Ты играть по правилам готов,

Только если они

Состоят из твоих основ.

Не очень свято всё звучит,

И смысл в том,

Что просто жертвы ты играешь роль.

«Saints» — Echos

1

Экэйт положил руку Вайне на плечо, немного надавив на него. От этого действия у неё пошли мурашки по телу, разбегаясь в разные стороны. Вайна лишь совсем немного дëрнулась от неожиданности и больше ничего не сделала: стояла смирно, оглядывая место, которое они выбрали: лес

Берëзовая роща, не имевшая ни дуба, ни клëна, ни ëлки: куча белых стволов с неровными чëрными полосками и блëклыми жëлтыми листьями на земле, что приятно хрустели под ногами. Здесь было тихо, спокойно умиротворëнно. Даже птицы не пели, не болтали, не сплетничали — видимо, все улетели зимовать. Впрочем, так было даже лучше: уже точно не было свидетелей и каких-то ненужных зрителей, пусть и в виде птиц.

Вайна сама попросила устроить тренировку в лесу.

Воспоминания пятнадцатилетней давности всё ещё были, как ни странно, свежи в её голове. И это всегда намеревалось вырваться, чтобы напомнить о том, что это действительно было, что это не могло быть забыто.

Не то чтобы Вайна сама хотела забывать — это суровое напоминание, о котором она должна была всегда помнить. Нельзя было допустить, чтобы всё повторилось только из-за того, что Вайна не смогла удержаться и выплеснула все эмоции.

И помня весь тот ужас, всю ту боль, все те слëзы, она просто не могла позволить себе тренироваться дома. Слишком много опасных предметов. К тому же, она могла разнести всю комнату в щепки.

И это пугало. До безумия. Так, что от этого и с ума сойти легко можно было.

Прямо как мама.

— Закрой глаза, — наставлял Экэйт, сжимая плечо.

Вайна сделала так, как ей сказали.

Она пообещала себе слушаться. Выполнять всë в точности так, как ей скажут. А иначе могут быть ужасные последствия. А иначе может повториться то, что нельзя называть.

Никто не отменял плохих последствий при послушании, но вероятность явно была меньше.

Вайна покачала головой, отгоняя дурное из головы. Она снова отвлекалась на глупые чувства!

— Демоническая сила строится на разрушении. Именно негативные эмоции её подпитывают, — терпеливо объяснял Экэйт, говоря ей это над ухом, заставляя её вздрогнуть от того, что она была в кромешной темноте, способная слышать лишь его голос и ощущать всего лишь небольшой ветерок, теребящий золотые концы каре. — Всплеск может произойти и при других ярких эмоциях, но основной источник всё равно один — негатив, — он ещё сильнее надавил на плечо, будто этим хотел её заранее заземлить. — Ты должна найти всё то, что тебя гложит. Но не выпускать это, а держать в узде.

Вайна не была уверена, что это сработает.

— Представь то, чего ты боишься. Свой самый худший кошмар.

Папа.

Отцовское лицо предстало перед ней. С голубыми глазами. С серыми оттенками. Они были такие насыщенные, чистые.

И брови такие, светлые, тонкие, практически не видные. В большинстве своём, именно эта часть лица создавала различные выражения. Но у папы они не были острыми, квадратными, изогнутыми, толстыми, что изображало бы, наверное, не самого доброго человека. Нет, у отца они были маленькими, округлыми.

И у него была такая красивая причёска! Она не была сложной или вычурной: она была простой до одури, но всё же в этом что-то было. Белокурые волосы были зачëсаны назад, а в некоторых местах и подстрижены, но выделялась здесь именно длинная чëлка, что свисала набок, но не закрывала правый глаз, а как бы лишь прикрывала ту сторону лица. Да и цвет был поразительно белый: не седина, нет, именно как снег, как звëзды на небе, как чистые облака.

А лицо-то какое было! Округлое с лишь немного вытянутым, совершенно не острым, а тупым подбородком. Маленький нос, но совсем чуток как будто вздëрнутый, но не сильно. Толстые, пухлые большие губы.

А кожа? Покрыта морщинами, складками и лишними линиями, какими-то впадинами на лице. Бледный цвет, но в то же время от старости покрывшийся странной и причудливой, явно не присущей этому человеку желтизной. Усталая улыбка, что создавала на лице ещё больше складочек. Впавшие веки, но такие добрые глаза.

И пока Вайна с любовью разглядывала каждое очертание, каждый штрих карандаша, что носит название «мозг», старческий рот открылся, и оттуда донëсся вопль. Всё лицо было изрезано муками: безумными, страдальческими. А шея…

Шея

В царапинах.

В синяках.

Немая.

Заглохшая.

Грудь.

Разорванная.

Не дышащая.

Вскрытая.

Не живая.

Кровь.

Повсюду кровь.

Красные эритроциты.

Матаво.

Ало.

Чëрно-красно.

Густо, но жидко.

Пелена.

Стеклянные глаза.

Мёртвые глаза.

Застывшие слëзы.

Застрявшие навечно страх и беспокойство.

Губы.

Потрескавшаяся кожа.

Голубизна.

Холод.

Кровь изо рта.

Кровь. Губы. Глаза. Грудь. Шея.

Шëпот:

«Это твоя вина»

Кровь. Красная склера. Лопающающиеся глазные яблоки. Сухая мëртвая кожа. Остановка сердца. Заглохшее дыхание.

Крик:

«Это твоя вина!»

Руки на лице. Кровь на щеке. Безумный взгляд. Раздутые ноздри.

Ненависть:

«Это твоя вина».

Смерть.

Вайна кричала. И кричала. И кричала. И кричала. И кричала.

И кричала.

Вайна рвала волосы. С корнями. Она это чувствовала. Чувствовала боль на голове. Чувствовала волосинки в пальцах. Кровавые.

Кровавые. Кровавые. Кровавые!

Ещё сильнее. Больнее. Хуже.

Смертельнее.

Темно. Черно. Пусто. Одиноко.

Никого нет. Никто не нужен.

Нет прощения. Никогда. Никогда. Никогда. Никогда.

Никогда.

Вайна кричала, кричала, кричала, кричала. Без остановки. До усталости в теле. До потери сознания. До хрипоты. До потери голоса. До сумасшествия.

До своей смерти.

А потом внезапно всё остановилось. Время. Боль. Воспоминания. Всё. Исчезло, как будто и не было.

Вайна дрожала. Губы подëргивались. Зубы стучали друг об друга. Мурашки бегали по телу.

О Йун, ей так было холодно.

Холодно. Холодно. Холодно.

Её сейчас морозило, как никогда. Вайна вся зажалась. В глазах было темно, будто и не существовало света (а его и не было никогда: глупая человеческая выдумка, что есть спасение): она не видела ни черта. Чернота и только. Пусто. Немо. Не ощущаемо. Не слышимо.

Тремор рук, тела, головы.

Божечки, как же холодно.

Вайна хотела сдвинуться, чтобы инстинктивно хоть как-то согреться, но её что-то удерживало. В этот момент она и ощутила, что толстые руки сжимали её хрупкое и беззащитное тельце в своих объятиях, не позволяя двигаться.

