Уважение, заслуженное отвагой и пролитой кровью, вскоре стало светочем для начала иной жизни тех, кого в народе называли Белыми Волками. Когда мирный договор был подписан всеми народами, небеса позволили себе улыбнуться и одарили золотым свечением сердца с нерушимой верой, которые пожелали принять в своих чертогах.

И вскоре в белокаменных сводах всем божествам был явлен вердикт, а две новые звезды нашли своё место на полотне небосвода с клятвенным обещанием сберечь хрупкое равновесие мира. Отныне и на многие года Энрия позабыла горькое прозвище, данное им за смертоносный талант. Теперь страна наградила их иными титулами, которые те с гордостью пронесли коронующим венцом на своих головах, именуя себя не иначе, как Мариас и Данталион из рода Кассерген, новые даймоны небес!

* * *

В высокой зале, потолки которой утопали в белоснежных облаках, растянулись шлейфы величественного празднества. Иных Мастер Валюты устраивать не умел. С полусотни небожителей повелись на любезную улыбку и рискнули наведаться во дворец, дабы уважить Высшего бога и не упустить момент оказаться в его милости, однако лишь стойкие остались сидеть на местах, не опьянев от крепкого вина.

Данталиону и Мариас на таких торжествах было отведено особое место. С момента их вознесения минула не одна сотня лет, а в памяти всё ещё была свежа встреча с тем, кого они именовали своим отцом.

Новость о вознесении детей Загана разнеслась по небесам быстрее шквального ветра. Стоило близнецам покинуть здание суда, как со всех окон и арок в них утыкались любопытные взгляды. Роновери даже пришлось криками разгонять небожителей, лишь бы те наконец занялись чем-то полезным вместо бессмысленного затирания глаз видом новоприбывших, вот только это нисколько не умерило их пыл. Не каждый день гремит молва о том, что у кого-то из богов родились, выжили, а главное, вознеслись дети, так ещё и двое, что совсем нарушало привычный уклад.

Многие искренне недоумевали, какая же причина заставила Троицу небесного суда переродить обоих. Однако о причине не знала и сама Троица. Кроцелл и Роновери вслепую доверились просьбе Гастиона, а тот, в свою очередь, решил похоронить истинные мотивы в гробу молчания.

Под их личные апартаменты отвели целый дворец, пустующий после последнего своего жильца, решившего оставить пост ради смертной жизни. И единственным, что напоминало о бывшем владельце, стала мебель в изысканно обставленных комнатах. Роскошь ослепляла. Мариас и Данталион выросли в богатстве, однако теперь обоим казалось, будто они никогда и не видели, что оно из себя представляет. Длинные ковры из бело-голубого ворса укрывали сверкающие, словно литые, полы из белого камня, а каждую комнату огораживали резные ширмы из тёмного дерева с расписанными вручную вставками из шёлка и бумаги с изображением плывущих облаков. Данталион прошёл внутрь и с истинным восхищением погладил выступающую резьбу на стенах и колоннах. Каждый изгиб был настолько идеален, словно сотворён магией.

Новоиспечённый даймон ощутил себя ребёнком, желающим оглядеть каждую мелочь, и, пока его сестра молча обходила хоромы с заведёнными за спину руками, он носился из одного угла в другой, трогая всё, что попадалось под руку. Он ещё не успел привыкнуть к новым божественным одеяниям: в порыве восторга взмахнул руками и не заметил, как зацепил рукавом стоящую на столике вазу. Опомниться его заставил только звон разбитого фарфора.

– Твою ж... – вырвалось несдержанное ругательство, но поймав на себе взгляды Троицы небесного суда и Мариас, оборвал речь, высказав вместо этого испуганное: – Я не специально! То есть я не хотел! О боги! Это вышло случайно...

– Данте, – хмуро протянула Мариас и со вздохом сложила руки на груди.

Данталион напряжённо выпрямился и так же резко склонился в покаянном поклоне.

– Я виноват! Прошу прощения!

