Не похожи мы:

Ты полон света яркого,

А я вся в грехах, во тьме.

И, когда будем стоять пред Небесными арками,

Ангелы примут тебя, твоё добро,

А меня с грехами прогонят прочь.

«Problems» — Mother Mother

1

Мав не знал, как из одной договорённости выросла уже другая, сливаясь с предыдущей. Это просто... произошло.

И теперь он находился в ситуации, которую он не мог ожидать. Мав не думал, что Фэт воспримет всё буквально и ответственно подойдёт к делу. Вполне ожидаемо было то, что это была шутка, но нет: дух действительно заставила выйти его во двор «сражаться со страхами».

Солнце светило, а по зелёным травинкам стекали росинки после проливного дождя очень ранним утром. Воздух чувствовался свежим, чистым. Сидеть в траве было приятно — небольшая влажность как будто приводила в ясность все мысли.

Мав сидел, подложив ноги под себя и упокоив руки на коленях. Было мирно, но всё ещё тихо кипела жизнь, недоступная и непонятная: кузнечики стрекотали, смеясь над чем-то только им известным, ветер шуршал листьями, показывая, как в монето, какое-то представление движениями веток, птички чирикали, рассказывая очередные сплетни.

Это была приятная и успокаивающая атмосфера, которой, по-хорошему, следовало насладиться, однако было одно «но»:

— Убей паучка.

Это было сказано так легко и просто. Будто это была самая обыденная вещь. То, что делают все и каждый день. В каком-то смысле это даже было так. Что может быть страшного в маленьком паучке, в конце концов? К тому же, он жучок, и не каждому будет приятно, что само его присутствие, что убирать паутину за ним. Это действительно было обыденно.

Но не для Мава.

Брюхо паука. О, оно было огромным, увесистым и толстенным, на котором, наверняка, волосинки были такими острыми, что могли впиться в пальцы, как иголки у ежа. А его лапы? Их было много, они были кривыми, бесшумно передвигались, чтобы незаметно схватить добычу, обмотав её в кокон смерти, где какой-нибудь жучок спятит от бездействия, сдавшись этому хищнику. А глаза-то краснющие. Они наполненны кровью пожираемых существ, и с каждой жертвой они становятся всё более и более алыми, наполненные стонами, криками и мольбами о спасении. И глаз так много: специально, чтобы не упустить жучка, специально, чтобы проследить за добычей, специально, чтобы наслаждаться каждой раной на теле, пожирая такой вкусный и долгожданный ужин. А зубы... Острые, большие и жëлтые. И они вцеплялись в невинное тельцо, в крохотное брюхо, разрывая его на куски. И распоротый живот открывал внутренности пауку, органы его добычи. И на этих безжалостных клыках, на самой их острой части покоился яд, что поразит любую жертву, что покажет, кто тут настоящий хищник, а кто — лишь деликатес на ужин.

И Мав боялся стать очередной жертвой, которая являлась не более чем закуской.

— Опиши мне его, — попросила Фэт, когда Мав не ответил ей, а просто уставился на жестокого монстра-садиста со странными пристрастиями в еде.

Ему потребовалось время, чтобы заговорить. Голос не слушался его, не работал и отказывался вымолвить хоть слово из-за страха, окутавшего тело мальчика. Боязнь вгрызалась в него своими клыками, вырывая кусками здравый рассудок и сплëвывая его, как что-то ненужное, продолжая чавкать и разжëжывая во рту его нервы. И раздавался хруст зубов, и слышался глоток, и ощущалось довольное урчание живота — переварилось спокойное состояние разума и души. И всё, что осталось — тревога, неизменный друг, ни разу не бросивший в беде, в отличие от здравомыслия.

— О-он... — заикался, тихо бормоча и говоря вслух (его всё равно никто не слышал и не видел), Мав с дрожащими губами и стучащими друг о друга зубами, словно всё тело заледенело от зимнего мороза. — Большой и-и...

— Встань, — перебила Фэт.

Мав сделал, как его просили. Не сразу, не быстро, но на шатающихся ослабших от переживания ногах он поднялся с зелёной травы, что намокла от прошедшего дождя. Мальчик всё ещё неотрывно наблюдал за элегантными передвижениями паука, когда он, казалось, высматривал потенциальный обед, вплетая попутно новые сети в паутину, которая казалась теперь белым несуразным комком, а не кружевом, что являлась скрытым орудием смерти.

— Подними ногу над пауком.

Солнце тëплого месяца Вану освещало всю фигуру Мава, создавая тень его силуэта. Чëрное нечто накрыло паучка, погрузив его во тьму. Он казался теперь таким...

— Нога больше?

— Да, — выдавил из себя Мав с усилием, чтобы сделать голос более ровным и твёрдым.

— Опускайся, — вновь приказала Фэт, на удивление, невероятно сосредоточенная на всём, что происходило.

Он присел на корточки и положил руки на колени, сжав чашечки от стресса и желания хоть как-то вернуть себя в реальность.

— Опиши паука, — снова попросила Фэт, положив кулак под голову.

— Он... маленький, — моргнул Мав ярко-зелёными глазами, осознав, что сам себя только что поправил.

— Ещё? — приподнятая бровь.

— Чëрный... — хмурился Мав, неожиданно для себя отмечая, что страх всё ещё ползал по его телу, но не сжимал в тисках. — Э-э-э... толстое брюхо. И оно всё покрыто шипами...

— Какого цвета твои волосы?

Фэт так быстро переключалась с одного на другое, что Мав не успевал за ней и быстро терял мысль, неспособный быстро сказать что-то связное. Но дух была терпеливой и всегда ждала ответа.

— Чëрные...

— Притронься к ним, — незамедлительно приказывала Фэт.

Мав осторожно поднял руку, шевеля пальцами в волосах. Они были жирными, скользкими и в какой-то степени мягкими. Лохматые, несмотря на то, сколько их расчëсывали.

— Они острые?

— Нет...

И тогда Мав задумался о том, какая же это всë-таки была глупость — думать об иголках. Волосы не были острыми. Они могли казаться такими, но они не были, как края бумаги — не могли порезать в кровь.

— Опиши паука, — в который раз повторяла Фэт.

— Маленький, с толстым брюхом, волосатый... — более уверенно перечислял Мав.

— Ещё.

— С бесшумными ногами...

И так продолжалось долго и очень долго. Пока Фэт наконец, видимо, довольная окончательным описанием, не сказала, добродушно улыбаясь:

— Он крохотный и безобидный?

— Да, — согласился, на удивление, легко Мав.

— Он может тебя укусить?

— Нет.

— А съесть? — чуть хихикнула Фэт, прикрывая рот рукой.

— Нет, — улыбнулся невольно Мав.

— А замотать тебя в паутину? — откровенный смех.

— Нет, — смешок в ответ.

Царила радость в душе и между этими двумя, пока она не была прервана внезапно серьёзным заявлением:

— Убей его.

— Что?

Мав совсем растерялся. Он даже не знал от чего больше: от того, что всё было так мило и весело, и вдруг Фэт вывалила такое, или само значение фразы. Мальчик впал в ступор, не понимая ничегошеньки.

— Ты боялся его, — терпеливо объясняла Фэт, — но теперь уже нет. Убийство — показатель, что ты справился с этим страхом, что ты его отпускаешь, — она на мгновение задумалась. — Ладно, согласна, в моей голове это звучало лучше.

Мав облегчëнно выдохнул, падая на моросистую траву. Растения щекотали его тело, увлажняя под тëплым солнцем.

— В любом случае, ты всё ещё боишься? — решила окончательно убедиться Фэт.

— Не думаю, — сказал задумчиво Мав, бледными тонкими пальцами теребя траву, — ощущение, как будто нет.

— Видишь! Моя терапия работает! — засмеялась торжественно дух, чуть ли не прыгая и хлопая в ладоши.

2

— Кто будет принцессой? — с любопытством спросила Анури, хрустя пальцами с загорелой кожей.

Они находились за городом. Розден был окружен каменными стенами со всех сторон, образуя круг, и лишь через огромные врата можно было пройти внутрь. РЭД же играли за стенами, прямо рядом с мостом, около реки.

Санна предложила новую игру, как и ожидалось, основанную на той книге про унну. Впрочем, никто и не был против: только за. Они даже принесли некоторые атрибуты для большего погружения: кастрюли (шлемы), вырезанная из картона корона и такие же вырезанные из картона мечи, деревянные тарелки (щиты).

— Сама не хочешь? — задала встречный вопрос Санна, заправляя окрашенные блондинистые локоны каре за уши.

— Принцессы скучные! — надула пухлые губы Анури, пиная камень ногой, отчего тот улетел в воду, чуть брызнув. — Они просто сидят в башне и ждут своего спасителя! Это скучно!

— Хочешь быть унной? — скептически спросила Санна, поправляя круглые зелëные очки.

Анури тут же впала в панику, несвойственную ей. Глаза её, напоминающие шоколад и сливающиеся со зрачком, округлились, а сама она энергично качала головой, встряхивая волнистые тëмные волосы, завязанные в рыбий хвостик.

— Я не буду злодейкой! — она топнула ногой о землю, выражая обиженность и оскорблëнность этой фразой, но потом она стеснительно сжалась, перебирая пальцы. — Я ведь... не плохая всë-таки, — с трудом проговорила Анури.

Она обратила внимание на Мава, который ещё не принимал участия в беседе, а тихо отмалчивался, заложив руки за спину.

— Пусть Мав будет принцессой, а я — рыцарем! — указала она него и воскликнула так гордо, будто её решение проблемы было гениально.

Фэт внутренне залилась смехом, прикрывая рот рукой. Это было громко и звонко, однако она явно пыталась себя сдерживать, а потому выходили лишь какие-то прерывистые вздохи и хрипы.

— Что..? — смущëнно проговорил Мав, растерявшись от подобной смены ролей.

— Ты всё равно не годишься в рыцари, — продолжала убеждëнно Анури, жестикулируя руками. — Ты увидишь унну — и сразу убежишь! Она прихлопнет тебя, а ты будешь дрожать от страха, даже не пытаясь защититься!

Мав опустил взгляд зелёных глаз вниз и почувствовал себя неуютно. Он не знал, почему это его так задевало, когда это было чистейшей правдой, но было обидно. Ощущение ущемления где-то в груди.

