Заканчивая свою смену в ресторане, Леон не мог перестать думать о Грехах. Даже то, что после разговора они так и не вернулись в главный зал, нисколько не уменьшало волнения. Все последующие часы работы он неосознанно искал их взглядом. Леон недоумевал, как они узнали о ресторане, и в итоге пошёл на отчаянный шаг – подкупил управителя, чтобы заглянуть в книгу бронирования. Мужчина не сразу повёлся на уговоры, но стоило в его ладони блеснуть паре монет, как тут же сделал вид, что смотрит в окно, пока Леон спешно стал рыться в бумагах. Нужное имя он нашёл быстро, но отчего-то не удивился. Это было в характере Николь – лезть туда, куда не стоило.

И хотя Леон уверял, что не заинтересован в новости Грехов, для себя решил, что спросит об этом юную Аверлин. Если она решилась помочь им, значит, наверняка знает. Только почему не решилась сама поговорить с ним, а предоставила всё Грехам? Это был ещё один вопрос, на который Леон не знал ответа.

Натянув поверх рабочей одежды старое пальто, он холодно попрощался с другими официантами и покинул ресторан. За те месяцы работы в заведении он так и не завёл друзей. Должно быть, они считали его излишне мрачным и неразговорчивым, что отчасти так и было, и без надобности вести беседы не решались. Впрочем, Леона это не огорчало. Так он мог сосредоточится на работе, а не на бессмысленных сплетнях, что передавали друг другу работники ресторана.

Тратить деньги на поездку в уютном кэбе Леон не стал. Он привык ходить пешком по мрачным закоулкам Лондона, совершенно не опасаясь, что какой-то отчаявшийся доходяга рискнёт напасть. Какой прок нападать на того, кто носит старое пальто? Леон не выглядел, как зажиточный человек. Он и денег-то с собой практически не носил, только пару шиллингов, чтобы купить продукты домой, да и те сегодня отдал управителю.

Посильнее закутавшись, Леон шмыгнул и выдохнул клубок пара. Зимние ночи в Лондоне славились своей влажной прохладой. Навряд ли найдётся хоть один здравомыслящий человек, кто назовёт такую погоду приятной. Пока в другой части материка землю укрывали белоснежные снега, Англия утопала в грязных лужах после дождя. И это в придачу к постоянному фабричному дыму и запаху гари из каминных труб. Порой от пыли и копоти туманы становились такими непроглядными, что в них легко можно было заблудиться. В них не то что человек не мог пройти, даже птицы терялись. И никого в общем-то не удивляло, когда в рассеявшейся дымке на улицах находили дохлых крылатых, что разбились насмерть, повстречав на пути кирпичную стену.

Но больше всего Леон ненавидел проходить мимо печально известной Темзы. Несмотря на то, что её пытались очистить от накопившейся скверны, зловоние всё ещё стояло такое, что живот скручивало, а горло сдавливало. Это была не река, а сточная канализация и кладбище, раздутые трупы из которого периодически всплывали на поверхности. Узнав из газет об очередном найденном теле, погибшем в результате самовольной кончины, Леон задавался циничным вопросом: «Неужели те, кто решил оборвать свою жизнь, не могут выбрать место получше, чем утопиться в жидких фекалиях и промышленных отходах?»

Закрыв нос рукавом, он быстрым шагом двинулся по мостовой. После жизни в Энрии ему претила нищета Лондона. Бездомных здесь было столько же, сколько крыс. Они ютились группами на улицах, завернувшись в старые рваные тряпки и прижимаясь к друг другу в попытке согреться. В их глазах не сохранилось даже проблеска надежды. Каждый день они боролись за жизнь: просили милостыню, истязали себя любой работой, за которую могли получить хоть какие-то жалкие гроши, и терпели побои от тех, кто считал их ничтожным отребьем.

