Буря не утихала ни на мгновение. В ней не существовало милости и жалости, она не желала позволять путникам пересечь себя, а насылала всё больше и больше препятствий. В затянутом пылью пространстве нельзя было разглядеть ни клочка неба, ни дюйма земли, лишь по цвету песочных одеяний удавалось распознать, когда наступал день, а когда опускалась ночь. В таком сумбуре единственным, что чётко ощущалось, оставалось время, которое безутешно тянулось, не подавая никакого знака о том, когда стихийное мучение закончится.

Выпрямиться во весь рост не получалось: от мелкой пыли, летящей по высоте, дышать становилось невозможно, две объединившиеся стихии земли и воздуха душили их, потому утомлённым странникам приходилось волочится по самой земле и держаться за обвязанную вокруг каждого из них верёвку, не позволяющую отдалиться от отряда и потеряться в пелене.

Всё чаще им стало казаться, что этот путь не имеет конца, но в тот момент, когда отчаяние и смирение с неизбежным накрыло всех, буря отступила. Она не закончилась, но внезапно замерла. Что-то не пускало её дальше. Острые песчинки бились о воздух, но сталкивались с незримым препятствием, барьером, миновав который, странники обнаружили жизнь там, где, казалось бы, практически всё мертво.

– Скажите мне, что я не сплю, – ахнул Викери, любуясь зелёными полными влагой растениями и переливающимися на солнце журчащими водами извилистых ручьёв и прудов, и внезапно почувствовал болезненный укол в плечо и уставился на Леона: – Я просил сказать, а не щипаться!

Леон лишь развёл руками. Ему и самому требовался щипок, чтобы осознать, что перед ними невероятной красоты зелёный сад с засыпанными песочной крошкой каменными дорожками и высокими пальмами, чья листва погружала в прохладную тень разросшиеся лабиринты кустов и зелени, а позади это великолепия стоял внушительный дворец с купольной крышей и четырьмя башнями, выше которого была разве что находящаяся за ним горная стена. Это был край энрийского континента, край целого мира, и оттого одолевшие путников тяжёлые чувства в момент сменились восторгом.

Идя по дорожке к дворцу, невозможно было не приметить, как разнообразна жизнь во владениях Берит. Не только растения обретали здесь искомые спокойствие и безопасность, но и звери, и птицы, и насекомые. Тут все сосуществовали без страха. На покрытом свежей травой холмике путники приметили резвящихся большеухих лисят, на дереве прямо над ними сидели крупные пёстрые птицы с длинным оперением в хвосте и массивными клювами, за которыми едва удавалось разглядеть маленькие головы, а по дорожкам цепочкой проползали жуки размером в кулак, и появление людей никого из живых существ не побеспокоило.

Путники поднялись по лестнице цвета слоновой кости и оказались на открытой площадке перед дверями во дворец, когда внезапно путь им преградил крупный павлин. Он с явным недоверием глядел на гостей и не желал пускать внутрь, агрессивно потряхивая веером из хвостовых перьев. Рисунок на перьях, похожий на множество глаз, заставил путников растеряться перед обилием ярких красок, но и обойти горделивую птицу не получалось: стоило кому-то сделать шаг, как павлин царапал длинными когтями каменные плиты и начинал оглушительно верещать.

– Уходить в сторону или я не свернуть тебе шею, глупая курица!

Савана, стиснув зубы, издала глубинное рычание и впилась взглядом в самоуверенную птицу, но та даже не вздрогнула перед хищницей, а всё продолжала вертеть головой и орать.

– Не думаю, что убийство питомца расположит Берит к сотрудничеству, – Рэйден оттащил белую львицу за плечи.

Пока все стали обдумывать, как обойти птицу и при этом не позволить Саване закусить ей, Викери медленно опустился на корточки и наклонил голову сначала в одну сторону, потому в другую, следуя за движениями птицы. Та внезапно прекратила издавать вопли и тоже уставилась на странника.

Странное поведение Викери заставило Леона придвинулся поближе к Рэйдену и, не сводя взгляда с друга, шёпотом поинтересоваться:

– Что он делает?