— Мы... работаем на этим, — проговорил он, почëсывая свою чëрную макушку и заламывая пальцы.

— Ради Ячва, не вплетай меня сюда, — раздражëнно застонала Фэт, когда смех внезапно прекратился, и она закрыла лицо руками. — У нас с Ту́рвом и то были игры интереснее.

— С кем?

Фэт тут же будто бы очнулась, моргнула, помолчала, а потом так же раздражëнно выдала, цокнув:

— Не твоё дело, — сказала как отрезала.

Мав понял, что большего он от неё не добьëтся, но он намотал на ус имя «Турв».

— «Мы»? — не поняла Санна, сморщившись и нервно наклонив голову.

— Я и Фэт, — легко пояснил Мав, пожав плечами.

— В смысле? Как ей вообще можно доверять после такого! — внезапно вскрикнула Санна, взмахнув руками.

На темнокожем лице проступили возмущение, смятение и непонимание. Нос дëрнулся, а губы сжались в тонкую линию. Медовые глаза расширились и ждали продолжения диалога.

— Согласна, — хмуро заметила Анури, и на её лицо выступила непривычная для неё напряжëнность, что, очевидно, сводила её скулы, потому что сейчас она выглядела так, будто мыщцы лица не могли двигаться.

Толстые брови её были нахмурены, сводясь на переносице загорелой кожи, а зубы (так ощущалось) были стиснуты. Вытянутый нос её пыхтел, раздувая ноздри.

Неожиданно Фэт с усмешкой хмыкнула в этой странной тишине:

— Видишь? Даже они понимают, что я плохая.

Мав был не согласен. Категорически. Но как доказать это: не знал, не понимал. Даже когда он давал обещание, Мав не понятия не имел, как провернуть всё это, как заставить Фэт поверить, что всё это была неправда, что всё не так, как казалось.

Он смутился и пытался придумать оправдание, но не мог. Однако молчание бы означало поражение, а этого нельзя было допустить, поэтому Мав выпалил, не особо раздумывая:

— Вы просто не понимаете её!

Фэт цокнула:

— Они-то как раз понимают, в отличие от тебя.

Мав нахмурился, потирая висок. Он не знал, как доказать свою точку зрения. Он не знал, как в слова составить то, что он интуитивно чувствовал Фэт и временами ощущал её эмоции, что её ощущения передавались ему. И всё это было настолько фальшивым! И, когда Мав пытался прокрасться дальше, чем пресловутое чувство злобы, совершенно не обоснованное, он натыкался на стену, что выстроила сама Фэт голыми руками. Но иногда, иногда бывали моменты, когда один кирпичик выпадал, и Мав мог заглянуть через маленькое отверстие внутрь, хотя бы мельком. И он видел, что там было. Но чтобы составить полную картину, ему не хватало времени, ведь Фэт тут же отталкивала его любопытные зелёные глаза и затыкала дыру новым кирпичëм, попутно ругаясь на него.

И отсюда Мав знал, что за всем этим стоическим фасадом что-то другое — что-то наполненное тоской, обидой, болью и скелетами в шкафу.

— Хорошо, теперь я вижу, что ты ещё и безрассудный, — сказала Анури, закатывая шоколадные глаза и вытягиваясь на носочках. — Вроде страх есть, а ты не применяешь на практике то, что ты чувствуешь опасность. Никакого инстинкта самосохранения, ни-ка-ко-го, — заключила она, растягивая слоги. — Тебе вот только после этого и быть принцессой. Но не волнуйся, — Анури схватила кастрюлю, поднимая её с земли, и нацепила её на голову боком, как шляпу в типичный летний день. — Я, рыцарь в сияющих доспехах, тебя спасу! — она подмигнула и шепнула далее, — всё ради принцессы! — девочка взяла в руки картонный меч.

Санна внезапно моргнула медовыми глазами растерянно, указывая ладонями себе на грудь:

— То есть, я буду унной? — уточнила она, оборачиваясь то в сторону Мава, то в сторону Анури.

— Что? Нет! Ты не настолько страшная! — вскричала Анури, в панике махая руками.

Санна оценивающе посмотрела на себя и на свой голубой комбинезон:

— Ах... Спасибо за комплимент, — саркастично хмыкнула она, поправляя очки и закатывая глаза.

— Не за что! — гордо ухмыльнулась Анури, встав в героическую позу: картонный меч, воткнутый в землю, согнутое колено и локоть на нëм со сжатой в кулак ладонью.

Однако вопрос о распределении ролей решëн не был. Они всё ещё спорили между собой, пока Фэт не вмешалась:

— Я могу быть унной.

— Я не хочу быть злодеем, — нахмурился Мав.

— И не надо. Я буду.

Мав поджал губы. Он доверял Фэт, но... что-то было странное в том, чтобы выпускать её. У них же договор был с чëткими условиями, что Фэт остаётся внутри. И сейчас, получалось, было исключение из условий (как и тогда после скачек)...

Но, с другой стороны, кто, если не она? Его подруги так и до вечера проспорят, не определившись с ролями, и тогда Маву придётся вернутся домой, ведь мама его будет беспокоиться, если он будет долго отсутствовать. А она могла такие наставления устроить! Мама и тогда, в лес на ночëвку, не хотела его отпускать (Мав бы и не против был, если бы ничего не состоялось, к слову, но раз уж он единственный был против, то справедливо было согласиться на это приключение), пока к Маву не присоединились Анури и Санна, так уверенно говорившие его матери о безопасности всего этого, что он сам диву давался их дару убеждения. Мама и после этого даже не была уверена, но Санна и Анури так заболтали её, что она просто устала и на свою голову отпустила сына.

И по поводу игр с друзьями было так же. Мама отпускала его на определëнное время, и нельзя было просто так растрачивать его.

— Я буду унной, — объявил Мав, соглашаясь с Фэт.

Он почувствовал, как Фэт хитро ухмыльнулась, постукивая пальцами друг о друга. Это его немного напрягло, заставило усомниться в собственном решении, и Мав предупредил:

— Без подлянок.

— Не вопрос, — так же улыбалась она, невинно пожимая плечами.

— Ты? — удивилась и ахнула Анури, указывая на Мава пальцем. — Да ты даже паучка прихлопнуть не можешь! Какая тебе унна! К тому же, — она приложила руку ко рту, как будто это был секрет, и прошептала заговорщицки, — ты мальчик.

— Ты вообще хотела сделать меня принцессой! — возмутился он, разводя руками.

— Да, но «принцесса» легко может стать «принцем». А «унну» мы так изменить не можем.

— О Йун, она начала занудствовать, — Санна застонала и закрыла лицо руками, отчего зелёные круглые очки немного спали с носа.

— И я не закончила! Если вы не учили зенрит, то это не значит, что я не знаю, что...

— Всё! — Санна крикнула, развела руки в сторону, как бы призывая к порядку, и тыкнула пальцем в грудь Анури. — Не занудствуй. Ты вообще не хотела брать эту роль. Теперь, когда её кто-то берёт — ты споришь. Либо ты принимаешь то, что Мав будет унной, либо ты ей будешь, — включила внезапно очень строгого лидера она, грозясь.

Тëмное её лицо было нахмурено и серьёзно. Санна редко была такой решительной в выражении лица, но когда это случалось, у всех пробегали мурашки. В такие моменты, когда голос, обычно весёлый, становился очень твëрдым, когда взгляд медовых глаз становился будто бы острее, когда губы были плотно стиснуты в тонкую линию, а нос пыхтел, раздуваясь, Мав с Анури понимали, почему лидер РЭД — Санна. Были в ней какая-то строгость и решимость, хотя и редко проявляемые. Когда Санна так смотрела, это означало, что её решение не подлежало обсуждению.

Анури цокнула и закатила шоколадные глаза, скрестив руки на груди и отвернув голову в сторону, качнув хвостиком, говоря этим, что она не была согласна, однако при всём этом — молчала, без единого упрëка или попытки начать ещё один спор.

— Вот и хорошо, — тут же мило улыбнулась Санна, словно ничего и не было, и подошла к Маву. — Не волнуйся, — прошептала она на ухо, наклоняясь. — Ты будешь хорошей унной. Просто не переживай об этом слишком много и повеселись, — настояла она, кладя руку на плечо, а затем громко объявила, чтобы и Анури услышала, обернувшись к ней. — Тогда я буду принцессой, а ты, как и хотела, будешь рыцарем.

Анури предупреждающе подняла ладони вверх, как бы этим заявляя, что она ничего плохого не имела в виду при следующей фразе:

— Я не спорю со всем этим, но... — она хмыкнула, сдерживая смех, — у меня уйдёт три секунды, чтобы спасти тебя от этой унны.

— Это мы ещё посмотрим, — Мав слышал улыбку и весëлый тон в хрипоте Фэт.

— У меня ощущение, что ты сейчас сделаешь что-то очень плохое, — заметил Мав отвлечённо.

— Да не ссы ты, — махнула небрежно рукой она.

— Что я только что сказала? — снова включила строгость Санна, хмурясь в сторону Анури.

— Да поняла я! Поняла, — та драматично закатила глаза и с таким же чувством вздохнула. — Даже пошутить нельзя!

Итак, игра началась. Фэт в действие вступила не сразу — и Мав даже мог понять, почему. Сначала его друзьям надо было войти в роли, в кураж — тогда бы они не обратили внимания на его голос со странной хрипцой и янтарные глаза. Поэтому Мав импровизировал первое время. Он делал вид, что пытался поймать Санну, пока та пряталась под мостом, ступая сандалями в воду под тихое течение. Затем Анури тыкала его картонным мечом и смеялась с того, как Мав пытался изображать злодея. На заднем фоне Санна делала вид, что боялась, и кричала на помощь, прикладывая руку ко лбу, как несчастная.

В какой-то момент Мав всё же почувствовал, что Фэт взялась за дело — всё потемнело, почернело, и он ощущал что-то похожее на уже привычное сжатие, которое и не давало ему управлять телом.

Он слышал, как его сволы шуршали по траве на бегу. Он чувствовал, как учащалось дыхание. Фэт двигалась к какой-то цели (причём намеренно, и точно зная, чего она хотела — это ощущалось). Потом дух резко остановилась, наклонившись, и органы осязания Мава навели его на мысли о бумаге. В руке лежало что-то твëрдое, но легколомаемое, длинное, из составных частей. Вероятно, картон, а это значило, что это был «меч».

