Когда Леон проснулся, небо, окутанное абрикосовым заревом, уже наполнилось сиреневыми облаками. Перевернувшись на спину, он заметил натянутый над кроватью балдахин – в его спальне такого не было! И вспомнив предшествующие сну события, осознал, что по привычке лёг спать в комнате Рэйдена, а обнаружив того рядом, и вовсе подумал, что всё ещё спит. Так сладок и притягателен оказался представший перед ним облик. Перевернувшись на бок, он подпер голову ладонью и осторожно прикоснулся к скуле Кассергена, опасаясь, что это видение развеется, как дымка. Однако под пальцами он почувствовал бархат и тепло кожи. Волосы Рэйдена ниспадали на лоб и плечи, растекаясь водопадом по холодному атласу, а его выразительные алые губы были слегка приоткрыты.

Почувствовав чужое прикосновение сквозь сон, Рэйден поморщился, причмокнул губами и зарылся щекой в подушку. Леон улыбнулся: ему никогда не доводилось видеть Кассергена таким умиротворённым. Его сон не тревожили кошмары, и чтобы подсластить грёзы, Леон нежно поцеловал юношу в висок и, довольно улыбаясь, вылез из-под одеяла. Просыпаться в одной кровати с кем-то ощущалось непривычно и всё же невероятно приятно.

Леон давно обжил комнату Рэйдена по своему усмотрению: записи горкой складировались на столе рядом с фоторамками, в комоде появился личный ящик с одеждой, а в ванной комнате его принадлежности для гигиены аккуратно разместились на отдельной полке шкафа. Он даже принёс из своей спальни подушку, потому что на ней было удобнее спать. Поймав себя на этой мысли, Леон смутился: разве они не похожи на супругов? Странник не был уверен в том, сколько проспал, но точно не хотел, чтобы Рэйден застал его в таком потрёпанном виде, и, услышав шорох на кровати, он поспешил скрыться в ванной.

Он вышел лишь через десять минут, когда смог усмирить волнение. Не представлял, как Рэйден отреагирует на подобное соседство.

Как и ожидалось, Кассерген уже не спал. Закинув руки за голову, он изучал узор на ткани балдахина. Но когда дверь в ванную скрипнула, он тут же повернулся. Проходя мимо кровати, Леон заметил, что Рэйден успел надеть повязку на глаз – вероятно, чтобы не смущать его видом пустой глазницы. Хотя это волновало странника меньше всего; гораздо больше его занимали белые волосы юноши, к которым он еще не успел привыкнуть.

– У этой комнаты сменился хозяин за время моего отсутствия?

– В моей комнате страшный дубак, – отмахнулся Леон в попытке оправдаться и добавил для правдоподобности: – Рамы рассохлись.

Рэйден усмехнулся и приподнялся. Одеяло соскользнуло, обнажая его мускулистую грудь и бледный шрам на животе. От одного взгляда на него Леона внутри что-то ёкнуло. Ему хотелось подойти и натянуть одеяло обратно, чтобы не вспоминать, как этот шрам появился.

– Я был в твоей комнате, – произнес он, наклонив голову на бок и испытывающе глядя на Самаэлиса. – Подумал остаться там, чтобы не смущать тебя своим присутствием. Но ничего подобного не нашел. И, Леон... – его губы изогнулись в хитрой улыбке. – В Энрии сейчас соун, то есть июль.

– Так почему же ты здесь? – буркнул Самаэлис, осознав, что попался в ловушку. – Вот там бы и остался!

– Мне стало одиноко, – промурлыкал Кассерген, потянув его за руку на кровать. – Я истосковался по любви, ведь в багровых полях её не сыскать.

Леон возмущённо хлопнул губами и отодвинулся, надавив пальцем на обнажённую грудь бывшего даймона.

– Поверь, я насмотрелся вдоволь. Тебе любви хватит на всю жизнь и ещё останется. Удивительно, как у тебя член не отсох после всех этих похождений.

