Ветер бросил в лицо колючую пыль и колкие листья. Марина зажмурилась, замахала беспорядочно руками, затрясла головой. Но не остановилась. Бежала-бежала-бежала – она снова бежала, не оглядываясь, не разбирая пути. Ведь она знала, помнила, самое главное – не смотреть им в глаза! Но она посмотрела.

На краткий миг заглянула в льдисто-синие жестокие глаза Черного Ветра. Позволила ему прикоснуться к своей душе. Открылась. И теперь его гончие смогут ее найти. Почуют, выследят, обнаружат. И ее, и Макса, и Пернатого. Она их всех выдала!

Под ногами захрустела сухая трава. Ветер дохнул влажным холодом. И вдруг Марина на полном ходу окунулась в зеленые объятья. Влетела в занавесь тонких ивовых ветвей колышущихся бесшумными волнами. Старые ивы укрыли ее, спрятали от ветра и от мира. И Марина смогла остановиться.

Она в смятении огляделась. Место было ей незнакомо. Нигде в городе не встречалось такого количества плакучих ив и такой тишины. Тонкие ветви мерно покачивались, вырисовывая на песке незамысловатые узоры.

Марина сделала несколько шагов в глубину колышущихся зеленых стен. Впереди что-то мелькнуло. Что-то белое.

– Постой, – выдохнула Марина, бросилась догонять.

Тут же оказалась на пологом берегу озера. Слева и справа шуршали ивы. Темная вода шла рябью. В сером сыром песке сохранился один единственный отпечаток собачьей лапы.

– Постой, – всхлипнула Марина.

Она сняла сапоги и стянула чулки. Оставила их в корнях ближайшего дерева. Пошла было вдоль водяной кромки, но больше следов не нашла.

Ее снова толкнуло порывом пронизывающего ветра. Марина схватилась за голову. В ней метались обрывки мыслей, страхов, домыслов. Вопросы наслаивались один на другой, а ответы рассеивались пылью.

Она увидела свое отражение в зеркале озерной воды. Увидела девочку в фиолетовом платье, с разметанной копной каштановых кудрей. По воде пошла рябь, и вдруг платье сменило свой цвет, на мгновение став голубым. А волосы плеснулись пшеничной гривой. И еще что-то голубое блеснуло в руках. А через миг – зеленое. И исчезло.

Марина сделала шаг вперед, глядя на воду. Щиколотку обожгло холодом, болью сдавило переносицу и виски. Но Марина сделала еще шаг. И еще. Она шла, затаив дыхание, вглядываясь в водяные круги. Что покажет ей глубина? Какое из отражений истинное? От ледяной воды сводило мышцы, боль поднималась от колен и впивалась в зубы. Подол платья намок, отяжелел.

Марина шла вперед.

Онемевшая нога скользнула по мокрому камню. Следующий шаг провалился в пустоту, и Марина безмолвно канула в омут. Вода на вкус оказалась горько-соленой, словно слезы. И такой же прозрачной.

Ледяная пустота вокруг казалась космической. Марина то ли падала в ней, то ли парила, то ли просто недвижно висела бессмысленной песчинкой. Тьма вокруг переливалась голубыми и зелеными всполохами. Они перекручивались, перемешивались, вытекали один из другого. А в груди у Марины ширилась боль, тесня ребра рвалась наружу. Она становилась все больше-больше-больше, пока Марина наконец не вскрикнула роем воздушных пузырьков.

А в следующий миг ее рвануло вверх, потащило, проволокло по мягкому дну. Выбросило на берег полумертвой тушей. Небо резануло по глазам солнечным лучом. Воздух ударил в легкие. Тело скрутило одновременно от холода и болезненного жара.

Марина захрипела и вцепилась в белый мех спасителя. Но в сведенных судорогой пальцах не достало сил, они лишь скользнули по шерстинкам.

– Нет, – сипло пискнула Марина, пытаясь подняться. – Нет, не уходи...

Ее колотило.

Белая собака отошла было на несколько шагов. Обернулась, взглянула мудро. И вернулась с заметным вздохом. Подставила мокрый бок.