Осознав, что однажды и сам мог оказаться среди них, Леон поёжился и повернул в проулок. Быстрыми широкими шагами он миновал несколько кварталов и очутился перед домом. Здесь он снимал комнату у пожилой хозяйки миссис Дольбер, после того как вернулся в Лондон. С удачным знакомством ему помог инспектор Шеффер, который и сам жил здесь по соседству с Леоном и периодически захаживал в гости, чтобы поговорить по душам. Конечно, они нередко пересекались на завтраках в общей кухне, но чаще Шеффер уединялся перед камином с бутылкой чего-то крепкого после тяжёлого рабочего дня и приглашал Леона составить компанию, рассказывая о рабочих происшествиях. Странник чувствовал себя в долгу перед ним, потому никогда не отказывал. Да и слушать про маньяков, убийц и воров было весьма занимательно.

Благодаря оставленному родителями наследству и заработанным честным трудом деньгам Леон мог позволить себе житьё в неплохой комнатушке, хоть и старался не тратиться по пустякам. Убираться предпочитал сам и даже иногда помогал с этим миссис Дольбер, а она взамен угощала его вкусными завтраками.

Отворив тяжёлую дверь, Леон вошёл в тёмный коридор и закрыл замок на ключ. Незваные гости посреди ночи были ни к чему. Миссис Дольбер с её больным сердцем такого не переживёт. Но стоило ему направиться к лестнице, как на звук шагов неторопливо вышла хозяйка дома. На ней были тёплый халат и чепчик – должно быть, собиралась ложиться спать, но из-за бессонницы зачиталась в гостиной.

– Опять поздно, Леон? – покачала головой миссис Дольбер. Она протянула фонарь перед собой, чтобы в её свете разглядеть уставшее лицо юноши. – Замучаешь себя так.

– Ничего не могу поделать с этим, – вздохнул Леон и опустил руку, сжимающую деревянные перила. – Работа бездельников не любит, а деньги нужны всем. Не хочу задерживать вам оплату.

– Ты никогда её не задерживаешь, сынок, – хмыкнула старая женщина, – в отличие от Адама. Он мне ещё аренду за прошлый месяц не внёс.

– Сами понимаете, работа инспектора не шибко оплачиваемая, но, если вопрос встанет боком, дайте знать. Я внесу за него.

– Обнищаешь так, если будешь деньгами столь фривольно раскидываться, да ещё и на тех, кто сам в состоянии оплатить, если брюхо набивать перестанет.

– Я обязан Шефферу, так что такой вариант меня вполне устраивает, – пожал плечами Леон.

Пожилая хозяйка скептично приподняла редеющую седую бровь.

– А сам-то он в курсе, что ты так заботишься о нём?

– Нет и, надеюсь, не узнает. Не хочу вытирать ему сопли платком, когда решит разрыдаться, – хохотнул Леон и откланялся хозяйке. – Доброй ночи, миссис Дольбер.

– Доброй ночи, – проводила его взглядом женщина и скрылась в гостиной.

Леон торопливо вбежал по лестнице на третий этаж и сбавил шаг. Не хотел, чтобы Шеффер услышал его позднее появление, иначе опять решит потратить час на пустую треплю о тяготах жизни. Человек он, конечно, хороший, но утомляет своей экспрессией.

Комната Леона не отличалась роскошью. Он специально выбрал уголок поскромнее и с меньшей оплатой. Бросив пальто на спинку зелёного дивана, он направился к тумбе из тёмного дерева. На ней стояла расписанная синими узорами ваза со свежими цветами. Леон задумчиво погладил бархатные лепестки. Вероятно, миссис Дольбер решила украсить мрачную комнату прекрасной живостью, пока его не было.

Открыв дверцу тумбы, достал бутылку виски. Пожалуй, это было единственным, что никогда не заканчивалось в его доме. Не выпив одного стакана поздней ночью, он не мог уснуть – мучился в кошмарах. Там же в тумбе нашёл стакан. И хотя желание подталкивало напиться, он налил лишь половину стакана и глоток за глотком стал растягивать удовольствие. Леон развязал узел на галстуке-бабочке и присел на устеленный ковром пол, опираясь на сидение дивана. Гуляющая уличная прохлада, которую не мог изгнать ни один камин, пробежала по телу. Невольно Леону вспомнился Кронхилл. Даже летом тамошний холод пробирал дрожью.