– Не знаю, – пожал плечами Рэйден. – Пока ещё в порядке, но если ты сомневаешься, можем проверить это прямо сейчас.

Внезапно его взгляд уперся в ладонь Леона, и прежняя игривость уступила место хмурой озадаченности.

– Это сделала Самигина?

– А? Да... – Леон повернул руку ладонью вверх и стал рассматривать выжженный узор из древнего письма. – Это её метка, позволяющая войти в багровые поля, – часть нашей сделки. С помощью неё она может найти меня где угодно, чтобы получить свою плату.

Рэйден осторожно схватил его за запястье и притянул руку к себе, внимательно рассматривая узор, а затем нежно поцеловал кольцо ожогов.

– И зачем было портить такие прекрасные руки этой мазнёй? – произнес он с легкой ноткой упрека.

Однако легкость в его голосе быстро угасла, и юноша, почувствовав неловкость, выпустил руку Леона и укрыл лицо за длинными белыми прядями. Он неуютно заёрзал по простыни, нервно заламывая пальцы, готовясь к, возможно, неприятному ответу на интересующий его вопрос.

– Как много ты видел? – тихо спросил он, сосредоточив взгляд на костяшках своих пальцев.

– Я видел достаточно, – буднично ответил Леон, изобразив задумчивость и потирая подбородок. На самом деле он уже подготовил остроумный ответ, чтобы заставить Кассергена покраснеть. – Особенно мне понравились твои постельные утехи с небожительницами. Так понравились, что я бы с радостью выволок их из твоей постели и захлопнул дверь.

Увидев, как плечи Рэйдена опустились ещё сильнее, Леон подтянул его лицо к себе за острый подбородок и провёл большим пальцем по нижней губе.

– Но даже это не способно изменить моё отношение к тебе. Если бы потребовалось, я бы прожил всю твою жизнь ещё раз.

– Когда вы научились таким бесстыдным вещам, мистер Самаэлис? – расслабленно улыбнулся Рэйден и поцеловал подушечку его пальца.

– У меня был очень плохой пример для подражания, – ответил Леон, наклонившись ближе и оставляя между их губами несколько провокационных дюймов.

– Так уж и плохой?

– Очень плохой, – с придыханием произнёс Леон и, опустив руку на щёку Рэйдена, мягко поцеловал его в уголок рта.

Притянув странника к себе, Рэйден опустил руки на его бёдра и резким движением перетащил Леона на колени. Тот ойкнул, вцепившись в плечо, и рассмеялся прямо в нежно ласкающие губы. Несмотря на боль от оставленных ран, его разум растаял, проследовав за языком, пробравшимся в рот. И если бы кто-то спросил Леона, чем он дышал в этот момент – воздухом или губами Рэйдена, – он бы не смог дать точного ответа, ведь и то, и другое наполняло его грудь приятным жжением, разливающимся до самого пупка.

Руки Рэйдена осторожно скользнули под рубашку. Леон не стал заправлять её в брюки, как делал обычно, и вдруг осознал, что пора навсегда забыть об этой привычке. С губ срывался тихий стон всякий раз, когда исследующие напряжённые мышцы пальцы замирали на покрытых корочкой ссадинах, разгоняя пульс и выбивая из колеи разум. Инстинктивно странник попытался сбежать от дразнящей пытки, подавшись вперёд. И как же это было ошибочно! Теперь биение сердца Рэйдена ударяло вибрацией в грудь так сильно, что Леон чувствовал его внутри себя.

