* * *

Обиженный человек всегда желает отомстить обидчику. Тэхен не был таковым в прямом смысле, но от его фразы про «не приходи ‒ отвергну» внутри было прогоркло. И первые несколько минут поездки меня так и подмывало запоздало ответить: «Не очень-то в твою постель и хотелось!»

Хотелось. Если быть честной с собой, если рассмотреть истинные чувства за завесой логики. Я, конечно, молчала, ведь после драки кулаками не машут. Он сидел со мной рядом ‒ Ким, и как будто за тысячу световых парсеков. Смотрел в окно, отстраненный, чужой, думал о чем-то своем.

«И ладно» - бесновалась я. «В конце концов, есть Чонгук...»

И вдруг поняла, что есть, да, но одного человека другим не заменишь, и не нужно пытаться этого делать. Еще вчера, когда Чон предложил поговорить с Тэхеном, я заволновалась именно из-за сценария, в котором Ким отдалился, стал холоден и безразличен. А теперь переживала этот сценарий наяву. И ссора-то на пустом месте - слово за слово. Печально.

Музыка в салоне не звучала; водитель молчаливо крутил баранку.

Весь весенний солнечный день сделался неуютным. Верно говорят: погода ‒ она внутри.

Когда мы подъезжали к дому, Тэхен повернулся ко мне, достал из кармана ключи, протянул.

‒ Возьми. Я возвращаюсь к Гуку.

Я взяла связку, не коснувшись мужской руки. Значит, он сейчас уедет, значит, дома я останусь одна. А ведь недавно я об этом мечтала. У них важная работа: перевозки, коробки, посылки - не пойми что. Что-то изъять, что-то доставить, им пока не до меня.

‒ Послушай... ‒ Нужно хотя бы попытаться исправить ситуацию, чтобы не киснуть дома в грустных мыслях. - Я...

‒ Отдыхай, ‒ перебили меня, ‒ вечером, возможно, будет еще одно дело.

‒ Тэ, я хотела сказать...

Он заставил меня замолчать взглядом. Не знаю как. Добавил все так же прохладно:

‒ Ты хотела быть в безопасности? Ты в безопасности.

И кивнул - выходи, мол, мне пора ехать.

Очередную волну поднявшейся горечи пришлось молча проглотить, сжать ключи в ладони и выйти наружу.

Наверное, внутри ‒ постепенно и незаметно, без моего участия ‒ приживалась озвученная Чонгуком идея о любви «втроем». Шебаршилась, отыскивала себе место в моей голове, обустраивала лежанку поудобнее. И мысль о том, что я живу с двумя мужчинами, уже не смущала, казалась привычной. Почти нормальной. Теперь, если всплывал в моей голове воображаемый остров, на котором я жила с выдуманной подругой и смуглым парнем, мое эмоциональное состояние оставалось гладким и безмятежным, даже приятным, как теплый бриз. А ведь еще утром я топорщилась от этой мысли, как унитазный ершик.

Стоит новое только допустить...

В квартире непривычно тихо.

Положив ключи на тумбу и сбросив, наконец, неудобные ботинки, я собиралась идти в собственную спальню, но остановилась на полпути и сменила направление. Я никогда не видела комнату Чонгука, не решалась в нее входить. Какая она?

А в ней, оказывается, преобладали белые, темные и зеленые оттенки. Пара картин на стенах, прикроватная тумба, лампа на ней. Плоский телевизор на противоположной стене (никогда не слышала, чтобы он работал), мягкий палас. Просто, но стильно, комфортно душе. Зеленый теплее, чем синий, но я зачем-то прошла после в опочивальню Кима, туда, где стояли треугольные книжные шкафы. Теперь, зная Тэхена лучше, я могла предположить, что всю литературу, стоящую на полках, он на самом деле читал. Зря я ему сегодня сказала то, что сказала. И мне в той самой «безопасности», которую он пообещал в машине, было одиноко.

На стуле висела его футболка. Не успев подумать, я поднесла ее к лицу, вдохнула запах - ткань прекрасно сохранила аромат древесной коры, сандала. Мне уже не хватало обладателя этих парфюмерных нот... После я спохватилась. Что, если в доме установлены камеры? При подобной профессии это не просто возможно ‒ это очень возможно. Поэтому футболка быстро отправилась обратно на стул, я же, как шпион, быстро, но тихо промчалась из чужой спальни в свою.