– Вероятно пытается подружиться с существом одного с ним интеллекта, – хмыкнул Кассерген, но, отбросив шутки, пояснил: – Павлины были любимыми птицами Роновери. Он всегда умел находить с ними общий язык. Возможно, Викери решил вспомнить, что в прошлой ипостаси они были его единственными друзьями, – и тихо рассмеялся, получив удар локтем по рёбрам и недовольный упрёк во взгляде Леона.

Казалось, что между павлином и странником проходил напряжённый немой диалог, при котором ни один, ни другой не желал опускать взгляд, но исход был предрешён. Блик сапфирового свечения перекатился по радужке Викери, и птица, проследив за ним и издав жалобное кудахтанье, опустила голову до самого пола в уважительном поклоне.

Викери благодарно кивнул здешнему генералу и поднялся, довольно отряхивая руки, но развернувшись, удивился количеству эмоций на лицах соратников. Джоанна и Николь смотрели с восхищением, Леон с необъяснимой смесью скептицизма и поражения, Андра с флегматизмом, скрывающим за собой почти неразличимое одобрение, а Рэйден с привычной насмешкой. И только лицо Саваны выражало вспыльчивое разочарование от того, что ей не дали скрутить рогаликом длинную шею птицы.

Тяжёлые двери дворца поддались не сразу: чтобы её открыть понадобилась сила всех присутствующих. Пройдя внутрь вслед за тонким лучом солнца, пробравшимся сквозь распахнутые створки, путники замерли на входе. Куда идти дальше? Они оказались посреди огромного зала, своды которого поддерживали колонны с койланаглифами, чьи капители распускались подобно лепесткам лотоса. Полумрак вокруг разгоняли настенные светильники – прекрасная работа древности: каменные полукруглые выступы, в желобах которых полыхало масло. И это не могло не удивлять, учитывая, что во всем мире уже были изобретены свечи и даже электричество. Но хозяйка, вероятно, хотела сохранить аутентичность своих владений.

Эхо гулко распространяло по коридорам шаги, когда путники проследовали вдоль зала, но присутствия самой Берит не ощущалось. А может, она просто не хотела встречать незваных гостей?

– Кажется, нам здесь не очень-то рады, – тихо проговорила Николь и вздрогнула, столкнувшись со взглядом статуи, спрятавшейся за колонной.

– Берит и раньше нельзя было назвать радушной хозяйкой, а сейчас, когда она ушла в уединение, так тем более, – развёл руками Рэйден и, сложив руки рупором, громко крикнул в один из коридоров: – Где ваша знаменитая вежливость, Властитель Соглашений Беал? Разве так встречают старых друзей?

– Рэйден, твою ж тьму! – схватился за сердце Викери. – Прекращай свои провокационные выходки! Если под нами провалится пол или выпрыгнет чудовище, я тебя заслуженно стукну!

Стоило Викери договорить, как звуки из движения внезапно оборвал скрежет и лязг металла. Путники мгновенно насторожились от охватившего неприятного предчувствия. Неужели Рэйден взаправду привёл беду на их головы?

– Друзей? – по коридору пробежало эхо женского хохота. – Ты – заноза в заднице этого мира, Данталион. Равно, как и твой отец. Всякий раз, когда ты появляешься, обязательно что-то случается.

Цокот каблуков стал слышаться всё отчётливее, пока пламя масляных фонарей не осветило хмурое лицо Высшей богини, что и сама походила на порождение огня.

– А вот и чудовище... – тихо проговорил Рэйден и мгновенно натянул широкую улыбку: – Властитель Соглашений Беал, неужто у вас сложилось такое плохое мнение обо мне? Ведь столько лет прошло... Неужели вы не допускаете мысль о возможности моего исправления?

– Не допускаю, – дала категоричный ответ Высшая богиня. – Будь оно так, ты бы не заявился ко мне, а раз ты здесь, стало быть, снова решил нарушить привычный порядок вещей. Ты – есть хаос в живом воплощении.

– Зачем же так грубо? – наигранно оскорбился Рэйден, однако Берит не придала его тону значения.

– Моя вежливость похоронена там же, где твоё бессмертие, Данталион, – и прочитав в его дрогнувшей улыбке немой вопрос, развела руками: – Да, мне известно, что с тобой произошло, и твоё возвращение можно назвать не иначе, как чудом, но не жди от меня восхищения. Если даже твоя гибель привнесла в мир хаос и распри, так что же нам ожидать от твоего возрождения? За твои ошибки всегда расплачиваются другие, так скажи, отчего ты полагаешь, что я стану помогать?

