В квартирке пахло теснотой, ветхой бумагой, сухим деревом, прогорклой пылью и старинными кожаными чемоданами, из которых раз в год доставали парадную одежду, отряхивали от нафталина и трупиков моли, вздыхали и клали обратно. Все горизонтальные поверхности здесь были заставлены книгами с крошащимися корешками, облупленными статуэтками и виниловыми пластинками. Все вокруг дышало пылью и этим особенным стариковским одиночеством, когда на кухонном столе лишь с одного угла остаются чайные полукружья и некому отмыть запылившееся окно с обвисшей форточкой.

Марине не нравилось здесь. Она прятала нос в щербатую чашку, чтобы ароматом свежего чабреца заглушить все эти старушечьи запахи. Пахло бы здесь хотя бы кошками, и то, наверное, было бы легче. Но повсюду царили лишь тишина и запустение, если это слово можно было применить к, захламленной до самого пожелтевшего потолка, квартирке. Марине хотелось уйти, несмотря на то, что за окном противно моросило, и у подъезда ее поджидала широченная лужа со скользкими булыжниками на дне. Но она сидела и слушала, точнее - делала вид, что слушает, бездумно кроша пальцами дешевое печенье.

- Ну как тебе? - спросил Виктор, наконец-то прерываясь и делая щедрый глоток из собственной кружки.

В рот ему попал «хвостик» чабреца, и он равнодушно сплюнул его прямо в угол кухоньки, на линолеум.

- Интересно, - соврала Марина, проследив полет мокрых травинок.

- Просто интересно? - едва не взорвался Виктор. - Марин, ау! Да это готовый сценарий для фантастического фильма. Нет - для сериала! И главное, выглядит все так правдоподобно!

- Что?

- Что? - Виктор замер с задранными вверх ладонями и непонимающе посмотрел на собеседницу.

- Что правдоподобно?

- Да книга эта! Дневники! Вот вся эта квартира - ты посмотри только! - Виктор выскочил из кухни в комнату одним широким шагом и с восторгом оглядел хлам. - Поверить не могу, что все это богатство - мне одному!

Марина с тоской осматривала стены с вылинявшими обоями, блеклый фарфор, книги, журналы, потемневшие картины...

С одной из них на Марину смотрел некто лохматый. Масло потемнело, а местами даже пошло кракелюром и обсыпалось, и стало невозможно разобрать, кто или что изначально были изображены на покосившемся холсте. Но девушка вздрогнула - кто-то лохматый именно смотрел двумя пятнами светлой краски, и именно на нее.

Она вжалась в стену, прячась от взгляда за дверным проемом и бросила тревожный взгляд на потрепанную книгу, оставленную Виктором на столе. Это из-за нее он пребывал сейчас в таком восторге, это ради нее он вызвонил Марину поздним вечером, наплевав на плохую погоду и все дела.

Обложки у книги не было. Желтушная бумага топорщилась надорванными краями и тканевой подклейкой на месте отсутствовавшего корешка. А на титульном листе красовался не то славянский, не то скандинавский узор в виде круга, разделенного на три равные части. И название «Сказ о трех Зверях извечных и страшных Тварях бессердечных».

Марина вдруг пожалела о том, что не слушала восторженного рассказа. Помнила, что перестала вникать почти сразу, как только поняла, что речь пойдет не о какой-то проблеме, а о квартире, нежданно-негаданно доставшейся Виктору в наследство от какого-то троюродного дедушки. А это оказывается была всего лишь присказка.

- Вить, - позвала Марина тихонько, все еще не решаясь заглядывать обратно в комнату и встречаться взглядом с картиной. - Так книжка эта... ты ее тут нашел?

- Ага! - Виктор материализовался мгновенно, взлохматил свои светлые вихры. - Представляешь? Этот старик, земля ему пухом, на полном серьезе верил в существование этих самых космических Зверей. Он их искал!

- И нашел? - еще тише спросила Марина.

- Не знаю, - отмахнулся Виктор. - Я еще не дочитал. Там язык, все эти размышления, доказательства - мама не горюй! Мне еще в этом копаться и копаться.

- А зачем?

- Что? - Виктор наконец-то посмотрел на нее.

- Зачем тебе в этом копаться? - спросила Марина уже совсем тихо.