Оборвав поцелуй, чтобы вдохнуть немного воздуха, Рэйден слизывал стёкшую по губам слюну Самаэлиса. Леон протестующе замычал, готовый забыть о дыхании, лишь бы не прерывать этот волшебный момент. Но, нежно сжав его горло, Рэйден заставил его приподнять подбородок и, прикусив тонкую кожу зубами, медленно спустился к шее. Щекотливая цепочка поцелуев двигалась мучительно медленно, и в нетерпении Леон вдавил ногти в предплечье, призывая его поторопиться. В ответ Рэйден мстительно прикусил кожу, вырывая из уст Леона непроизвольный стон. Им больше не нужно было спешить, но Леон слишком привык к непостоянству жизни и жаждал насладиться каждой минутой, подаренной им судьбой. Он отчаянно искал губы Рэйдена, но натыкался на невидимую преграду, мешающую повернуть голову. Не выдержав этой пытки, он запустил руку в белоснежные волосы и властно дёрнул на себя, заставляя Рэйдена отвлечься от шеи.

– Ты стал жёстче, мой принц, – прошипел Рэйден, облизывая губы.

– Возможно, – ответил Леон и, толкнув Кассергена на подушки, навалился сверху.

Никто из них не мог точно сказать, сколько времени они провели в этом сладостном мучении, терзая друг друга настойчивыми поцелуями. Губы начинали неметь от нежности. Захватывая короткие рваные вдохи, они встретились взглядами сквозь дрожащие ресницы. За последний год, а может, и за всю жизнь, Леон не испытывал такого трепетного счастья. Греющий изнутри уголёк радости невольно заставлял его улыбаться. И даже если со стороны он выглядел как сумасшедший, это казалось неважным. Главное, что Кассерген смотрел на него с такой же глупой улыбкой, поглаживая губы, к которым теперь имел право прикасаться.

Внезапно раздалось урчание: их желудки синхронно напомнили о том, что одной любовью сыт не будешь. И хотя оба мечтали провести ночь в объятиях друг друга, сминая простыни до тех пор, пока они не окажутся на паркете, им всё же пришлось отвлечься от обмена чувствами и спуститься вниз.

Увлечённый сладким пробуждением, Леон едва не забыл о том, что должен был рассказать остальным странникам. Как бы ни было сильно его желание оттянуть опасное путешествие, ему пришлось собраться с мыслями и созвать всех в гостиной Кронхилла. А пока они ожидали появления Грехов, устроились в малой гостиной за поеданием сладких булочек с чаем.

– Не ожидал от тебя такой прыти, Рыжик, – расхохотался Рэйден. – Думал, что ещё лет пять будешь холостяком, прежде чем наберёшься смелости. – Он обернулся к Леону и добавил: – Ни тебе, ни мне – оба остались в проигрыше.

– Я и не ставил, – заверил Леон, с ухмылкой отпивая из чашки.

Джоанна демонстративно закашляла в кулак и протянула руку.

– Зато она ставила, – довольно пояснил Кассерген и, порывшись в карманах, бросил сестре золотой дэль.

– Вы делали ставки? – Николь надула щёки и бросила быстрый взгляд на Викери, а затем снова обратилась к азартной троице. – Могли бы сказать. Я бы тоже поучаствовала.

– Эй!

Возмущение сорвалось с губ Викери. Странник сложил руки на груди, оглядел всех прищуренным взглядом и вздохнул. Год назад он бы сам не поставил на себя. Женитьба – дело, не терпящее спешки, – так он думал, глядя на своих родителей, ставших супругами по желанию семей. Но у него с Николь всё сложилось иначе. И он был благодарен судьбе за тот рождественский пудинг с кольцом и глупую традицию с омелой.

– Ты уверен, что готов к этому? – продолжил ехидствовать Рэйден. – Семья, дети, воспитание этих самых детей в семье... Надеюсь, ты имеешь хотя бы минимальное представление о том, что дети берутся не из почтовой коробки, Рыжик? – И, повернувшись спиной к дамам, чтобы не смущать их, показал процесс на пальцах.

– Боже... – в один голос сконфуженно воскликнули Викери и Леон, прикрывая ладонями глаза.

– Не переживай, мой принц. Мы с тобой тоже испытаем подобный опыт, – подмигнул Рэйден.