Эти руки… они давали тепло. Они грели её.

Вайна со вскриком дëрнулась.

Нельзя. Нельзя греться.

Сдохнуть на морозе. Пусть поглотит её полностью. Задохнуться под сугробом. Умереть от нечеловеческого холода. Замëрзнуть, оставшись льдинкой навечно.

Сдаться.

Прекратить бороться.

Сдохнуть.

Умереть.

Но руки её держали. Грели.

Так она не умрëт. Эти руки портили весь её план.

Вайна вскрикнула и снова дëрнулась, чтобы освободиться, но это не помогло.

Она же… Она же так останется жива! Как, как она будет жить с подобным в её душе? Как? Это сожрëт её живьëм в любом случае.

Так позвольте же ей хоть на секунду быть гордой: самой умереть от этого мертвецкого холода, что был пронизан скорбью и виной, если не полностью из них состоял.

Почему нельзя сделать вид, будто её не было? Никогда не существовала? Никогда не рождалась? Всем от этого будет лучше. Легче. Проще.

Зря папа не дал маме завершить начатое.

Вайна почувствовала, как по щекам стекали струйки слëз. Солëная вода капала с подбородка не ручьями, а океанами, что захлестнули в себя боль, обиду, злость на себя, вину и вечную скорбь.

Вайна… слышала кого-то. Кого-то знакомого. Его голос пробирался сквозь туманную дымку её ообезумевшего в этот момент разума.

— Я не позволю тебе сдвинуться, пока ты не выйдешь из своего транса, ненормальная!

Чернота в глазах постепенно отступала, показывая разноцветную обстановку. Но это был лишь небрежный набросок без чëтких деталей. Не завершëнная картина, а лишь начатая.

Вайна чувствовала, как большая рука двигалась по её спине ритмично, кругом, не сбивая темп, в одном зацикленном направлении. Она слышала, что ей что-то шептали на ухо. Кажется, какие-то банальные слова утешения, но Вайна не могла расслышать этот невнятный шëпот.

Набросок становился масляной картиной. Мутным взглядом Вайна увидела что-то похожее на белый ствол с чëрными полосками, что лежал перед ней. Таким же туманным зрением янтарных (а ныне более стеклянных) глаз она увидела трясущиеся руки, а на них что-то чëрное, густое и что-то желтоватое.

Наконец, картина была закончена художником.

Вайну пучило от увиденного. Страх от кошмара сменялся страхом реальности. И она даже не могла понять, что было хуже.

Перед ней лежала поваленная берëза. Прямо перед её ногами. Перед её сволами, надетыми сегодня специально на тренировку. Вайна отчëтливо видела каждую чëрную полосочку, каждую трещинку в коре, каждую веточку, каждый жëлтый листок.

А ещё она отчëтливо понимала: это сделала она. Своими руками.

Своими эмоциями, которые она поклялась держать в себе.

Вайна впала в истерику. Не сдержалась. Утратила контроль. И случилось это, что лишь доказывало её правоту и развеяло любые сомнения: держать чувства в себе, держать, держать в ежовых рукавицах — другого выхода не было, нет и не будет. Никогда.

Вайна сглотнула и закрыла глаза, не смея смотреть на это несчастное, ни в чëм не повинное дерево. Вот почему они должны были быть в лесу? А если бы это было комната? Всё бы разнесло к чертям.

Вайна осторожно приоткрыла один глаз и увидела в руке клочки волос, зажатые в кулаке.

Её волос. Золотистых, светлых.

Дрожа, Вайна раскрыла ладонь и несколько волосков с белой крохотной плямбой на конце предстали перед ней.

И на них была чëрная густая жидкость.

О Йун, она…

Она…

Вайна отвернулась и брезгливо стряхнула руку. Нет, не надо было смотреть на этот ужас. Не смотреть. Иначе стошнило бы. Иначе опять будет какая-то паническая атака.

Успокоиться. Взять в себя в руки. Проглотить весь испытанный ужас.

Улыбнуться.

Вайна вздохнула и осторожно притронулась к большим рукам. Она, не поднимая головы, взглянула умоляюще на знакомое лицо, поджав губу.

— Успокоилась? — грубо спросил Экэйт, практически рыкнув от раздражения.

Вайна не ответила. Она медленно опустила взгляд вниз, на листья. Бездумно двигала ногами, шурша листвой и подошвой сгребая их в кучу.

— Я же сказал тебе: не выпускать. Держать в себе весь этот негатив.

Вайна даже не посмотрела в его сторону и с хрипотой в голосе из-за крика сказала:

— Глупая была затея.

2

— Ай! — вскрикнула Вайна, отпрыгивая инстинктивно в сторону, сидя на холодном полу.

— Не дëргайся, — попросил Экэйт, устало вздыхая и меря её тускло-голубым взглядом.

— Что это вообще? — Вайна неопределённо указала на небольшую лужицу чëрной жижы, что растекалась по деревянному полу.

Они пришли домой, после первой и неудачной тренировки. Молчали всю дорогу назад. Вайна хотела просто принять душ и лечь спать, возможно, потом помочь с ужином, но не более. Экэйт же загорелся идеей, что ей всё же нужна была медицинская помощь. И она пыталась отнекиваться, но он её просто не слушал и стоял на своём. Вот как жить с таким упëртым человеком?

— Ты, что, никогда не резалась обо что-то? — удивился Экэйт, приподняв брови.

Вообще-то Вайна много ранила себя в детстве. Она не назвала бы папины тренировки жëсткими, но иногда бывало такое, когда она получала какую-то травму, пусть и незначительную. В конце концов, она была ребëнком, а в таком возрасте пораниться очень легко.

И Вайна видела эту жижу раньше. Она всегда вытекала из её тела заместо крови, но ни Вайна, ни папа не знали, что это вообще такое.

— Резалась, — кивнула она, тряхнув блондинистым каре, — но я не знала никогда, что это.

Раз уж Экэйт жил на свете очень и очень давно — очевидно предположить, что он знал буквально все аспекты демонической природы. И Вайне не мешало бы получить лишние знания, когда была такая возможность.

— Когда человек умирает, его душа обрывает связь с телом, так?

Вайна кивнула.

— Это «кхэ́льт», — Экэйт встал и подошёл к нескольким ящикам на кухне, вынимая оттуда тряпку. — Чтобы вернуть душу в изначальное тело, нужно снова воссоздать связь, — он опустился на корточки, вытирая капли чëрной жижы. — Именно кхэльт и помогает в этом деле. Он связывает тело и душу снова, — блондин небрежно бросил тряпку в раковину и отряхнул руки, похлопав ими, чтобы вытряхнуть грязь. — Также кхэльт — причина, почему мы, демоны, владеем магией. Он является источником. Это также и является тем самым признаком, что мы порочны — наличие кхэльта вместо крови, — он положил руки на бока, смотря на Вайну сверху вниз. — Намёк на то, что мы не люди, потому что люди — кровоточат, а мы — истекаем кхэльтом, — на последней фразе он усмехнулся так, словно издевался над чем-то или кем-то.

