Глава 3. Прощание со старым годом и старыми ошибками

Чаще бы колдуньи все мели полы,

Но как полнолуние — не стряхнёшь с метлы!

Майя Котовская, "Ведьма"

***

Из года в год так уж повелось, что стоило только озорной прелестнице-зиме вдоволь наиграться и нагуляться в окрестностях холодной деревушки, как она, скучая по родным краям, возвращалась на Северные пустоши — владения вечных морозов и вьюг. Тогда все дома селян, все поля и луга вокруг них потихоньку начинали оттаивать, встречая приход раннего весеннего солнца, и весёлая капель вперемешку с пением птиц возвещала о первом дне Нового месяца — начале нового года. Каждую ночь перед ним северяне устаивали лучший праздник, который могли себе позволить, и слава об их удивительных гуляниях в холодной деревушке гремела даже в самых отдалённых концах света.

Вот и сейчас, с первыми же сумерками разодетые барды и танцоры, известные воины и пьяницы, хитрые игроки и торговцы высыпали на маленькие улочки, узкими змейками петлявшие между десятков избушек и хижин. Дети и старики, девушки и юноши сломя голову бежали на площадь в лучших нарядах, какие только могли найти, но никто из них не решался начать праздник до появления Хранительницы очага: так уж повелось в этих краях с незапамятных времён.

Наконец прошла минута, другая — и толпа разом ахнула, затихла и расступилась, почтительно склонив головы перед гордой ведьмой, из зимы в зиму помогавшей всякому нуждавшемуся с озорной улыбкой на губах. Её новое платье, сшитое из лучшей ткани и тончайших кружев, золотым шлейфом струилось по земле, сверкая ярче снега в лёгком вечернем полумраке. В распущенных огненных волосах красовался ни капельки не привядший Львиный хвост, который Эстель решила достать раньше срока; руки же сжимали непривычный для ослепительного образа посох, а изящные маленькие ступни, как всегда, были босыми: всякая обувь только мешала Хранительнице, не знавшей холода даже в самую лютую метель.

Каждый любовался её красотой: кто-то — с чёрной завистью, кто-то — с откровенным желанием, но большинство — с неудержимым восторгом и тёплой улыбкой на губах. И всё-таки Эстель выглядела так же бесстрастно и дружелюбно, как всегда, лишь изредка скользя по фигурам людей вокруг быстрым задумчивым взглядом, бросаемым из-под длинных густых ресниц, но не останавливаясь ни на мгновение на пути к площади.

В конце концов, совсем не торопясь, она вышла в самый центр холодной деревушки, где не было ни души, и на мгновение замерла посреди кольца из рунной вязи, стелившейся по мостовой из потрескавшегося от старости и морозов булыжника. Её пальцы заскользили по посоху, привычным движением ощупывая резные выступы древесины, а алые губы изогнулись в лёгкой улыбке, будто спрашивая каждого: "Пора начинать, не так ли?"

Вокруг сразу воцарилась мёртвая тишина, сопровождаемая только редким покашливанием и шорохом шуб, — и гробовое молчание прервал лёгкий удар посоха о землю. Стоило лишь едва слышному звуку затихнуть и исчезнуть среди туч и облаков, мигом растворившись в зимнем воздухе, как вдруг руны вокруг ведьмы одна за одной начали загораться золотистым огнём — и Эстель неожиданно запела, так трепетно и так нежно, что перехватывало дух. Никто уже не помнил языка, который знала она с самого рождения, и пламя, срывавшееся с её ладоней, искрами взлетало в небо, складываясь в диковинные фигуры, чтобы увлечь людей в мир далёкого прошлого.

Огненные образы-силуэты нескольких колдунов, невольно ставших причиной многих бед всего человечества сотни лет тому назад, внезапно появились внутри рунного круга, безмолвно шепча заклинания над волшебными созданиями, вылуплявшимися из яиц. Два жестоких Ледяных дракона, когда-то взращённые их чарами и чуть не погубившие мир своим появлением, языками пламени внезапно взмыли в воздух, на глазах становясь всё больше, всё страшнее — и тут же вступили в схватку не на жизнь, а на смерть. Они сражались так отчаянно и так грозно, будто были не кровными братьями, а заклятыми врагами, желавшими лишь убить соперника и заполучить полную власть над миром, но их силы оказались равны, а ярость — безгранична. Звери пролетали над морями и лесами, над долинами и тропами многие дни и ночи, до тех пор, пока снова не очутились над мирным городом своих создателей — и, бросившись друг на друга в последний раз, оба дракона исчезли, обратившись в ужасную вечную вьюгу, снежинки которой продолжали биться вот уже сколько лет подряд. Все люди до единого, жившие в тёплых краях, оказались погребены под толщей снега, и с тех пор вечная зима воцарилась над их тихим кладбищем — Северными пустошами.

