К лету Михаил уже мог ходить. Хотя сам он говорил не ходить, а «передвигаться». Опора для ходьбы сменилась, ортопедической тростью, которую тот мечтал поменять на «какую-нибудь покруче». Как и предполагали, правая нога Ярова полностью восстановилась, в отличие от левой – на ней чувствительность вернулась только до колена, ниже же паралич сохранился. Хождение с тростью все равно было для мужчины мукой, хотя и только с эстетической точки зрения. С усмешкой, которую Антон считал натянутой и фальшивой, он говорил, что так, с тростью, выглядит солиднее.

Третья группа инвалидности давала право на работу и некоторые социальные выплаты, хотя и небольшие. Антон, конечно, не просил, Мишу оформлять ее, но тот, пускай и решался на это долго и без какого-либо удовольствия, но все же сделал. Все потому, что не к месту вспомнил чертового Вадима Колесова, друга Антона. Он еще слишком хорошо помнил его презрительный взгляд и слова, словно пощечина:

- Хорошо устроился, нахлебник.

Да еще и клещом тогда обозвал. Мерзкий тип. Да и кто клещ-то? Кто? Он, Михаил?

- Это я что ли в него впился? Это же он... - с языка уже готовы были сорваться слова, но мужчина вдруг замолк.

Все, что хотел сказать, он проглотил. Не хватало еще чувствовать себя виноватым, но...

Яров чувствовал себя обязанным своему бывшему любовнику, слишком зависимым от него, и был этим ущемлен. Он так же понимал, что другого выхода у него не было, кроме как положиться на этого человека. Это странно, ново и непонятно, полагаться на кого-то, когда не привык. Кажется неправильным и неестественным, но, в конце концов, к этому так быстро привыкаешь. Особенно, если есть доверие, а Миша, безусловно, доверял Антону Матвееву. Еще с тех времен, когда они учились в школе. Он был уверен, что тот его не придаст и никогда не сделает ему что-то во вред. Еще одно странное чувство. Наверное, этот человек был единственным из всех его знакомых, с которым Яров чувствовал себя полностью в безопасности. Знал, что не нужно ждать удара в спину. А еще немного... уюта. Даже дома, когда мать и отец были еще живы, он не чувствовал такого уюта. Этот был другой: немного вязкий и липкий, обволакивающий, но не душащий.

Кстати о знакомых Миши. За почти два года о нем никто и не вспомнил. Ни одна собака. Телефон остался тот же, электронная почта, соседи уведомлены о его травме и настоящем месте проживания. Тогда где же вы, друзья, с которыми мы вместе пили и гуляли? Где вы, с которыми мы ставили на уши весь дом? С которыми мы вместе отмазывались от ментов? Отплясывали в клубах и кадрили девчонок? Где?

- Я-ааа-ров!

Уже некоторое время в дверь настойчиво звонили и колотили. На площадке слышался хохот и возгласы. Явно не пресловутый сосед, бывший собутыльник, пришел за порцией спирта. В этом Миша уверился сразу, как только услышал свою фамилию, произнесенную голосом, который он давно не слышал, но совсем не забыл. И все же не спешил открывать. Мужчина просто стоял в прихожей и равнодушно смотрел на дверь. Наконец, решившись, он протянул руку и отворил. Буквально через мгновение в квартиру ввалилась компания из парней и девушек.

- Ми-иха! А вот мы тебя и нашли! – парень, возглавляющий группу гостей, аж на месте подпрыгнул. – Мы тебя очень, очень долго искали, знаешь, - он обвел прихожую оценивающим взглядом, заглянул в гостиную и на кухню, огибая мужчину, и присвистнул. – А ты не плохо устроился, альфонс. И кто эта мадам, которая согласилась...

- Чего приперлись? – перебил его тираду Миша, недружелюбно уставившись на вошедших.

- Чего? – удивленный такой интонации, переспросил парень. – Проведать старого друга, а как же!

- Проведать старого друга? – медленно повторил за ним Яров. – А все эти два года вы где были? Искали? Горевали?

- Да ладно тебе, старик, ну чего ты. Мы ж к тебе вот с гостинцами, - из за его спины появился увесистый пакет, из которого выглядывали разнообразные бутылки спиртного и связка бананов. – Витаминчики для больного. Ты ведь уже ходишь, дружище! Ходишь!

Вся эта компания полезла к Михаилу обниматься, наперебой поздравляя с выздоровлением, но тот резко выставил вперед свою трость, упершись ею в грудь самом ретивому визитеру.

- Проваливайте, друзья, - последнее слово он выговорил с таким отвращением, что даже стоящий впереди парень скривился. – Сейчас же.

- Да ты чего, Миш!

- Повторить? – Яров неприязненно оглядел своих бывших товарищей. – У-би-рай-тесь. Так понятно? И чтобы я вас тут больше никогда не видел. Забудьте меня и где живу. Все эти месяцы у вас это неплохо получалось.

