять ты не хочешь и попросту не можешь. Это расслабленность.

‒ А такая расслабленность возможна?

Тема, которую он поднял, была мне интересна, как интересны были взгляды и мысли Кима. Значит, не «подчинить»? Лишь показать новые оттенки вкусов? Кого-то другого я бы на эту тему даже слушать не стала. Показала бы средний палец, хлопнула дверью и была такова. Но такой человек, как Тэхен, мне так думалось, встречался, может, раз в жизни. Настолько сложный, настолько многослойный и глубокий. С ним действительно можно было познать нечто совершенно другое, и это другое манило. Неизведанностью, распущенностью, теми самыми гранями.

‒ Расслабиться – это выбор.

‒ Если… у меня получится…

‒ У тебя получится. Со временем.

Время. Которого у меня, может быть, нет. Мне до зубной боли надоело это воображаемое ограничение в семь дней. Прояснить бы уже, что случится дальше, когда они истекут.

Не дождавшись от меня продолжения, Тэхен улыбнулся. Сейчас его лицо находилось очень близко к моему, и я чувствовала то же, что и всегда рядом с этими мужчинами – сексуальную готовность. С ними невозможно было ее не ощущать.

‒ Когда это случится, ‒ его губы почти касались моей щеки, ‒ в тебя начнет вливаться никогда не испытываемое ранее наслаждение. От близости, от хождения по острию. Ты увидишь, в каком объеме удовольствия отказывала себе раньше. И уже не захочешь от него отказываться.

‒ У меня провода с него не перегорят?

Тэхен улыбался красиво.

‒ Такие пики эйфории не для всех, я согласен, но ты выдержишь. Скажу больше, ты к этому привыкнешь, сама будешь этого желать.

Откуда он мог знать? Или мог? Я сама до сих пор не знала, чего именно желаю, но любопытство во мне, конечно, присутствовало.

‒ Значит, доверие…

Из галереи, которую мы покинули некоторое время назад, продолжали доноситься звуки музыки.

‒ Да.

‒ И сразу начнется гурманство?

‒ Сразу? – Его вкрадчивый тон одновременно возбуждал и ерошил мою невидимую шерсть. – Как ты думаешь, если положить все специи в одно блюдо, ты их различишь? Если смешать все вкусы разом. Сможешь выделить один?

‒ Вероятно, нет.

‒ Ответ правильный. И потому я начну проводить тебя по этапам удовольствия постепенно, разграничивая вкусы. Чтобы ты научилась их различать.

Он говорил то, что меня влекло на уровне инстинктов. А еще я понимала, что подобный опыт могу пройти только с ним ‒ с Тэхеном. Конечно, отказаться всегда проще, струсить, сообщить «мне это не нужно», спрятать голову в песок. Но не буду ли я потом невольно искать в других парнях подобные качества, подобную остроту эмоций? К тому же у меня всегда есть «успокаивающий» Гук – плавучая платформа под ногами, которой не страшны штормы. И потому в волны можно прыгать, в них можно нырять с головой. После выныривать, отплевываться, выбираться на спокойный берег.

Внутри меня постепенно формировался ответ – «да, я этого хочу». Хочу того, что Тэхен мне предлагает. Если для этого требуется доверие, я осознанно выберу доверять. Никогда раньше так не делала, но без риска не выступают из круга комфорта, а в этом круге я провела большую часть жизни. И проведу оставшуюся, если стушуюсь.

Он стоял слишком близко. Не касался меня, но я продолжала возбуждаться.

Тэхен сместился, встал напротив меня, положил обе руки на крышу машины по сторонам от моих плеч, запер меня.

‒ Смотри на меня.

Я знала, что это означает. Его прямой взгляд выдерживать практически невозможно, я поняла это сразу, когда в том лифте впервые взглянула ему в лицо. Этот взгляд проникнет очень глубоко, он займет собой все, он заставит захотеть ощутить бессилие, сделает его очередным «вкусом», который ты сам пожелаешь распробовать.