Услышав тихие смешки, он недоверчиво поднял голову и сощуренным взглядом вставился на Троицу. Кроцелл отвела белые глаза в сторону, прикрывая кривящиеся в усмешке губы ладонью, Гастион устало потирал виски, и единственным, кто не пытался сдерживать свои эмоции, оказался Роновери. Он откровенно хохотал над неловкостью новоиспечённого божества, прикрывая раскрасневшееся лицо веером из павлиньих перьев.

– Вы пробыли здесь от силы пару часов, а уже успели поставить всю небесную обитель на уши и разбить старинную вазу. Поразительно, друг мой! – проговорил он, чем вынудил Данталиона ещё сильнее покраснеть. Невообразимая по степени неловкости ситуация!

Гастион одним тяжёлым взглядом усмирил друга и положил руку на опущенное плечо Данталиона.

– Вам незачем беспокоиться о таких пустяках. Отныне вы даймон, а это ваша обитель, – утешительно произнёс он. – Всё, что находится здесь, – ваша собственность, и вы вправе решить, остаться ей нетронутой или же преобразиться в нечто новое.

Он присел на корточки и принялся собирать осколки. В глазах Данталиона заискрил живой интерес. Внешний облик зачастую бывает обманчив, однако он предполагал, что данное правило не распространяется на сферона истины. Он и внешне, и внутренне казался несгибаемым камнем, однако вот он сидит перед ним на корточках и трепетно собирает каждую маленькую крупицу разбитого им шедевра, словно в нём отродясь не таилось того жуткого холода.

– Что вы! – спохватился Данталион и стал собирать осколки. – Не утруждайтесь!

Но Гастион, взглянув на него сквозь линзы очков, продолжил. Данталион же стоял на своём. Он заметил, как рука сферона стремительно потянулась к крупному осколку, и в тот же миг накрыл его своей. Их руки соприкоснулись лишь на мгновение, поселяя неловкую паузу. Данталион, хлопнув светлыми ресницами, резко отдёрнул руку, сжимая в ней осколок с нерассчитанной силой. Острые края врезались в ладонь, пронзая кожу и выпуская капли крови.

– До чего же вы неразумны, – покачал головой Гастион и ткнул быстрым касанием по внутренней стороне его предплечья.

Пальцы Данталиона без его воли разжались, роняя окровавленный осколок на пол, и ссадины, освобождённые от давления фарфора, стремительно затянулись. Лицо Данталиона застыло в выражении удивления; он растопырил пальцы и, покрутив ладонью, обнаружил, что кожа осталась цела и невредима. Лишь красные капли, медленно стекающие по ладони, напоминали о недавней травме.

– Жалеете, что позволили мне остаться? – поинтересовался он с усмешкой и, вновь подняв осколок, покрутил тот в пальцах, наслаждаясь тем, как лучи света переливаются на гладкой поверхности.

– В сожалениях нет нужды. Умных на небесах и без того достаточно, а вот дураков ещё не было. Интересно будет посмотреть, как ваша придурь повлияет на всех нас.

Гастион провёл пальцами по воздуху, вырывая из пространства хрупкие искры, которые, закружившись в танце, возвратили каждый осколок на своё законное место. В воссозданной вазе, покрытой сеткой трещин, осталась лишь дыра в форме осколка, который всё ещё крепко держал Данталион.

– Позволите? – настойчиво протянул руку сферон, но недоумевающий взгляд Данталиона, направленный на его открытую ладонь, вынудил пояснить: – Осколок, пожалуйста.

Всё ещё очарованный Данталион передал кусочек и с восхищением стал наблюдать, как тот возвращается на отведённое ему место.

– Иногда именно дураки меняют привычный ход вещей в сторону, которую умный увидеть не способен в силу своей ограниченности, – мудро заметила Кроцелл и, бросив быстрый взгляд на выход из дворца, добавила: – Предполагаю, нам стоит оставить юных небожителей, чтобы те могли прийти в себя и обжиться в своём новом доме. К тому же к ним скоро прибудет гость, а нам следовало бы заняться бумагами.