- Ого, какие мы правильные стали, - протянул «вожак», с усмешкой повернувшись к своим спутникам. – Как людей болезнь меняет, а! Ну, прям, не узнать. Смотрит на нас теперь, как на дерьмо. Да, Яров? Ты только, дружок, не забывай, - парень вплотную приблизился к нему, я растянул губы в презрительной ухмылке, - дерьмо всегда остается дерьмом, и никогда ему не измениться.

- Я вижу. Вы этому, - Михаил изобразил на лице если не более презрительную, то равную той усмешку, - живое доказательство.

На несколько секунд вчерашний приятель замер, отстранившись, затем схватил Ярова за грудки и впечатал в стену.

- Забываешься, инвалид, - прошипел он. – Хочешь снова в коляску вернуться?..

- Ярик! – одна из девушек повисла у него на руке, но тот ее стряхнул.

Миша, перехватив трость покрепче, ударил ею взбесившегося гостя в живот, от чего парень согнулся пополам. Девушки вскрикнули, а остальные «друзья» Михаила подтянулись поближе, желая то ли разнять дерущихся, то ли присоединиться к потасовке.

Антону давно стало казаться, что с ним что-то не так. Он все думал, думал, но отказывался замечать и воспринимать очевидное. Потом было это внезапное ухудшение, и стало не до размышлений. Потом такое же внезапное и такое долгожданное улучшение, и все мысли, кроме одной, «он снова ходит!», из головы вылетели. Когда же, наконец, эйфория поутихла и появилось время и возможность в себе разобраться, было уже, как говорится, поздно. Это как если бы вы оставили ванную наполняться, а когда вдруг вспомнили, то вода уже через край. Хотя, вроде бы, и напор был небольшой. Может, у вас даже где-то автоматика стоит, которая предотвращает все эти потопы, отключая вовремя воду. Только в этот раз датчик не сработал – сломался.

- Ты меня прости, дорогой, но я это все-таки скажу, - мужчина снял очки и устало потер глаза. – Ты – идиот.

- Я это и без тебя знаю, - со вздохом ответил Антон.

Впервые за довольно долгое время он решил встретиться с Вадимом. Конечно, не просто так, а чтобы поговорить. Ну, и повидаться, как-никак давно не виделись. Может, лица друг друга они теперь видели реже, чем когда Матвеев работал в Америке.

- Ты же мне сам говорил, что больше этого не повторится. Ты ему поможешь, а дальше – на все четыре стороны. Не ты ли мне рассказывал, как ненавидишь его, как не желаешь повторения той истории?

- Он изменился, Вадим. Он теперь совсем другой человек...

Колесов посмотрел на него почти восхищенно и рассмеялся.

- Прости, прости! – замахал он руками, когда Антон укоризненно нахмурился. – Просто после всех твоих рассказов о том, какой Яров подонок и моральный урод, я слова «он теперь хороший» звучат неправдоподобно. Скорее, как шутка.

- Я не сказал «хороший». Я сказал «другой».

- По-моему, это ты другой.

Антон бросил на него взгляд и отвернулся.

- Может, ты прав, и тот, кто изменился, не он, а я. Или я просто ослеп.

- Послушай, я понимаю, что для тебя это было сложно пережить. Сначала те восемь, потом еще два года. Пускай они и были разными, но люди, как Яров, не меняются. Они приспосабливаются. Я смирился с тем, что ты решил ему помочь, но снова встречаться с ним... Тебе не кажется, что это уже слишком? Даже для тебя. Или, вернее, именно для тебя.

- Ты прав, во всем прав. Как всегда, - Матвеев печально усмехнулся. – Только знаешь...

- Что? – не выдержав паузы, спросил Вадим, но молодой человек не спешил продолжать. Журналист долго смотрел на него, потом зачем-то опять нацепил на нос очки, после чего еще некоторое время разглядывал своего молчаливого собеседника. – Поздно уже, да?

Антон ничего не ответил. Зачем говорить, если и так все понятно? Он осознавал, что был полным идиотом, снова влюбившись в Михаила Ярова, хотя годами запрещал себе это, сдерживал, останавливал. Потому что был уверен, что тот изменился в лучшую сторону. И одновременно смеялся, как Колесов, изумленно и восхищенно, над своей глупостью и слепотой. Он словно снова стал тем восемнадцатилетним мальчишкой, у которого в груди огнем горело влюбленное сердце, которого тянуло к этому человеку, сколько бы зла тот ему ни причинил. С тем лишь различием, что сегодня Антон прекрасно знал, чем это может закончиться и как он выглядит со стороны.

- Я, - вдруг тихо проговорил Антон. – Я хочу попробовать. Еще раз.

Колесов шумно выдохнул, выражая этим одновременно свое полное непонимание и капитуляцию – дальше другу что-то говорить было бесполезно. Если уже он себе что-то вбил в голову, то разубеждать бессмысленно. Уж Вадим знал, насколько тот может быть упрям.

