Когда-то, давным-давно, в самой глубокой чаще леса — там, где не было места смертным, а Волшебный народ распевал звонкие песни, — эльфы распахнули врата в свою обитель для чужака. Обычно на священные земли могли ступать лишь редкие «гости» — люди, заслужившие благосклонность королевской семьи или прямо потребовавшие гостеприимства. Но в этот раз тёмное создание, потревожившее всеобщий покой, не было ни человеком, ни гостем, ни другом.

Широкие улочки туманной обители, Навии́рум Райгха, заполнились сотнями мрачных существ в кроваво-алых траурных одеждах. Их мощные крылья трепетали за спинами, когда восемь стражников толкали клетку с одним тощим мальчишкой по брусчатке. И тот факт, что в этот день в Райгхе собрались все эльфы без исключения, мог значить только одно: в Эльфийском лесу произошло страшное, кровавое, бесчеловечное убийство.

Сам убийца, пытавшийся сломать зачарованные прутья клетки, рычавший до смеха и оскала, был так молод — и так жесток. Длинные волосы колебались на ветру, точно пляшущие чёрные тени, скрывали прелестное лицо и нагое тело. И из-за неистового торжества, адским пламенем полыхавшего в его зрачках-углях, мальчик мог бы показаться любому ангелом, свергнутым с небес.

Когда эльфы попадались убийце на глаза, он обнажал острые зубы, смотрел с гордым вызовом и ни капли не страшился того, что его ожидало, — грандиозного Эльфийского Суда. Время от времени мальчик кидался на зачарованные прутья всем телом, опалял пальцы жаром раскалявшихся защитных рун, однако вовсе не для того, чтобы вырваться и сбежать. Ему лишь нравилось упиваться всеобщим ужасом, трепетом; нравилось тёмное чувство страха, пропитавшее воздух.

Только к одному из собравшихся здесь существ мальчик не испытывал ненависти.

Девочка с глазами цвета серебра, не имевшая крыльев, выглядевшая совсем иначе, чем гордые величественные эльфы вокруг, тихо шагала вслед за клеткой в сопровождении ещё четырёх стражников. Ей скрепили запястья оковами, её вели точно диковинного белоснежного зверя. И стоило взгляду убийцы, полного откровенного презрения к целому миру, упасть на неё, как его лицо разглаживалось, теряло всякий намёк на жестокость, становилось человечным.

Тогда тысячи эмоций отражались в его взгляде, в утробном рыке. Слепая ярость при виде тяжёлых магических оков, отобравших у девочки свободу. Неоправданный страх за её жизнь. А ещё — холодная решимость запустить клыки в плоть любого, кто снова осмелился бы тронуть милую его сердцу Ли́ли.

Она не сопротивлялась страже, ступала по сияющей голубым светом мостовой, кротко взирала на всех вокруг и хранила молчание. Простое платье струилось по её бёдрам, спускалось ниже колен; глаза в обрамлении белых ресниц поддерживали невозмутимость, но таили испуг. Обманчиво юная на вид — смертные дали бы ей не более тринадцати лет, — Лили была чуть младше убийцы и единственная глядела ему прямо в лицо.

Она была его милым белокурым божеством. Его смыслом всего и его слабостью, его серебряной луной в кромешном мраке.

И он готов был умереть за неё.

И он боялся ранить её своей смертью.

«Всё будет хорошо, обязательно будет», — словно бы твердила ему Лили хрупким внешним спокойствием вот уже который час, но мальчик знал: даже она со своим даром не могла предсказать подобное. Ложь без слов, не считавшаяся ложью; знак утешения, не менявший ничего из случившегося утром...

Однако он ни секунды не жалел о том, что вмешался и подписал себе смертный приговор.

Вскоре стражи закатили клетку в центр древнего амфитеатра, выстроенного из скальных глыб и обвитого лозами, а девочку отвели к наиболее неприглядному месту в нижнем ряду. Эльфы всё приходили и приходили, толпой валили ко входам, поднимались по массивным ступеням. Но лишь спустя долгих полчаса сам молодой король, придерживая корону на вьющихся золотых локонах, прошёл к трону в окружении приближённых.

Без единой эмоции он взирал то на преступника, запятнавшего кровью Эльфийский лес, то на его кроткую сообщницу, ломавшую пальцы в ожидании вердикта. Молчаливый, величественный, гордый — этот эльф производил поистине гнетущее впечатление. Мёртвая усталость от бессонных ночей оставила на его лице глубокий отпечаток горечи.

