6. Игорь
Женька обычно пьёт очень редко. Не то, чтобы трезвенник, просто пьяной до вертолетиков головой в танце особо не повертишь. А когда ещё и за партнершей надо следить, алкоголь лишь во вред, и на вечеринках Женя ограничивается максимум парой бокалов. Но еще в машине у Дэна по пути домой он уже точно знает, что нажрется. Вот прям по эти самые пропеллеры.
Домой Женя приплывает на ватных ногах. Во-первых, он устал. Во-вторых...
Женька сидит за барной стойкой в кухонной зоне, обнимая одной рукой Игоря, а другой — пустую бутылку из-под белого сухого из винограда сорта Пино Гриджио с его любимыми медово-абрикосовыми нотами, что Ева подарила ему на новоселье в корзине «продуктов холостяка». Там ещё были всякие дурацкие товары в итальянском стиле — Лимончелло, нарезки прошутто, чтобы самому не резать, смешные макароны, уже натертый пармезан, консервированные артишоки, оливки, масло, вяленые томаты, соусы, сушеный базилик, тимьян и орегано в красивых мельницах, в общем, готовь — не хочу.
— И кому я это все на тарелочке с голубой каемочкой подавать буду? Тебе, Игорь?.. Ну на, доешь, что ли, — Женька скидывает коту на пол кусочек итальянской ветчины, которой закусывал вино — оливки он съел до этого, а больше у него в холодильнике ничего подходящего не нашлось. — Что, теперь кошачья четырехпроцентная... — на этом слове Женька делает паузу, расплетая язык обратно, — ...утка со шпинатом уже не гурмэ, да? Жирная ты морда.
Ночной сквозняк с балкона холодит голову, потому что волосы все еще мокрые после душа. Сейчас бы покурить, да сигарет у Женьки никогда не было, только табак, раз в сто лет покупаемый, и тот кончился на прошлой неделе. Женька вдруг вспоминает бывшего, с которым по взаимному согласию тихо и мирно они расстались... полгода? Точно, полгода назад. Хороший парень был, заботливый. И табак Женьке покупал, и бульоны диетические варил. Но не было между ними особой искры, просто сошлись из-за одиночества, и как в том анекдоте — свет выключается, Женька на четвереньки, смотрит, и бывший — тоже в коленно-локтевой. Ну не пидорас ли? Так сказал бы Дэн. Наверное. Хотя нет, Дэн бы вряд ли как-то прокомментировал подобную ситуацию. От одной мысли о том, что Женька когда-нибудь встанет перед Дэном, прогнувшись в пояснице и оттопырив зад, его прошибает дрожь. Только представив, что Дэн будет гладить его не по макушке и держать не за кончики пальцев, краснея и отводя взгляд, а пройдется по бедрам, сожмет его яйца в ладони и вставит ему большой палец в анус, у Женьки начинают трястись руки и поджимаются губы. Ведь этого никогда не случится.
Еще одна бутылка невинно пустеет наполовину, и Женя идет на балкон. Сосед, наверное, уже давно спит — он обычно около одиннадцати ложится, а они и так сегодня поздно приехали. Уже за полночь, на пианино тоже не помузицировать. Во дворе темно, с третьего этажа поверх шапок деревьев видать разве что полоски ночных огней вдалеке — где-то сейчас радостные люди весело проводят свое лето, напиваясь точно так же, как Женька, только в шумной компании. Ему вполне хватает танцевальных вечеринок как некоего социального, но, приходя домой, он всегда чувствует себя подавленно. Женька отпивает из горла, облокачивается на перила балкона и закрывает глаза, ловя первые вертолеты. Он открывает глаза, пытаясь прийти в себя, и, как в замедленной съемке, видит полет шмеля-Игоря. Бешеным кабанчиком тот стартует в щель приоткрытой москитной сетки и сигает вниз.
— Игорь! — орет Женька со всей силы, забыв, что весь ландшафт спит. — Ты с ума сошел!