– Перед лицом общего врага все становятся друзьями, – пожал плечами Кассерген.

– Я не воюю с Дардариэль. Она мне не враг, но и не союзник. Поэтому я повторяю свой вопрос: почему ты считаешь, что можешь незвано заявиться в мои владения и просить о помощи?

– Потому что все мы ведомы волей тех, что могущественнее всех нас.

– Ха, и кто же столь могущественны, что способны изменить моё решение?

– Фуркас и Самигина.

Лицо Берит вмиг утратило надменную улыбку и обратилось к бледности.

– Убирайтесь! – твёрдо проговорила она и, развернувшись, стала удаляться по коридору. – Я не желаю вмешиваться в игры Первородных богинь!

– Ты уже в них замешана! – Андра порывисто выступил вперёд. – Ты замешана в них по воле Дардариэль, как и остальные Высшие боги, потому что в день гибели небес не она, а вы проливали слёзы над родной кровью!

За всё время знакомства странники впервые услышали в его голосе чёткое дребезжание эмоций. Это заставило их невольно напрячься от непонимания причины такого поведения. Андра буквально надрывался, выкрикивая эти слова, чтобы Высшая богиня могла их услышать. И она услышала... Берит застыла на месте, а после медленно развернулась, скрипя набойками каблуков о плиты пола, и вдавила тяжёлый взгляд в лицо Андры, словно вознамерилась прожечь в нём дыру. Звук приближающихся шагов стал звучать, как приговор.

– Как смеешь ты, странник, обращаться ко мне в таком тоне? – прошипела она, гордо вздёрнув подбородок. – Я могу уничтожить тебя, сломать одним прикосновением...

– Но не станешь, – твёрдо изрёк Андра, глядя на женщину сверху-вниз. – Ты не станешь делать этого с тем, кого однажды оплакивала, мама.

Откровение застало всех врасплох. Странники и бессфера переглянулись, не решаясь что-либо произнести в столь напряжённой атмосфере, и одновременно повернули головы к Рэйдену, но по удивлённому взгляду поняли, что и он не был посвящён в эту тайну. Да и откуда бы? Никто не знал, и не мог знать о том, что у Берит был сын. Пусть Андра и числился в подчинении Властителя Соглашений Беал, но они не проявляли друг к другу родственной заботы, не общались, как полагается матери и дитя. Рэйден даже не был уверен в том, что об этом знали другие Высшие боги.

Но по реакции Властителя Соглашений Беал стало понятно, что слова Андры – чистая правда. Она поражённо отшатнулась и рефлекторно положила руку на грудь, сжимая кулон и ткань алого платья в пальцах.

– Вздор! – воскликнула она. – Ты лишь странник, отражение моего сына, потому не имеешь права звать меня так!

– Мы не связаны общей кровью, но повязаны духом. Я принял его, и потому моими губами он говорит то, что хочет донести до тебя, и сию правду ты отрицать не можешь.

Однако переубедить Берит оказалось непросто. Женщина, смыв с себя шлейф взволнованности тихим вздохом, гордо распрямила спину и выпятила грудь, стараясь казаться выше, чем была на самом деле.

– Вы, странники, склонны приравнивать себя к богам, не обуздав сей силы, – фыркнула она и ткнула пальцем в грудь Андры. – Так докажи, что твой дух – кровь от крови моей, скажи то, что ведомо было лишь ему одному и никому больше.

Андра вздохнул и растёр пальцами виски, словно ему и самому было сложно произносить правду вслух. Она долгое время мучила их обоих, запертая там, откуда её никто не мог услышать, но теперь ей суждено было обнажиться пред всеми.

