Просто позволь протянуть мне руку к твоей душе...

  Крис ушел.

В нашем общежитии, которое было специально распределено под две подгруппы, утихли смех и гогот. Неожиданно прекратились догонялки по двум этажам у Бэкхена с Чанёлем. Первый держался изо всех сил и уверял, что все в порядке, но нисколько. Кого он обманывает? Бэкхен был подавлен под действием антифанатов и раскрытия их отношений с Тэён. И кажется, что этот парень ни о чем не жалеет, однако каждый раз, просматривая фото своей девушки, он разочарованно вздыхает и откладывает мобильник.

После ухода Криса немало грязи вылилось на Чанёля. В целом, в группе самым главным рэпером считался именно Ифань, но теперь, когда его нет, роль главных рэперов ложилась на плечи Чанёля и Тао.
Пак подвергся тут же страшной критике и грязи со стороны нетизенов, которые утверждали, что нам пришел конец. Крис, который был самым талантливым рэпером и на которого возлагались все надежды испарился, подобно воде, а Чанёль, видите ли, бесталанное существо, которое по непонятным причинам включили в группу.
Нет, Чанёль был до безумия талантливым. Он состоял исключительно из музыки, песен и аранжировок. Самоучка-гитарист и пианист он постоянно интересовался разными веяниями в мире музыки и не останавливался.
А теперь и вовсе сидел в репетиционной часами, надрывая голос, доводя до страшной хрипотцы.

— Чанёль прекрати, ты хорошо читаешь рэп, — говорю я, заходя в аквариум и отбирая у Пака наушники. — Иди спать, поздно.
— Хён, я не устал, — вымученно улыбается он, на что я лишь неодобрительно качаю головой и сажусь рядом.

Сюмин сильно похудел. Если раньше на его пухлых щеках играл очаровательный румянец, то сейчас их и в помине не было, а румянец заменила устрашающая бледность.
Ключицы стали красноречиво выпирать, привлекая к себе внимание, а косточки запястий стали только еще виднее.
Я часто замечал, что он не ест. Вымученно сядет за стол, ткнет вилкой в еду и тут же отбросит, устало опираясь подбородком о руку.

Однажды мне удалось стать свидетелем довольно ошеломляющей картины.
Сюмин стоял у окна, скрестив руки на груди, и безэмоциально глядел сквозь него. В глазах одногруппника скопились слезы, которые из нас никто никогда не видел.
Лухан, который являлся самым близким человеком Сюмину, подошел совсем тихо сзади и обнял, устраивая костлявые руки на талии, а голову на плече.

В тот момент, Лухан, кажется, прошептал что-то совсем тихое, однако значимое, из-за чего Сюмин резко дёрнулся в сторону. Продолжавший удерживать его, Лухан нахмурился и пробормотал что-то неясное на китайском, на что Сюмин тихо, но различимо, ответил:
— Давай расстанемся.

Было начало октября и тот день, когда Лухан объявил всей группе о своем скором уходе после концерта. При этом парень не сводил пронзительного взгляда с Сюмина, словно ожидая хоть единой реакции от него. Словно надеясь, что тот его остановит, уговорит, не отпустит.
Сюмин на удивление легко отпускает.
Лухан гнется всё сильнее и сильнее до первых тресков.

Чен начинает только больше крутится вокруг Сюмина, давая повод и без того скисшему парню хоть немного улыбаться. Чену тоже не лучше, уж кому не знать это, как мне, однако его стойкости стоит позавидовать. Парень все так же продолжает улыбаться за компанию с Бэкхеном и Чанёлем, но это ведь маска?

Лэй не остаётся сухим во всем этом происходящем дерьме. Как и все китайские мемберы, включая Тао и Лухана. Нетизены не обделили «ласковыми» словами танцора и со всей присущей им злобой обругали парня, который по их мнению «жалкий китаёза, заботящийся лишь о своем Китае и заднице».
Не смотря на то, что он всё также ласково улыбается, я чувствую всю эту боль и обиду, переполняющие этого светлого мальчика. Кажется, я заслужил всю эту грязь, но никак не он.

Тао, который был одним из близких друзей Криса, переживал самое, что ни на есть, кошмарное время. Как и Чанёль, парень попался под грязь нетизенов о новых главных рэперах, да еще и получил нехилые на слова пожелания «валить обратно в свой грёбанный Китай и продолжать лизать задницу Крису».
От таких слов не только у меня глаза на лоб полезут.

Кенсу старался не высказываться особо по поводу этой ситуации, но кто, как не я знал, что он переживал чуть ли не больше всех за эмоциональное состояние ребят. Он всегда был моей правой рукой, человеком, которому я без проблем мог рассказать о тревожащих меня мыслях. И он принимал меня таким, какой я есть. Он знал и видел меня настоящего.