В чем был, Женька выскакивает из квартиры, лишь натянув кеды. Как сбегает по лестнице — даже не замечает, вываливается на улицу и бежит под свой балкон, в ужасе готовясь обнаружить там кровавую лепешку с мехом.
— Черт, черт, черт... — бормочет Женька, подсвечивая себе телефоном.
Кота нигде не видно, но спасибо удаче, что и мокрых пятен от него тоже. Краем глаза Женька замечает какое-то движение у подвального окошка-продуха.
— Игорь! И-и-игорь! Где ты, сволочь, вылезай!
Пожалуйста, хоть бы это был он, хоть бы он убежал в подвал. Там его хотя бы не собьёт машина и не загрызут собаки, лающие тут иногда по ночам квартетным ансамблем. А вдруг его сожрут крысы? А вдруг он сожрет крысу и заболеет?! Женька сидит на корточках, взывая в неприветливую темноту:
— Игорь! Ну пожалуйста... Ну хоть ты не уходи! Ты мне кот или кто...
— Слышь, мужик, хорош! — раздается сбоку из окон второго этажа. — Спят уже все! Заканчивай!
Да подумаешь, кто там спит! Местные пацаны вон сидят по полночи на лавочке у подъезда, слушают музыку на телефоне, громко смеются, и никто им никогда ни одного замечания не сделал! А у Женьки беда! Мало того, что в соседа он втрескался по самого Шопена. У него еще и Игорь убежал.
— Слышь, че орешь? — спрашивают сверху. — А, Женек, это ты, что ли?
Женька поднимает глаза. На балконе стоит Дэн в одних трусах, боже, тут Женькино зрение резко становится стопятьсотпроцентным — он даже отсюда в живописном лунном свете видит этот охренительный ракурс и бугорок Дэновых плавок.
— Дэн... Извини, пожалуйста.
— Чё «извини», спать вали.
— Не могу я без Игоря.
— Какого, нахрен, Игоря? Ты время видел?
— Он убежал, как же он ночью один...
— Ну так позвони ему, прибежит. Чё сложного?
Женя впадает в ступор. Куда звонить? Зачем? Мысли путаются.
— Дэн, по-моему, он в подвале, у тебя ключ есть?
Сверху слышится приглушенная ругань.
— Женёк, вот тебе прям сейчас в подвал надо?! Ты сколько выпил ваще? Придет твой Игорь утром, вали домой.
— Нет, он сам не придет, он старый и глупый!
— Блядь, а ты вот сейчас дохуя умный под окнами ночью орать!
Ну вот. Теперь Дэн будет считать его придурком. Он и так сначала педиком его считал, хотя тут не поспоришь — как это ни назови, а Женька такой и есть. Но не идиот, а ведь Дэн теперь так подумает наверняка.
— Игорь, кис-кис-кис... Выходи, иди сюда, Игорь-Игорь!
— Бля.
Женька резко подскакивает, сталкиваясь носом с Дэном, который успел натянуть штаны с майкой и спуститься во двор.
— Ты почему сразу не сказал, что он кис-кис? Я думал, он твой типа дружбан. Поссорились, может.
— Нет-нет, у меня никого нет! — выпаливает Женька раньше, чем просыпаются его извилины. — Слушай, Дэн, пойдем его поищем, пожалуйста...
Женя хватает Дэна за руку чуть повыше кисти и заглядывает ему в лицо.
— Ну ты и нытик, конечно, Женёчек... Я уже почти первый сон досмотрел, а ты меня просишь в полнолуние ночью шароёбиться по подвалу.
— Денис, это бабулин кот, не могу я без него, пожалуйста, вот хочешь, все что угодно проси потом!
О, это у Женьки из детства — как он мелким старшего брата уговаривал, мол, давай игрушками поменяемся, давай смотреть мои мультики, уступи мне у окна, и всегда выгодное на невыгодное, и всегда там фигурировало это «все, что угодно потом проси», лишь бы здесь и сейчас Женьке дали то, что ему надо. Уж может же он один раз этим приемом и теперь воспользоваться или нет?