— А почему именно так? Почему именно кхэльт? — хмурилась Вайна задумчиво, пытаясь сформулировать мысль правильно. — Я имею в виду, не проще ли просто вернуть старую связь, что скрепляла душу и тело, когда мы были людьми? Зачем такие сложности?

— Удивительно, но Богиня не всевластна, — Экэйт хмыкнул и подошёл к Вайне. — Связь между душой и телом называются «нитями», — он вздохнул, терпеливо объясняя. — Богиня не способна создавать нити. Это странно, знаю, — он пожал широкими плечами, опускаясь к Вайне на корточки, — но я сам не понимаю, почему так — не спрашивай! — увидел блондин взгляд с янтарным любопытным блеском в нëм. — Только сами души способны создавать нити. Так, душа появляется на свет и связывается с телом младенца нитями.

Вайна смутилась и недоверчиво тряхнула головой, заставляя каре трепыхаться, щекоча шею:

— И почему тогда об этом не пишут в Ваике?

Экэйт засмеялся, будто это было чем-то настолько очевидным, что только дурак не догадался бы.

— Это люди, — он небрежно махнул головой в сторону. — Они многого не знают. Правда открывается тебе, только когда ты умираешь. Не могли же люди достучаться до Богини, прося Еë дать им интервью, где Она бы ответила на все вопросы.

Подозрение на время ушло. Это... звучало логично. К тому же, многое из того, что говорил Экэйт, совпадало с Ваиком, просто некоторые моменты объяснялись там по-другому. В принципе, всё это не противоречило действительности.

— Так о чëм это я? — он смущëнно отвëл голубые глаза в сторону, приподнимаясь на одном колене.

— Ты говорил про нити, — ненавязчиво напомнила Вайна.

— Ах, да, — Экэйт перебрал толстые пальцы, идя в сторону кухонных шкафчиков. — Души могут создать нити с чем угодно. Когда нити с телом обрываются, душа создаëт нити с цолом, — он начал рыться в ящиках, что-то выискивая, — или, если нет цола, что происходит в нашем любимом Розберге довольно редко, душа создаëт нити с каким-то предметом, — блондин сгорбился, — с технической точки зрения, душа может создать нити и с другим, чужим телом, но я такого не припомню и не видел, чтобы дух в кого-то вселялся.

— Но почему всё же кхэльт?— Вайна подтянула ноги к себе, обнимая их руками. — Пусть бы душа опять создала нити с телом!

— О, но в этом и загвоздка! — воскликнул Экэйт, вынимая из нижнего ящика аптечку. — Душа не может восстановить порванные нити. Если нити однажды порвались — их невозможно воссоздать с тем же телом или предметом. А соединить душу с телом, которое у неё было, Богине надо, — он снова присел к Вайне, — так что Она заполняет душу кхэльтом. Формально, это и есть та жижа, в которой тебя топил Лодочник, — блондин многозначительно взглянул на Вайну, но та лишь носиком вздëрнула, — кхэльт в этом случае и выступает заменой нитей. Впрочем, не менее болезненно, — добавил отстранённо он.

Вайна приподняла одну бровь, не понимая:

— «Болезненно»?

Экэйт открыл аптечку, вынул несколько лекарств, небрежно бросив их в сторону, и взял какой-то замутнëнный чëрным стеклом бутыль. Демон откупорил пробку и капнул несколько капель на белую ватку. Вайна вздохнула и наклонилась — теперь блондинистые волосы закрывали ей весь обзор.

— Ты думаешь младенцы так много плачут просто так? — усмехнулся Экэйт, начиная протирать раны на голове едким спиртом. — Душа соединяется с телом нитями. Эти нити причиняют боль телу при их образовании, и ребёнок плачет. Так же, как кхэльт жжëт твою кожу, — просто объяснил он.

— Ай! — вскрикнула Вайна, когда жидкость зашипела на её голове.

Ну, вот зачем это было нужно? Ведь только-только боль прошла! А теперь снова.

— Я просил не дëргаться.

Экэйт осторожно коснулся светлой макушки каре. Пальцами он слегка надавил на голову.

А затем боль внезапно исчезла, будто её и не было.

— Демоны могут лечить? — удивилась Вайна, хлопнув янтарными глазами в непонимании.

— Нет, — продолжал терпеливо Экэйт, снова принимась протирать макушку спиртом, — я же сказал тебе: магия демонов разрушительна. Лечить могут лишь ангелы.

— Тогда... что ты только что сделал?

— Выкачал немного кхэльта из твоей раны.

— Ты ведь только что сказал, что это источник нашей силы! — окончательно запуталась Вайна, всплеснув руками.

— Как я сказал: кхэльт — замена нитей. А нити причиняют боль. Тоже самое делает и кхэльт. Твоë тело ранено, и кхэльт может сделать ему только хуже, если будет ютиться у раны, потому что он поддерживает цельный организм, в котором обычно нет повреждений. Как если бы нитка выползла из рубашки — её нужно отрезать, чтобы шов дальше не разошëлся.

О... это имело определëнный смысл.

Вайна фыркнула и снова опустила голову. Экэйт потянулся вновь в аптечку и вынул оттуда тюбик. Открутив крышку, он выдавил на ладонь немного мази. И он продолжил, как ни в чëм ни бывало, протирать светлую макушку, только на этот раз эпью, втирая его в волосы, в кожу головы. Мазь болезненно впивалась в затылок, заставляя раны щипать, как это уже делал  спирт. Вайна снова вскрикнула, но старалась не шевелиться. Ей это не нравилось, но…

Что ж поделать? Не оставлять же ранки на голове, не так ли?

3

— Помочь? — спросила Вайна, облокотившись о проëм двери, ведущей в кухню.

Она почесала светлую макушку около ранки, которая уже смогла образовать корочку.

Экэйт нарезал овощи на маленькие кусочки, стуча ножом о разделочную доску. Делал он это искусно, быстро и резко, норовя себе попасть по руке или пальцам. Когда он дорезал морковь, Экэйт придвинул к себе миску и, наклонив доску, ножом опустил кусочки в уже образовавшуюся там овощную смесь.

На вопрос Вайны он пожал небрежно статными плечами, даже не оборачиваясь в её сторону, а просто кладя помидор на доску:

— Если принцессе не сложно.

— С каких пор я — принцесса? — Вайна выпрямилась, вытянулась, зевнула и лениво поплелась к Экэйту, встав с ним рядом. — Что готовим? — она с любопытством взглянула в миску.

Экэйт лëгким движением придвинул к ней её. В ней лежали мëртвые с присущей им серой чешуëй рыбы. Кажется, это были караси, если Вайна ничего не путала

— Лонд, — просто ответил Экэйт, указывая на продукты. — А принцесса ты потому, что делаешь вид, что лучше всех остальных. Надменная слишком.

Вайне хотелось истерично рассмеяться от таких догадок. Как же Экэйт был далëк от истины! Не то чтобы она собиралась посвящать его в это. Это было её бремя. А раз он хотел думать, что её, Вайну, захватила гордыня, то пусть именно так и думает. Она бы не стала ему мешать. Его делом было догадываться, никогда не дойдя до правды, а её — сокрыть, утаить, спрятать и умолчать истину.