Сделав ещё один маленький глоток, Леон подумал о Джоанне. Как она живёт там? После своего переезда он навещал её пару раз, но потом перестал. На него свалилась тяжёлая жизнь Лондона, в которой он не смог найти больше места для Энрии. Иногда он встречался с Викери и Николь, чтобы послушать о том, что творится за завесой мира, и чтобы напрочь отбить у себя желание вернуться, отдал им свой амон. Он перевернул ту страницу своей жизни, решил, что так будет проще. Но, как и сказала Астарот, он не желал забывать, лишь тщетно пытался убедить себя, что способен жить по-другому. Леон понимал: он сбежал от возложенной на него ответственности странника, но не от чувств к тому единственному, что больше не сможет быть с ним.

Предательское чувство вины пожирало его душу изо дня в день. Он должен был бороться, мстить, защищать, но не нашёл сил. Он отринул всё, за что они сражались. Даже бросил отца в Энрии. Уверив себя, что отныне его место в Лондоне, он отказался от дара странника и запер дух Гастиона в своём разуме. Сферон покорно принял просьбу и перестал появляться. Он понимал, что своим существом причиняет боль Леону, напоминая о его сути.

Допив остатки со дна, Леон отставил стакан в сторону и уткнулся лицом в колени. Он бы с радостью уснул прямо здесь, на полу, но разум по привычке повелел подняться. Самаэлис хмыкнул. Он слишком устал, чтобы сразу прислушаться к нему.

– Вот так ты пытаешься всё забыть? – раздался над ним насмешливый голос.

Рука порывисто схватила стоящий рядом с бедром стакан и швырнула в человека, коего глаза Леона ещё не успели разглядеть. Но он узнал голос, а потому не сомневался в своём намерении разбить толстое стекло об это лицо. Но Гласеа взмахнул тростью и размозжил летящий в него предмет металлическим набалдашником. Взорвавшееся стекло острым дождём улетело в стену, погружая комнату в напряжённый звон.

Леон невольно напрягся. Звук вышел чересчур громким. Может, глуховатая хозяйка дома и не услышит его с первого этажа, но Шеффер, живущий в комнате напротив, наверняка. Его догадка подтвердилась через минуту неуверенным стуком в дверь.

– Леон? – раздался приглушённый голос инспектора. – У тебя там всё в порядке?

Леон поднялся и прижал палец к губам, веля Грехам молчать, а сам направился к двери. Шеффер выглядел уставшим после смены в Скотленд-Ярде. Он всё ещё был одет в рабочую одежду, но судя по растрёпанной каштаново-рыжей шевелюре успел прикорнуть на диване перед тем, как его разбудил внезапный звук.

– Всё в порядке, Шеффер, – отозвался Леон, прислонившись к косяку, чтобы своим телом преградить инспектору вид на комнату. – Всего лишь разбил стакан. Бывает.

– Бывает? – хохотнул инспектор. – Да тебе бы отдохнуть, друг мой. Сначала стаканы бьёшь, а потом и сам от усталости свалишься. Слушай, может, тебе развеяться нужно? Я знаю одно хорошее местечко, можем сходить на выходных. Ты ведь уже мальчишка взрослый, значит, я по крайней мере не буду испытывать угрызения совести, отводя тебя в подобные места.

– Я подумаю над этим, – дал размытый ответ Леон, предполагая в какое именно место его может затащить холостой и порядком уставший от монотонной жизни мужчина.

Шеффер хоть и являлся образцовым инспектором, но из-за своего одиночества не брезговал посещать кварталы красных фонарей, поэтому Леон заведомо отказался от идеи составить ему компанию, пусть и не стал говорить вслух.

– Спокойной ночи, Шеффер, – проговорил Леон и стал закрывать дверь.

Но инспектор тут же подался вперёд, упирая руку в дверное полотно.