— Бля, ну ты так смотришь, как кот из «Шрека», хоть по башке тебя гладь. Ладно. Пошли ко мне.
— То есть как, вот сразу? — Женька непонимающе хлопает глазами, искренне надеясь, что это не алкогольный трип, а происходит на самом деле.
— А как ты без ключа в подвал попадешь?
У Дэна Женя ни разу не был, да и с какой бы стати. Он устало опускается на обувную скамейку в прихожей, пока Дэн копается где-то на кухне. Такая обычная двушка, с узким коридором и старым трюмо возле входа, длинный коридор на кухню, а сбоку, видимо, вход в зал. Обои еще в мелкий кирпичик с нарисованным ядрено-зеленым плющом, а на кухне вроде в квадратик. Но чисто и ничего лишнего. В коридоре сбоку от трюмо только стоят какие-то запчасти в пластиковой пленке. В кухонном проеме — перекладина турника.
— Чё, не жоп-арт, да? — усмехается Дэн беззлобно.
Женя хочет возразить, что ему, по большому счету, все равно, и квартира даже похожа на бабушкину, только обои у нее были побогаче, с шелкографией, висюльки на люстре стеклянные, а не пластиковые, а трюмо — производства ГДР. А в целом все то же самое, даже двери в зал со стеклянными вставками похожи. И ощущение как будто домашнее, уютное. Женя бы тут сидел и сидел, пусть хотя бы в прихожке.
— Пошли кошана ловить. Это ж какая бабуля у тебя выдумщица была, чтоб кота так назвать. У нас в поселке крикнешь «Васька» — сразу штук десять соберешь, еще и сосед прибежит, типа на опохмел.
Женька неожиданно издает странный смешок, по звуку больше как всхлип, но с улыбкой всхлипывать как-то непривычно.
— Бля, я в подвале этом был от силы раза два всего. У меня склад в гараже, тут неудобно плёнки и детали хранить. Хозяйка свои консервации раньше складировала, я как первый год еще студентом у ней комнату снимать начал, столько вкусного нашел. Она говорит, мол, бери, что хочешь, угощайся компотами, и я такой — ага, смотрю на маркировку, там тысяча девятьсот девяносто девятый стоит. И в компоте том уже явно новая жизнь зародилась, по ходу. Спасибо, говорю, обязательно попробую. Шизанулась бабка совсем, ее внуки к себе забрали, а хату теперь вот целиком сдают, причем недорого.
Женька топает за Дэном по земляному полу, старательно всматриваясь в темные углы.
— Игорёчек, кис, блядь, кис, иди сюда, я спать хочу! — громко зовет Дэн.
Женя молчит, чем глубже они уходят в подвал, тем больше становится его отчаяние, что Игорь канул в небытие.
— Ты чё? — оборачивается Дэн. — Плохой день, что ли? Не парься, найдем мы твоего кота, отвечаю.
Где-то рядом что-то внезапно падает, и Женька подскакивает от неожиданности, хотя ему совсем не страшно, но в тишине и странной акустике подвала деревянный стук слышится как будто прямо возле уха.
— Ебать, вон он, пидарасина пушистая, лови, Женёк! Я к тебе его сейчас погоню!
Дэн кидается вперед, топая по подвалу так же, как стучит сердце в груди у Жени, он не успевает сориентироваться, и меховой комок проскакивает под ногами и скрывается в тени за поворотом.
— Бежим, пока не удрал! Он контуженный, по ходу! И-игорь, сука! — вопит Дэн, несясь вперед, виляя поворотами, Женька только и успевает следовать за ним.
Когда они вываливаются обратно во двор, все в мыле и без «пидарасины», на часах уже почти два. Спустя полчаса беготни кот юркнул под дверь в один из отсеков, и как они ни пытались его выманить, он на переговоры не выходил.
— Не, ну столько двигаться сегодня я был не готов.
— Извини.