Он умел одной фразой ставить всех в неловкое положение, при этом сам не испытывая смущения, будто задавал самый примитивный вопрос о погоде. Даже их показательное нежелание отвечать не уменьшило его желания потешаться. В основном над Леоном, позорить которого было одной из его любимых забав. Вот только он не догадывался, что у Леона тоже припасён остроумный ответ...

Подперев щёку рукой, он с лисьей улыбкой посмотрел на Кассергена:

– Конечно, принцесса. Кому как не тебе знать о подобном опыте? Свой-то ты получил в подворотне.

– Ауч! Удар ниже пояса! – Рэйден с драматизмом прижал ладони к сердцу.

– Ваш крайне неуместный флирт вызывает у меня приступ тошноты, – скривился Викери.

– Тогда носи с собой ведро, потому что меньше его не станет, – развёл руками Рэйден.

Вскоре в дверь постучали, и стук оказался весьма деликатным – что было совершенно не свойственно Грехам. Многие из них хоть и появлялись в Кронхилле по приглашению, но избегали порога, предпочитая заявляться прямо в парадную и оповещать о вторжении. Лишь Андра проявлял уважение к покою жильцов, смиренно ожидая у входной двери. Но в этот раз всё было иначе...

На пороге величественно стояла Эйрена, а за ней скучающие Грехи, которых, вероятно, заставили войти в дом под давлением правил. Увидев ее, Джоанна растерялась: с одной стороны, пускать Железную королеву не очень-то хотелось, а с другой – и запретить не могла, ведь это тоже был ее дом.

– Позволишь войти? – поинтересовалась Эйрена.

Джоанна вздрогнула, вырываясь из оцепенения, и поспешно отошла в сторону, отодвигая створку двери. Эйрена вошла внутрь и начала осматриваться. Она давно не была в этом месте, хранившем множество чудесных воспоминаний из детства, однако за столетия от них осталось лишь легкое дуновение в памяти – все знакомое уже изменилось. Только портрет дяди Килана и его дочери Алиассы по-прежнему висел на своем месте.

– Давно же я здесь не была... – произнесла она с увлечением, оглядывая лестницу, которая, хоть и была переделана не раз, все еще напоминала о том, как они с братом скатывались по перилам, убегая от ворчливого дворецкого. – Сколько воспоминаний...

– Их было бы гораздо больше, если бы это место не разнесли по твоему приказу, Мари.

Рэйден оперся плечом на стену и скрестил руки на груди.

– У всего есть своя цена, – покачала головой Эйрена, обводя рукой окружение. – И все это – расплата.

Рэйден фыркнул и скрылся в малой гостиной. Их отношения больше не резали воздух ножами, но и назвать их теплыми язык не повернулся. Он не простил ей тот день, когда вся Энрия узнала о кровавой резне в Вейн-Адэре, и намеревался держаться на расстоянии до тех пор, пока этого не потребует ситуация.

В итоге малая гостиная разделилась: одну сторону заняли Грехи, другую – жители Кронхилла, а в центре в роли связующего звена стоял Леон. Тишина напрягала его. Он старался заполнять ее пустоты, рассказывая все больше того, что поведала Самигина, но казалось, будто говорит в пустом зале, – все присутствующие хранили вдумчивое молчание.

Когда он закончил, то сразу сделал глоток чая, ставя точку. Горло щипало от непрерывного монолога.

Первой заговорила Гремори:

– То есть все наши проблемы из-за того, что в тот чертов день кто-то не смог выполнить условия богини судьбы?

Грех готова была рвать на себе волосы от злости, но смелости хватило лишь на то, чтобы вонзить золотой взгляд в равнодушный профиль Эйрены.

– Так сказала Самигина, – развел руками Леон и уселся на подлокотник дивана.

– Она солгала мне, – тихо произнесла Эйрена. – Сказала, что Элеттель не должен был пасть, чем подпитала затмевающий благоразумие гнев. Если бы я только тогда вняла ее предостережению...