Вайна беспечно передëрнула плечами, открыла дверцу ящика, выудив толстый нож, и закрыла его, хлопнув и заскрипев петлями. Она встала на цыпочки и рукой дотянулась до ручки шкафа. Оттуда Вайна выхватила разделочную доску и положила перед собой. Рыба легла на дерево, а лезвие ножа было опущено к основанию её шеи.

— Значит, ты это признаëшь? — спросил после молчания Экэйт, бросая в миску нарезанный на маленькие кусочки помидор.

— Не хочу тебя разочаровывать в догадках, — легко ответила Вайна, не вдаваясь в подробности.

Нож мягко скользил сквозь шею, отделяя её от туловища, но не полностью разрезая.

— Значит, это образ? — Экэйт хмыкнул, приподнимая одну бровь.

На доску был брошен укроп.

— Я думаю, ты согласишься, что проще жить в маске, — пожала плечами Вайна.

Снова послышались интенсивные удары лезвием по доске. С другой стороны стойки Вайна аккуратно делила туловище рыбы на две половинки, пользуясь надрезом около чешуйчатой шеи.

Она не была глупой. У Экэйта были скелеты в шкафу так же, как и у неё. И она знала, что то, как он себя вëл — маска. Вопрос состоял лишь в том, какой именно она была: Вайна так и не смогла разглядеть очертаний, изгибов, углов, цветов, узоров.

— Ты считаешь, что я не искренний? — нож в толстой большой руке продолжал стучать по доске.

— Я этого не говорила, — другой нож безупречно разделил карася на две части, открывая его внутренности.

— Но имела в виду, — стук прекратился.

— Вполне возможно, — голова рыбы с плавником около неё была срезана и выброшена в пакет с мусором.

— И где же я не искренний? — Экэйт ножом опустил мелкие кусочки укропа в миску.

На секунду обратив взор тускло-голубых глаз на Вайну, он будто бы сам пытался понять очертания её маски: форму, размер, насколько же прилип этот предмет к лицу. Что же: никто не мешал ему пробовать. Вряд ли он даже смог бы увидеть её, что уж там говорить про касание. Но пусть, пусть пробует и пытается — маска такая тесная, что Вайна и сама бы не смогла её снять, если бы попыталась, а пытаться она и вовсе не хотела. Да, это сдавлило её лицо, заставляя маленькие тонкие губки подниматься вверх, но при этом было как-то странно хорошо, и даже легко дышалось, как ни парадоксально это ни было.

— Даже не знаю, — саркастично начала Вайна, аккуратно проводя лезвием под чешуëй, чтобы осталось лишь мясо. — Как насчёт того, что ты не ходишь и не говоришь всем направо и налево, что ты — демон?

Экэйт схватил тряпку с раковины и поднëс лезвие к ней, протирая его и очищая.

— Ты же то же самое и делаешь! — еле заметно всплеснул руками он, как бы возмущаясь.

— Ты спросил про образ, — легко парировала Вайна, избавляя от чешуи первую половину рыбы и бросая шкурку в мусорный пакет, — а я лишь сказала, что этот образ есть и у тебя.

Правда, Вайна не понимала какой. Экэйт что-то недоговаривал, умалчивал и явно приукрашивал, но она не могла до конца понять, что именно. Она как-то интуитивно чувствовала, что в словах, что он произносил, была доля правды, но также присутствовала и доля лжи. Но вот как можно было отделить одно от другого — вот что было непонятно и неясно до сих пор.

Экэйт лишь хмыкнул, кладя на доску лук. Вайна победно улыбнулась, чувствуя гордость за то, что она попала в точку. Это значило, что она была права: Экэйт и сам что-то скрывал! Не то чтобы Вайна стала лезть в эти дебри, разбираясь дальше, но она была рада своей проницательности.

Вайна не отставала, уже отделив от оболочки вторую половину рыбы и собираясь порезать две части на маленькие кусочки, избавившись от костей.

— Не знала, что в реке есть рыба, — отвлечëнно заметила Вайна, решив перевести тему.

— Её нет, — пожал плечами Экэйт, отрывая кожурку с овоща, — её привозят. Она настолько свежая, насколько это вообще возможно при перевозке.

Вайна задумчиво хмыкнула. На доске появлялись тëмно-красные кусочки мяса. Наступила неловкая тишина. Вайна не любила подобную атмосферу, поэтому она попыталась разбавить её чем-то.

— Зачем ты вообще здесь поселился? — она мельком взглянула в окно. — Здесь такая глушь.

Экэйт пожал плечами:

— Захотел тишины, — он элегантно выкинул защитную оболочку лука и начал осторожно его нарезать, видимо,чтобы избежать слëз. — А ты? — вопросительно глянул он тускло-голубыми глазами.

— Проездом, — сухо ответила Вайна.

На самом деле, это была правда. Чистейшая, можно сказать, потому что так и было. Она просто оказалась здесь по дороге (никогда не имеющей конца, учитывая все её пятьдесят пять лет), увидела окно, в котором был крам с золотыми тиснениями — и вуяля. Дальше был бы лишь повтор итак известной истории.

Неловкая тишина вновь образовалась. Сожители в тишине разделывались со своей работой. Вайна уже получила кусочки рыбьего филе и приступила к разделыванию второго карася, а Экэйт порезал лук, опуская его кусочки в миску.

— Что это тогда было? — спросил через какое-то время блондин, когда закончил с овощами и начал доставать в верхнем ящике кастрюлю.

— Что было? — смутилась Вайна, отрезая голову и деля карася на две части.

— Тренировка, — Экэйт опустил кастрюлю на камфорку, а затем полез в карман за спичечным коробком.

Вайна застонала, потерев переносицу:

— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, — сказала она, выкидывая голову.

Экэйт чиркнул спичкой, щëлкнул переключителями на плите, поднёс маленький огонëк к камфорке, и она моментально загорелась. Бросив недовольный и хмурый взгляд на полудемона, он схватил кастрюлю и, включив кран с водой, наполнил её, а затем вновь поставил на огонь. Экэйт наклонился, доставая из нижних ящиков коричневый пакет с неаккуратной на нём надписью «рис». Вайна фыркнула, гордо вздëрнув маленький носик и голову.

Молча они продолжили совместное приготовление рыбного супа под названием лонд.

4

Экэйт вновь, как обычно, готовил ужин, помешивая что-то в кастрюле ложкой. Он добавлял всякие приправы, в основном, лишь щепотки, а потом осторожно подносил ко рту, пробуя. Иногда удовлетворительно мычал, а иногда морщился и добавлял ещё чего-то. Густой пар, наполненный самыми разными запахами ингредиентов, летал по кухне, заполняя её пространство.

— Я хочу поговорить с тобой, — попросила Вайна, заходя на кухню.

— И что же это, принцесса? — обернулся Экэйт, улыбаясь белоснежными зубами.

— Я просила не называть меня принцессой, — нахмурилась она, со скрипом о пол отодвигая стул. — Почему ты используешь магию при всех? — Вайна присела, держась за деревянную спинку, и сложила руки в замок на столе.