— Да чё извини, следи за своей живностью, он уже не впервой от тебя удирает. План побега, бля. Вот мой хозяин наебенится, отвлечется, и я свалю, — усмехается Дэн, доставая из пачки сигарету. — Кстати, а чего ты в одного на ночь глядя бухаешь? Вроде весёленький с утра был.
Женя вспоминает, как они наперегонки гонялись по двору, и в груди у него все сжимается. Это было лучшее утро.
— Да так, просто.
— Харэ заливать, ничё просто не бывает. Где твоя подруженька-то? Хоть бы ее позвал.
— Ева к родителям на выходные уехала.
— А, понял-принял. Ну тогда меня зови, если не с кем вообще.
— Да? — Женя поднимает на Дэна взгляд, наблюдая, как между ними в ночном воздухе расцветает облако дыма.
— Писец ты страдалец, Женёчек. Короче, кот твой с утра вылезет, не переживай. Оклемается, жрать захочет и во дворе объявится. Мы так с тридцатой квартиры кошака каждый год находим, у него по весне туристический сезон.
Женька все слушает Дэна, залипая на его скулах, потому что еще никогда, кажется, сосед с ним столько не болтал. Переводит взгляд на глаза, пытается в темноте разглядеть ресницы, но видит только тусклые блики зрачков. Потом спускается к губам. Дэн все болтает про соседей, и его интонации почему-то успокаивают. Женька слышал, что старые коты иногда уходят, чувствуя, что пора. Но ему вот вообще не хочется сейчас об этом думать. Он концентрируется на губах Дэна, ловит в его голосе какую-то странную ритмику и мелодику в паузах, с которыми Дэн делает затяжки, шмыгает носом и сплевывает никотиновую слюну себе под ноги. А потом, будто наблюдая за собой со стороны, Женя медленно подносит руку к лицу Дэна и забирает прямо у него изо рта наполовину выкуренную сигарету.
— Я докурю, — произносит он совершенно без вопроса и с наслаждением глубоко затягивается.
Алкоголь немного выветрился, разум прояснился, и Женька слышит, как вдалеке громко шумит автомобильный выхлоп, над головой уже, оказывается, чирикают проснувшиеся птицы и с кондиционера на стене дома в лужицу на асфальте капает конденсат.
— Ну ты вообще.
Женька давится дымом, понимая, что он только что сделал. Еще и фильтр за Дэном чуть ли не облизал — господи, да это же непрямой поцелуй!
— Я куплю тебе новую. Пачку то есть. Черт, прости пожалуйста, я... Со мной...
— Да я понял, не кипишуй. Идем, короче, — Дэн почему-то кивает в сторону парковки. — Мозги тебе проветрить надо, Женёчек.
Дэн сует руку в карман, и поблизости раздается пиканье автомобильной сигнализации.
Они заезжают в круглосуточный магазин за новой пачкой сигарет — берут сразу две — и бутылкой минералки. У Женьки с собой даже кошелька нет, только телефон, и тот почти сел.
— Следующая с тебя, — улыбается Дэн, глядя на Женьку, пока расплачивается.
— А куда мы поедем? — спрашивает Женя, запихиваясь обратно в тачку.
— Да так, просто покатушки устрою тебе, по-соседски. В городе ночью кайфово, я и сам давненько не выбирался. Все равно весь сон уже перебил.
Женька смотрит на пальцы Дэна на руле, как он отбивает ими ритм то ли русского рэпа, то ли попсы из динамиков, но Женьку это даже не напрягает — музыка с низкими басами, заползающими ему прямо в мозг, пробирающими прямо до нутра, очень хорошо ложится на картинку ночных улиц. Дэн сильно не гонит, будто специально замедляясь, когда они едут по центру, мимо ярких окон, фонарей и витрин, где-то ухо ловит голоса столпившихся у баров компаний, музыка из их приоры пересекается на перекрестках с треками из авто других «меломанов», сливаясь в какофонию басов, от которых салоны и багажники трещат и громыхают, а Женька все смотрит то на Дэна, то на огни впереди, и напряжение потихоньку спадает. Он откидывается затылком на подголовник и просто отпускает все мысли, позволяя Дэну «вести» их по дороге неизвестно куда.