— Унны не сражаются мечами, — усмехнулся Мав.

— Я могу на кулаках, но боюсь, твоя подружка быстро сдастся.

— Фэт! — возмутился тут же Мав и одновременно запаниковал, брыкаясь в невидимых «цепях».

— Что? — в её тоне слышалось разочарование. — Я не собиралась её убивать — я же не сумасшедшая, — засмеялась искренне она.

Что-то Маву подсказывало, что всё было наоборот, но он не стал спорить. К тому же, наверное, некрасиво было говорить людям, что они не в себе, да? Фэт — дух, она давно умерла, но это не делало ситуацию более мягкой. Поэтому Мав не стал возникать.

Он почувствовал, как Фэт бежала обратно и тут же попыталась ударить картонным мечом куда-то, но он прошëл сквозь воздух. Вероятно, Анури увернулась.

— С каких пор у унн мечи? — услышал Мав усмешку Анури, но игру она, очевидно, не прекратила, в свою очередь, целясь в грудь, но Фэт тут же отскочила.

Как и предполагал Мав, его друзья уже вошли в кураж и не замечали каких-то изменений. Что было хорошо.

— С каких пор картон — меч? — спросила, в свою очередь, Фэт, ударяя оружием вперёд, но оно врезалось в другое, и обе девушки теперь держали свои орудия, давя картонным лезвием на другое и не позволяя нанести друг другу урона.

— Унны должны колдовать! — вновь зазнайствовала Анури.

Фэт фыркнула. Оби поняли, что ни к чему это не приведёт, и отступили назад. Снова началась атака, но со стороны Анури. Фэт отбивала своим орудием удары, не позволяя картону дотронуться до тела, но в какой-то момент в живот был осторожно приставлен «меч».

— Не волнуйся, принцесса! Я тебя сейчас освобожу! Унна повержена! — торжествовала Анури.

Мав тем временем чувствовал, как закипала гневно и раздражëнно Фэт.

— Что случилось?

— Она сжульничала! — жаловалась она. — Один меч она спрятала! У неё было их два!

Мав задумался. Не то что бы у них были какие-то правила. По крайней, что-то конкретное они не соблюдали. К тому же, Маву показалось, что это было наоборот здорово: его подруга проявила смекалку и хитрость, выиграв.

И вообще добро всегда побеждало, разве нет?

Мав почувствовал, как Фэт нахмурилась, изогнула странным образом губы, а глаза сощурила. Он хотел спросить, что такое, но был прерван самим духом.

— Хотела колдовства? Ладно, — безразлично пожала плечами Фэт, хрустя пальцами

— Стой, нет! — Мав сразу понял, что имела в виду она и попытался её остановить, но, прежде чем он успел что-то сделать, Фэт взмахнула руками, что-то затрещало, и кто-то по-девичьи вскрикнул.

Фэт засмеялась, прикрывая рот рукой.

— Тело! Сейчас же! — кричал на грани истерики Мав.

В глазах посветлело, он почувствовал лëгкость в груди и мышцах, и контроль над ситуацией вернулся к нему. Это было всё ещё плохо, но, по крайней мере, Фэт не стала спорить.

— П-ф, — фыркнула она уже внутри, — да пожалуйста, — с очевидным разочарованием произнесла, как будто её лишили какой-то радости.

Мав увидел, что и Санна, и Анури стояли в боевых позах, согнув колени, и с определëнным отступом ноги назад. Руки их были сжаты в кулаки.

— Это я, всё нормально, — попытался успокоить их Мав, подняв руки вверх.

Оби девочки выдохнули всё напряжение и заметно расслабились.

— Клянусь, я тебя когда-нибудь сама прибью.

— Клянусь, я скоро начну таскать с собой ножи.

Сказали они это одновременно и от удивления аж переглянулись, округлив глаза.

— К Рéю я тебя не пущу, — сузила подозрительно глаза Анури, тыкая пальцем в его грудь и угрожая самой жестокой расправой за брата.

Мав пожал плечами:

— Я всё равно был у тебя только один раз.

И это была правда. Мама очень сильно волновалась и с трудом отпускала к кому-то в гости, как уже говорилось.

— По-моему неделю назад ты говорила, что Солдрей капризный, и он тебя бесит? — усмехнулась Санна, выгнув бровь и поправляя спавшие на нос зелёные очки.

— Он меня раздражает временами, но это не значит, что я его не люблю, — пожала плечами Анури и положила руки на бока.

— Там был волк, — отстранённо заметила Фэт.

— Что?

— Я увидела волка, который выбегал из леса, и хотела его запугать, но эти дуры начали орать, как истерички.

— Зачем она вообще это сделала? — повернулась Санна к черноволосому другу, прерывая внешнюю тишину.

— Не говори им.

— Почему?

Фэт не ответила.

Мав заëрзал, передëрнул нервно плечами, сглотнул и проговорил:

— Ну... — бормотал тихо он. — Вы всё спорили и спорили... И это было очень долго. И я решил, что пора прекращать спорить и, наконец, начать играть, а в роли злодея я не очень... — он стыдливо опустил зелёные глаза вниз, смотря на носки свол. — Мне было всё равно, если я не поиграю, я просто хотел, чтобы вам было весело.

Санна и Анури переглянулись между собой.

— Стой-стой-стой, — замахала предупреждающе руками девочка со смуглой кожей. — Это, что, была твоя идея? — скептически спросила она, выглядя так, как будто у неё сейчас челюсть отвиснет.

— Ну, на самом деле это была идея Фэт, — Мав услышал шипение соседки по телу, — но я решил, что это хорошая идея.

Две девочки хлопнули себя по лбу, признавая глупость и наивность своего друга. Мав же почувствовал стеснение, держа голову всё ещё опущенной.

Тяжëлая обстановка постепенно сглаживалась, и всё приходило в норму.

Пока Анури не наклонилась вбок и не присвистнула печально:

— Мне кажется, что надо потушить, пока не разгорелось, — она указала пальцем за спину Мава.

Санна выглянула тоже, а мальчик обернулся. Ëлка была повалена и тихо пылала, а трава медленно горела, но горела всё больше и больше: огонь захватывал территорию и очень усердно.

— Хотя, знаете, — Анури дëрнула рыбим хвостиком, — наверное, лучше асторожей позвать, — заключила она, оценивая ущерб.

— И что мы им скажем? — Санна указала на Мава, выпячивая медовые глаза. — Что в него вселился сумасшедший дух, желающий мести и сжигающий всё подряд? Я имею в виду, в это поверят, но тогда Маву не сдобровать.

— Просто скажем, что неудачно разводили костёр, — предлагала Анури, пожимая плечами.

— Это чуть ли не первое, что мы проходим в школе, — внезапно заметил Мав, почëсывая тëмный жирный затылок. — Как разводить костёр.

— А ещё около ворот нельзя разжигать огонь. От этого нам ещё больше влетит, — согласилась Санна.

— Я поняла вас, — устало вздохнула Анури, потирая переносицу.

Санна расстегнула комбинезон, оставшись в одном лëгко-белом платье. Она достала из карманов одежды ягодки малины, которые она целиком запихала в рот и побежала к реке.

Санна черпала воду в комбинезон.

Воду. В комбинезон.

— Протечëт же? — заметила Анури, скептически сощурившись и снимая с ног сволы.

— Да хоть как-нибудь! — крикнула в ответ Санна, уже заправив определëнное количество воды в одежду.

Она бежала к горевшей траве, на ходу удерживая ткань, чтобы капли стекали исключительно на ладонь.

— Эх, могла бы и с нами малиной поделиться! — вздохнула Анури, подбежав к реке.

Мав на ходу снимал сволы, потому что это было единственное, в чëм хоть как-то можно было перенести воду. Конечно, они бы промокли, и ему бы пришлось в мокрой обуви идти домой, и, вероятно, это не очень было бы полезно для здоровья, но что сделаешь?

3

Итак, Мав не знал, как именно объяснить мокрые ботинки. Возможно, их стоило спрятать? Или повесить сушиться, сказав, что упал в реку?

Да, последнее звучало правдоподобно, пожалуй, он так и сделает.

Задний двор весь был усеян высокой зелёной травой по колено маленького тела. Проглядывались жëлтые яркие одуванчики, а среди них были и их старшие сëстры — с пышной белой причëской афро. В толпе растений прятались ромашки, что всегда наслаждались голубым небом, смотря прямо, вверх. Мать-и-мачеха и вовсе стеснялась: ниже всех и скрытнее, зато с такими же яркими волосами.

Стрекоза весело трекотала, пролетая около уха, как бы приветствуя: «Заждались!»

Мав прошёл по протоптанной тропинке. Кислотно-жëлтая бабочка улетела с ромашки, стоило ноге ступить рядом. Все эти насекомые, вся эта маленькая жизнь как будто расступалась перед ним, пропуская вперёд. Божья коровка незатейливо села толстый нос, и Мав невольно улыбнулся. Он прикоснулся пальцем к его кончику, и красный жучок перебежал на ноготь. Божья коровка немного посидела, побегала по коже, но, видимо, заметив на себе внимательный и долгий взгляд ярко-зелëных глаз, решила всё же от смущения улететь. Покачав самому себе головой и тряхнув чëрными волосами, Мав продолжил шагать по пыльной тропинке, ведущей к сушилке.

Она состояла из железных балок, окрашенных в красный, однако, то ли от старости, то ли от дождей, то ли от ещё чего-то, краска слазила, отколупываясь и обрамляя металл. В каких-то местах это было видно особенно сильно, когда краска покрывалась трещинками и скорлупками.

Балок было четыре, и они были соединены верёвками сверху, на которых и висела, высыхая на солнце, одежда. Несколько рубашек развивались на ветру, как флаги.

Рядом с сушилкой лежала корзина, вязаная, плетëная, и только Мав собрался наклониться к ней, чтобы взять прищепку, Фэт перехватила управление, тут же снимая сволы и оказываясь в тонких носках, куда-то наклоняясь.

— Эй! Вот про это мы вообще не договаривались! — возмутился Мав, пытаясь восстановить контроль, но Фэт ему упорно не давала, удерживая его борющееся подсознание цепкой хваткой.