И да, я все-таки посмотрела ему в глаза, зная, чем это чревато. В который раз ощутила, как глубок Тэхен. Он утопит меня в своем омуте, в своих штормах. Такому, как он, мало обычного секса ‒ ему нужны разряды в двести двадцать, ему нужны чрезвычайные крайности, он в них «как дома». Вопрос лишь в том, соглашусь ли их прочувствовать на себе я?

«Доверие» ‒ говорили эти глаза. Или «да», или «нет».

Как просто сказать «нет». Объяснить это логически себе и ему, найти тысячу оправданий.

Но мне хочется ступить в незнакомые воды, у меня практически ломка от жажды до незнакомых ощущений.

‒ Да, ‒ ответила я до того, как успела дать волю прагматизму и логике. Потому что в его глазах было еще кое-что – обещание того, что он не даст утонуть, что он мир наизнанку вывернет за меня.

‒ Что… «да»? – вкрадчиво.

‒ Да. Я хочу с тобой… это испытать. И я согласна на доверие.

‒ У-у-у, ‒ потянул он медленно, как человек, которому пообещали нечто ценное, очень желанное. – Хорошо понимаешь, насколько сладкой тряпкой сейчас машешь перед моим носом?

‒ Ты… невыносим.

Он всегда будет тестировать мои нервы, будет трепать их до клочьев. А после ‒ сам же собирать в целостную ткань. Уже, возможно, с другим рисунком.

‒ Я выносим. Для тебя. Ты увидишь. Но непредсказуем, ты права.

‒ И это убивает.

‒ Просто верь мне, ‒ шепот и поцелуй в уголок рта. Черт, сейчас бы мне хватило обычного секса.

‒ Я не знаю, на что ты способен.

‒ Я? – он улыбался, как дьявол. – Я способен на всё.

Наверное, не стоило спрашивать, но я все же спросила:

‒ Например?

Прежде чем нырять в ледяную воду, ты зачем-то спрашиваешь окружающих: «Сильно холодная?» Для чего? Если все равно нырять. Но Тэхен не собирался меня остужать ‒ как выяснилось, он собирался меня «нагревать».

‒ Например, я мог бы взять тебя на прогулку… – Шепот мне в ухо. – Просто рука в руке, близость душ, близость тел. А после случайно затянуть в Гаггийскую церковь на мессу.

‒ Зачем?

‒ Молчи. – Он снова был тем, кто одним словом парализовал в голове центр сопротивления. – Представь: множество прихожан, целая толпа. Мы затесались бы в их ряды, и я дал бы тебе в руки псалом, попросил бы его читать. Быть послушной, быть как все…

«Я не умею их читать …»

Мои губы, несмотря на желание сказать это вслух, не разомкнулись – Тэхен уже начал свое гипнотическое воздействие здесь, сейчас, и ему для этого не нужен был храм. Тихие слова, сказанные жарким хриплым тоном, отлично погружали в атмосферу.

‒ … Когда людей много, когда они заняты, то ничего не замечают вокруг. И да, ты, повинуясь моему приказу, открывала бы рот, силилась разбирать священное писание. А я в это время, прижимаясь к тебе сзади, отыскал бы твои трусики под подолом платья. Осторожно запустил бы в них руку…

Я почему-то чувствовала то, что он говорит, как наяву. Его налитой пах, упирающийся в тонкую ткань платья поверх моих ягодиц, взгляд Тэхена на чинного Архитепа (*местного священнослужителя) поверх моего плеча, рассматривающего толпу прихожан. Ощущала даже жар пальцев, ласкающих запретное место в стенах, где это не просто не допускалось, а порицалось. И нельзя издать ни звука, ни ползвука, лишь притворяться поющей, прикидываться чинной. Выглядеть ей, невзирая на пылающие щеки.

‒ Мои пальцы так же хороши, как мой язык, поверь мне. И я ласкал бы ими скользкую тебя осторожно, очень качественно. И ты права, стонать нельзя, выдавать себя нельзя.

Пауза, позволяющая мне прочувствовать атмосферу. Вокруг меня витал запах благовоний и свечного парафина. Казалось, я даже чувствую бок полной женщины справа, ее цветочный, перемешанный с потом, аромат.