– Точно! – ударил кулаком по ладони Роновери, но мгновенно удручился и стал махать пальцем из стороны в сторону, перечисляя: – Надо составить бумаги о вознесении, заверить те печатями всех Высших богов, коих ещё попробуй отыщи по всей обители, разобраться с договором о передачи в собственность новым даймонам пятого западного дворца и снова заверить печатью Мастера Валюты...

– Пятый западный дворец? – переспросила Мариас.

Но Роновери так увлёкся перечислением, что оставил её вопрос без ответа.

– ... а ещё назначить наставников, передать на руки свитки со сводом правил, составить список обязанностей, разобрать дела других даймонов и сферонов...

Наблюдающая за ним Кроцелл едва заметно улыбнулась и покачала головой, после чего всё же дала ответ Мариас, положив руку ей на плечо:

– Многие дворцы небесной обители относятся к владениям Высших богов и носят свой порядковый номер и имя, данное в честь стороны света, коей управляет его хозяин. Но это правило таково лишь на бумаге, на словах же дворцам принято давать более изящные имена. Мастер Валюты в этом плане преуспел. Именно этот именуется Дворцом игривого ветра и нежных лепестков персика.

– Звучит, как название публичного дома, – поморщилась Мариас.

– Теперь вы понимаете, почему мы не зовём его так? – улыбнулась Кроцелл.

– О, у Мастера Валюты талант в подобных названиях! – рассмеялся Роновери, закончив наконец перечислять список возложенных обязанностей. – Чего только стоит Дворец нефритовых колонн и яшмовых колец. Только от одного произношения этого названия уже хочется язык отскрести от грязи!

– Кхе-кхе, прошу, не распаляйтесь, сферон Роновери, – одёрнула его пробудившуюся эмоциональность неловким кашлем Кроцелл. – Нам следует вернуться к делам. Не стоит забывать об этом.

Роновери смущённо почесал затылок и смиренно направился за главной судьёй к выходу. Гастион последовал за ними, бросив напоследок:

– Постарайтесь не разгромить эту обитель к завтрашнему утру, даймон Данталион.

Признаться, он не мог не чувствовать взгляд, коим прожигал его молодой небожитель, и от этого становилось не по себе. Будто пытаются пробиться в душу через закрытые двери.

Однако Данталион на его упрёк ответил смешком.

– Можно без апофеоза. Зовите меня Данте, а я, если позволите, осмелюсь называть вас Тионом.

Гастион развернулся и смерил нового небожителя долгим тяжёлым взглядом, который, впрочем, никак не заставил стушеваться самого Данталиона.

– Не позволяю, даймон Данталион. На небесах есть строгие правила и субординация, кою вам придётся изучить. Поэтому, пожалуйста, не пренебрегайте ими.

– Рад, что мы сумели договориться, Тион.

В этот момент Данталиону показалось, что Гастион готов скинуть его пинком с небес, но дело было сделано и воротить случившееся не представлялось возможным, поэтому сферон гордо проигнорировал невежественное фамильярство и, вздёрнув подбородок, покинул дворец. Тогда Данталион впервые поймал себя на мысли, как очаровательно выглядит эта показная неприступность, и успел заметить лёгкую красноту на щеках сферона.

Не прошло и часа, как двери дворца вновь распахнулись. На пороге показалась статная фигура, облачённая в чёрные расшитые золотом одежды. Данталион и Мариас узнали божество без представления, ведь их лица едва ли не в точности повторяли его лик. Заган по-собственнически прошёл внутрь, держа руки за спиной, и с высоты своего роста окинул взглядом близнецов. Казалось, проверял, так ли правдива молва, что с опозданием дошла до него.

– Вы Высший бог Заган, титулованный Мастером Валюты, ведь так? – настороженно поинтересовалась Мариас и в силу военной привычки покрепче сжала древко копья.

Но даже этот, казалось бы, незаметный жест не укрылся от взгляда Высшего бога.

– Тебе нет нужды бояться меня. Ослабь свою хватку, – спокойно произнёс он. – До меня дошёл слух, что вы возымели смелость назваться моими детьми, так что я лично пришёл проверить, так ли это на самом деле. Я хочу знать, как зовут вашу матушку да с каким родом вы повязаны кровной связью.