— Да не кипишуй ты, для тебя стараюсь же, — успокоила Фэт, держа в одной руке, очевидно, обувь, а в другой — нечто непонятное и неизвестное.

— Если бы не ты, этой ситуации вообще бы не было!

— Если бы не я, тебя и твоих подружек сожрал бы волк.

Фэт выпрямилась, вытянулась и наклонилась назад, как будто разминаясь.

— Я... — смутился Мав, ощущая, как совесть давила на него своим весом. — Прости. Я не знаю, почему я постоянно кричу или грублю тебе.

Фэт цокнула, закатывая глаза, перебирая пальцы и задумчиво оглядывая руки.

— Почему не знаешь? — безразлично спросила она, скучающе наклонив голову. — Всё логично: я чуть не нанесла вред твоим подружкам. Я хотела взять твоё тело и запереть тебя там, в голове, навсегда. Я чуть не спалила весь лес. Я хотела устроить кровную месть всему Розбергу. А теперь я застряла с тобой, никуда не ухожу и ставлю свои условия, — Фэт небрежно пожала плечами. — Твоё раздражение оправдано.

Это, наверное, было неправильно во всех смыслах, но Мав почувствовал от чего-то лëгкость. Он ощущал себя не единожды виноватым за то, как иногда странные и грубые слова вырывались из его рта, о существовании которых он даже не подозревал и не думал — всё выходило само собой и непонятно откуда. А теперь Фэт говорила, что она не обращала на это внимания, что ей, в принципе, безразлично, и она понимала его злость.

Мав чувствовал облегчение от этого. Но его волновало другое.

— В каком смысле «застряла»?

— Ну, не то что бы «застряла»... — Фэт присела на корточки и с трепетом прикоснулась к траве, проводя по ней пальцами. — Я могу уйти в любой момент, но нас с тобой уже кое-что связывает, и я просто не смогу вернуться, если я уйду.

Мав замолчал. Шестерёнки в его голове крутились долго, муторно и медленно.

— Не морально, в смысле, — добавила Фэт, понимая, что не уточнила. — В смысле, физически. Буквально.

— Как это?

Что-то заползало по руке, перебирая мелкими ножками, и Маву стало не по себе от того, что он не знал, что или кто это был. Он вздрогнул, морщась.

— Я не знаю, это... похоже на какие-то нити? Одна уже связала меня и твоё тело. Осталось ещё несколько, — Фэт передëрнула плечами, облизывая губу. — Пока она одна, это не столько проблема, сколько условие, что, уйдя и порвав её, я больше не смогу вернуться к тебе. Если они все свяжут нас — вот тогда будет проблема.

Мав заметно передëрнулся. Что это вообще должно было значить? Ему следовало волноваться? Будет плохо ему или Фэт? Насколько быстро эти «нити» свяжут их? Сколько времени пройдёт, прежде чем последняя нить завяжется в узел? И что тогда будет?

— Ты рано волнуешься об этом.

— Ты умеешь читать мысли? — переключился на другую панику Мав.

— Я чувствую твой страх. Так же, как и ты чувствуешь мои эмоции. Полагаю, это последствия связки первой нити.

Мав чувствовал, как Фэт прикасалась к чему только можно было. Она с любопытством всë щупала, на всё смотрела с широко раскрытыми глазами и навострëными ушами всё слушала. Это заставило Мава задуматься вот о чëм: как же, должно быть, печально ничего не слышать, не видеть и не ощущать целых шестьдесят лет.

Очевидно, что Фэт изголодалась по внешнему миру.

И это навело его на другую мысль: Фэт была одинока. Одинока целых шестьдесят лет. В таком неощущаемом состоянии несколько десятков лет возможно и очень легко рассудок потерять. Мав даже представить себе не мог, как это: не слышать, не видеть, не чувствовать.

И всё, что более или менее удерживало Фэт в здравом разуме — желание отомстить обидчикам.

А сейчас она, очевидно, получила ту самую свободу и не знала, что с ней делать. Большинство врагов мертвы спустя столько лет или доживают последние дни. Всё, чем Фэт жила все эти годы, оказалось бессмысленным теперь.

И единственное, что ей оставалось — заново познавать мир через ощущения.

Это было слишком грустно, чтобы об этом думать, поэтому Мав махнул головой и позволил Фэт наслаждаться природой.

В какой-то момент она всё же встала, поднялась, подхватила сволы и вытащила ранее положенный в карман неизвестный маленький предмет. Это было что-то маленькое и деревянное с железом. Форма была прямоугольная, с разветвлением.

«Прищепка?» — предположил Мав.

Девушка вновь наклонилась и взяла ещё одну. Она медленно покачивалась, что-то напевая себе под нос, однако разобрать слова было невозможно — лишь губы едва шевелились, и доносился неслышимый шëпот.

Пара действий — и обуви в руках уже не было, как и прищепок. Фэт ударила в ладоши несколько раз, смахивая какую-то несуществующую пыль, и положила руки на бока, как будто оценивающе осматривая работу.

— Ты только что повесила ботинки? Я это и сам мог сделать, — нахмурился Мав.

— Не совсем... — пробормотала Фэт, и Мав почувствовал тепло на руках.

Он среагировал незамедлительно, осознавая, что именно это означало, когда тело было не в его власти, а ладони нагревались. Паника подкатила к горлу:

— Что ты опять делаешь?!

О Йун, его жизнь теперь никогда не будет спокойной, да?

«Никогда», — как будто поддакивал его разум, насмехаясь.

— Сушу вещи, — очень просто ответила Фэт.

Мав хотел что-то сказать, наругать, накричать, но ничего не вышло изо рта. Он открыл его и закрыл, не в силах хоть как-то прокомментировать эту ситуацию. Он ожидал чего угодно, но не «сушу вещи». И после этого Фэт называла себя плохой?

Маву было сложно это понять. Где здесь было зло? Он не понимал этого.

Но вместо всего, что крутилось в его голове, Мав закусил губу:

— У меня опять будут ожоги на руках.

— Просто носи перчатки — и всё, — пожала плечами Фэт, не убирая огня с рук и продолжая испарять постепенно влагу со свол.

4

— Нам нужна новая договорённость, — сказал Мав, заходя в комнату и закрывая за собой дверь.

— Что плохого в старой? — лениво отвечала Фэт.

Мав подошёл к кровати и лëг спиной, подложив под голову руки. Он задумался: «Как объяснить?»

Очевидно, эта тема не была интересна духу. Но это было важно Маву, с другой стороны. Всё-таки его тело, в первую очередь. Правда, как именно объяснить суть того, что изначально они договорились, что Фэт в принципе не будет вылазить? Она хотела снова чувствовать и ощущать — и она могла это делать через тело Мава, даже не беря его под контроль. Поэтому они условились, что Фэт не будет забирать себе тело. Она не будет бороться за контроль. Вот какая была договорëнность в ту ночь.

Однако сейчас выходила какая-то сплошная белиберда.

— В том, что мы делаем слишком много исключений из поставленных условий, — наконец подобрал слова Мав.

— Каких именно?

Комната была большой, но какой-то тусклой. По крайней мере, так бы сказал первый вошедший. Однако для Мава этого было достаточно. Один шкаф с одеждой, одна тумбочка у кровати, письменный стол, книжная полка — да и всё на этом. А Маву и не надо было слишком много — он не любил большое количество вещей, он чувствовал себя комфортно, когда их было мало. И также не любил он пестроту, а потому вся мебель, стены, пол, потолок — всё было однотипное, скучное, в серых и чëрных тонах.

Белый потолок был скучен, но успокаивал и даже в какой-то степени приводил мысли в порядок, пусть и хаос там был сильным. Серая штукатурка на стенах заземляла после очередного ночного кошмара. Благодаря маленькому количеству вещей всё было под рукой и ничего не терялось. Немного мебели делало лëгкой уборку в комнате. Пушистый ковëр под ногами смягчал в случае чего падение.

На взгляд Мава, всё было идеально.

Он прикусил губу. Как вежливо сказать духу, что брать чужое тело под контроль — такое себе? То есть, в этом не было ничего плохого — в этом-то и дело. Это нормальная претензия и вполне себе обоснованная, учитывая, что это его тело. Но всё крылось в мелочах. Они же договаривались насчёт физических ощущений, что Фэт умерла, что больше и не могла ничего чувствовать.

Проще говоря, она хотела жить.

Отсюда и исходила их договорëнность.

И... учитывая это, можно было притянуть то, что Фэт не то что бы переступала границы их условий. Как минимум, видеть она не могла, когда просто сидела внутри — это уже физическое ощущение, которое она потеряла. А раз дух хотела чувствовать, то вполне логично, что Фэт выходила наружу. Тем не менее, условие также оставалось неизменным: «оставаться внутри». С какой стороны ни посмотри — всё правильно, и нужно было как-то урегулировать это противоречие.

— Мы договорились, что... — Мав снова прокрутил в голове всевозможные фразы и формулировки, — ты не будешь вылезать слишком часто, — Наконец-то внятное предложение! — Поэтому... — Мав снова вздохнул, поджимая губы и в который раз рассуждая, как это всё следовало сказать, — давай условимся на том, что если ты хочешь выйти, ты будешь мне об этом говорить?

Некоторое время было молчание. Очевидно, Фэт обдумывала всё и складывала это в своей голове, как паззл, картинку которого нужно было ещё и дополнительно осмыслить.

— Не вижу смысла в подобном, — в конце концов, сказала она.

— Почему это?

Фэт громко вздохнула и демонстративно закатила глаза, как будто объясняла очевидные вещи:

— Потому что я не «слишком часто вылазию», — она изобразила кавычки, — как ты выразился.

Нечасто? Что за бред? Это было очень даже на постоянной основе, можно сказать. Не каждый день, да, но это было и не так уж и редко.

— Но ты... — хотел было начать Мав, но:

— Всё это было не по моему желанию, а из-за обстоятельств, — быстро перебила Фэт.

Он задумался. В игре нужен был злодей, которого Мав не мог отыграть. Обувь была мокрой, это требовало много отмазок и вранья, если бы они не высохли быстро. Даже та выходка после скачек: наверное, Фэт подумала, что виновник заслужил наказания — она это делала даже не для себя.