– То что? Не убила бы Кроцелл и Роновери? – цинично хмыкнул Рэйден. – Да брось! Самигина предупреждала, но ты сама приняла решение не услышать её.

– Ваши небеса – лживое болото, – высказался Викери. – Там сплошь обман и дележ власти. Велиаль, Самигина, Дардариэль... У всех свои интересы, и никого не заботит, сколько невинных погибнет. И неважно, есть ли сожаления – ничего уже не исправить. Так скажите на милость, зачем нужны боги, если они приносят лишь кровопролитие? Зачем начинать эру новых богов, если опыт старых показывает, что делать этого не стоит?

Гласеа отвлёкся от разглядывания чахлого сада за окном и повернулся к страннику.

– Созидание и разрушение – основа мироздания. Перевесь одна чаша другую, и прогресс остановится. Поэтому у всего есть свой противовес. Для чего, по-твоему, прародители создали цветы ирсин? Они – противовес божественности. Так же и божества созданы для того, чтобы быть противоположностью смертным. У этого мира должны быть кандалы; когда кандалы начинают разрушаться, их заменяют новыми. В этом суть новой эры.

– Вас это не беспокоит? – настороженно спросила Николь, поднимая брови. – Это противоречит вашим убеждениям.

– Беспокоит, – качнула головой Астарот. – Но что мы можем с этим сделать? Если сказанное Самигиной правда, вмешательство не изменит судьбу, а лишь запустит новую петлю. Нам остается лишь сделать так, чтобы власть небес больше не принадлежала Дардариэль.

– В таком случае, нам следует обратиться к Берит, – подытожил Леон. – Не похоже, что Самигина лгала. Она явно знает, что скрыто в памяти Дардариэль, но почему-то отказывается делиться этой информацией.

– Самигина понимает, что её ответ не вернёт тебе память Гастиона, если он сам о ней не знает, – добавила Эйрена с уверенностью. – Ей необходимо, чтобы ты и дух Гастиона увидели то событие и поняли причины поступков Дардариэль; только тогда процесс принятия ипостаси сможет завершиться.

– Допустим, – прервал их Викери, которому порядком надоело обсуждение богов и в частности Самигины. Он повернулся на диване к Рэйдену, словно тот мог одним словом завершить эту утомительную беседу и избавиться от пугающей сестрицы с её свитой. – И где же находится обитель Берит?

– Я, по-твоему, похож на географический справочник?

Взгляд Викери продолжал давить на него. В конце концов, не выдержав напряжения, он с раздражением выдохнул и, вопреки собственным словам, разложил на столе карту, которую достал из шкафа.

– Обитель Берит расположена за пустыней Лю-Кхёль, – указал он пальцем на самую нижнюю часть карты, где золотые пески встречались с горной границей – краем энрийского материка. – Путь к ней лежит только через пустыню, где нет никаких ориентиров для перемещения с помощью амонов. Лучше сначала переместиться в Арам-Аран, а затем двигаться вдоль юго-восточного горного хребта. Это займет больше времени, чем путь напрямик через пустыню, но будет гораздо безопаснее.

– Согласна, – задумчиво произнесла Гремори, проводя пальцем по нарисованным горам. – В Лю-Кхёль нередки песчаные бури; от них можно укрыться в горных пещерах. Кроме того, в этом направлении есть несколько маленьких оазисов, где можно запастись водой и привести себя в порядок, потому что вонять от вас будет, как от скота. – Она подняла глаза и заметила широко распахнутые взгляды странников. – Что? Не только Андра родом из южных земель. К тому же, если память мне не изменяет, ипостась Кроцелл говорила о том, что Святыня находится в пустыне. Это удачное стечение обстоятельств для решения сразу двух задач.

– Удивительная заинтересованность, Грем! – Астарот похлопала соратницу по плечу и заговорщицки понизила голос: – Особенно для тебя. Задумала чего?