– Если захочешь поговорить, я всегда выслушаю, – напомнил Шеффер, хлопая своими круглыми оленьими глазами, и заглянул ему за спину. Губы округлились в удивлённом возгласе: – Оу! Так у тебя гости!

– Спокойной ночи, Шеффер, – с большим нажимом повторил странник.

На этот раз инспектор не стал настаивать и позволил двери закрыться перед носом. Леон провернул ключ в замке и прислушался. Приглушённые шаги стали стихать, а вскоре он услышал, как со скрипом закрылась дверь в комнату Шеффера. Самаэлис со вздохом развернулся и стрельнул ледяной резью взгляда в Грехов. Те даже не удосужились отодвинуться к стене, чтобы их ненароком не заметили.

– Кто это был? – полюбопытствовала Гремори, буравя заинтересованным взглядом закрытую дверь. – Симпатичный...

– Друг родителей, – буркнул Леон и понизил голос: – Я сказал вам проваливать! Что неясного было в моих словах?

– Мы не были бы Грехами, если бы слушали подобных тебе мальчишек, – хмыкнула Гремори и стала оглядывать убранство комнаты. – Неплохо. Признаться, я думала, что ты выберешь убогую комнатушку с одной кроватью, но здесь весьма уютно. Даже шкаф имеется. У тебя вообще есть пожитки, которые можно туда спрятать, кроме этих?

Игнорируя высказывание, Леон пересёк комнату и плюхнулся на диван. Её противный ироничный голосок вызывал головную боль. Странник растёр пальцами виски.

– Как вы узнали, где я живу? – со вздохом спросил он.

– В кармане, – подсказал Гласеа.

Леон пошарил по одежде и вытащил маленькое устройство, напоминающее тонкую монету. Такое, даже если захочешь, не заметишь.

– Это устройство для отслеживания, – пояснил Гласеа, откровенно хвалясь новым изобретением. – Заключённая в нём энергия позволяет мне отследить, где находится часть моей силы небесных рун в данный момент и в точности выявить координаты перемещения.

– Тебе следует поблагодарить меня, Гласеа, – хмыкнула Астарот с наигранной обиженностью. – Если бы не мои ловкие пальчики и умение слепо доверять твоим идеям, мы бы его не нашли.

– Благодарю, – отозвался Грех Гордыни и вновь обратил свой взор на Леона. – Теперь, когда ты остыл, готов выслушать нас?

– А у меня есть выбор? – нахмурился странник.

– Нет.

– Что ж, – вздохнул Леон, – тогда я слушаю.

Леон со скрещёнными на груди руками откинулся на спинку дивана. Он был уверен, что, что бы они не сказали, ответит категоричным отказом. Но услышанное повергло в такой шок, что он ещё несколько минут сидел с открытым ртом, сращивая поступившую информацию. Ему показалось, что он недостаточно пьян, чтобы принять это, потому достал из тумбы начатую бутылку виски и прижался губами к горлышку.

Наблюдая, как коричневое поило с тихим бульканьем исчезает внутри странника, Грехи скептично приподняли брови. Гремори даже мысленно позавидовала его устойчивости. Но завидовать было нечему, просто Леон был так поражён, что выпивка уподобилась воде.

Он отставил опустевшую бутылку на крышку тумбы и, прошагав обратно к дивану, устроился на сидении. Несдержанный рык вырвался вместе с тяжёлым выдохом, когда он сжал голову руками. Холодный воздух пробился через крепко сжатые губы, обжигая першащее горло в рваном вдохе, что должен был успокоить сильно колотящееся сердце. Но тщетно. Грудь вздымалась так быстро, что, казалось, его лёгкие сейчас лопнут от переизбытка воздуха. Сознание на мгновение поплыло, но Леон встряхнул головой, заставляя его собраться воедино, и посмотрел на Грехов. Слова никак не хотели вырываться из пересохшего горла. Он напряг связки и с мрачной решительностью спросил:

– Как мы сможем вернуть Рэйдена?