– Страх перед Первородными богами знаком всем, но твой страх – последствие ошибки перед одной из них. Не Дардариэль стала первой, кто обманул Самигину, а ты. Ты впала в её немилость, и оттого так сильно боишься навлечь на себя её гнев снова, ведь в прошлый раз она запросила непомерно высокую цену за прощение – твоего сына. Ты боялась лишиться его, ведь он был смертным, рождённым до твоего вознесения, поэтому нарушила течение его времени, из года в год продлевала его нить корнями жизни, дабы тот никогда не покинул тебя и не ушёл в багровые поля, но Самигина узнала об этом. Она уговорила прародителей вознести Андру, чтобы тот мог жить вечно, как ты и хотела, но за твой обман она потребовала сделать его стражем тюрьмы межмирья, чтобы он навеки оставался слугой богини, которую ты обманула, и сковала его сердце печатью, дабы он никогда не смог ощутить прежней любви к тебе. Самигина обязала тебя жить с этой виной веками и лишь смерть – твоя или его – послужила бы прощением.

Услышав сиё откровение, руки Берит задрожали, и кольца на её пальцах стали тереться шинкой друг об друга, издавая тихий скрежет. Но Высшая богиня попыталась утаить это: накрыла одну ладонь другой и крепко сжала, чем только сильнее выдала волнение.

– Печать на сердце Андры утратила силу с его смертью, оттого каждое его перерождение, включая меня, помнит, как ненавистны были ему эти чары, и поэтому, прежде чем исчезнуть и позволить мне принять божественность, он попросил о том, чтобы, повстречав тебя однажды, я передал, что он не винит тебя и знает, что ты всё это время оберегала его семью.

К моменту, как он прекратил говорить, Берит уже растеряла всю строптивость. Она стояла с опущенным в пол взглядом и растирала носком туфли крошку песка на каменном полу, затягивая молчание, нависшее тяжестью в зале. Рэйден уже хотел было прервать неловкую тишину, но Высшая богиня внезапно подняла голову и тихо, несвойственно её властному голосу, произнесла:

– Прежде, чем я позволю вам высказаться о причине вашего появления, а себе выслушать вас, хочу знать, как твоё имя, странник, и какой жизнью тебя одарила Великая Фуркас.

– Меня уже многие годы именуют Андрой. Моё настоящее имя не имеет значения, ведь с ним я оставил и прошлую жизнь.

– Оно будет иметь значение для меня, ведь ты принёс облегчение моему сердцу. Я хочу знать, как могу именовать сына, если он мне это позволит... Если ты мне это позволишь.

Андра заколебался. Приняв своё божество, он сроднился с ним, оттого женщина перед ним действительно казалась роднее, чем была, и всё же давать ей надежду было бы жестоко, ведь он не являлся Андрой, а был лишь его перерождением.

– Отдаёшь ли ты себе отчёт, что я – не твой сын, госпожа? Хоть моя и его души слились воедино, а его прошлое стало моим прошлым, я всё же не он.

– Понимаю, оттого и прошу разрешения. Я долгое время была отделена от сына, но теперь вижу в тебе его огонь. Позволишь ли ты мне видеть его или сделаешь слепой? Я приму любой твой выбор.

– Моё настоящее имя... – Он сделал вдох, – ... Эреас Ксальталь. Я родился и вырос в Арам-Аране в бедной семье. Родители работали на данмановой ферме, пока однажды один из данманов не загрыз моего отца и не ранил мать. Денег на лекарства для матери у меня не было, поэтому я стал обыгрывать богатых людей в карты, чтобы заработать хоть немного дэлей. Тогда-то меня и нашла Эйрена. Мне предложили присоединиться взамен на деньги, я согласился, сделал ужасный выбор для того, чтобы спасти мать, но ей это не помогло. Для лечения было уже поздно. Она скончалась, а я так и остался среди Грехов, потому что иной жизни у меня уже не было.

– Что в этой жизни, что в прошлой, ты сделал один и тот же выбор ради семьи, – кивнула Берит и, взяв его руку, мягко накрыла своей маленькой, в сравнении с его, ладошкой. – В прошлом, когда Андра погиб, я сказала его жене, чтобы их род навсегда сохранил фамилию, что они получили от меня, а я от своего отца. Это должно было стать их благословением, но годы стёрли её значимость, потому так грустно осознавать, что та фамилия привела их род лишь к работе на данмановой ферме. Одно лишь радует, что Андра выбрал ипостасью своего же потомка... Тебя, Эреас Ксальталь. Пусть дальняя, но ты кровь и от моей крови, поэтому я выслушаю то, зачем вы пришли, и помогу вам, если то будет в моих силах. Идите за мной.