– С-спасибо, – простучала Марина зубами, повисая на мохнатом загривке.

От собаки исходило спасительное тепло. Густой подшерсток почти не намок в воде и сейчас согревал обоих.

>>>

Золотой колокольчик звякнул над головой. Марина безвольно подумала о том, что в кафе с животными, наверное, нельзя. Но Марта уже накрыла их обоих теплым пледом и повела куда-то вглубь своих владений.

Там, за запертой дверью, она раздела Марину, укутала в стеганое одеяло и сунула в руки обжигающий чай, пахнущий липой и чабрецом. На заледеневшие пятки натянула толстые шерстяные носки. Мокрые волосы спрятала под махровое полотенце.

Собака улеглась рядом с креслом, добровольно предоставив себя в качестве скамеечки для ног.

– Тебе нельзя простывать, – строго и одновременно тепло сказала Марта. – Ты должна быть сильной.

– Я никогда не была сильной, – хрипло возразила Марина.

– Не правда. Всегда была. Сильной и храброй.

Марта улыбнулась и потрепала собаку по широкой башке. Та стукнула хвостом по полу.

– Вы меня с кем-то путаете, – булькнула Марина с чайного дна.

– О нет, – фыркнула Марта. – Только не я.

Марина снова всхлипнула:

– Я их выдала...

– Кого?

– Всех.

– Кому?

– Черному Ветру.

Марта подтянула к себе круглый вязаный коврик и уселась на него по-турецки в ногах Марины. Взглянула снизу вверх.

– Ты же помнишь, что это его прозвище, а не имя?

– Да, наверное... – послушно отозвалась Марина.

– А как же его зовут?

Марина хотела сказать, что не может этого знать, но с удивлением поняла, что отвечает:

– Тони. Тони – это сокращенное. Так его звала мама и... и больше никто.

– Совсем никто? – взгляд Марты проникал в самую душу, входил в нее на мягких кошачьих лапках.

– И я, – призналась Марина, краснея.

Марта придвинула к себе корзину с шерстяными клубками, принялась перебирать в ней что-то, сматывать.

– Ты, наверное, очень скучаешь по своему брату.

Марину затопило вдруг отчаянной, пронизывающей тоской. Словно все годы, да что там – столетия одиночества нахлынули на нее в единый миг. Всепоглощающее, обессиливающее чувство, доступное лишь тому, кто когда-то имел нечто ценное, но потерял его в одночасье.

Слезы закапали в чашку, разбавляя остатки чая. Марина поджала ноги, глубже занырнув в одеяло и внутрь себя. Слезинки текли и текли, она не успевала их вытирать, да и не хотела.

Марта сматывала синюю нить в клубок.

– Синий – цвет надежды.

– После того, как Черный пожрал синее сердце, надежды для нас не осталось,– ответила ей Марина из одеяльного кокона.

– Глупости какие, – хмыкнула Марта. – Надежда – всего лишь чувство. И она неистребима.

– А у Белого бездушный золотой механизм вместо сердца.

Собака недовольно дернула ухом.

– Не такой уж и бездушный, если он все еще пытается отыскать Его.

– Кого Его?

– Кого? – взгляд Марты проникал даже в духоту пододеялья.

Марина и сама подалась навстречу ему и вопросу.

– Того... того, кого я жду? – сказала наугад.

– А кого ты ждешь?

– Его...

– Ну, – Марта пожала плечами. – Значит Его.

– Марта!!! – крикнула Марина и разрыдалась в голос. – Перестань...

Марта вздохнула:

– Я становлюсь похожа на Черного Шута. Но с тобой иначе не получается.

– Почему? – продолжала реветь Марина. – Что со мной не так?

– Все и ничего, моя девочка. Все и ничего.

– Это ведь... это ведь я разбила сферу?

– Может быть.

– И голубую жемчужину... ее тоже украла я?

– Формально ее украл твой младший брат...

– Значит, это действительно я во всем виновата?

Марта снова вздохнула. На миг опустила плечи и голову. Но когда она вновь подняла на Марину глаза, взгляд и голос ее были тверды:

– Нет, моя девочка, ты ни в чем не виновата. Не в твоих руках был нож.