Гремори резко сбросила её руку, словно отгоняя назойливую муху.

– Послать тебя в варнулью задницу!

– Но есть одна проблема, – прервал их перепалку Викери, напомнив о важном. – Обители Высших богов скрыты от смертных. Даже если мы узнаем точные координаты, вход может оказаться недоступным.

– Он прав, – кивнул Андра, проводя пальцем по карте. – Вокруг обители Берит бушуют вечные песчаные бури, и в этих условиях легко потерять всякий ориентир. И единственный способ миновать её – найти слуг, чей острый нос способен взять любой след.

– Нармиры? – уточнила Джоанна и получила утвердительный кивок от Греха Гнева.

– Да, это неплохой вариант, – замялся Рэйден. Он откашлялся в кулак и принялся блуждать по комнате. – В тамошних лесах, на юго-восточной границе, находится поселение нармиров. Они могут провести. Правда, отсюда выплывают три маленькие проблемы...

Он поднял кулак и оттопырил указательный палец.

– Первая проблема: мы вторгнемся на их территорию, что они не любят. – Рядом с указательным пальцем поднялся средний: – Вторая проблема: люди им тоже не особо нравятся. И третья проблема...

Он поднял безымянный палец, а после ткнул перебегающим указательным в себя и Эйрену.

– ... Они не любят меня и Мариас.

– Вау! Сразу три «не любят»! – с напускным энтузиазмом воскликнул Викери, хлопая в ладони. – Мы собрали настоящую комбинацию неудачников! Что будем делать?

– Вести переговоры. Других вариантов нет, – развёл руками Леон. – Битва земли и стали осталась в прошлом. Вражда уже должна быть забыта путём мира, к которому вы привели их народ.

– А перед этим мы почти истребили их, – нервно усмехнулся Рэйден. – Нармиры – злопамятные твари и крайне недоверчивые.

Джоанна похлопала брата по плечу и настойчиво произнесла:

– Мы попытаемся.

Солнце начинало скрываться за горизонтом, забирая последние тусклые лучи из комнаты. Проведя ещё десять минут за обсуждением плана, Грехи и Эйрена наконец начали собираться в Кораве-Эйрини. Джоанна, как истинная хозяйка, вызвалась проводить их.

– Минутку, – остановила всех Николь. – Остался ещё один нерешённый вопрос, на который кое-кто сознательно не желает отвечать.

Она так и не поднялась с дивана, лишь слегка повернула корпус, чтобы видеть всех присутствующих. Закинув ногу на ногу, она сцепила пальцы на прикрытой платьем коленке. Её удивительно прямая осанка – привычка пансионского воспитания – пугала не меньше колкого взгляда. В такие моменты Леон вновь осознавал, что перед ним не просто подруга, а благородная особа и ипостась самой судьи небес. Он нервно сглотнул, почувствовав, что застывший янтарь в её глазах направлен прямо на него.

– Зачем тебе два противоядия, Леон?

Её слова заставили юношу замереть в движении. Он надеялся ускользнуть, смешавшись с толпой Грехов, но они уже стояли стеной в дверном проёме, отрезая ему путь к выходу. Вариант выпрыгнуть в окно тоже имелся, но оставался лишь на крайний случай.

Видя, что Самаэлис продолжает упорно хранить молчание даже под давлением десятка глаз, Николь, поднявшись, встала прямо перед Леоном, вскинув подбородок, чтобы сравнять их взгляды.

– Зачем? – с нажимом повторила она.

Леон понимал: она уже догадалась, срастила всё, что когда-то видела своими глазами, в единый пазл, но он никак не мог подобрать нужные слова. Как вообще можно признаться в том, что принятие божественности медленно убивает его?

– Николь... – выступил вперёд Рэйден. – Это не то, о чём стоит сейчас говорить.

Он попытался втиснуть руку между ними, но странница осадила его:

– Так моя догадка верна? И ты тоже знал об этом, но молчал?