— Приветствую вас, эльфы, что были рождены под Луной, оберегающей наши судьбы, — наконец заговорил он словами, заученными по традициям, и его звучный голос, усиленный мощнейшей магией, разнёсся над всем Навии́рум Райгхом. — Эльфы, что пришли из Тумана и что в Туман вернутся, когда пробьёт наш час... Я, Ле́йлар Лунный, обещаю быть хладнокровным и беспристрастным, справедливым и мудрым. И да начнётся же Суд, карающий непокорных.

Едва он закончил освящённое обычаем вступление, как зал заревел морем, охваченным штормом, — и все взгляды без исключения, игнорируя присутствие короля, снова устремились к убийце.

«Стоило уничтожить его ещё восемьдесят лет назад, когда он был беспомощным младенцем», — наперебой рычали друг другу одни, не утруждавшие себя соблюдением тишины. «Вы правы. Жаль, что Лейлар пощадил его... Прокля́тым кэльпи нельзя доверять! Они всегда были нам врагами», — соглашались другие и бросали косые взгляды то на короля, то на мальчика, то на Лили.

Прим.: Кэ́льпи (англ. kelpie) — волшебные существа, враждебные водные духи, населяющие пресные водоёмы и способные менять облик с человеческого на лошадиный.

Убийца, заслышав их разговоры, усмехнулся.

Когда-то ему действительно сохранили жизнь, но не даровали имени... И потому всем, что он слышал с раннего детства, стало неприметное «кэльпи». Озёрный дух-оборотень в вороной шкуре, взбунтовавшийся раб, самый жестокий хищник из всего Водного народа... А теперь негодовавшие эльфы дали ему ещё одно, последнее прозвище — «Чёрная Смерть». И их проклятия звучали музыкой для ушей убийцы; мрачной песнью, восхвалявшей его храбрость и дерзость.

Изнурённый Лейлар, всё это время ожидавший, пока зал стихнет, откашлялся, поднял правую ладонь, призывая собравшихся хотя бы к некому подобию молчания, и сдержанно продолжил:

— В эту печальную ночь мой горн созвал весь Эльфийский народ на Суд над убийцей. И вы понимаете, что это значит... Тэ́нсина, которого мы любили всем сердцем, больше нет. Жестокость, свершённую чёрным кэльпи этим утром, увидел весь лес, услышали многие уши... Он утопил страдальца в озере, а после — растерзал.

Посреди короткой речи голос короля дрогнул, но Лейлару удалось скрыть лишние эмоции за повелительным жестом. В то же мгновение глава клана Охотников, бывалый воин, собиравшийся уйти в отставку в ближайшие десятилетия, спустился со своего почётного места в самый низ амфитеатра. На вытянутых руках он нёс объёмный лёгкий свёрток.

Помолчав, Охотник приподнял край укрывавшей его ткани — и всей толпе открылось отвратительное зрелище: пара вырванных с плотью эльфийских крыльев. Они утратили ровное сияние, стали хрупкими и даже порвались, насквозь пропитавшись влагой. А на некогда несокрушимых прозрачных чешуйках всё ещё виднелись потёки крови.

Многие из присутствующих ахнули, и благородные леди зажали рот кончиками пальцев, чтобы сдержать тошноту. Потеря крыльев всегда считалась самой страшной и позорной вещью, которая могла приключиться с эльфом.

— Признаёшь ли ты вину, чёрный кэльпи? — серьёзным тоном спросил Лейлар.

— Да, это я убил его. И убил бы снова. Я ведь предупреждал... — Кэльпи обнажил зубы и обвёл взглядом зрителей. — Тронете Лили — и я без колебаний вырву крылья любому из вас.

Лили вздрогнула, но тут же обняла худые плечи дрогнувшими руками и выдавила из себя подобие слабой улыбки, которую мальчик перехватил со странным ликованием.

Одна эта улыбка стоила сотни жизней, один тёплый взгляд — всякой жертвы, которую он только мог предложить.

«Пока я жив, я сделаю всё, чтобы быть ей по-настоящему полезным, — думал кэльпи, не отрывая от неё глаз, словно бы стараясь запомнить каждую деталь хрупкого образа перед оглашением приговора. — И с самой первой встречи, с самой данной ей клятвы я делал всё, чтобы она не знала слёз. Ну а тех, кто осмеливался расстроить Лили, кто вырывал из её горла сдавленный крик или мольбу о помощи... тех я заставлял умолять о пощаде до потери голоса — и без сомнения заставил бы снова».

— Чёрный кэльпи убивал смертных дюжинами вот уже несколько лет ради забавы. Топил их в озере, долго, мучительно, но этой ночью... Он пересёк последнюю черту, набросившись на эльфа. Вырвал Тэнсину крылья, развесил кишки по кустам, выдавил... глаза, — Лейлар замолчал, переводя дыхание и борясь с внезапной дурнотой. Одна из служанок поспешила поднести ему чашу вина, и он, едва пригубив его, собрался с духом. — Теперь, когда убийца сознался в преступлении, я призна́ю свою давнюю ошибку перед Эльфийским народом. Мальчик опасен и не заслуживает жизни — пускай Охотники свершат над ним смертную казнь. Таков мой приговор. Таков вердикт Эльфийского Суда. Согласно ли с этим большинство?