То выступление так сильно запало в душу, что у неё аж вылетело из головы то, как Экэйт использовал магию там же. Однако сейчас ни с того ни сего она вспомнила все эти странные моменты и взмахи руками.

— А почему бы и нет? — передëрнул статными плечами Экэйт, вернувшись к равномерному помешиванию, время от времени стуча деревянной ложкой по железной кастрюле.

— Кэйт, ты буквально делаешь это перед обычными людьми! — продолжала Вайна возмущаться, всплеснув руками и не обращая внимания на предыдущую реплику.

— Они думают, что это всего лишь трюки и ловкость рук.

— А Руника, получается, по твоему мнению, такая же наивная? А другие актёры?

— Принцесса моя, — Экэйт усмехнулся, посмеиваясь и качая самому себе головой, — это называется дар убеждения, — он обернулся на секунду, блеснув тускло-голубым блеском, и подмигнул, улыбаясь. — Ты не пользуешься магией, а потому и понятия не имеешь о том, на что она способна. Это тебе не только силой мыслей сдвигать предметы. Это целое искусство, можно сказать.

— Да мне плевать, на что способна магия, — нахмурилась Вайна, скрестив руки на груди и наклонившись вбок, поближе к Экэйту. — Я вообще другое спросила.

— Ты бы поняла, что я и отвечал на твой вопрос, если бы ты дослушала, — блондин демонстративно кашлянул, а Вайна горделиво вздëрнула толстый маленький носик. — Так вот: потенциал магии огромен и выходит далеко за рамки физического воздействия. При особых усилиях и стараниях можно воздействовать на разум человека, — он поднëс ложку к большому носу, вдыхая запах. — Конечно, нам не подвластно буквально менять их восприятие, психику и всё такое, но-о-о, — Экэйт поднял указательный палец вверх свободной рукой, а другой держал ложку с супом, дуя на него, прежде чем попробовать и похлюпать губами, оценивая вкус, — мы можем немного замедлить их мыслительный процесс, а податливому уму сказать, что всё это лишь «ловкость рук».

— Это, что, гипноз? — смутилась Вайна, морщась.

Экэйт потянулся к солонке с солью, высыпая себе на ладонь щепотку.

— Я бы это назвал «ослаблением бдительности», — лениво заметил он, добавляя приправу в суп, — но можно и так выразиться. Мы не можем изменить людей, их мысли, желания, воспоминания с помощью магии, потому что мы не можем чëтко дать направление для магии, если бы мы, например, хотели стереть какое-то воспоминание у человека. Мы не можем залезть в чужую голову, а, соответственно, мы не можем чëтко сформулировать «указание» для магии, если бы мы захотели изменить их разум, — пытался объяснить Экэйт, помешивая ложкой суп. — Это как идти по незнакомой территории. По идее, мы имеем представление о направлении, как нам нужно идти, но на деле дорога может оказаться сложнее и, вероятнее всего, мы запутаемся или потеряемся. Поэтому, — он сделал акцент на этом слове, — наша магия не способна как-то влиять на разум, однако, как я уже говорил, наша магия основывается на разрушении, поэтому она способна вызвать тяжесть в голове у человека. Чем сильнее мы будем использовать на нëм магию, тем больше его мысли будут превращаться в сплошную кашу. Состояние можно сравнить с опьянением. Правда, главное не переборщить с «ослаблением бдительности», потому что вместо того, чтобы стать пустой болванкой, которой можно наплести что угодно, человек просто уснёт от отсутствия мыслей, как таковых.

— Ты знаешь, гипноз именно так и работает, — Вайна саркастически хмыкнула, — мог бы и не объяснять.

— Да, вот только гипнозу подвластны не все, в отличие от магии. Человек даже не успеет подумать о сопротивлении, как это вдруг произойдёт.

— А когда они задумаются? — вдруг перебила Вайна, вяло рассматривая ногти на руке.

— Что?

— Что будешь делать, когда они задумаются? Ты можешь вложить в их головы какие-то идеи, но если они хорошенько в них вдумаются, они, вероятнее всего, найдут несостыковки, и тут уж никакой этот «гипноз» с помощью магии не поможет.

— Тогда мы просто уйдëм.

Что-то её мама не могла избежать своей казни. Она не могла сбежать. Её сожгли, потому что она встречалась с демоном, и она не смогла никак избежать своей смерти.

Правда всё равно просачивалась наружу, как бы поздно это ни было. Её невозможно было избежать.

А Экэйт почему-то, видите ли, мог. И это казалось странным. Если её маму сожгли всего лишь за подобное, то что сделают с ним, если бы люди узнали, кто он?

— Они в любом случае найдут тебя, — тряхнула золотистым каре Вайна.

— Ты слишком наивна, — ложка мягко постукивала о стенки кастрюли. — Уж кого-кого, а асторожей очень легко провести. Иногда мне кажется, что они поддаются даже легче, чем другие люди.

Вайна сморщилась, потëрла переносицу и вздохнула:

— Ты не понимаешь, они не будут сюсюкаться с тобой, они просто —

— Ты ошибаешься.

Вот как ему можно было что-то объяснить, когда он её так перебивал и даже не слушал! Как Экэйт вообще мог спорить с ней в этой ситуации, когда она знала последствия?

— Я всего лишь —

— Ты не права здесь, Вайна.

Она злобно фыркнула на него, вздëрнув голову и отворачиваясь. Не хотел помощи? Пусть сам тогда разбирается. Вайна не собиралась его уговаривать. Не хотел — значит, не надо было.

Что-то щëлкнуло, и Вайна обернулась. Экэйт выключил плиту и бросил ложку в кастрюле. Когда он начал приближаться к ней, она сразу же развернулась, поворачиваясь спиной. Экэйта это не смутило, и он просто обошёл с другой стороны, кладя руку ей на плечо. Вайна раздражëнно цокнула и повернула голову в другую сторону.

— Ты даже не представляешь, насколько легко убедить этих людей, — начал он, пытаясь притянуть её янтарный взгляд к себе, — как они доверчивы и как глупы.

— Ты и сам был человеком.

Её очень смущало, как Экэйт постоянно отзывался о людях. Это было странно. Да, он теперь был демоном, но не стоило забывать, что, формально, он был тем же глупцом когда-то.

А, возможно, и сейчас им был.

— Да, и попадание в Мерту открыло мне глаза. Признаю, я был таким же глупым, но сейчас всё по-другому.

— Я почти уверена, что кхэльт не меняет сути людей.

По крайней мере, в Ваике так было написано. Не с этими «реальными» подробностями, которые рассказывал Экэйт, но всё же.

— Зато открывает глаза на многое.

— Да? Не припоминаю, чтобы ты наслаждался жизнью, — Вайна закатила глаза, вздыхая, потому что этот бессмысленный  разговор начинал её утомлять, а Экэйт даже не пытался понять, что она хотела сказать. — Кажется, ты даже устроил целую истерику по поводу того, что ты хотел умереть, разве нет? — она скрестила руки на груди и положила одну ногу на другую.

— Мерта и Богиня приоткрыли мне завесу тайны, но это не значит, что я взлюбил жизнь. Я ненавидел, —  он практически выплюнул это слово, — эту жизнь.