Как и Кай.

— Все в порядке?

Кай пробирается бесшумно как на кухню, так и в мою душу.
Его движения грациозные и харизматичные, что не может оставить кого-либо без внимания. Только вот... почему то
это равнодушие переполняет меня с некоторых времен.
Еще со времен трейни началась наша история. И как бы это глупо не звучало, простая дружба переросла в нечто большее. Противопоказанное, незаконное...

Кая не обошли стороной проблемы. Как в жестоком мире шоу, так и на личном фронте. А точнее нас.
— Да, — бормочу я, вставая изо стола и кладя так и нетронутый салат в холодильник. Я не настроен на разговор с ним. Он с подозрением косится на меня, выжидая пока я оставлю все свои бессмысленные действия и обернусь к нему.
Он считает меня незрячим придурком, наивно полагая, что я совсем не вижу его отношения на стороне. Например, с Кристалл. Думает, я настолько озабочен ролью «мамочки», что даже не замечаю очевидного.
— Почему ты не спишь?
Кай переминается с ноги на ногу и наконец говорит:
— Почему ты меня избегаешь? Что я сделал?

Смотрю, едва сдерживая улыбку. Нет, я вовсе не обижен. Это нормально, что его тянет к представительницам прекрасного пола, просто я — дурак, раз впустил его в свой мир. Чуть-ли не совратил, перетянул на голубую сторону.
— Все в порядке.
— Эта фраза служит ответом на все вопросы, что задают тебе? — он хмыкает и делает шаг навстречу. — Ты ведь не любишь больше меня?
— Конечно люблю, — беспечно бросаю, не ожидая, какой фурор это произведет на Кая. Мне сейчас далеко не до его любви, честно. Весь этот уход Криса, приближающийся уход Ханя, отношения Тэён и Бэка — вот, чем набита моя голову.
— Ты врешь, — злобно цедит он, сжимая и разжимая кулаки. — Сехун был прав. Ты просто ужасный лидер.

Лидер.

Да, именно он.

— Это так Сехун считает?
— Почему тебя волнует мнение Сехуна? И нет, он так не считает.
— Кай, иди спать. Поговорим чуть позже.
— Давай расстанемся.

Сердце сжимают словно в тисках, стараясь выжать всю оставшуюся жизнь. К горлу подступает отвратительный ком.

— Давай, — выдавливаю жалкое подобие улыбки и хлопаю Кая по плечу. — Удачи с Кристалл.

Мне не стоит говорить мои минусы. Я знаю их лучше, как никто другой.
Окно в спальню открыто. Струящийся прохладный осенний вечерний воздух гоняет мурашек по всему телу, заставляя сильнее сжаться и спрятаться под одеялом. Это единственное спасение, которое у меня есть. Мне нельзя болеть ни в коем случае, однако я был бы рад даже этому.

Дверь в комнату совсем тихо раскрывается, пропуская взлохмаченную каштановую макушку.
В отличие от Кая, он не боится разбудить или спугнуть меня. Направляется уверенной походкой к окну и вдыхает полной грудью октябрьский воздух. Его тонкие пальцы с силой сжимают подоконник, что костяшки белеют.

Он откидывает пальто в сторону и в комнате воцаряется гробовая тишина. Похоже, вышел...
Облегченно вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок. К горлу снова подступает удушающий ком и я невзначай всхлипываю. Сердце бьется словно в последний раз. Стремительно набирает обороты, готовясь к окончательной высадке.
Горькие слезы предательски скатываются по щекам, а я, свернувшись в клубок, начинаю дрожать как осиновый лист. Как же хочется вернуть все назад. Времена трейни, когда я только пришел в компанию...

— Хён?

Холодные тонкие пальцы аккуратно касаются и, я от неожиданности подпрыгиваю. Его голос всегда был хриплым с нотками баса. А пальцы всегда холодные.
А он... я почти что о нем забыл со всеми этими проблемами. Мои мысли заполняли абсолютно все и вся, однако он как-то вылетел напрочь.
Он всегда был для меня маленьким мальчиком, тонсенном, парнем, который все еще любит подразнить старших.

Присаживаюсь на кровати, попутно кутаясь в плед. Его лицо слабо освещает светильник, что стоит на прикроватной тумбе и за несколько секунд я могу предположить, что он пьян, судя по его затуманенному взгляду.

— Все хорошо?
— Конечно, — слабо улыбаюсь, протягивая руку к Сехуну. Он тут же хватает мою ладошку своей рукой и неожиданно подносит к своему носу. Вдыхает, закрывает глаза и выдыхает.
— Как же ты любишь врать, да?
— О чем ты?