– Не вмешивай его.

Леон с глубоким вздохом развёл плечи и взглянул на невысокую леди сверху вниз с таким же мрачным выражением, каким она смотрела на него.

– И что с того? Что бы вы сделали, если бы знали? Достали бы цветы ирсин?

– Леон, мы бы нашли способ...

– Нет, не нашли бы! – громко перебил он. – Вы бы смотрели на меня, как на умирающего! Хочешь, чтобы я это сказал вслух? Да, я ранен клинком «Слёзы небожителей»! Довольна?

– Что? – подскочил с дивана Викери. – Как давно?

– С нашей битвы в Кораве-Эйрини. Самигина ранила меня им, чтобы я мог пообщаться со своей ипостасью, а потом приполз к ней за лекарством. Понимаете теперь? Всё это, – он обвёл руками окружение, – и все мы изначально были её фигурами на шахматной доске! Ничего из того, что мы думали, было нашей идеей, нам никогда не принадлежало!

– Успокойся, – произнёс притаившийся в тени шторы Гастион. – Им не обязательно знать всё...

– Отчего же? – истерично хохотнул Леон, поглядев в пустоту, в коей единственный видел человека, и с нажимом провёл рукой по волосам. – Хотели же знать? Так вот пусть знают: этот чёртов клинок способен не только убивать...

– О чём ты говоришь, Леон?

Николь уже пожалела о том, что решилась задать этот вопрос. Поведение друга, граничащее с нервным срывом, начинало пугать её. Она инстинктивно сделала шаг назад, но Леон тут же сократил расстояние до прежнего.

– А то, – его голос стал низким и давящим, – что яд клинка сломал стену между моей душой и Гастионом. Я способен видеть его, слышать и говорить с ним. Этого добивалась Самигина: чтобы я смог приблизиться к своей ипостаси. Но чем больше я принимаю его прошлое, тем сильнее действие яда. Вот для чего мне лекарство! Но, дьявол бы его побрал, я не могу им воспользоваться сейчас! Как тебе такой ответ? Это ты хотела услышать, ставя меня в неловкое положение перед всеми?

– Прости! Я... я не знала... Не думала, что...

– Вот именно, Николь! Ты не подумала о том, что это слабость, о которой я не хотел говорить не потому что оберегал себя от жалости, а потому что оберегал вас от бессмысленных терзаний! – И опустошённо взглянув на подругу, тихо добавил: – И это было жестоко...

И развернувшись, он промчался мимо Грехов и скрылся в коридоре. И стоило бы оставить его в покое, но Николь побежала следом, коря себя за ханжество. Она пошла на поводу у беспокойства, но поздно осознала, что пересекла черту. Юная Аверлин пыталась догнать юношу, но тот, игнорируя её призывы поговорить, двигался с поразительной прытью, перескакивал ступени лестницы широкими шагами, чего Николь в силу невысокого роста и коротких ног делать не могла. Достигнув второго этажа Кронхилла, она наконец нагнала его, но ей стоило больших усилий: дыхание жгло лёгкие от напряжения.

– Леон! Послушай, пожалуйста!

Но Леон резко свернул к двери своей комнаты, достал ключ и вставил в замочную скважину, надеясь, что юной Аверлин хватит такта не беспокоить его. Напрасно.

– Давай поговорим, Леон, – попросила она, положив ладонь на его руку.

– Мы уже поговорили, – грубо прервал её Самаэлис. – Или я ещё что-то должен тебе рассказать?

– Прости меня! – вскрикнула Николь, видя, как он с той же решимостью поворачивает ключ. – Я была неправа и не хотела задеть тебя. Я просто беспокоилась!

– Николь, какая уже разница? – Он открыл дверь и, шагнув внутрь, сжал дверную ручку с другой стороны. – Ты уже это сделала.

– Леон, пожалуйста!