- Я все равно против, но тебе, разумеется, плевать, - констатировал мужчина.

- Это может быть мой... наш последний шанс, понимаешь? Я знаю, что никого уже так не полюблю, как его. И ни с кем у меня не сможет быть таких же отношений как с ним.

- А вот тут я с тобой полностью согласен.

- Я не об этом. На эмоциональном уровне.

- Да ты забыл уже, какое у него к тебе отношение на эмоциональном уровне! Нет ничего более нестабильного, чем эмоции. Сегодня он добрый, ласковый и поет тебе дифирамбы, а завтра он вытрет об тебя ноги.

- Нет, он...

- А ты и рад будешь!

- Вадим.

- Извини. Ты лучше меня знаешь, что он за человек. А я знаю, что ты за человек.

- Я не дам себя использовать и унижать. Просто еще раз. Я просто снова хочу быть с ним.

- А он? – быстро растеряв свой недавний запал, устало спросил журналист. – Он так же как ты настроен? Или у него на этот счет свое мнение?

Антон помолчал, размышляя.

Конечно же, он не спрашивал у Миши, что он чувствует. Однако почему-то был почти уверен, что тот не будет против. Яров ведь, и правда, изменился. Может, на него так повлияла авария и болезнь, может, общество его бывшего любовника, а, может, и все вместе. В любом случае, он больше не показывал ему свой характер, по крайней мере, не так часто и густо. Он признавал, теперь более открыто, что Матвеев помог ему и был ему благодарен. И главное, Антон считал, или, скорее, надеялся, что тот не против начать все сначала. Он был уверен, что ничто не будет, как раньше, просто потому что они оба уже совершенно другие люди. Значит, и отношения эти будут совершенно другими.

- Н-да, между любовью и ненавистью – один шаг, - задумчиво произнес Вадим.

- Я знаю...

- А знаешь, какой?

Молодой человек выжидательно посмотрел на друга.

- Отчаяние.

Уже выходя из лифта, Антон почувствовал непонятную тревогу. Заворачивая за угол, он увидел, что дверь его квартиру приоткрыта, пропуская на площадку свет из прихожей. Молодой человек рванулся туда, ожидая уже увидеть страшную картину. В голове билась только одна мысль: «Только бы с ним все было в порядке!». Распахнув дверь и очутившись в прихожей, Матвеев сразу заметил бардак, среди которого на полу, прислонившись к стене, сидел Яров. На скуле его расплывалась огромный синяк, губа разбита, а футболка в нескольких местах изорвана и испачкана кровью.

- Миша! – опускаясь перед ним на колени, Антон затряс его за плечи.

- Не кричи, голова болит, - негромко ответил мужчина.

- Ты в порядке?

- Бывало и хуже, ты же знаешь.

- Встать... ты встать можешь? Ты же не...

Видя бледное лицо Антона, Миша усмехнулся:

- Могу, просто лень.

Тот облегченно выдохнул, посмотрев, как мужчина двигает ногами.

- Я схожу за аптечкой, - вставая с колен, сказал Матвеев.

Он быстро вернулся, распечатывая на ходу упаковку ваты. Яров молча следил за тем, как тот смачивает тампон в перекиси и начинает аккуратно обрабатывать его раны.

- Больно, - не сводя глаз с Антона, произнес Михаил.

- Потерпи. Что здесь произошло?

- Друзья приходили, - фыркнул мужчина.

Молодой человек выгнул бровь.

- Не важно. Больше не придут.

- Это хорошо или плохо?

- Хорошо.

- Для тебя?

- Для всех.

- Не скучаешь?

- Нет.

- Совсем?

Яров внимательно на него посмотрел, будто пытаясь за этими словами увидеть что-то еще.

- Совсем, - наконец, ответил он уверенно. – Они мне никто. Два года где они были? И тут вдруг появились. Зачем они мне?

Антон встал, поставил аптечку на полку и протянул Мише руку.

- Вставай. Или собрался здесь сидеть?

Тот отмахнулся:

- Я сам.

- Сам так сам, - молодой человек пожал плечами и отвернулся в сторону бардака. – Я здесь пока уберусь.

- Зачем они мне, если у меня есть ты? – раздался за его спиной голос Ярова.

Антон поднял с пола сломанный зонт и осколки разбившейся в драке вазы и протянул их мужчине.

- Выкини. И веник мне принеси, пожалуйста.

А пока тот выполнял его просьбу, Матвеев запер входную дверь и, облокотившись на шкаф, испустил протяжный вздох. Из-под прикрытых век он смотрел себе под ноги, размышляя надо всем, что сегодня произошло и над словами Миши.

«Он действительно изменился. Прежний Яров никогда бы не сказал, что ему кто-то нужен, и не отказался от чего-то ради другого человека. Останется ли тогда этот новый Яров со мной? Нужен ли я ему так же, как он нужен мне?»