Браслеты зазвенели, когда Берит взмахнула рукой, жестом призывая гостей следовать за ней.

– Уму не постижимо, – вздохнул Леон и потёр взмокший лоб: в каменных стенах дворца стояла невероятная духота. – Неужели тут все друг другу родственники?

– А чего ты ожидал? – усмехнулся Рэйден. – Энрия – маленькая страна, а боги – те ещё кролики. К тому же ещё и бессмертные. Вспомни, скольких женщин осеменил мой отец. Не удивлюсь, если половина континента – это мои братья и сёстры, о которых я даже не знаю.

– Удивительно, что при твоей схожести с отцом, ты не осеменил стольких женщин, Данталион, – посмеялась над его словами Берит. – А может, ты просто не знаешь об этом... Хотя признаю, – она бросила прикрытый ресничным веером взгляд на Леона, – ты выбрал интересный способ избежать этого.

– Все Высшие боги будут потешаться над этим? – пробурчал Леон.

– А почему нет? – развела руками Властитель Соглашений. – Анхеле – святость, к которой даже боги бояться прикоснуться, оттого нам так и любопытно.

Больше она ничего не сказала, молча повела их по лабиринтам коридоров, пока они наконец не оказались перед открытыми дверями одной из комнат, внутри которой располагались высокие до самого потолка многоэтажные стеллажи с книгами и свитками, добраться до которых можно было только с помощью лестниц и балконов. В отличии от парадного зала и коридоров, здесь чувствовалась прохлада. Она проникала с лёгким ветерком сквозь небольшие овальные отверстия высоко под потолком, через которые можно было разглядеть спокойное голубое небо, а в углах зала располагались зелёные сады с цветами и маленькими деревьями, ограниченные высоким бордюром. Вероятно, это был кабинет Берит, так как в глубине можно было заметить большой стол, заваленный бумагами и книгами.

Берит присела на один из стоящих посреди библиотеки каменных скамеек, обложенных разноцветными тканями и подушками, и жестом предложила гостям устроится на соседней, однако прежде, чем выслушать их, щёлкнула пальцами и на невысоком столике перед ней появились чаши с фруктами и поднос с глиняными стаканами и кувшином, наполненными водой.

– Не такое уж я и чудовище, – она бросила короткий взгляд на Рэйдена, после которого стало понятно, что она прекрасно слышала, как тот её назвал, – и не стану изводить вас голодом и жаждой после того, через что вы прошли.

Рэйден напрягся, опасаясь, что Берит затаит обиду за его шутку, но тут же расслабился, видя, как та спокойно пьёт и закусывает виноградом, вот только стоило ему потянуться, как стакан тут же стремительно отскочил в сторону, а после и вовсе плюнул ему в лицо водой.

– Ну как же, – проворчал он, обтирая лицо рукавом, – не станет она...

– А я говорила это не тебе, Данталион, – хмыкнула богиня и лёгким движением пальца заставила стакан оказаться в его руках. – Считай, что ты расплатился за свою грубость.

Поджав губы, Рэйден плюхнулся на скамью и стал молча опустошать стакан, предоставив разъяснения другим своим соратникам. Рассказывать о цели их прибытия пришлось Леону – только он из всех присутствующих был сведущ в планах Самигины и Фуркас. Когда же он закончил, Берит ещё некоторое время молчала, обдумывая слова, а после вздохнула и аккуратно поставила опустевший стакан на край столешницы.

– Значит, эра Высших богов подходит к концу, – заключила она, но при этом не выглядела подавленной. Скорее её слова ощущались, как упавший с души камень. – Так Самигина хочет знать, что сокрыто в отнятой памяти Дардариэль? Признаться, мне и самой хотелось бы это знать. Уже тогда мне показалось странным, что Дардариэль вручила её мне и попросила спрятать там, куда Первородным богиням путь закрыт, – в энрийских землях. Однако даже мне Дардариэль не доверяла. Она взяла с меня слово, что я тоже отниму у себя память о местоположении.

– Значит, вы тоже не помните, куда Дардариэль спрятала свою память? – разочарованно вздохнула Николь.