— То есть, ты не хочешь выходить наружу?

Фэт прыснула смехом.

Но он был невесëлый, скорее, нервный. Заикающимся, с прерывистыми вздохами. Мав чувствовал, как она улыбалась, но у него было ощущение, что она была кривой, слишком широкой и абсолютно неестественной. Глаза выпучились и, казалось, что они просто вылезут, как будто не принадлежали этому телу вообще, существовали, как отдельная часть. Нос пыхтел, дëргался, как в приступе какого-нибудь тика. По щекам скатывались слëзы.

А Фэт улыбалась. Она смеялась, а из глаз капали слëзы. Смеялась, ухахатывалась, закрывала лицо руками от хихиканья, а по подбородку и щекам скатывались слëзы.

Фэт улыбалась и плакала. Плакала и улыбалась. Одновременно.

Она задыхалась, но смеялась. Она плакала, но смеялась. Ей было плохо, но смеялась. Ей было страшно, наверняка, от самой себя, но смеялась.

Не прекращая, смеялась.

И со всеми этими факторами смех не казался весёлым. Он казался болезненным, какой-то защитной реакцией. Смех, звонкий, яркий, был переполнен судорожными вздохами и всхлипами.

Это пугало. Пугало это безумное и какое-то неправильное хохотание, пугало осознание выпученных глаз, пугала кривая улыбка, пугали солëные капли, стекающие по лицу: истерика, пугал приступ истерики.

Маву показалось, на секунду показалось, что это была последняя капля. Капля сумасшествия, что падала в чашу здравого рассудка. И чаша эта была настолько переполнена водой, что в итоге окончательно и бесповоротно разбилась без возможности склеить осколки.

Но в какой-то момент это нечто непонятное всё-таки прекратилось, к облегчëнному вздоху Мава, который он не мог сделать из-за страха и беспокойства, что сжали грудную клетку. Улыбка сползла с лица, на место смеха пришли тихие вздохи. Через какое-то время она сказала:

— Ты знаешь, что такое тишина? — тихий хриплый шëпот с прерывистыми вздохами успокоения и вытирания слëз локтями. — Я узнала это, только когда поселилась в твоём теле. Снаружи... — она закрыла глаза и облизнула губу, — слишком шумно. А здесь... — лëгкая улыбка, — тихо...

Мав дал себе несколько минут, чтобы поразмыслить над сказанным его соседкой по телу.

— «Шумно»? — сузил он зелëные глаза. — Что ты имеешь в виду?

Нервный смешок и качание головой с грустной улыбкой:

— Забей, — звучало слишком болезненно, с какой-то обидой. — Тебе не понять всё равно.

У Мава кольнуло сердце от такой безнадëги в голосе, от такого... смирения.

— Раз уж начала — говори, — настоял Мав, морщась от печального осознания, что Фэт одна, что её никто никогда не понимал по-настоящему, и ему хотелось стать тем единственным человеком, который бы понял.

Фэт молчала, и Маву не хотелось думать о том, что он в который раз пересëк её личные границы. Но в какой-то момент она всё же подала голос, всё такой же хриплый и тихий:

— Ну, знаешь, — Фэт задумчиво промычала, грустно улыбаясь, — бормотание, шëпот, крики, — перечисляла она, загибая пальцы, — обидные слова, жужжание — пауза. — В общем, шум, — как заключение, руки в замок и под голову.

— Я не понимаю, — сказал Мав, хотя не хотел этого говорить и стремился к тому, чтобы действительно знать, что чувствовала и имела в виду Фэт.

— Видишь? — нервный смешок, болезненный и заикающийся, смиренный и безнадёжный. — Ты не поймёшь, — Фэт качнула головой. — Просто знай, что для меня там шумно, — она сделала акцент на последнем слове, как будто добавляла в него особое скрытое значение. — И, знаешь что? — задумчиво проговоривала она. — Раньше у меня не было возможности избежать этого шума. Я даже не знала, что мир вокруг бывает тихим, представляешь? — тихий вздох. — Но сидя здесь? — она блаженно и покойно прикрыла глаза, улыбаясь. — О, я ценю и буду ценить эту тишину, если есть такая возможность, — пауза. — Я вылезала из-за необходимости, а не из-за желания.

Мав помолчал, пытаясь переварить эту информацию. Но она звучала, как тот ещё несвязный бред, что имел, верно, смысл лишь для самой Фэт. Он уже спросил, и она вроде как объяснила, и Мав не мог понять ничего, но он не хотел докапываться, лезть не в своё дело, снова пересекать те границы, которые его не касались на самом деле.

Какое-то время царило молчание, но Мав решил вернуться к предыдущей теме:

— В любом случае, лучше условиться.

— Я же сказала, что — начала было Фэт необычайно для её нынешнего состояния раздражëнно, практически рыча, но Мав её остановил:

— На всякий случай. Я понял, что тебе нравится подобное состояние, — быстро проговорил он. — Но вдруг всё же захочется подышать воздухом? Просто на крайний случай. Предупреждай меня, если хочешь вылезти.

Фэт закатила глаза и хмуро пробормотала: «Ладно».

5

— Ты подожди здесь, — мама положила руку на плечо сына. — Я сейчас быстренько вернусь, — она потрепала его по чëрной макушке, улыбаясь. — А ты никуда не уходи, понял? — как по наставлению, мама вытянула указательный палец, став внезапно очень серьëзной. — Иначе ушлые продавцы надурят, — Мав представил, как на рынке выкрикивали его имя и завлекали безумными скидками, заставляя голову раскалываться от их возгласов, — воры украдут чроки из твоих карманов, — в воображении всплыла картинка того, как какой-то уродец тихо подкрадывался сзади, осторожно рукой копашась в поисках денег, — преступники изобьют на главной улице так, что двигаться не сможешь, — синие гематомы, синяки, царапины, кровотечения, сломанные кости так и лезли в голову, — а извращенцы похитят и продадут в сексуальное рабство, — на этом месте мама легонько улыбнулась, поцеловала сына в лоб и побежала, крикнув напоследок. — Никуда не уходи! Я быстро!

Они ходили сейчас за покупками всего необходимого: шатались по главному рынку Роздена в поисках продуктов и посуды. Мав уже нёс не одну, а две сумки, не очень тяжёлые, но и не лёкие. Лямки резали пальцы и как будто намеревались превратить их в кровавое месиво из-за давления, что возникло при тяжести и совершенно неравной силе пальцев. Опять же, тяжело не было, но Мав бы предпочёл, чтобы мама не убегала куда-то будто в спешке, оставляя ему свою сумку в придачу.

Мав отошёл немного в сторону от рынка, прислонился к стенке одного из зданий и осторожно поставил сумки на землю. Он медленно скатился по ней, осторожно опускаясь и вытягивая ноги. Прикрытые зелëные глаза, умиротворëнный вздох, скрещенные руки на груди — почти что полный покой, напоминающий сон.

— Я хочу книгу, — сказала, прерывая гармонию души, Фэт. — Только нормальную, а не вот это вот всё, что у тебя лежит комнате.

Она, что, хотела, чтобы он тут же сорвался с места и побежал в книжный? Или что? Фэт не слышала маму? Она же только что сказала подождать, никуда не уходить.

Мав не собирался идти против неё.

— И почему я должен это делать? — выгнул бровь он, не открывая глаз.

— Потому что я высушила твои сволы, — легко объяснила Фэт, находя ответы так быстро, что Мав удивлялся, откуда был у неё талант придумывать всё на ходу.

— Они бы и сами высохли! — неожиданно всплеснул руками он, на мгновение запаниковав, что его посчитают за чудика, однако с облегчением вздохнул, прикладывая руку к сердцу, когда обнаружил, что никого не было рядом.

Фэт небрежно передëрнула плечами:

— Но так ты не получил нагоняй от своей мамы.

В воспоминаниях промелькнули все разы, когда мама кричала. Кричала, срывая глотку, ломая голос и чуть ли не переходя на слëзы. Она сжимала в тисках грудь, будто разрывая на части, желая вырвать сердце. Рот был широко распахнут, и из него доносился вопль, от которого и по сей день Маву было не по себе. Мама рыдала, рычала, а блëклые зелëные глаза краснели от злобы. Своими ручищами с острейшими ногтями она хватала за воротник рубашки Мава, притягивала к себе и кричала. Ругалась прямо в лицо, выглядя так озлобленно и строго, будто готова была растерзать собственного сына. Ногти вцеплялись в кожу, заставляя её кровоточить и покрываться царапинами.

И вместе с тем мама выглядела расстроенной. В глазах её зелëных читались строгость, злоба и гнев, готовые разорвать в клочья любого, кто посмотрел бы в них.

Однако из этих же глаз текли ручьи непрекращающихся слëз.

Изо рта доносились отвратительные ругательства и наказы о том, что Мав мог пораниться, что она за него переживала больше всего на свете, а он поступал с ней так бесчестно, не жалея чувств матери.

Но губы того же рта дрожали при каждом слове, будто мама сама боялась сказанного.

Опухшее лицо было красным, ярко-розовым от раздражения.

Но именно это лицо дëргалось и опухало из-за слëз.

Маву всегда было страшно в эти моменты.

Он заставил маму плакать, он заставил её переживать, он заставил её кричать, срывая на него голосовые связки просто потому, что он не смог следовать простейшим инструкциям.

В конце концов, она волновалась о нëм. Мама хотела лучшего для него. Не потому, что это он себе сам напридумывал, нет: Мав знал это, видел и чувствовал. Мама не была извергом. Она проявляла заботу и ещё какую.

А злилась она исключительно потому, что это была его вина. Мав заставил её переживать.

— Это... не «нагоняй»... — пробормотал, в конце концов, Мав, нахмурившись, отводя взгляд в сторону и поджимая губы.

— А что тогда?

Мав помолчал немного, размышляя и тарабаня пальцами по коленкам, и сказал:

— Беспокойство.

Внутренне Фэт развела руками и закатила глаза кверху, как будто ей было в принципе плевать на то, чем это являлось.

— В любом случае, тебе не пришлось объясняться, — заключила она.

В каком-то смысле это была правда — Маву было тяжело врать. Это не было чем-то невозможным, но он не любил это дело, а главное — его постоянно что-то выдавало. Санна и Анури постоянно говорили, что у него челюсть выпирала при лжи.