- Мари, - едва ли не с укором протянул Виктор и усадил свое долговязое тело на корточки, напротив девушки. - Ты меня слушала вообще? У старика были все доказательства, куча свидетельств. Если хотя бы половина... да хотя бы десятая часть всего этого правда, то я просто обязан найти хотя бы одного из Зверей! Он же не просто так именно меня наследником сделал. И дневники все эти мне оставил. Мне, как наследнику, как последователю. Представляешь?!

- Нет, - тихо, но твердо произнесла Марина и поднялась. - Вить, ты извини, мне правда пора бежать. Меня дома... ждут.

- Да кто тебя может ждать кроме кошки? - насмешливо фыркнул Виктор и тут же смутился, под острым взглядом. - Извини... да куда ты так заспешила? Мари, ну прости.

- Все в порядке, - буркнула Марина под нос, натягивая сапожки. - Мне просто правда... надо. Пора уже.

- Да что я такого... погоди, куда ты под дождь? Давай я такси вызову.

- Я сама, - и Марина мышкой юркнула за скрипучую дверь.

Никакого такси Марина вызывать не стала, у нее попросту не было на это денег. Сообразив, что последний транспорт перестал ходить примерно с полчаса назад, она не стала петлять до остановки. Побежала напрямик, через морось и ледяную чвань под ногами, через ту самую подлую лужу и рябую от дождя тьму переулков. Она очень торопилась.

Так сильно спешила, что о зонтике, забытом в прихожей у Виктора, вспомнила только заскакивая в собственный подъезд и стряхивая с рукавов куртки воду. Ну, ничего, капюшон тоже не подвел. А вот левый сапожек все-таки нужно чинить - протекает на носке, у большого пальца.

Марина пробежалась по этажам, прислушиваясь на каждом пролете - не скрежещет ли лифт, опускаясь. Пока бежала через ночь, было как-то не до тревоги, зародившейся в груди при одном только взгляде на странную книгу. Но сейчас, в светлом и гулком подъезде, Марине казалось, что она слышит эхо от перестука собственного сердца. Пугливый орган бился в грудной клетке, словно птичка, торопил, подгонял.

Девушка кое-как отыскала ключи в глубоком кармане. Успела два раза уронить, прежде чем попала бородкой в скважину. Она сама запирала дверь на старый замок, на два оборота, но это ровным счетом ничего не значило. И едва только Марина вошла в собственную узкую прихожую, едва только выдохнула осторожное «я дома» - и уже поняла, что опоздала.

В квартире было пусто. Только серая кошка вышла из комнаты и демонстративно потерлась щекой о дверной косяк, напоминая, что все здесь принадлежит в первую очередь ей, а уж потом - людям.

- Дымка, - поздоровалась Мари и, не разуваясь, чавкая мокрым сапожком по коврику, заглянула в темную комнату.

Никого. Ни тени, ни запаха, ни отголоска. Накидка на старом диване аккуратно подправлена и даже подушка больше не хранит на себе вмятину от такой тяжелой и лохматой головы.

Будто и не было.

Враз почувствовав себя уставшей, осиротевшей и простуженной, Марина добрела до этого диванчика, с драными уголками, села. И спрятала лицо в озябшие ладони. Сознание еще сопротивлялось, дергало смутные воспоминания. Вот же, все помнится - лежал вот тут, тяжко, больно дышал, все косился из-под век, замирал и затаивался стоило подойти на цыпочках. И расслаблялся, если чуть погладить по косматой голове. Помнится, запах плаща и драного свитеры - дождем и дешевыми сигаретами, кошачьим кормом и мокрым пером, и, что самое страшное - густой кровью.

Нет. Не было. Никого и ничего. Показалось, почудилось, примечталось, увиделось в дурном и рваном сне. Не отлежался и ушел, не вылетел в открытую форточку. Просто не было его здесь.

Марина заплакала.

Спустя минуту, наверное, почувствовала, как кошка бодает ее в коленку. Пришла утешительница.

- Дымка, - простонала Мари, протягивая руку, чтобы погладить мягкую шубку с серебристым отливом.

Палец обо что-то укололся слегка, и Марина пригляделась. У кошки во рту дрожало перо. Черное, взлохмаченное снизу, с понадкусанным кончиком и неровным краем, с зеленым отливом и едва различимым хрустом, если потереть его меж пальцев. Его перо.

Значит был он здесь. Значит не все сумел унести с собой, выбираясь из квартиры втихаря, словно вор. Значит все-таки был. И кошка успела урвать для нее кусочек Пернатого, оставила самый верный из возможных следов.

- Дымка, - выдохнула Марина счастливо и прижала верную любимицу к себе.