Двуногий, то и дело спотыкаясь на кочках и ухабинах, торопливо шагал по запылённой дороге и постоянно оглядывался, словно опасался погони. Кот неторопливо следовал за ним, сохраняя небольшую дистанцию. Человек не замечал его, а, может, просто не обращал внимания — мало ли какая животина разгуливает по деревне.

На пути им не встретилось ни единой живой души, и казалось, что в мире нет никого больше, кроме перепуганного человека да рыжего кота.

Гнетущую тишину нарушил раздавшийся вдалеке гудок поезда. Хотя кот и не любил ревущие махины, что частенько проносились мимо его крохотной деревеньки, сейчас он обрадовался даже такому шуму.

Они свернули на улицу, которую местные кликали «главной», и прошли до самого её конца. Двуногий остановился перед старым, покосившимся бараком. Выглядел тот немногим лучше жилища кота. Пока человек искал ключи и возился с замком, кот укрылся в зарослях травы и цикория.

Двуногий скрылся внутри барака, и в одном из окон загорелся свет. Кот запрыгнул на завалинку и заглянул внутрь. Сквозь кружева застиранного тюля он увидел небольшую комнатку. Дом оказался таким же отвратительным, как и его хозяин: облезлые обои, обшарпанные полы, ветхая мебель.

Человек скинул с себя одежду, в которой разгуливал по улице, и натянул поношенные спортивные штаны. Скрывать тряпками верхнюю часть своего худосочного тельца он, к разочарованию кота, не стал. Он вышел из комнаты, погасив свет, и кот прислушался, опасаясь, что ничего больше не сможет разглядеть. Но тут форточка в соседнем окне распахнулась, выпустив на улицу аромат вкусной еды. Пустой желудок тут же свело, но кот, сглотнув, откинул мысли о еде подальше. Он наведается к зелёному ящику, в который люди скидывают съестное, позже. Пока ещё рано уходить.

Двуногий хлопал дверцей белой коробки, в которой хранилась еда, и гремел посудой. Вонь от кислых щей, которые кот ненавидел, смешивалась с манящим запахом аппетитного мяса.

Задумавшись о еде, кот не заметил, как мимо пронеслась ещё одна двуногая.

— А ну, брысь отсюда! — крикнула она, замахнувшись увесистой сумкой.

Одним прыжком кот скрылся в зарослях травы, но как только гадкая двуногая зашла в дом, вернулся на прежнее место.

Человек тем временем жадно поглощал пищу, громко чавкая и прихлебывая. Женщина вошла в комнату и окинула ее беглым взглядом.

— Опять дома торчишь? — сказала она. Мужчина ничего не ответил. — Ты посмотри-ка на него, ещё и последние котлеты сожрал.

— Я мужик. Мне мясо нужно.

— Мужик нашёлся, — всплеснула руками женщина. — Был бы мужиком, денег в дом приносил бы.

— Отстань.

— А вот и не отстану! Не отстану! Время три часа, а ты уже дома торчишь. Все нормальные мужики на работах пашут, а чем ты занят? Чем?

— У меня есть работа!

— Сам-то веришь в то, что говоришь? Работа у него! Завхоз на полставки.

— А где тут ещё работать? — Двуногий вскочил из-за стола, едва не опрокинув тарелку с супом. — Много ль работы в деревне?

— А ничего, что до города рукой подать, а? Кто хотел, уже давно уехал. Только ты всё тут торчишь.

— Дался тебе этот город! Только о нём и талдычишь. Да и вообще только о деньгах думаешь!

— А как о них не думать-то? — возмутилась двуногая. — Крыша протекла, завалинку поднимать надо, баня рухнет скоро, а ты о деньгах приказываешь не думать! На какие шиши нам всё это делать-то?

— Вот иди сама и заработай, раз такая умная-то.

— А я и работаю! И вообще не забывай в чьём доме живёшь! Отец его мне оставил. Ой, говорил же он, что не надо за тебя замуж идти.

— А ты и рада лишний раз напомнить!

Двуногие продолжали перебрасываться колкими фразами, но слушать их не было ни сил, ни желания. Кот спрыгнул с завалинки и отправился домой, не забыв сперва наведаться в свою «столовую». Другие коты и собаки попрятались где-то в тени, и он наслаждался трапезой в одиночестве, выбирая самые лакомые куски.

В единственной комнате, служившей когда-то первому хозяину дома и гостиной, и спальней, и кухней, сейчас пахло сыростью и плесенью. После прогулки на свежем воздухе потребовалось время, чтобы вновь привыкнуть к духоте.

Невидимый сосед уже поджидал — кот чувствовал его нетерпение. Каким-то образом оно умело залезать в голову и рыться в мыслях. Кот не противился этому и позволил ему увидеть всё, чему только что стал свидетелем. Его пронизывала невыносимая щекотка, но он стойко терпел, пока оно не закончит.

К вечеру жара спала, и жизнь вновь закипела: защебетали птицы, заквакали лягушки, застрекотали кузнечики. Кот вновь лежал на подоконнике. Из сладостной дрёмы его выхватил шелест травы — кто-то приближался к дому. Он приоткрыл один глаз. Вслед за шагами послышались голоса — неуверенный шёпот детёнышей двуногих. Иногда они прибегали сюда, чтобы развлечься, пощекотать нервы и доказать друг другу и самим себе, что не трусы. Кот не винил их. Будучи котёнком, он и сам любил подкрасться к цепным собакам как можно ближе, а потом удирать без оглядки. Порванное ухо непроизвольно дёрнулось — увы, рассчитать длину цепи удавалось не всегда.

— Ну, чего встал? Давай же, — подгонял кого-то звонкий голосок.

Сквозь щель внизу двери виднелись пляшущие тени. Детеныш был совсем близко. Оно напряглось. Тьма в комнате сгустилась, заволновалась: ему нравилась эта игра. Оно терпеливо выжидало, приготовившись к решающему броску. И когда с той стороны дёрнули за ручку, оно распахнуло дверь, ударив незадачливого детёныша. Послышался глухой стук, в воздухе разнёсся аромат свежей крови, и перепуганный мальчуган, зажав расквашенный нос руками, вместе с дружками бросился наутек, истошно вопя на всю округу.

Дверь захлопнулась, и вновь воцарилось спокойствие. Кот чувствовал, что оно веселилось. Что ж, каждый развлекается как может.