– Да, дорогая, не помню, но я не глупа, чтобы не найти лазейки в своём же слове. Я всё-таки Властитель Соглашений Беал. Договоры – моя специализация. Как и обещала, я отняла у себя память, но я не давала слово, что спрячу её, как и не говорила, что никогда не верну её себе. – Берит расстегнула застёжку на цепочке и положила на стол свой кулон с крупным гранатом в золотой огранке. – Я заточила осколок памяти в камне, чтобы тот не привлекал внимания, и все эти годы носила при себе, вероятно, ожидая именно этого момента.

И надавив ногтем на поверхность красного камня, твёрдо произнесла:

–Маš, pula duĺ tahu, re teme buela¹.

Гранат захрустел, от центра, куда упирался ноготь богини, разошлась паутина трещин и посыпалась мелкая пыль, пока весь камень не обратился в алый песок, оставшись горкой на плоском золотом основании. Берит разворошила пыль и вытащила переливающийся осколок, в поверхности которого, казалось, был заточён белый свет.

– Чем больше хочешь скрыть, тем крупнее будет осколок, – задумчиво проговорила она, прокручивая свою память в пальцах. – Я заточила в него только воспоминания о месте, но даже этот кусочек кажется мне большим. Сложно представить, что же такое вознамерилась скрыть Дардариэль, что её память сплела из себя целый камень.

Одним решительным жестом Высшая богиня раздавила осколок. Пыль от него взметнулась в воздух и потоком вонзилась в виски, заставляя Берит с шипением склонить голову. Странники по себе знали, как тяжело и болезненно принимать воспоминания о прошлом, поэтому из вежливости перестали таращиться на богиню и стали ждать, когда та заговорит первая, а Джоанна пододвинула к ней стакан с водой, чтобы та могла отрезвить сознание прохладной водой.

– Благодарю, – кивнула Берит и сделала глоток. – Я не смею идти против воли Первородных богинь, а потому скажу, где найти память Дардариэль, но с одним условием.

– С каким же, госпожа? – Викери подсел поближе, заинтригованный в причине внезапной просьбы.

– Дардариэль принимала много тяжёлых и оставляющих след решений, одно из которых повлияло и на меня. Тогда я не смогла воспротивиться ей и потеряла часть своих владений, а вместе с этим и силу веры людей, что в последствии ослабило меня. Но если Самигина права, и гибель Элеттеля была предначертана, как и гибель богов, то я хочу знать, что стало первопричиной столь страшных событий, и почему Дардариэль выбрала именно Гастиона в качестве носителя проклятья.

– Он связующее звено, – пожала плечами Николь. – Она не хотела, чтобы Троица небесного суда вознеслась снова и искала способ наказать Мариас, потому выбрала Гастиона, разве не так?

– Нет, тут должно быть что-то ещё ... – Берит поднялась и принялась расхаживать по кабинету, потирая подбородок. – Слишком много странностей во всём этом. Мне понятно, почему она наложила на Гастиона печать Самигины, но что если посмотреть на этот вопрос под другим углом? Что если Мариас стала побочной ветвью, в то время как Гастион был изначальной целью? В таком случае становится отчасти понятно, почему она скрывала его от нас, Высших богов, почему не рассказывала никому о его прошлом, и почему подтолкнула его покончить с собой. Она не могла знать о предсказании Фуркас, а значит, есть другая причина не допустить его вознесения, причина, которую она скрыла в своей памяти. И эту причину я хочу узнать. Я прошу вас найти её память и принести в мою обитель.

– Почему для вас это так важно, Властитель Соглашений Беал? – недоверчиво покосился на богиню Рэйден.

– Как и сказал Эреас, – она мельком бросила взгляд на Андру, – все мы уверовали в благородность её намерении и неосознанно стали соучастниками, заплатив за это страшную цену, в то время как она осталась чиста. Поэтому я намерена пригласить в свою обитель Мастера Валюты и Владыку Вод, дабы в нашем присутствии память Верховной Амаймон была открыта, после чего мы решим, какие шаги предпринять дальше.

– Что ж, условие логичное, – кивнул Леон. – Я согласен. Так ответьте, где же нам искать память Дардариэль?

– Память Дардариэль спрятана в месте, которое она похоронила в огне и пепле, – в Элеттеле.

Перевод высшей энрийской речи:

1. Маš, pula duĺ tahu, re teme buela. – То, что было отнято, ко мне возвратится.