Эстель на мгновение замерла, переведя дух после первой половины древней баллады, а следом без сомнений приступила ко второй, выводя огненным посохом в воздухе ещё одну историю — на этот раз о судьбе единственной выжившей дочери колдуна. Образ юной девушки вдруг возник в кругу рун рядом с певшей ведьмой, невидяще глядя на созданный искрами пейзаж сотен безмолвных сугробов посреди некогда цветущего родного города, и в её глазах пылало безудержное пламя горя. Слёзы скорби омывали горячее сердце, не позволяя ему замёрзнуть, а с дрожавших губ вдруг сорвалось обещание: защитить всех тех, кого ещё можно было спасти.

Она двинулась в те края, где мороз пощадил хоть что-то, и поселилась на самом краю Северных пустошей, оберегая всякого путника от беды. Её прозвали первой Хранительницей очага, и с тех пор все сыновья и дочери той ведьмы искупали вину предков перед всем миром поколение за поколением, напоминая каждому про однажды совершённую Древними ошибку.

Последние языки пламени взмыли в воздух, отголоски песни затихли в вышине вечернего неба, и руны на земле обратились в пепел, разносимый по площади морозным, ледяным ветром. В ту же секунду толпа радостно загалдела и в который раз вовсю начала бурно аплодировать, обсуждать между собой подробности прекрасного огненного представления, устраиваемого Хранительницей каждый год перед окончанием зимы. Эстель лишь улыбнулась с тщательно скрываемой усталостью, сделала реверанс, благодаря публику за внимание, а после, лукаво прищурившись, без колебаний бросилась к стоявшему поодаль Фидо.

— Прекрасно выглядишь, Эстель, — усмехнулся он, нервно поправляя свой единственный простой тулуп, и чуть отвёл взгляд от ослепительного платья ведьмы. — Красивый цветок у тебя в волосах... Твои глаза такого же оттенка.

— Благодарю, — ведьма провела ладонью по огненным локонам, поправляя их, и украдкой посмотрела на расшумевшуюся толпу вокруг. Скрипачи и барды уже высыпали в самый центр площади, подхватывая праздничную суматоху весёлой музыкой, а это значило, что вечерние танцы вот-вот должны были начаться, унося множество старых и новых пар в водовороте песен.

— Могу я пригласить тебя?.. — Фидо резко замолчал, так и не закончив фразу, когда Эстель с очаровательной улыбкой ответила:

— Нет. Не сегодня.

— Это из-за Кирта, да? — мигом вспылил он, получив отказ, и тут же стиснул кулаки, подходя ближе. — Слушай, я догадываюсь, что наплела тебе эта глупая птица, но меня бы в жизни не заинтересовала его дурацкая клетка! Просто стало скучно, пока ты помогала тому мальчишке, и мне захотелось пройтись по дому...

Хранительница рассмеялась, её глаза блеснули привычным огоньком, и она вдруг прижала тёплые кончики пальцев к губам охотника, приказывая ему замолчать.

— Не сегодня, — мягко повторила Эстель, — потому что я хотела отвести тебя в одно чудесное местечко вместо танцев и таверн. Ты ведь не против? Кирт будет лапочкой после утренней взбучки.

— Ох, хорошо. То есть, да, конечно не против, — Фидо кивнул с лёгким замешательством, уставившись на ведьму, и накрыл её пальцы своими, в то же время пытаясь прочитать ответ на свой незаданный вопрос в слишком уж хитром взгляде вертикальных зрачков.

— Эстель, это было просто великолепно! — откуда-то сверху неожиданно раздалось восхищённое карканье, и на землю рядом с парочкой стрелой опустился ворон. Его глаза ясно сверкали, будто две большие чёрные жемчужины, а лапы крепко-накрепко сжимали черенок принесённой им метлы. — Уже второй год вижу твоё огненное представление, знаю историю наизусть — и всё равно как впервые! Ради такого зрелища и на этот ваш север перебраться не жалко, несмотря на треклятый холод... Ты невероятна, ведьма, правда невероятна!

Эстель шутки ради поклонилась и ему, не сдержав лёгкой усмешки, а после протянула руку за любимой метлой. Настроение Кирта было настолько замечательным, что даже присутствие Фидо не могло его испортить, и он предпочёл игнорировать охотника целиком и полностью, лишь бурча себе под нос что-то в духе: "Опять этот ворюга со смазливой мордашкой!.." Снова поднявшись в воздух, ворон аккуратно вручил ведьме громоздкую вещицу и с любопытством склонил голову набок, наблюдая за до ужаса необычным весельем Хранительницы.