Но как родители это определяли, по какому признаку, по тому же или другому — вот этого Мав и не знал, но, в любом случае, он начинал немного нервничать, и, вероятно, происходила какая-то физическая реакция, что и говорила громко абсолютно всем присутствующим: «Лжец!»

Но всё равно Мав, наверняка, придумал бы что-то, чтобы не говорить про мини-пожар. Опять же, вряд ли бы поверили, но с другой стороны: как-то же смогли родители проглотить ложь о том, что в ту роковую ночь РЭД услышали вой волков и от испуга убежали. Как-то они поверили в это — возможно, по-настоящему и искренне, а, возможно, не хотели допытываться до и так нервного после произошедшего сына.

— Я бы нашёл оправдание, — качнул сам себе головой Мав.

— Какое? — Фэт усмехнулась, будто нашла, за что можно было зацепиться. — Если бы ты сказал, что та девочка, с которой мы «дрались», — она изобразила кавычки, — тебя толкнула с моста в шутку, вы бы уже не были друзьями — твоя мама в этом убедилась бы наверняка и навечно.

В словах Фэт была... доля здравого смысла, как никак. Зная характер мамы, Мав был уверен, что, как минимум («как минимум» — ключевое слово), она бы провела такую воспитательную беседу Анури и еë маме, какую проводила Маву: крики, очень много истеричных криков.

А ведь Фэт не была глупышкой, на удивление: всё прекрасно понимала и многое подмечала, чего не замечал сам Мав, запоминала такие мелкие детали, какие не помнил он. Однако вела она себя настолько по-детски, что было непонятно, как эти две противоположности ужились в одном человеке. Какой-то смышлëнный ребёнок с нехваткой внимания во взрослом теле.

С другой стороны, он также был знаком с Анури — и в ней намного больше противоречий. Ну, ему так казалось.

— Её зовут Анури, ну, ту девочку, — поправил спустя время Мав.

— Да мне плевать, как её зовут, я просто хочу нормальную книгу, — всплеснула руками Фэт.

К вопросу о детском поведении.

— Ты, что, хочешь, чтобы я сейчас пошёл в магазин и купил тебе книгу?

— Угу.

— И тебе плевать на то, что мне сказали быть тут?

— Угу.

На минуту что-то нашло на Мава, и он решил: а что в этом плохого? Разве что с сумками тяжело, а книжный магазин находился недалеко, и он точно успел бы до маминого возвращения.

И, только покрепче сжав сумки, только сделав шаг вперёд, Мав остановился внезапно.

— Но мама... — внезапно засомневался Мав вслух, нахмурив брови.

А что если она убежала ровно на минут пять? Не на долгое время, а просто убежала, чтобы по-быстрому вернуться? И тогда мама не обнаружила бы его на месте и начала бы волноваться, переживать.

И когда Мав вернётся, она вновь начнёт его ругать, кричать о своём материнском беспокойстве.

Нет, лучше было подождать. Не стоило рисковать.

— Мав, мы буквально туда и обратно, — очевидно, почувствовала его упадок настроя Фэт.

— Ты даже не знаешь, несколько всё близко, ты ни разу здесь не была! — решил начать искать оправдания Мав.

— Но это не значит, — терпеливо объясняла дух, — что я не могу включить логику того, что это рынок, и что здесь есть всё и явно неподалёку.

— А продавцы ушлые?

— Ты просто пройдёшь мимо до книжного.

— А воры?

— Я почувствую, если кто-то полезет в карман.

— А преступники?

— Я могу поджечь их за одну секунду.

— А сексу —

— Ты издеваешься?

Шумно вздохнув, Мав поплëлся в сторону книжного. Витрина блестела на свету и просвечивала внутренности магазина. Всё было заполнено книгами: каждый угол, каждая стена, каждый сантиметр.

Зайдя, Мав услышал, как зазвенел колокольчик над ухом. Подняв удивлённо голову, он обнаружил, что он висел на дверце. В помещении пахло чернилами и бумагой.

Старик, полный энергии и сил, тут же бросился к покупателю.

— Что-то конкретное? — сразу же поинтересовался он, и от неожиданности Мав вздрогнул, не знал, что сказать, и встал в ступор.

— Атлас.

— А-а-а... — протянул Мав, пытаясь прийти в себя и перестать стесняться и робеть. — Атласы у Вас есть?

Старик махнул рукой, приказав следовать за ним. Так Мав и сделал.

Странно, но он чувствовал, как Фэт чуть ли не парила на крыльях счастья. Как будто прыгала от нетерпения и скрытого восторга. Это было необычно, потому что Мав редко чувствовал, как она чему-то радовалась: как ни странно, самая редкая эмоция от неё. В последний раз это было, когда она игралась с травой и жучками, взяв тело, чтобы высушить сволы. Больше он не мог вспомнить моменты её настоящего трепета, а не секундного веселья.

— Прошу, — старик отошëл в сторону, когда они дошли до нужных рядов.

Мав пробежался по корешкам. Книги были разными, на любой вкус и цвет: новые, старые, чистые, потрëпанные, с мягкой и твëрдой обложкой, с закладками и без, тонкие и толстые. Вариантов было так много, что Мав растерялся.

— Тебе какой? — догадавшись, спросил он спустя время, присматриваясь к названиям. — есть про птиц, рыб, млекпто... млеко... — он запинался на длинном слове.

— Млекопитающие, — поправила Фэт.

— Да, про них.

Фэт помычала задумчиво.

— Я не понимаю, как я должна выбрать книгу, не видя её, — размышляла она, прикладывая руку к подбородку, — так что...

— Только не долго.

— Не ссы, успеем, — махнула она рукой, а у Мава в глазах всё потемнело.

Пальцы, контролируемые другим человеком, пробежались по гладким и твëрдым обложкам, покрытые каким-то лаком. Затем они медленными шажочками, будто человечек, двигались по корешкам, пока Фэт что-то напевала себе под нос. И она чуток покачивала телом в такт лишь ей известной мелодии.

— Не придуривайся, а просто выбери книгу, — потëр переносицу Мав, вздыхая устало.

— И почему все вокруг такие зануды? — она обречëнно и разочарованно вздохнула, взяв какую-то книгу.

— Говоришь, как Анури.

— Даже не смей сравнивать.

Внезапно темнота расплылась и заполнилась красками, а в руке лежала книга о растениях.

Мав пожал плечами и пошёл к кассе, потянувшись к карману брюк, вытаскивая чроки и бросая их со звоном на прилавок.

— Любишь ботанику? — поинтересовался Мав.

— Я люблю всё, — фырканье с улыбкой и мечтательными морганиями глаз.

Расплатившись, Мав вышел на улицу и, идя к месту встречи, обнаружил, что мамы действительно всё ещё не было. Значит, действительно ушла надолго, а они реально успели.

— Видишь? Меньше кипишуй — больше делай.

6

Отец похлопал легонько по чëрной спине Цинни, улыбаясь:

— Сядешь со мной, маленький наездник? — подмигивание.

У Мава и так яркие зелëные глаза заблестели ещё ярче. Рот открылся как бы в шоке, а в горле застрял глоток воздуха. Со стороны он выглядел удивлëнным, в каком-то ступоре, когда внезапно всë его тело перестало двигаться, но внутри всё прыгало: прыгало от радости, восторга и трепета. Душа практически пела и готова была сочинять оды, посвящëнные этому моменту. Мав чувствовал, как Фэт внутренне негодовала, но ему было всё равно: он в первый раз сядет на лошадь. Ничто не могло испортить его радость, его счастье и восторженное состояние.

Выйдя из транса, Мав энергично закивал головой. Отец протянул руки, как для объятий, а сын расправил свои в разные стороны. Его подхватили за подмышки, поднимая в воздух. Мав должен был бояться внезапно изменившейся высоты, но он находился в слишком восторженном состоянии духа. Ничего не могло это испортить. Ничего.

Мама и папа Мава выступали в другом городе в качестве приглашëнных артистов. Они отошли от главных ворот Роздена, перешли через мост и оказались около входа в лес. На этом этапе Мав должен был сесть к маме в повозку, привязанную к Цинни, но тут всё внезапно изменилось, и он не мог этому нарадоваться.

Всё было так хорошо, прекрасно, удивительно и...

— Дорл! — закричала возмущëнно мама, прикладывая драматично руку к сердцу. — Твоя нога только-только зажила, а ты ещё и Мава сажаешь? Совсем из ума выжил, ты хоть понимаешь, что...

Зная, что дальше будет сплошная неразборчивая тарабарщина «это опасно», отец остановил бессвязный поток речи вытянутой ладонью и простой спокойной фразой:

— Расслабься.

— Но..! — вновь хотела начать она, однако заметила строгий взгляд мужа, что молчаливо глядел на неё.

— Руни, — серьёзно продолжал он.

Мав в нетерпении переглядывался между родителями, обнимая за туловище отца, который всё ещё держал его, прижимая к груди. Беспокойные зелëные глаза зыркали туда-сюда в надежде, что сдаст позиции мама, а не наоборот.

К его счастью, радости и облегчению, мама фыркнула и гордо вздëрнула голову, садясь в повозку, но ничего более не сказала, тем самым позволяя.

Мава усадили на Цинни, тут же на неё запрыгнул отец, и сын ухватился руками за его талию, обнимая его.

Он не был у руля, но он чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

7

Повозка остановилась. Цинни хотела чутка поесть, что она и делала, принимая из рук отца пшеницу.

Мама сидела в повозке, смотрела в зеркало и расчëсывала чëрные, как смоль, прямые волосы.

А сын их стоял в сторонке, глядел вдаль. Они ехали в другой город, да, но он не ожидал, что он будет проходить через горочки и подъëмы. Поэтому Мав чувствовал себя некомфортно, когда видел впереди обрыв. Он, конечно, не был большим — эта местность явно не горная, так, небольшая возвышенность. Однако и маленькой пропастью нельзя было назвать. Вряд ли можно было с подобной высоты умереть, конечно, но что-нибудь повредить себе — точно. И это были бы не просто синяки, а целые переломы по всему телу.