Переоделась, пыталась читать, даже подумала о звонке Чеен, разговоре с кем-нибудь знакомым, но отбросила эту затею. Чеен слишком сильно возбудится, узнав правду. Ей будет не до моих переживаний, она тут же затребует личную встречу. Хорошо, если только со мной... Нет. Журналы не держали мое внимание; мысли продолжали кружить вокруг ситуации в переулке, и в итоге получасом позже я обзавелась ноющей головной болью. Чертыхнулась, отыскала в сумке таблетки, запила одну водой и укрылась, как в бункере, одеялом.

* * *

Может быть, так подействовало лекарство - расслабило, успокоило, а может, сон просто требовался моему телу, но проспала я долго. Когда открыла глаза, за окном начинало смеркаться.

А из гостиной доносились приглушенные голоса.

«Парни вернулись»

‒ Мы не можем взять ее с собой...

‒ Мы должны. Милену Миллер некем заменить.

«Кто такая Милена Миллер?» Со сна я еще не окончательно восстановила способность думать.

‒ Слишком высок риск.

«Против» моего участия в неизвестном деле был Ким. «За» ‒ Чон. И впервые на моей памяти они спорили. Вероятно, решаемый вопрос и впрямь был сложен.

‒ Мы двое против вооруженных пятидесяти? Открытый штурм - не вариант. Тем более, все «Гарпии», ‒ отрезал Чонгук.

‒ Подкрепление дадут только завтра. А завтра будет поздно.

Беседа проходила в столовой, и говорить старались тихо. Чтобы слышать лучше, я отбросила прочь одеяло, пробралась к двери (хорошо, что ковры толстые, а полы нескрипучие).

‒ Если раскусят подставу, будет беда.

‒ Тут я согласен.

Они не хотели рисковать... мной?

Тишина за дверью.

‒ Значит, оставим ее дома, ‒ согласился после паузы Чонгук. Согласился неохотно, тяжело. Наверное, бывают такие ситуации, когда «за» ‒ зло и «против» ‒ тоже зло. А у меня на уме вертелись сказанные слова: «Мы двое против пятидесяти? И все «Гарпии»...»

Я не знала, кто такие «Гарпии». Наверное, специально обученные террористы. Смертники? Отряд головорезов? Но я точно знала, что двое против пятидесяти - не вариант. И, если я могла как-то помочь...

Дверь наружу я толкнула с каменным выражением лица; выглядела, наверное, забавно - все еще заспанная, но решительная.

‒ Куда бы вы ни направлялись, я иду с вами. - И пусть только попробуют начать спорить. Я тут отрабатываю свои тринадцать тысяч четыреста долларов или как? - Или еду.

Тяжелое молчание было мне ответом.

Тэхен крутил в руках металлическую бляшку; Чонгук стоял рядом, опершись задом на выключенную плиту. Эти двое переглянулись, видимо, что-то молчаливо решили.

И спустя несколько секунд Чонгук обронил.

‒ Не едешь и не идешь ‒ летишь.

* * *

Менее всего я могла этим вечером представить себя в самолете, но так случилось. Частный авиаджет - не такой роскошный, как те, что я иногда видела на фотообоях, но очень комфортабельный; гул турбин, синева за окном.

Земля осталась внизу вместе с мерцающими огоньками фонарей взлетной полосы, длинными росчерками дорог, лесными массивами - мы куда-то летели. Куда, знали только мои провожатые, но тревожить их вопросами я не решалась. Они, сидя друг напротив друга, выглядели чрезвычайно сосредоточенными: Тэхен смотрел в ноутбук, Чонгук вчитывался в бумаги. Мне лишь коротко пояснили, что в курс дела введут позже.

Я очень давно никуда не летала ‒ вечность. И мне нравилось ощущение путешествия, густой сумрак за окном, пересеченный полосой закатного солнца у горизонта, насыщенные чернильные оттенки.

Сколько я видела, сидя в собственном офисном кабинете? Чужую жизнь на фотографиях я видела ‒ вот что. Свою - едва ли. А за последние несколько дней вдруг ощутила себя по-настоящему мобильной, полезной, занятой чем-то интересным. Да, не без риска, но с ним краски жизни проступили острее и ярче.