— Так куда мы идём? — с лёгкой опаской поинтересовался Фидо и краем глаза покосился на Кирта. Тот вдруг громко фыркнул, распушил короткий хвост и обратился лично к нему не столько со злобой, сколько с явным недовольством:

— Тебе-то какое дело, мордофиля? Вот катись себе в какую-нибудь таверну, как и остальные, а мы с Эстель и без тебя прекрасно обойдёмся! Правда же, ведьма?

Она проигнорировала его вопрос, положила метлу на потрескавшийся камень мостовой, быстро коснулась гладкого черенка — и та рывком взмыла в воздух, зависнув над землёй на уровне колен. Эстель мигом уселась на неё боком так обыденно и элегантно, будто это был простенький неприметный стул, и бережно погладила ивовые прутья под удивлённым взглядом охотника. Метла отозвалась довольным скрипом на прикосновение заботливых рук, и ведьма пояснила самым обыденным тоном:

— Не пойдём, а полетим. Садись рядом, Фидо: эта старушка с лёгкостью выдержит нас обоих. Ну а если вдруг станет совсем страшно, так уж и быть, можешь закрыть глаза... Ты, Кирт, будешь держаться неподалёку, а куда направляемся, я вам пока не скажу: примета плохая.

Ворон пробубнил что-то себе под клюв о том, как сильно у него затекли крылья и вообще он устал, но напрямую возражать не решился. Настроение Хранительницы было до странного прекрасным, несмотря на утреннюю ссору, и нарочно будить в ней яростного рыжего зверя не стал бы даже последний дурак.

Фидо в нерешительности замер неподалёку, с недоверием глядя на парившую в воздухе метлу, но после с видом "Ох, и на что я подписываюсь?.." всё-таки сел рядом с Эстель и обхватил её за талию. Она довольно хихикнула, болтая ногами, и поднялась чуть выше над землёй, давая охотнику время привыкнуть к странному ощущению полёта.

— Может, лучше оставим этого бесстыжего подлеца здесь и полетим без него? — ворон сразу надулся, поджал клюв и полетел за метлой, с гневом глядя на крепкие руки Фидо. — Я, между прочим, куда симпатичнее твоего недомерка: девки за мной так и бегали, когда мне приходилось в город соваться, чтобы продать честно украденное добро... А конь, конь-то какой у меня был, Эстель: и за тысячу твоих мётел его бы никому не продал! Чёрный, как моя тень, быстрый, словно птица, и бесстрашней самих чертей... Ну расколдуй меня уже, ведьма упрямая!

— Разве тебе не нравится жить гордым вороном и самому быть быстрым, будто птица? — с мягкой улыбкой спросила Хранительница, делая плавный круг над людной площадью, и снова рассмеялась, почувствовав, как охотник с непривычки прижался к ней ближе. — Скажи спасибо тем колдунам хотя бы за то, что они не превратили тебя в маленькую мышку.

— "Спасибо"? Да ни в жизнь! Я даже сундук с золотом без твоей помощи не открою!.. — Заметив, как Фидо осмелел и вдруг провёл ладонью по растрепавшимся волосам Эстель, с нежностью поправляя вплетённый в них Львиный хвост, Кирт не выдержал и гаркнул: — Так, ведьма, а ну прекращай этот разврат! На вас и без того вся деревушка уставилась! А лучше сбрось хитреца с метлы, — чтоб он себе все руки переломал, нахал отъявленный, чтоб ему ведро с помоями в гроб вылили! — и дело с концом!

Хранительница даже не удосужилась ответить разошедшемуся Кирту, украдкой дразня возлюбленного своей близостью, и лишь едва слышно шепнула Фидо на ухо:

— Сейчас полетим — держись крепче, милый! А если вдруг замёрзнешь, дай мне руку: я тебя сразу согрею.

Он тоже шепнул что-то в ответ с лёгкой усмешкой, украдкой бросив взгляд на ворона, и Эстель неожиданно вспыхнула смущённым румянцем, прыснула от смеха пуще прежнего и чуть не выронила метлу из рук.

Люди на площади глядели им вслед, отвлёкшись от торговли, закусок и танцев, отпускали шуточки и завистливо вздыхали, спорили и хохотали, когда ведьма вдруг подняла черенок метлы и стрелой взмыла в небо, окутанное кружевом сумрака. Подол её золотистого платья мелькнул среди туч ясной звездой, опустившейся за горизонт, — и разношёрстная компания быстро скрылась от чужих глаз, ко всеобщему удивлению отправившись не в южные широты, не в восточные сады, но в сторону вечно бушевавшей смертоносной пурги и вьюги.