Присутствующие проголосовали единогласно.

В другую минуту кэльпи, услышав покаяние Лейлара, не преминул бы бросить несколько колкостей. «Ошибка? Не заслуживаю жизни?» — рассмеялся бы он ему в лицо. Однако сейчас, в последний раз, всё его внимание по-прежнему было поглощено Лили, единственной не имевшей права голоса. Девочка стояла ровно, с гордо выпрямленной спиной и сомкнутыми в замок руками, но кэльпи знал её слишком хорошо — сейчас она действительно боялась.

Единственная во всём мире боялась за него.

Он бросил на неё ответный болезненный взгляд и быстро склонил голову на грудь. После случившегося Эльфийский Суд никогда не смилостивился бы над ним, не позволил бы вернуться к озеру вместе с Лили. И потому он признавал вину гордо, с издёвкой, со снисхождением: громкое клеймо убийцы было ему вполне по душе.

Кэльпи всё-таки улыбнулся ей одними уголками губ. «Я ни о чём не жалею, верь мне. — Они могли разговаривать взглядом, им не нужно было лишних слов. — Помнишь, что я тебе сказал? Если меня казнят за убийство, забудь об Эльфийском народе, покинь лес, найти безопасное место там, где никто тебя не отыщет... Твоя мечта о мире и равноправии не исполнится, никогда. И не надо плакать... Лучше улыбнись мне ещё раз, Лили. Последний раз».

И она улыбнулась: грустно, вымученно.

И подол её платья взметнулся, когда Лили повернулась к трону.

— Я прошу всех собравшихся здесь о милосердии! — выпалила она уверенно и звонко, перекрикивая рёв толпы. — По закону прошлых королей, по праву обмена, принадлежащему всякому существу на Эльфийском Суде, позвольте мне сохранить чёрному кэльпи жизнь ценой своей!

Эльфы затихли, с распалённым интересом ожидая ответа короля, а мальчик до боли стиснул кулаки — и вновь бросился на прутья.

— Что?! Нет, Лили, не смей! Это мне положено умереть. Ты же знаешь, я желаю этого, всегда желал до нашей встречи!

«Но мы ведь встретились», — беззвучно шепнула она ещё до того, как он начал последнюю фразу. И в этот раз её быстрая непроизвольная улыбка была искренней.

— Та, кто именует себя Лили... По законам предков, у тебя действительно есть право на подобный обмен. Жизнь за жизнь. Не больше и не меньше. — Лейлар помолчал. — Ты взаправду пожертвуешь собой ради убийцы, ради взбунтовавшегося раба, дерзнувшего уничтожить своих хозяев?

— Да. В случившемся была моя вина...

— Закрой рот, Лейлар. У меня нет хозяев, — кэльпи перебил Лили, отрывисто рыкнув на короля, а после вновь обратился к ней: — Ты не можешь признать их законы, не можешь играть по правилам тех, кто с ненавистью относился к нам столько лет! В чём твоя вина? В появлении на свет, в недостаточной бдительности? Что за чушь?! — Он сделал глубокий прерывистый вдох. — Пожалуйста, не смей... Прошу тебя, Лили!

И это была последняя мольба, когда-либо слетевшая у него с губ на глазах у всех. Мольба отчаянная, бессильная, унизительная — и оставшаяся притворно неуслышанной единственной, кому она предназначалась.

Лили давно перестала улыбаться — и отвернулась, пряча слёзы. «Прости, — так и читалось на её лице. — Пожалуйста, прости меня за всё».

— Я пожертвую собой, если вы сохраните ему жизнь... мой король, — с этими словами Лили опустилась на колени перед троном, вытянула скованные руки и склонила голову на грудь, демонстрируя повиновение всему Эльфийскому народу.

Когда-то она ценила свободу больше всего. Больше возможности дышать, больше собственного существования. А теперь Лили отказалась от неё, отбросила гордость и вместе с ней — абсолютно всё, чем они дорожили.

Кэльпи вновь опустил голову и без единого слова рухнул на пол клетки, не чувствуя почвы под ногами, не глядя на мерцание лунных камней. Крик, полный злобы, застрял в горле. На лице замерла призрачная надежда на отказ короля и на собственную заслуженную смерть.

Лейлар долго обдумывал мольбу Лили, не обращая внимания на сотни лиц вокруг. И каждый, кто испытывающе рассматривал короля в тот момент, заметил: он колебался.