‒ Как думаешь, как много времени понадобилось бы тебе… мне, ‒ поправился он, ‒ чтобы довести все от начала до конца?

Мало. В условиях напряжения и контраста.

‒ А если бы я добавил пальчик еще сзади?

Я резко втянула воздух.

‒ Правильно, ‒ мягко одобрил мою реакцию Тэхена.

‒ Я бы… упала там, ‒ мой рот открылся все-таки, и удивил собственный хриплый голос.

‒ О, я бы не дал. Я бы тебя удержал. И ты, возмущенная тем, что просила меня, а не мои пальцы, была бы готова за мою наглость врезать мне по лицу.

Я могла бы попытаться.

‒ … а после оказалась бы затянутой мной в пустую исповедальню – тесную темную кабинку с деревянными стенами. Священник не заметил бы нас, мы вошли бы тихо, он в этот момент продолжил бы общаться с коллегой. И пока бы он это делал, я поставил бы тебя коленями на лавку, прижал бы лицом к стене…

Теперь мне в ноздри ударил запах дерева и спертого воздуха тесного пространства. Слышен был звон цепи епископа, которую тот крутил в руках, шорох его длинных одежд.

‒ … и нет, если ты думаешь, я вошел бы в тебя по классике, ты ошибаешься.

О нет…

‒ … я вжался бы в твою попку…

Я хотела мякнуть, что-то возразить, но Эйс закрыл мне рот мягким поцелуем. Непродолжительным, потому что снова послышалась речь:

‒ Да, и ты сумела бы меня принять, я уверен. Постепенно. Я сделал бы это без боли, ты ощутила бы лишь непродолжительное жжение. Но вот заканчивала бы, насаженная на меня задом, с криками, и пришлось бы зажимать тебе рот…

‒ А после вытаскивать сквозь толпу на собственном плече?

Оргазмы, которые я испытывала с этими двумя, имели все шансы временно лишать меня возможности ходить.

‒ Даже если и так.

А ведь Тэхен сделал бы и это – взвалил бы меня на плечо. Пронес бы, лишенную возможности соображать, выброшенную на орбиту, сквозь толпу к высоким дверям.

‒ Ты…

‒ Изверг? – подсказал он с хитрецой в глазах. – Снова несносный?

‒ Снова… ‒ шепнула я. – Ты бы… всего этого не сделал на самом деле, верно? С церковью?

‒ О, я мог бы. И не только это.

Мы все еще стояли у машины, мои волосы все так же трепал теплый ветер, а я ощущала себя так, будто на самом деле побывала в Гаггийском соборе, куда не заглядывала ни разу. Под платьем в трусиках я теперь была влажнее некуда, уже едва держалась на ногах, хотя ни в каких чувствительных точках ко мне Тэхен не прикасался. Он только что отымел меня виртуально, сделал это качественно, очень плотно и очень… нагло. В попку… в исповедальне?

‒ Ну что? – а теперь он смотрел невинно, как ангел. – Хочешь, прогуляемся на холм или доедем туда? Отсюда недалеко. Купим кофе в пластиковых стаканчиках, посмотрим с вершины на город, на мерцающие огни фонарей. Посидим на капоте рядом, я укрою твои плечи пледом?

Воплощенная чистота и кротость.

Я прочистила горло, ответила:

‒ Не хочу.

И это было честно. После того, что мне только что шептали на ухо, разогретая до состояния магмы, я просто хотела Тэхена. Как угодно. Согласилась бы здесь, у машины, вот только людно…

‒ А чего тогда хочешь?

«Тебя».

Я почти успела это сказать, но телефон в кармане куртки Тэхена завибрировал на секунду раньше. И я промолчала.

‒ Ясно… ‒ послышалось короткое. И через паузу: – Понял. Тогда мы поедем домой.

Телефон отправился обратно в карман, Тэхен взглянул на меня.

‒ Гук еще должен будет поучаствовать в одной операции, до двух ночи не вернется. Ты уже дала мне ответ насчет того, чего хочешь? Или нет?

Его губы опять возле моих, и этот ответ он давно и прекрасно ощутил кожей. Дьявол во плоти.

‒ Поехали домой.

‒ Хороший выбор.