Сехун вдруг вскакивает на ноги и поспешно начинает стаскивать с себя одежду.
— Что ты делаешь?
На пол с шумом что-то падает и Сехун ухмыляется:
— Вот оно.
— Ты пил?
— Неважно, — он присаживается рядом и протягивает карманные часы с золотой гравировкой. — Видишь их? Это часы моего отца, который подарил мне их на пятнадцатое день рождения.

От Сехуна так и прёт противный и омерзительный запах соджу. Когда это он успел так накидаться и почему я не уследил?..
— Они сломаны. Я носил их мастеру несколько раз, но он сказал, что всё, конец. Произошла значительная внутренняя поломка.
— И?
— Ты, — он выдыхает тихо и так томно, что меня накрывает очередная волна мурашек. — Напоминаешь мне их.

Иногда мне кажется, что мое сердце подобно стрелке часов. И часто эта стрелка движется против могущественного механизма, не собираясь подчиняться каким-либо правилам. Если часы можно остановить и завести, то сердце если уж остановится то навсегда.

— Они больше никогда не пойдут.

Я сломан. Сломан изнутри. Это намного больнее сломанных рук или зубов. За свои ничтожные двадцать четыре года я с головой окунулся во всю эту вязкую грязь, которая помимо того, что оставляет неисчезающие следы, оставляет глубокие раны и ссадины.
Думаю, если бы душа так же отзывалась на боль в холодной воде, как тело, она бы болела у меня вся.
Я не чувствую себя тем бодрым, оптимистичным лидером — я чувствую лишь усталость, одиночество (несмотря на то, что живу в окружение десяти парней), печаль и некую тревогу.
И этим смог проникнуться он.
Такой на первый взгляд простой, недалекий, по мнениям некоторых, пустой...

Только сейчас задумавшись, понимаю, что почти правда забыл о нем. Как он, что делает, чем питается? Моя жизнь закружилась вокруг графиков, выступлений, расписаний, отношений Бэкхена, ухода Криса, скорого ухода Лухана и Кая...

Однако Кай не доставляет какой-то значимой боли. Просто разочарование. В себе, конечно же.

Я не ругаю и не отчитываю Сехуна за такой нагулявшийся вид. Даже не спрашиваю в чем причина и когда. Он большой, взрослый и самый серьезный, как успел доказать за несколько минут.

И даже, когда он аккуратно касается моих губ своими я не отталкиваю. Он же большой, взрослый, серьезный...
Да и что тут такого? Он мой тонсен, а его хён. Он мой макнэ, а я его лидер.

Он человек, которого я люблю, а я человек, которого любит он.
И неважно, что все эти годы мы любили не тех кого надо. Закрывали глаза на очевидные вещи, отдавая любовь и внимание, ласку и страсть не тем людям.

Мы друзья? Возможно.

От Сехуна ужасно несет алкоголем, но всю эту мерзость перекрывает его натуральный, природный запах. Запах юности и свободы, которой в последнее время так не хватает.
В волосах Сехуна путается, прячется та самая свежесть и свобода.

— Я дам тебе всего себя. И даже больше, — шепчет он в перерывах между поцелуями. — Только взамен я требую тебя. Требую живого и настоящего. Требую пойти вновь по часовой стрелке, ожить, полюбить. Стать моим...

Такой букет и спектр эмоций даже не вызывали во мне слова Кая. Кажется, наконец, за долгое время мне стало хорошо. Я получаю эйфорию, которая переполняет всего меня и льётся через край.

— Я пойду тогда, — бормочу, сжимая в руках перемятую простынь. — Когда твои часы снова пойдут.
— Они пойдут, — уверяет он, путаясь пальцами в моих белых волосах. — Пойдут. Ты только жди, как только стихнут бури.
— Жди, пока не стихнет вой ветров, — продолжаю я, слабо улыбаясь.
— Жди, пока часы не выйдут в новый лад.
— Жди, ведь я — навеки твой и ты — навеки мой.

Сехуну это хватает. Он до крови кусает мои губы, целует, словно в последний раз.
— Просто забудь. Забудь Криса. Не думай о Кае.
— Сехун...
— Я буду до последнего здесь. Я буду до последнего вздоха с тобой. И даже, когда часы вновь пойдут по часовой стрелки. Просто позволь протянуть мне руку к твоей душе... Хочу ощупать, испробовать на вкус. И навсегда поставить клеймо «Сехун».

И я согласен. Я только сильнее раскрываюсь. Я только сильнее тянусь и обнажаюсь.
Я буду всегда тянуться к моему взрослому мальчику, руки которого могут вместить целого меня. Руки которого готовы впихнуть меня в свое сердце и выделить там место.

Мне большего не надо. Мне надо, чтобы ты был рядом. Чтобы завел снова и не дал потеряться в пучине всего этого дерьмища. Просто протяни свою руку к моей душе, а я подарю поцелуи твоим ранам.
Мне просто нужен мастер, который будет снова и снова заводить меня...