— Тэнсин был мне кровным братом, — лишь на этих тихих словах в его глазах отразались глубокая затаённая боль. — Я не могу простить настолько зверское убийство или позволить чёрному кэльпи остаться безнаказанным... Как и, к сожалению, не могу пойти против законов предков.

— Значит, вы примете мою жертву? — смелее переспросила Лили.

— Это будет справедливым. К тому же, насколько мне известно, у меня нет права на отказ, ведь так? — Один из Старейших, могущественный эльф, ответственный за безукоризненное соблюдение законов во время Суда, кивнул, и Лейлар сделал глубокий вдох. — Тогда я снова сохраню чёрному кэльпи жизнь... но заточу его у озера, наложив рунную печать. Он не сможет выйти по своей воле, не сумеет вновь навредить нашему народу. И с той минуты, когда подобное заточение вступит в силу, своим именем короля и данной мне властью я приказываю: ни одному существу из Волшебного народа, шагнувшему на мои земли, не дозволено приближаться к Про́клятому озеру. Ни одному.

«Надо же, наш молодой король столь мудр и предусмотрителен... внезапно милосерден и беспристрастен, — теперь раздавалось со всех сторон. — Чтит законы предков, не позволяет слепой жажде мести застилать глаза, думает о безопасности подданных... Такая редкость».

А кэльпи молчал, глядел затравленным, раненным в самое сердце зверем — и был бессильнее кого-либо из всех. Лили же твердила ему твёрдым взглядом: «Всё будет хорошо. Пожалуйста, верь мне...»

Но этим словам он поверить не мог.

Эльфийский Суд подошёл к концу — и король увёл девочку лично, в сопровождении дюжины Охотников и нескольких Старейших, в самый дальний зал огромного замка. Приговор свершили за запертыми дверьми — и чёрного кэльпи выдворили из Навии́рум Райгха в тот же час.

Эльфы закрыли за убийцей древние врата в свою обитель, вернули к Проклятому озеру, где он жил много лет, и Лейлар сам окружил берег особой рунной печатью. Пока та была цела, кэльпи не мог сделать ни шагу дальше в лес, не мог собственными руками разрушить магию королевской крови.

Не мог никого убить.

— Я вырву тебе глотку, Лейлар, утоплю в этом самом озере, задушу и уничтожу, — рычал он на всю округу и рыскал по траве у кромки воды, пытаясь найти несуществующую брешь в тройном рунном кольце. — Клянусь, я пойду на всё, чтобы убить тебя, на всё что угодно! Даже если мне придётся унижаться, ползать на коленях, ждать расплаты десятилетиями... И я никогда не лгу. Никогда!

Однако Лейлар, вернувшийся к правлению, этого уже не слышал.

А Лили больше не вернулась к озеру. Её жертву приняли, её жизнь забрали — и кэльпи ждал, ждал неделями и месяцами, пока надежда на необъяснимое чудо совсем не угасла.

Тогда он соорудил ей могилу из человеческих черепов на берегу. Пустую, как и вся его долгая жизнь. Воображение неустанно рисовало ему яркие картины того, как красивые белые волосы Лили растаскивали на браслеты и украшения, как нежную плоть жгли рунами, чтобы она не могла заживить раны, как еле тёплое сердце было вырвано из груди и съедено кем-то из Охотников... И хотя думать о её смерти казалось невыносимым, ещё хуже было бы о ней забыть.

В порыве чувств он пересадил на могилу белую лилию вместо надгробия.

Раз за разом глядя на колышущийся на ветру цветок, кэльпи мрачно вспоминал, как когда-то Лили расчёсывала ему волосы, восторгаясь их длиной. Как кружилась в беспечном танце, босиком бегала по воде, ловила ящериц и плела венки. Как смывала кровь с его ладоней и как, отдыхая, неустанно твердила о возможном мире между эльфами и кэльпи... Теперь же всё хорошее было мертво. И даже лилию на могиле забрала у него первые холода.

Уж лучше бы умер он.

С самого начала, это должен был быть он.

Бесполезная игрушка, брошенное на произвол судьбы создание, похищенное дитя...

С той самой ночи, когда серебряная луна, освещавшая чёрному кэльпи путь, оказалась украдена и убита, её свет померк — и мальчик окончательно подчинился тьме, позволив жажде мести вести его за собой.

***

Поддержи автора, поставь звёздочку или оставь комментарий. Без этого мне будет сложнее понять, нравится ли тебе книга ❤

https://teleg.run/MiriamValentine — мой уютный Телеграм-канал. Обязательно загляни, если выдастся свободная минутка!

Обнимаю и люблю.