Проехав центр, Дэн выезжает на четырехполосную магистраль, набирает скорость, делает музыку громче.
— Нормально все? — спрашивает он, повернувшись вполоборота и перекрикивая биты.
— Да, — торопится ответить Женька, потому что пялится на Дэна слишком очевидно, и если бы он не поворачивался, Женька бы не поймал себя на очередной дурацкой мысли о его губах.
Въезжают на идеально пустой мост. По обе стороны — будто стены коридора из дорожных огней. В салоне резко становится светлее, радостнее, на мосту Дэн, само собой, замедляется, затем сворачивает на съезд под эстакаду, и яркие огни резко сменяются темнотой, пока машина не выныривает обратно под открытое небо.
— Ща кругаля сделаем через объездную и вернемся домой с обратной стороны, — говорит Дэн и вдавливает педаль в пол.
Машина с ревом разгоняется, у Женьки кишки прилипают к спине. Идеально прямой участок трассы между двумя районами проложен почти в голом поле, фонарей тут нет, только небо, звезды и зачатки рассвета на горизонте. Дэн включает дальний свет, и фары вспарывают черноту впереди, скорость не сбавляет, и Женьке вдруг кажется, что сейчас обязательно что-то пойдет не так, они перевернутся и улетят куда-нибудь в кювет. Но ничего не происходит, Дэн уверенно держит машину, переключает передачи и даже иногда поворачивается к Жене:
— Ну чё, Женёк, ложим стрелку до двухсот? * — кричит сквозь шум. — Ну-ка, тапка в пол!
Женя и так не особо разговорчивый, но тут буквально закусывает губы, жмурится, проверяет, пристегнут ли — фух, пристегнут, и Дэн тоже! Скорость кажется нереальной, мотор сквозь музыку воет так, что аж уши закладывает. К этому невозможно привыкнуть — даже вдох дается с трудом, из-за темноты кажется, что они несутся по бесконечности на космической скорости.
— Дэ-эн, бля-я-я! — кричит Женька в шоке от самого себя. — Тормози, пожалуйста!
Как будто от того, что он это скажет, как заклинание, машина мгновенно остановится. Они летят по трассе всего минуты две, не больше, а кажется — целую вечность. Ветер шумит в приоткрытой щели окна, вдалеке уже виднеются пятна света от уличных фонарей, а Дэн все не сбавляет, и вдруг одно пятно как-то подозрительно быстро отделяется и увеличивается, надвигаясь на них. Проносится мимо, и машину в этот момент потряхивает потоком встречного воздуха. И Женька не сразу понимает, что левой рукой от неожиданности вцепился в колено Дэна. Он бы и рад разжать пальцы, вот только они не слушаются. Так и держит его до самого города, пока Дэн не паркуется на обочине, медленно сбросив обороты, а Женьке кажется, что его сердце все еще продолжает гнаться и готово вылететь на встречку.
— Чё, Женечек, видишь, не так все и страшно. Спорим, ты свои пиздострадания забыл? Коленку мою отпускай уже, че ты как баба-то.
— Я не баба, — подает голос Женька, чувствуя, как в домашних штанах у него внезапно намечается эрекция, и спешно убирает руку, зажимая ладони между ног.
— Ну и заебись, погнали домой! Спать будешь как младенец, отвечаю! — улыбается Дэн.
Остаток пути Дэн больше не гонит — в городе почти нет движения, но правила он все равно соблюдает, а Женя наслаждается утренней розоватой дымкой. Только вот, поднявшись на свой этаж, чувствует, что ему не хочется, чтобы этот день заканчивался.
— Слушай, Дэн. Тебе завтра надо куда-нибудь?
— Неа.
— Может, выпьем? У меня Лимончелло есть.
— Чё за зверь?
— Ну такой ликер из лимона.