Она закатила янтарные глаза. Вайна, правда, не хотела быть быть лицемеркой, эгоисткой и саркастичной. Ей не хотелось быть глухой и слепой к чужому горю. Она не была бесчувственным человеком: она могла сочувствовать.

Но Вайна не хотела уже ничего слушать от Экэйта. Он был безрассудным и даже не пытался вдуматься в то, о чëм она говорила. Конечно, какое-то время он мог выкручиваться благодаря своей же магии и, если бы все просекли, в чëм дело, он, конечно же, мог бы просто сбежать, и вряд ли бы его стали догонять. Но что стоило быть чуточку осторожнее? Без магии можно даже очень легко прожить, в этом не было каких-то трудностей. И даже если бы это было нужно, то явно не в том количестве, в котором Экэйт ею пользовался.

Он ведь даже не думал как-то рационально! Зачем нужен был весь этот спектакль с его магическим гипнозом, если можно было просто не использовать магию, и, соответственно, у людей не возникло бы вообще каких-то вопросов по поводу его сущности. Зачем вышибать магию магией? Для чего были нужны эти сложности, и где здесь была логика?

И это безрассудство, эта глупость, эта наивность дико раздражали и выводили из себя. Но Вайна держалась. Она не должна была терять самообладания.

— О да, расскажи о своей «печальной» жизни, — саркастично хмыкнула Вайна, отворачиваясь и скрещивая руки на груди.

И вообще почему любой их разговор в итоге сводился к обсуждению самого Экэйта? Не то чтобы Вайна хотела говорить о чëм-то своём, но не было ли это слегка эгоистично и высокомерно, когда он даже не спрашивал у своей сожительницы, как у неё были дела?

И она после его, очевидно, раздутого или самовлюблённого эго ещё являлась «принцессой»? Ему-то это прозвище больше подошло, ей-богу.

— Мой брат, он… — Экэйт задумался на некоторое время, будто подбирая слова.

Воцарилась тишина, которую прерывал стукающий каблук фуками.

— В общем, он... не очень хотел жить, — сказал через какое-то время Экэйт, а из-за неожиданной по значению фразы Вайна вздрогнула, а вся раздражëнность куда-то улетучилась. — Он резался, разбивался головой о стену, кричал, плакал, — перечислял он, прерываемый своими же судорожными вздохами. — Когда я его обнимал, он вцеплялся в меня мëртвой хваткой, будто я был единственным, кто мог его спасти.

Вайна похолодела вся. Все прежние эмоции испарились, а на их место пришёл ужас. И он раздирал её нервную систему когтями, вызывая по всему телу дрожь.

— В какой-то момент он всё же... — Экэйт замолчал на какое-то время, — ну, ты знаешь, в общем.

Вайна молчала. Ей нечего было сказать, правда.

Короткие волосы тревожно щекотали бледную кожу, а янтарь в глазах грустно и сожалеюще поблëскивал.

Вайна положила руку на плечо Экэйту. Он не сопротивлялся.

5

— Я не думаю, что Мав здесь очень хорошо себя чувствует, то есть, он ведёт себя нормально, но ведь здесь даже школы нет, и у него совсем нет друзей, и он постоянно один, и я не думаю, что это хорошо для детей, на самом деле.

Несколько месяцев Руника упорно и решительно обучала Вайну актëрскому мастерству. Её энтузиазму можно было позавидовать. Конечно, иногда Руника раздражала, но она была, как ни странно, хорошим учителем. Строгим, требовательным, кричащим, но по-своему хорошим. Вайна предпочла бы, чтобы на неё не орали со словами «Что это выражение лица! Разве это страх?», но она не могла отрицать, что в каком-то смысле методы были действенными.

На самом деле, это было не так уж и сложно, как Вайна изначально думала. Нужно было лишь внимательно слушать монетонщика, в основном. А ещё припоминать, как Руника начинала ругаться матом от раздражения, когда, по её словам, «эмоция не была похожа на эмоцию».

— Я хочу переехать с Дорлом и Мавом в Розден. А что? Большой город, столица, наверняка, есть хорошие школы, и он найдëт себе друзей, а не будет в одиночестве читать книжки...

Вайне не хотелось думать о том, что у неё хорошо получалось играть ещё потому, что она привыкла подавлять эмоции. Ведь театральная постановка — это тоже своего рода маска. И актëры их носили постоянно. Почти также постоянно, как сама Вайна со своими «улыбочками».

Это была неприятная мысль, которую она старалась не задерживать в своём уме, но она всё равно время от времени пробиралась, дëргая сильно за струны её никчëмной душонки.

Вместо этого Вайна предпочла считать, что Руника была хорошим учителем.

— Думаю, хорошая идея, а ты как думаешь, Вайни? Эй... Ты вообще меня слушаешь?!

И прямо сейчас Вайна готовилась выйти на сцену, пока Руника поправляла её внешний вид. Она о чëм-то без умолку болтала, но Вайна ловила лишь отрывки, пребывая в каком-то оцепенении. Не то чтобы это имело сейчас значение.

Вайна не переживала. У неё было какое-то туманное ощущение в голове, которое смывало все тревоги. Как будто она находилась во сне. Как будто всё это было галлюцинацией. Как будто всë было не по-настоящему.

И от этого было легко. Возможно, слишком легко, ведь Вайна чëтко ощущала свою рассеяность сейчас, но она была уверена, что всё это пройдёт, как только она будет на сцене. По крайней мере, она надеялась.

Но сейчас? Сейчас было легко и хорошо. Этого было достаточно: ощущение, что ты находился где угодно, но не в реальном мире.

Они поменялись местами: теперь Руника тщательно наносила краски на кожу лица, убирая что-то лишнее или что-то подчëркивая, а Вайна блаженно сидела, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

Всё было замечательно.

На ней была простоватая одежда: блузочка с цветочными узорами и лианами и ровная красная юбка, доходившая до колен.

Вайна играла «Энну До». Мало того, что это был её первый выход, так ещё роль самая главная. Но Вайна не беспокоилась. Она чувствовала себя расслабленной и лëгкой. Это было странно и дико, но было на душе просто хорошо — вот и всё.

— Готова? — вопрос Руники, который разрушил всё её спокойствие и самообладание.

— Нет… — пробормотала Вайна и вся сжалась, желая утонуть в кресле.

Что за бред вообще? Почему она вела себя до этого спокойно и непринуждённо, а сейчас вдруг заволновалась перед выходом на сцену? И с каких это пор у неё вообще был страх сцены?

Она поджала ноги, а руки вцепились в красную ткань вельветовой юбки. Янтарь в её глазах как-то застеклился, покрывшись пеленой надвигающихся слëз. Тонкие губы задрожали.

Вайна хотела разреветься, но ей нужно было держать себя в руках.

Как и всегда.

Пока Руника отвлечëнно обернулась на что-то, Вайна смахнула руками слëзы, растирая их по щекам. Дрожащие губы вытянулись в улыбку, руки свободно свисали с кресла, а ноги медленно покачивались.