Пропасть... манила. И Мав это чувствовал, наоборот отходя от неё назад. Ветер, исходивший оттуда, как будто завывал песню, прося подойти, но Мав качал головой. Что-то его тянуло, но он сопротивлялся. Если бы он упал с большой высоты, это была бы исключительно его проблема и ничья другая, поэтому важно было противостоять позывам любопытства, которые, между прочим, быстро сменятся не тревожностью, которая была сейчас, а страхом.

Мав знал это и потому стоял поодаль, с настороженностью меря обрыв ярко-зелёными глазами.

Кажется, Фэт почувствовала его состояние, бесстрастно спросив:

— На этот раз?

— Обрыв.

Он ожидал чего угодно, но не следующей реакции: Фэт будто бы вспорхнула, как бабочка, которая увидела нектар. Она была в восторженном состоянии духа, дыхание у неё в груди спëрло от эмоций.

— Ну... можно же, да..? — неловко спросила Фэт Мава, потирая руки от нетерпения.

Ну, а что ему оставалось сделать? Договорëнность всë-таки.

Фэт стояла прямиком у пропасти — Мав чувствовал. Она слегка приподнимала пяточки, носочки ног, стояла то на первой, то на второй, образуя некоторое покачивание. Фэт наклонялась назад под дуновение ветра и смеялась, когда волоски на коже щекотали тело. Она вдыхала предгорный воздух, и грудь вздымалась так глубоко, томно и медленно, но вместе с тем — по-настоящему спокойно и умиротворëнно.

Она наслаждалась всем происходящим в то время, как Мав дрожал от страха. Но, с другой стороны, если это было только для того, чтобы насладиться видом, то почему бы и нет? Чего ему жаловаться? В конце концов, на этом и строилась договорëнность, не так ли?

Жалко то, что Мав ощущал невероятно давящее чувство в груди от осознания того, где находилось его тело.

— Тебе опять страшно? — поинтересовалась с любопытством в тоне Фэт, не спуская глаз с пропасти.

Мав промолчал, опуская глаза.

— Она небольшая, — начала Фэт, передëргивая плечами. — Метра два-четыре, наверное? Возможно, ты себе что-то сломаешь, но точно не умрёшь.

— Анури говорила, что если определенным местом удариться, смерть наступит моментально, — смущённо и с оттенком боязливой дрожи в голосе вспомнил Мав.

— Всего лишь восемь таких мест, — пожала плечами Фэт, наклоняя голову.

— Всего лишь?! — вскрикнул ещё более боязливо он.

— Всего лишь. Могло быть и больше.

Была неловкая тишина.

— Ла-а-адно, — протянула Фэт улыбаясь чему-то, — не кипишуй, — засмеялась она и хитро прищурилась. — Смотри-ка лучше.

И Фэт осторожно вытянула ногу вперёд, к пропасти. И у Мава чуть сердце не остановилось от подобного. Инфаркт чуть не произошëл на ровном месте.

— Ты чувствуешь землю? — спросила Фэт, не убирая и всё так же продолжая держать ногу в невесомости.

— Н-нет, — дрожащим испуганным голосом пробормотал Мав.

— А как же вторая нога? — усмехнулась дух, улыбаясь и, вероятно, радуясь, что её уроки работали.

— На земле, — неуверенно кивнул он.

— Вот именно! Так вот, когда одна из ног держится за землю...

— Ради Ячва, Мав! — мама Мава тут же кинулась к Фэт, не дав ей закончить мысль.

Она схватила её за руку и начала вести назад, отступая от пропасти. Когда, по мнению мамы, они достигли критической точки, она грубо развернула Фэт к себе. Мама хотела начать ругаться, кричать, но внезапно остановилась на полузвуке.

Мав понял это не сразу, но и не слишком поздно:

— Глаза!

Фэт удивилась, уменьшив зрачки, моргнула, и вместо янтарных глаз вернулись яркие изумрудные.

— Я... — пробормотала мама Мава, пытаясь сформулировать правильно мысли, — мне показалось, или у тебя глаза были оранжевые? — она удивленно моргнула, озадаченно хлопая ресницами и надувая губы.

Мав занервничал, но попытался взять себя в руки. Однако, прежде чем он успел что-то сказать, Фэт прокричала:

— Челюсть!

Мав понял свою ошибку и попытался совладать со своим лицом, контролировать каждый мускул, хотя он и не знал, как она якобы выпячивалась при вранье.

— Тебе показалось, — попытался спокойно проговорить Мав, хотя чувствовал, как дрожало его тело.

Впрочем, некоторые слои одежды определëнно помогали, если размышлять в таком ключе. Дрожь не была такой заметной.

Мама кивнула сама себе, отстранëнно смотря в пропасть:

— Да, наверное, показалось, — она неопределённо махнула рукой — Ты, знаешь, чего я больше всего испугалась?

Мав отрицательно покачал головой, встряхивая лохматые волосы.

— Я увидела эти глаза и на секунду подумала, что эта малышка Денз.

При упоминании фамилии Фэт заметно напряглась. Мав чувстовал, как всё внутри сжалось, как будто дух пыталась спрятаться. Однако вот парадокс: Мав также ощущал, что Фэт была терзаема любопытством и, хотя была, видимо, напугана или застигнута врасплох, стала более сосредоточенной и внимательной ко всему, как будто это было важно, жизненно необходимо.

Это смутило Мава, но также дало ему зацепку о прошлом Фэт.

— Что за Денз? — спросил, надеясь что-нибудь выведать.

— Ах, да, ты же не помнишь, должно быть, — заметила мама, на что Мав кивнул, всё так же вопрошающий историю. — Небось, и Ноккен не помнишь?

В голове проскакивали какие-то картинки, но они были настолько разные и несвязанные, что паззл было невозможно собрать: слишком много кусочков не хватало.

Мав потупился на месте, почесав чëрный затылок:

— Смутно.

Мама тяжко вздохнула и скрепила ладони вместе, опустив их вниз:

— Актриса, бывшая коллега, —  начала она, и Мав чувствовал, как Фэт ещё сильнее будто бы ухом прижалась, чтобы не упустить ни одну деталь. — Очевидно, девочка очень даже с талантом: играла она очень хорошо, несмотря на отсутствие каких-то серьёзных подготовок, — мама слегка шмыгнула носом и усмехнулась. — Она вполне могла бы составить мне конкуренцию, но увы, — надула губы и развела руки в разные стороны.

— Мам, — лукаво улыбнулся Мав, обнимая её за тонкую талию, — с тобой никто не сравнится.

Мама как будто растаяла и приложила ладони к груди, умилëнно вздыхая и моргая тусклыми зелëными глазами.

— Спасибо, мой юный поклонник, — она чмокнула его макушку, прижав к себе. — Эки, наш работодатель... — продолжила мама. — Ну, в какой-то момент Денз просто перестала появляться в монето, и Эки молчал по этому поводу, пока я не спросила в лоб. Он сказал, что она заболела, однако через полмесяца уже сам закрыл наше монето.

Мав смутился, чувствуя некоторую оскорблëнность. А Фэт источала какое-то... напряжение? Казалось, ещё чуть-чуть — и лопнет. Но вместо этого Мав решил сосредоточиться на своих чувствах:

— Тебя уволили, — хмуро заявил он, вцепившись в платье.

Мама пренебрежительно махнула рукой, взъерошивая чëрные волосы сына:

— Не то что бы я расстроилась. Мы всё равно с Дорлом хотели перебраться в Розден. Ноккен был... — она задумчиво промычала, бросив взгляд в небо, — слишком сдерживающим в плане возможностей, так что мы в любом случае бы уволились и переехали. Эки просто ускорил этот процесс — вот и всё, — она приложила руку к подобордку, потирая его, как бороду. — Но это были странные люди. Что Денз, что Эки, да и казались они слишком... — мама поморщилась в отвращении, выглядя так, будто она что-то вспомнила неприятное, — близкими. Четырнадцатилетняя девушка и тридцатилетний мужчина... уходят под ручку, — мама сделала вид, как будто её вырвало и высынула язык.

— Феиристский врéит¹! — воскликнул возмущëнно отец, скармливая пшеницу Цинни.

— Дорл! — мама драматически приложила руку к груди, ахая, и сказала уже тихо. — Тут же Мав.

Отец изогнул бровь, тряхнув рыжим каре.

— Ты можешь назвать его по-другому?

— Да ты даже не разговаривал с Вайной..! — мама хотела продолжить, но отец перебил твёрдо, чётко и ясно:

— Я не спорю, что мы не разговаривали с Денз, — на этом моменте Фэт почему-то особенно сильно напряглась, будто находилась в каком-то тревожном шоке, без возможности выйти из этого состояния, — однако ты можешь сказать по-другому? — отец наклонил голову.

Мав смутился, решив проверить всë-таки соседку по телу:

— Что с тобой?

Фэт промолчала, только дыхание её стало ещё тяжелее и грузнее.

Мама хотела что-то сказать, вытянула указательный палец, но никаких слов не вышло из раскрытого рта. Спустя несколько минут мама всё же ответила, не найдя культурных аналогов:

— Ладно, тут ты прав.

На лице отца засияла улыбка.

— Ну, что, поехали? — мама улыбнулась, сверкая зелёными глазами и беря за руку сына.

Но, прежде чем Мав успел что-то осознать, он погрузился в темноту, а его тело куда-то рвануло.

Ну, вот опять! Они же договорились! Почему это опять происходило?!

— Фэт!

Дух молчала.

Мав ощущал невероятную силу, которая текла через Фэт. Именно силу. Решительность. Рвение. Цель, непоколебимую, неизменную, твëрдую.

Настрой был серьёзный, что бы там Фэт себе ни напридумывала. В какой-то степени это пугало и настораживало. Что она задумала? Куда бежала? Для чего? Зачем? По какой причине?

Мав попытался противостоять, вырваться из невидимых оков тьмы, разорвать цепи, но Фэт как будто толкнула его в ещё большую темноту, прогоняя его, чтобы он не мешался. Мав не собирался бросать попыток. Он бы кричал до хрипоты в голосе, Фэт не могла его вечно игнорировать. Не могла.

— Фэт!

Его голос как будто становился гулким. Он был слабым. Его что-то заглушало. Или кто-то.