– Наши слова были подтверждены судом, так отчего же сам Высший бог не доверяет его решению? – подошёл ближе к сестре Данталион. – Иль так много у вас детей, что вы изволите проверять нас, видя клеймо в волосах да ощущая свою силу?

Его колкий ответ сбросил напряжение с Загана. Он поглядел на близнецов и внезапно заулыбался.

– Чувствую в твоих словах обиду и понимаю, что она оправдана, но и вы поймите, что я не ведал о вашей жизни, иначе судьба иначе сложилась бы. Потому-то и сложно принять мне сей факт.

– Пф, как будто если бы вы знали, то в жизни нашей появились бы раньше, – закатил глаза Данталион.

– Появился бы и никогда не оставил, – честно признался Заган, поразив откровением своих детей. – Есть во мне грех, но не тот, что бездушием зовётся. В смертную свою пору такого благословения как отцовство мне познать не удалось, а когда я стал божеством, многие дети мои едва появившись на свет уже ступали в багровые поля, потому так счастлив я, что трое из них всё же сумели выжить да вознестись.

– Трое? – уточнила Мариас.

– Трое, – подтвердил кивком Мастер Валюты. – У вас есть старший брат, именуемый Барбатосом. Как и о вас, я узнал о нём, лишь когда небеса прогремели о вознесении нового божества, и принял под своё крыло, потому как дитя родное я отвергнуть не в силах.

– Почему же тогда вы ни разу не показались нашей матери, Каэлии из рода Кассерген, что безудержно молилась каждый день? – вспыхнул Данталион и сделал шаг к Высшему богу. – Почему не явили ей себя тогда, когда в пучинах безумия тонула её добрая душа?

– Данте... – с нажимом позвала Мариас и сжала ладонь брата, удерживая от гнева.

– Нет, Мари! – воспротивился даймон и выдернул руку, вдавливая горящий ненавистью взгляд в лик родителя. – Пусть ответит, раз изволит откровенничать!

Но спесь ярости развеялась, когда ладонь Высшего бога легла на его макушку. Заган смотрел на сына с лаской, коей тот не ожидал, и с волнением от их встречи. Он погладил его по волосам и, глядя в глаза, чтобы тот не счёл его слова за ложь, ответил:

– Потому что в молитвах своих она просила только за себя, сын мой. Из года в год я читал её молитвы, но каждое слово было наполнено нездоровой любовью ко мне. Она ждала моего возвращения, но ни разу не обмолвилась о том, что выносила моих детей и подарила им жизнь, потому что жаждала единоличной любви, коей не хотела делиться с вами. А может, не хотела, чтобы я отнял вас у неё. Увы, это лишь мои догадки. Вы можете считать меня плохим человеком, но я хотел бы стать для вас хорошим отцом. Позволите ли вы мне искупить ошибку прошлого?

Данталион поджал губы и отвёл глаза. Он давно не ощущал такого сильного желания расплакаться, но не понимал причину. Может, виной тому была очередная ложь матери, из-за которой они думали, что были нелюбимы Заганом, а может, трогающая душу просьба божества.

– Ты можешь попытаться, – тихо пробурчал Данталион, и его тут же заковали в крепкие объятия.

Заган прижал его к своей груди и погладил по спине. Всё-таки это объятие отличалось от того, которое дарила им мать. Оно было наполнено искренней радостью и теплом. Высший бог не лгал о своих чувствах. Он раскаивался в том, что не узнал об их существовании раньше.

Мариас же неловко мялась в стороне и рассматривала узор на ковре. Она не верила, что всё и в самом деле может быть так легко. Она не верила матери и не готова была поверить отцу, ведь именно тот стал причиной их тяжёлой жизни. Но стоило ей увидеть его протянутую руку, её сердце до дрожи сжалось. Так ли сильно она не хотела принимать его? Так ли сильно ненавидела, чтобы отвергнуть? Выстроенная между ними стена дала трещину, когда в облегчённом взгляде божества она заметила собравшиеся капли слёз. И она разрешила себе дать ему шанс, сжав протянутую руку и укутавшись в отцовские объятия вместе с братом.