— Не неси глупостей, Вайни, — улыбнулась Руника, снова обернувшись к ней. — Конечно, ты готова.

Нет, она не была готова. Совсем.

Шум, зала, что доходил и до гримëрки, внезапно стих.

Очевидно, зашёл монетонщик.

— Покори их всех! — воскликнула радостно Руника, буквально заталкивая Вайну за шторы.

Та чуть не вскрикнула от неожиданности, но взяла себя в руки. Она внезапно вся сжалась, оказавшись на сцене, но увидев на себе беглый взгляд пристальных светло-голубых глаз и лëгкий взмах толстой ладони, она заставила себя успокоиться.

Вдох. Выдох. Улыбка.

Всё просто. Она всегда так делала.

Казалось, это подействовало, и Экэйт отвернулся, уверенный, что с ней всё было нормально.

На самом же деле сердце колотилось, как бешеное.

Вайна стояла неподвижно, почти не дыша, ожидая нужного времени.

Зашли музыканты. Их было трое: скрипач, пианист и флейтистка. Второй тут же подбежал к огромному инструменту, усаживаясь на табуретку и начиная медленно постукивать по клавишам, казалось бы, даже не поглядывая в свою нотную тетрадь, лежавшую перед ним, а закрыл глаза и поднял голову кверху, словно о чëм-то задумался или вспоминал.

Создавалась медленная и спокойная мелодия.

— «Был прекрасный летний день в Рану», — начал зачитывать Экэйт.

6

— «И я, обессиленная, рухнула на кровать. Сон взял меня и закружил в лихорадочном танце моей болезни, из которого, как я думала, никогда выйду», — зачитывал Экэйт.

Вайна лежала на кровати, приложив драматично руку ко лбу. Лицо её было бесстрастным — она играла роль человека с лихорадкой. Она лишь тихонько вздыхала с дрожащими губами, показывая, что она как была жива, но ей плохо. В остальном Вайна не шевелилась — разве что иногда изображала попытки встать, но потом она устало падала на постель.

На сцене появился молодой кудрявый человек.

— «Но в комнату зашëл Цил и изменил всё раз и навсегда. Он присел около меня, взял за руку и тихо шептал, что всё обязательно будет хорошо. Затем он поднялся, а когда вернулся в комнату — он был с миской супа и влажными тряпками».

Вайна всё ещё лишь делала дрожащие вздохи, пока другой актëр пытался приподнять её «усталое» и безвольное тело, чтобы усадить её.

— «Несколько дней он заботился обо мне. Выхаживал. И именно тогда я поняла, что влюблена. Возможно, это всё была моя горячка, но было ощущение, будто чувства мои были настоящими. И я бы могла его поцеловать, но вместо этого тихонько облокотилась о его плечо».

Музыка стихла, пока кудрявый актëр и Вайна обнимались. Он прижимал её к себе, а она буквально лежала на нëм, не сопротивляясь. Несмотря на то, что всё, очевидно, закончилось, важно было оставаться на своих местах.

Из зала послышались возгласы и хлопки.

Они всегда следовали после конца постановки, какой бы она ни была, но Вайне хотелось думать, что зрителям действительно всё понравилось, а аплодисменты были адресованы ей. Возможно, это было эгоистично в какой-то степени — Вайна не была уверена, но ей было приятно. Это осознание согревало её одинокую душу больше, чем эти фальшивые объятия прямо сейчас. Ей было так тепло, как никогда.

И легко. Она чувствовала себя как никогда спокойной.

7

— Ладно, — вздохнул Экэйт, проводя рукой по светлым коротким волосам, — попробуем снова.

— Я не хотела этого, — напомнила Вайна, хмурясь.

Она действительно не хотела. Она всячески отказывалась и отнекивалась. И всё же она была снова здесь.

Перед этими берëзами. Снова здесь. Ну, разве Вайна не говорила, что это было глупо? Тупо? Бессмысленно? Тщетно?

Говорила. Не один раз. И всё же она вновь тут.

И зачем, спрашивается?

— Я понимаю, что тебе этого не хочется, — положил он толстую руку ей на плечо, слегка надавливая. — Но ты так и будешь страдать от этого, если не научишься.

Это слегка раззадорило Вайну. Почему он пытался решить её проблемы? Она сама бы справилась! Она и так знала верное решение, верный приговор, который, такая, как она, и заслуживала. Так почему же он лез туда, куда не надо было? Почему он копался в её душе, хотя ей это не было нужно?

Пусть уж лучше решает собственные проблемы.

Ей не нужна была помощь. Не нужно было тепло.

Лишь холод, который бы убил её раз и навсегда.

— Я хочу помочь тебе, — продолжал странно добродушно Экэйт.

Вайна вырвалась и оттолкнула его грубо. От неожиданности он пошатнулся.

Не нужно ей было тепло. Не нужно. Её не нужно было жалеть. Ей не нужно было упрощать жизнь.

Ничего ей не нужно было.

— Мне не нужна ничья помощь, — твëрдо сказала Вайна, практически шипя.

Экэйт нахмурился, поднялся резко и удивительно прытко и, казалось бы, инстинктивно схватил Вайну за горло. Это были даже не руки — лишь одна. Толстая, с шершавой кожей, с крупными пальцами. Они сжали хрупкую тонкую шею с нечеловеческой силой. Вайна и пискнуть не успела, как изо рта донëсся лишь сдавленный хрип — воздух перекрыли невероятно искусно без возможности хоть как-то вырваться. Хмурый взгляд голубых глаз будто и не был осознанным в тот момент — они как будто остекленели.

Вайна начала барахтаться, руками пытаясь оттащить толстую грубую мужскую руку со своего горла, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но нет — сжали крепко, плотно.

Внезапно рука осторожно была убрана с её шеи, и Вайна начала беспорядочно дышать. Пока дыхание медленно восстанавливалось, она перевела взгляд янтарных обеспокоеннных глаз на Экэйта. На его лице застыло удивление, и поблëскивал в холодных омутах страх.

То что Вайна не видела на его лице никогда.

Вот она. Вот она — маска. Её разбили.

А за ней прятался зашуганный маленький мальчик.

И Вайна хотела пожалеть его, правда. Но она и сама не заметила, как Экэйт куда-то пропал, будто собрав все осколки расколотой маски и побежал прочь с места преступления, оставив её одну.

Совсем одинëшеньку.

8

О Йун, почему она опять была здесь? С этими феири́стскими¹ берëзами. Небось ведь засохшие листы скоро сменит иней. А Вайна всё приходила сюда и приходила. Как же ей это надело!

Но ведь Экэйту об этом не скажешь, не так ли? Всё равно заставит. Силой. Потому что он был одержим своей идеей.

— Смотри, — Экэйт положил ей руку на плечо, сжав его, а другой указывая на деревья. — Подумай о чëм-то плохом, — в который раз повторял одно и то же он.

— Хочешь, чтобы мы срубили весь лес? — скептично спросила Вайна, вспоминая предыдущие попытки, в особенности первую.

— Ладно, давай не так, — покачал головой квадратной формы он, сморщившись и зачесав рукой волосы назад. — Просто… — Экэйт замолчал, двигая руками, как бы пытаясь сформулировать свою мысль. — Просто вызови у себя негативные эмоции, — кое-как подобрал слова он.