Более того, Мав ощутил, как будто он опускался всё глубже и глубже. Ладно, обычный крик — странная стратегия, поэтому надо было подумать. Что могло её остановить? Что могло заставить Фэт поговорить?

Он ощущал, как ноги мышц начинали ныть от бега, да и вообще все мышцы, если честно, но особенно сильно ослабли ноги. Но Фэт, казалось, это не особо волновало. Она бежала и бежала с определëнной целью, чëтким стремлением.

Что же произошло? Мав пытался перебрать воспоминания, и вдруг всё щëлкнуло. Это было так очевидно, а он не мог додуматься до этого!

— Фэт! — закричал изо всей мочи Мав, чтобы она его услышала и поняла. — Ноккен находится на другом материке! Даже если мы доберёмся до порта пешком, по короблю это займёт ещё больше времени!

Никто больше не пихал его в темноту и не заковывал в большее количество цепей, что он не видел. Даже наоборот: Мав почувствовал, что дышать стало легче. Не полностью он освободился, конечно, но это уже было достижением.

Фэт остановилась. Она тяжело дышала и просто стояла на месте. Не шевелясь. Вдох, выдох, вдох, выдох — единственное, что было слышно от неё. Грудь быстро и устало вздымалась и опускалась. Ноги шатались, но стояли и держали равновесие.

Маву казалось по ощущениям, что Фэт растерянно смотрела в пространство. Как будто его слова загнали её в клетку, прочную, из которой не выбраться, в которой хранились всевозможные деструктивные или навязчивые мысли. И Фэт словно жалась в угол, держась за прутья и не имея сил ничего сделать, просто слушала весь этот бред в её голове, воспринимая его, как истину.

Это навело его на мысли: что за Денз, что за Эки? Очевидно было, что хотя бы с одним из них она была связана, но кто они такие, кроме того, что рассказала мама? Что они из себя представляли? Почему Фэт была с ними знакома?

Почему они вызвали в ней такую бурю эмоций?

— Фэт? — осторожно спросил Мав.

Она упала на колени, ударилась головой о землю. Повисла тишина.

Фэт истерически зарыдала.

Громкие заикающиеся всхлипы прорезали воздух, вскрики пробирали до дрожи. Руки безвольно упали и дëргались, как будто в нервном тике, дрожа. Слëзы реками стекали по щекам.

Фэт не смеялась как тогда, но это не делало картинку менее жуткой. Придыхания на каждом всхлипе были такие болезненные, такие удушающие, будто Фэт захлëбывалась воздухом, слезами, соплями — всем.

Мав молчал. Он растерялся и не понимал, что должен был сказать или сделать. Что он вообще мог сказать в этой ситуации?

«Успокойся»? Бесполезно и бессмысленно, совершенно не успокаивало.

«Всё хорошо»? Да в каком месте?

«Всё будет нормально»? У Фэт, очевидно, ничего не будет нормальным.

«Я с тобой»? А смысл от нахождения рядом?

Нет, всё это было глупо и абсолютно неуместно. Мав либо больше расстроил бы Фэт, либо разозлил бы. А он не хотел ни того, ни другого.

Фэт не успокаивалась тем временем. Она всё ревела навзрыд, сжимая голову руками. Она вцеплялась в кожу головы, и кричала, и плакала, и задыхалась, и дрожала. Крик выходил прерывистым, совершенно бессмысленным, ведь никого не было поблизости, а она кричала так, будто умоляла: «Кто-нибудь, заберите мою боль», «кто-нибудь, утешьте меня», «кто-нибудь, услышьте меня»

«Кто-нибудь, помогите мне».

Это была ужасная картина, которую, по правде говоря, надо было разорвать, порвать и выбросить, не тратя больше красок чувств на это убожище. Только краски портились от рук этого неумелого творца. Оторвать бы руки этому художнику.

Но говорят же: «Ты сам творец своей судьбы», не так ли? Не значило ли это, что Фэт сама являлась этим художником, что за неумением изрисовал картину жизни максимально отвратно?

А Фэт всё ревела, удушенно вздыхая.

— Что не так с Денз? — попытался Мав.

Фэт взъелась тут же, оранув во всё горло:

— Тебя это не касается, глупый хриод²!

Она тяжело дышала и рычала, а слëзы всё текли и текли, пока Фэт ковырялась в земле пальцами, пытаясь успокоиться. Она вцеплялась в неё, загребала пыль и грязь и стряхивала их небрежно в сторону. Фэт копала, пытаясь отвлечься и сосредоточиться на зацикленной задаче.

Мав молчал, потому что не хотел больше съëживаться, как черепаха в панцире, при любом истерическом вскрике.

— Мне... — всё же сказала Фэт, надрываясь, задыхаясь и рыча,
— плевать на неё...

Она произнесла это с таким отвращением, несмотря на заикания в предложении, что Мав вздрогнул. Это была лютая ненависть. Он чувствовал, как это чувство проходилось по его рёбрам, будто оно принадлежало ему, но это было абсолютно не так.

— Плевать, слышишь?! — всё кричала Фэт, вскапывая вокруг себя грязь.

Это было надрывно и чересчур эмоционально, как будто актёр переигрывал, однако Мав почему-то ощущал искренность от этих слов. И тогда он задумался об этом: Фэт ни разу ему не соврала. Она могла что-то недоговаривать или утаивать, но это не было враньëм — это были личные границы.

У него не было оснований не верить её словам, поэтому он считал их искренними. По-другому и быть не могло.

Мав молчал. Он не знал, что сказать. Он всё ещё не понимал, должен ли был он поддерживать разговор, должен ли был слушать и должен ли был броситься к ней утешать её же? Это было непонятно, и самым разумным решением выступило молчание.

Фэт тоже сидела тихо. Хотя, как тихо — кричала, вцеплялась в землю и хныкала. Однако в какой-то момент прекратилось и это. Медленно, но верно истерика стихала, а тело переставало дрожать.

Мав всё ещё не решался начать разговор, хотя знал, что это должен был быть он.

Однако это всë-таки была Фэт.

— Ты... — начала она тихо, снова переключившись на мысленные сообщения. — Ты можешь представить, как бы себя чувствовал, если бы твои подруженции умерли?

Мав попытался. Всё было неутешительно. Слова-ассоциации так и лезли в черепушку: «боль», «пустота», «небытие», «оцепенение».

— Мне было бы страшно, — неуверенно пробормотал он. — Я бы... Я бы не знал, что делать. Чувствовал бы себя потерянным... пустым.

Фэт чутка склонила голову, грустно хмыкая и пальцами капаясь в грязи.

— А если бы ты из-за этого ещё и поссорился с ними?

— Что это за вопросы?

Мав тут же прикусил язык. Грубо. Слишком грубо в этой ситуации.

Фэт промолчала и только осторожно положила голову на землю, впиваясь носом в рыхлую грязь. Слëзы вновь медленно и тихо стекали по лицу, заставляя его багроветь.

— А причём тут эта Вайна? — всë ещё не понимал Мав.

— При том, что её приёмный отец — мой друг, — ответила она хмуро, — а эта хриодка и послужила раздором, — Фэт злобно фыркнула, как будто издеваясь. — Я попросила его избавиться от неё, а он, глупый, что-то там в ней разглядел, — её голос стал на октаву ниже и грубее, когда она издевалась, насмехаясь. — Что за бред! — она стукнула кулаками о землю, а потом снова тихо заплакала, утыкаясь в неё носом.

Мав не многое мог понять из этой бессвязной речи, но что-то он вычленил. На самом деле, кое-что важное. Он наконец смог сложить всю картину натуры этого сложного человека, хотя и не знал всё прошлое и её предысторию.

Всё наконец-то встало на свои места, и он был безумно этому рад.

Мав неуверенно начал, сглатывая:

— Можно я скажу? Ты объясняла мне про страх, а я...

— Валяй, — глухо отозвалась она, перебивая.

Все слова словно вылетели из головы:

— В общем, гм-м-м, — запинаясь, говорил Мав, пытаясь донести свою мысль настолько правильно, насколько это было возможно. — Мне кажется, что ты боишься предательства, — мальчик почувствовал, что Фэт хотела возмутиться, поэтому тут же прикрикнул. — Дай договорить! — на молчание он продолжил. — Тебя предал этот Курт. Он обещал любить тебя, но не любил, — с каждым словом Мав становился всё более уверенным в своей правоте. — Тебя предал этот друг, что заменил тебя. Тебя предали люди, когда вели на костëр. Тебя предали родители, не сделав цол, — он опустил голову. — И теперь ты боишься, что я предам тебя точно так же.

Фэт умолкла. Мав попал в яблочко. Подумав, она сказала:

— Но это константа. Ты это тоже сделаешь.

Мав чувствовал себя оскорблëнным.

— С чего ты это взяла?

— Потому что я плохой человек, дурень, — вытирала слëзы Фэт. — Я чуть не подожгла лес. Долгое время, когда я была уже духом, но без тела, я сжигала дома. Я всё ещё, наверное, чувствую неудовлетворëнность, что я не отомстила. Я подожгла того типá на скачках. Я чуть не убила своего ребёнка (и не потому я это говорю, что сожалею, что так думала. Я сожалею, что из-за ненависти к какому-то чаду я готова была пролить кровь), — она хмыкнула. — Даже если бы я не стала духом, меня бы топить начали в Мерте.

— А ещё, — очень даже не растерялся Мав, на его собственное удивление, — ты спасла нас от волка. Ты помогла устроить игру. Ты высушила мои вещи. Ты пыталась отучить меня бояться. Ты добрая, — заключал он, — со странными принципами и способами добиваться целей, но ты добрая, — Мав улыбнулся. — Анури говорит, что Бог смотрит не на поступки, а на сердце.

— Мне не нужны эти жалкие оправдания, что я хорошая, — прорычала Фэт, подняв голову и запрокинув её к небу. — Я просто думала... — она замолчала, собираясь с мыслями, — что раз Вайна в Ноккене, значит, и он там, с ней. Но потом я поняла, что прошло шестьдесят лет, — она была на грани того, чтобы заплакать вновь, — а я так и не сказала ему «Прости».

Они долгое время находились в тишине, пока Фэт не отступила, отдав тело Маву.

¹«Вреит» — имеет схожее значение со словом «извращенец», но ещё грубее.

²«Хриод» — что-то среднее между «недоумок» и «тупица».