Николь сделала решительный шаг вперёд, намереваясь остановить закрывающуюся дверь, но юноша резко захлопнул её. Удар заставил стены дрогнуть, а эхо пронеслось по коридорам вместе с криком юной Аверлин, которой не посчастливилось оказаться слишком близко к порогу. Створка с силой ударила её по лицу и, отскочив от дверной коробки, вновь распахнулась. Леон в ужасе выскочил и опустился перед ней на колени, увидев через щель, как девушка упала на ковёр, зажимая ладонями подбитый нос.

– Боги! Ты как? Нос целый?

Девушка пошевелила лицевыми мышцами и потрогала носовые хрящи. Удар оказался сильным, но всё осталось в целости; даже кровь из носа не потекла.

– Будем считать, что ты отомстил, – с улыбкой произнесла Николь, потирая раскрасневшийся кончик носа. – Теперь мы можем поговорить?

Леон, у которого вся обида сменилась беспокойством, молча кивнул и пропустил юную леди в комнату. Пока та ждала его, сидя на кровати, принёс ей смоченное в холодной воде полотенце.

– Спасибо, – тихо произнесла она, прижимая полотенце к носу. Некоторое время Николь сидела в тишине, а затем вновь произнесла, вложив в слова искреннее сожаление: – Прости меня. Мне не следовало поднимать этот разговор в присутствии Грехов и Эйрены.

Леон вздохнул и сел рядом с ней.

– Я бы сам всё рассказал, просто не знал, как правильно это сделать. Не каждый день приходится сообщать о том, что вознесение может оказаться смертельным.

– А Гастион? Ты действительно его видишь? – удивлённо захлопала глазами Николь. – Вот прям так, как живого?

– Угу, – Леон кивнул. – И не сказать, что радуюсь этому. Он безумно скучный, вечно читает нотации и ворчит...

– Эй! – возмутился Гастион, хмуря брови. – Вообще-то я тебя слышу!

– ... но он много помогает мне, – продолжил Леон, с усмешкой поглядывая на краснеющего сферона. – Если бы не он, я бы, вероятно, уже погиб. Знаешь, он спас мне жизнь в пещерах, использовал твою целительную воду, пока я лежал с поломанными костями и терял надежду выбраться.

– Он стал тебе другом, – улыбнулась Николь.

– Да, именно поэтому я пока не готов использовать противоядие. Это равносильно тому, чтобы потерять его. Он – противоположность моему безрассудству, голос разума. Ты бы знала, сколько гадостей я был готов наговорить Самигине, если бы он не остановил меня вовремя.

– Вообще-то именно это ты и делал, игнорируя мои слова, но за похвалу благодарю, – с ухмылкой заметил Гастион.

– Не за что, – ответил вслух Леон.

– Он и сейчас здесь? – Николь начала вертеть головой.

– Он всегда рядом со мной. Иногда только исчезает, когда устает терроризировать меня своими наставлениями.

– Но ты понимаешь, что противоядие всё равно придётся использовать? – осторожно спросила странница. – Хотя мне не очень нравится идея занять места Высших богов, нам всё же придётся вознестись, чтобы разорвать круг судьбы. Это необходимо сделать, чтобы другим не пришлось переживать то же самое, что проходим мы.

– Когда мы узнаем прошлое, которое Дардариэль утаила от Гастиона, я буду готов. Мы оба будем готовы к этому. А там уже будь что будет.

– Ты простил меня? – внезапно переспросила Николь, неуверенно поёрзав на месте.

Вместо ответа Леон обнял её. Они сидели так несколько минут, пока юноша не добавил:

– Но если ты ещё раз провернёшь подобное, одним ушибленным носом не отделаешься! – хохотнул он ей в висок.

– Пожалуй, стоит начать носить платок при себе, – рассмеялась она и потёрлась щекой о хлопковую ткань его рубашки. – Но я буду стараться, если и ты постараешься не скрывать от нас ничего важного.

– Договорились.