— Бля, серьезно, ты и так сам кислый, еще и пьешь всякую хрень. Ладно, иди, ща приду. У меня водка есть.
— Вообще-то, он сладкий, — на полном серьезе возражает Женька, а Дэн смеется:
— Ага, такой же, как ты, короче!
Заканчивается все тем, что водка отлично мешается с Лимончелло, и у Женьки расплетается язык. Он рассказывает Дэну о бабушке и старшем брате, родителях-доцентах, с которыми из общего у него разве что фамилия. Дэн ржет над каждым словом Женьки, но ему даже не обидно, лишь бы смеялся.
— Это чё ты, значит, Крылов, а летать боишься? Ща, погодь, как это слово? Парадоксально, во! Парадоксальный ты, Женёчек.
Рассвет встречают на балконе, наблюдая, как внизу первые люди сонными мухами выползают из подъездов. Дэн докуривает сигарету и хитро косится на Женьку:
— Смари, чё могу! — усмехнувшись, он хватается за балконную раму и залезает на перила, а затем перескакивает на свой. — Видал? Пошел я, короче! Ой, нет, не пошел, бля, я забыл, что балкон-то со злости закрыл, когда ты там внизу орать начал! — перескакивает обратно и ныряет в зал.
Женька выкидывает едва начатую сигарету — ему больше не лезет, голова уже от сигарет кружится.
— Чё, Жень, отпустишь меня домой?
— Нет! — улыбается Женька, делая вид, что шутит, и хватает Дэна за руку. — Сначала танцы!
— Какие танцы, ты чего, я с ног валюсь!
Дэн плюхается на диван, а Женька садится напротив на круглый стул возле пианино.
— О, сыграй чё-нить. Тихо-о-онечко, — зевает Дэн.
Женька знает, что тихонечко играть невозможно, но все равно поднимает крышку и кладет пальцы на клавиши. Голова как моток сладкой ваты, но он старается сосредоточиться. Ошибается, начинает снова. На соседей ему плевать, пусть хоть кто придет. У него за спиной все надежды и мечты, материализовавшиеся на разложенном диване. Он делает глубокий вдох и вспоминает одну вещь, которую давно не играл. Знает ее наизусть. Эта мелодия очень похожа на него, как открытая душа. В ней он всегда рассказывает одну и ту же историю, которую не выразить словами.* Раньше он в неё вкладывал один смысл, а теперь, начав первые ноты, вдруг понял, что она звучит по-другому. Его слушатель издаёт довольное мычание, бормоча что-то одобрительное, и Женька расслабляется, уходит в музыку с головой. Стараясь все-таки играть тише, он плавно заканчивает на середине, и, обернувшись, обнаруживает Дэна спящим поперек дивана со свешенными ногами. Закрывает крышку. Ложится рядом, смотрит на него, отмечая светло-коричневые родинки на скулах, бьющийся на шее пульс и легкий пушок у мочки уха. Трогает пальцем бровь. Дэн мычит, глубоко вздыхает, но не просыпается. Женя протягивает руку снова и касается его губ. После игры на пианино и лимонно-водочных шотов он смелее. Настолько смелее, что наклоняется к спящему Дэну очень близко, ловит ртом его дыхание и прижимается одними только губами, задержав свое, замерев на мгновение. Дышите — не дышите. Снова дышите. С улицы доносится недовольный вскрик рассерженного кота — кажется, коты что-то выясняют. Женька забегает на балкон, ищет глазами своего, но во дворе снова тихо. Возвращается к Дэну, ложится рядом так же, поперек дивана, и закрывает глаза. «Спасибо, Игорь. И бабуля», — думает Женька, прежде чем отключиться.
-------
* описанные действия могут быть травмоопасны и ни в коем случае не пропогандируются как развлечение - это наблюдение из жизни. Каждый сам несет ответственность за свои действия и их последствия.
* Ludovico Einaudi - Oltremare
https://youtu.be/adudqtq2gBw
Bạn đang đọc truyện trên: Truyen247.Pro