С пилотами я не встретилась - они прибыли на борт задолго до нас, стюардесс в салоне не было. Тишина. Ни тряски, ни воздушных ям. Никто не предлагал напитки, еду, не разносил конфетки против «закладывания ушей». Свет неяркий, приглушенный. Кресел ‒ по два в каждом ряду через проход.

Почти полчаса я «медитировала», глядя в иллюминатор.

После захотела в туалет.

Я не слышала, когда Чонгук проследовал туда же, но он сделал это до меня, и потому мы столкнулись с ним в хвосте, отделенные от салона шторкой. Здесь, где за нами у разделительной стены громоздились ящики для контейнеров с едой, он притормозил меня аккуратным жестом, взяв за руку.

И, повинуясь инстинкту, я почти сразу уткнулась ему носом в грудь, тяжело вздохнула в поисках спокойной гавани, пристанища. Мое лицо приподняли за подбородок, спросили тихо, встревоженно:

‒ Что случилось между тобой и Тэхеном?

Значит, знает. Понял по нашему виду, но не слышал версию Кима, раз спрашивает детали.

‒ Мы... поссорились.

Я отступила на шаг, и вновь навалились виноватые эмоции.

‒ Что именно ты ему сказала?

Говорили мы очень тихо; позвякивали где-то внутри шкафов металлические ложки и вилки.

‒ Я...

И слова застряли в горле. «Не сыпь мне соль на рану», как говорится. Стоило этой теме подняться, как на душе заскребли кошки.

‒ Каким-то образом дала ему понять, что он неглубокая личность?

‒ В общем, ... да.

На этот раз вздохнул Чонгук.

‒ На такие вещи он реагирует жестко.

Я уже это поняла.

‒ Что мне... теперь делать?

Может, неправильно спрашивать об этом Чонгука - все же идея о «любви троих» во мне прижилась пока относительно. И по привычному шаблону всплывал внутри страх, что если спросить одного человека о другом, выказать кому-то больше внимания, то получишь в ответ негатив.

Но негатива не было. Какое-то время Чонгук думал, после отозвался:

‒ Нам всем нравится видеть, что кому-то не все равно. Что этот кто-то предпринимает шаги, чтобы загладить неловкость. Понимаешь?

Я понимала. Но пока только теоретически.

А думать о конкретике отправилась уже на свое место, чтобы делать это в «гнезде», укрывшись пледом и уткнувшись носом в иллюминатор.

«Конкретика» явилась ко мне в виде озарения двадцатью минутами позже, когда я отправилась в носовую часть джета, где, как мне сказали, стояли в шкафу газированные напитки.

Точно, стояли. А еще находились пластиковые стаканы, маленькие бутылочки с вином, лежали друг на друге яркие хрусткие пакеты с чипсами и сухариками, и... была сложена униформа стюардесс. Именно она натолкнула меня на хоть сколько-то пригодную идею примирения.

Не знаю, кому именно принадлежала форма и почему складировалась тут вместе с туфлями и беретами, но меня сей факт более чем устраивал. Если отыщется мой размер, то ‒ да простит меня дама, которая наденет комплект после меня - я не собиралась его ни затаскивать, ни пачкать.

И да, мне повезло - нужный размер нашелся. И юбки, и жакета, и туфлей.

По проходу, держа поднос, я продвигалась максимально осторожно. Все боялась того, что сейчас случится воздушная яма и множество этих самых соков и бутылочек окажется на мне, на креслах и на ковре. Хорошо, если не на чужом ноутбуке. Но Создатель этим вечером был милостив, и ямы не случилось.

Гук опять находился в хвосте, глухо общался с кем-то по массивному телефону, работающему на высоте: не то решал вопросы, не то прояснял детали.

Тэхен в кресле у прохода один, перед ним раскрытый ноутбук - планы помещений незнакомого дома, схематичные чертежи.

А у меня хрупко дрожало нутро - пусть все получится.

«Нам всем нравится, когда человек после ссоры показывает, что ему не все равно».

Мне было не все равно. Мне хотелось «моего» Тэхена назад - с дерзкими чертиками на дне серых глаз, пошлыми шутками, подсвеченным солнечным светом «ледником». Так как пальцы физически скрестить не выходило, я скрестила их на удачу мысленно.