Вайна закатила глаза и вздохнула. Ей казалось это глупой затеей. Наитупейшей. К тому же, опасной. Это было к вопросу о безрассудстве Экэйта.

Но ведь он не отстанет, не так ли? Так … почему бы не попробовать? Хуже от этого не будет.

Наверное.

Вайна надеялась, по крайней мере.

Что ж, как насчёт злости? Достаточно негативная эмоция. Но на что она могла злиться?

На то, что Экэйт привёл её сюда. На то, что он не понимал, что Вайна этого не хотела. На то, что он пытался залезть в её душу. На то, как выделывалась постоянно Руника. На то, что Вайна застряла здесь, в Ноккене, где нечем было заняться.

На себя за то, что не могла выразить свои истинные эмоции. На себя за то, что приходилось постоянно врать. На себя за то, что она выросла не хорошей девочкой, как хотел того папа. На себя за то, что не могла искупить свою вину.

На себя за то, что не могла отрастить эти волосы.

На себя за то, что не могла отпустить.

Гнев бушевал внутри её тела. Сердце дико и бешено стучало. Грудь сжалась в тисках. Тепло копилось где-то в груди. Как будто пощипывало. Вайна ощущала какую-то электризацию вокруг неё. Как будто что-то щëлкало.

Она открыла янтарные глаза и посмотрела прямо на ствол полосатого дерева.

— Отлично, — подбодрил Экэйт, блестяще улыбаясь. — Чувствуешь эту энергию?

— Да.

— Хорошо. Направь её на ту ветку, — Экэйт пальцем указал на то, что он имел в виду. — Ну, как бы представь, что перед тобой стоит человек, который вызвал эти негативные эмоции и вот попробуй представить, будто ты на него кричишь, но при этом не открывай рот, — объяснил он.

Вайна перевела взгляд туда. На маленькую и безобидную веточку. Белую в чëрную полосочку. Она выглядела такой беззащитной и невинной. Значит, всё это должно было быть просто, не так ли?

Вайна попыталась направить всю эту злость, раздражение на эту самую ветку. Это казалось странным, но вроде раздражение постепенно уходило, покидая её тело.

— Замечательно, принцесса, — сказал Экэйт, на что Вайна инстинктивно нахмурилась, — теперь представь, что ветка сдвинулась. Представь это в голове, но не переставай направлять туда весь свой негатив.

Перед Вайной отчëтливо предстал образ того, как ветка поворачивается слегка в сторону. Будто под действием дуновения ветра.

— Да! — обрадовался непонятно чему Экэйт. — Сильнее, принцесса!

В голове всплыл образ невероятно сильного ветра, так сильно толкающего ветку, что, казалось, оторвалась бы.

— Сильнее!

Внезапно что-то грохнуло.

Вайна моргнула удивлëнно, ощущая лëгкость в груди. Электричество тоже пропало. Вайна перевела взгляд вниз. Прямо перед ногами лежала ветка берëзы.

Ошарашенная, Вайна медленно опустилась и подняла её, принявшись рассматривать.

— Видишь? У тебя всё получилось, принцесса!

Ха. Действительно.

Теперь Вайна чувствовала себя странно. Будто что-то тëплое скопилось внутри.

Экэйт накинулся на неё с объятиями, отчего она сразу напряглась, попытавшись выбраться, но заставила себя расслабиться. Ветка уже выпала из рук, и ей оставалось смотреть только на бескрайнюю берëзовую чащу.

— А потом я научу тебя, как задействовать руку. Это гораздо проще, но ты должна была понять, как это вообще в теории работает. О, а ещё покажу тебе, как делать иллюзии...

Экэйт что-то болтал, но Вайна особо не слушала. Она чувствовала какую-то странную эйфорию.

9

Они развалились вместе на диване. Экэйт лежал, держа книгу над собой и читая её, а Вайна расположилась на нëм, положив голову на его торс. Экэйт мягко поглаживал волосы, лез в каре пальцами, будто расчëсывая его. Было тихо в пустом доме, населëнном только ими, но это было очень уютное молчание, когда каждый думал о чëм-то своём и не мешал другому.

Был вечер, закатный свет солнца мягко проникал в гостиную, освещая тëмную комнату, но совершенно не слепя глаза.

Внезапно Экэйт прикоснулся к щеке Вайны, поглаживая её. Тускло-голубыми глазами он впился в её янтарные.

— У тебя такие глаза красивые, — сказал внезначай Экэйт, притягивая нежно лицо Вайны поближе. — Я видел такие лишь раз.

— Да? — Вайна хихикнула, не сопротивляясь прикосновениям. — И у кого же? — она улыбнулась.

— У моей бывшей. Не помню, но, кажется, её звали Фэт.

Для Вайны всё замерло в одно мгновение. Время, мир, Розберг, вселенная — всё. Просто взяло и остановилось.

Ей могло показаться, но вроде Экэйт хотел её поцеловать, но Вайна сама не заметила, как оттолкнула его лицо руками, на что она получила дозу непонимания от него, но ей было всё равно. Она приподнялась на локтях и, выпрямившись, села, смотря в пустую стену, которая не была обклеина даже самыми дешëвыми обоями, обрамляя подгоревшее в каких-то местах дерево.

Вайна медленно перевела взгляд на Экэйта. Ей в голову пришла такая глупая мысль, но она должна была проверить.

Она очень и очень долго вглядывалась в черты его лица. И с каждой минутой ей становилось ещё хуже, ей было плохо, и она чувствовала отвращение.

Форма и размер носа. Пухлые губы. Форма глаз. Тонкие брови.

Волосы.

Феиристские волосы!

Папа бы её, конечно, отругал за нецензурную лексику, но вот как ей можно было по-другому выразить степень своего осознания?

— Моя принцесса, что случилось? — спросил Курт, улыбаясь.

Как её сейчас тошнило от этой улыбки.

«Твой отец… — вздыхал папа, — он не был хорошим человеком. Ты даже не хочешь знать, сколько зла он причинил твоей маме».

Курт приподнялся и собирался обнять Вайну, но она тут же спрыгнула с дивана, толкая его руками в грудь.

— Отвали от меня! — раздражëнно закричала она.

Какой же беспорядок сейчас был в её голове! Ей казалось, что она сейчас с ума сойдëт. В памяти проносились папины истории о том, как этот демон довëл её маму до, ой, какого непоправимого состояния, и, формально, был причиной её казни.

О Йун, и это она, Вайна, наслаждалась, его обществом!

В груди всё сжалось от раздражения. Кровь бурлила в венах.

А ведь главное — какой умелый лжец! Придумывал на ходу истории о своём прошлом и при этом требовал искренности от неё! Ну, не лицемер, ли?

Курт был ошеломлëн подобной реакцией и инстинктивно сам ударил Вайну, повалив на пол.

О, теперь эти порывы ярости имели гораздо больше смысла. И то, как ему было плевать на людей, на то, что они подумали бы. И то, как он говорил, что легко всех сможет провести при желании.

И ведь провëл, лжец этот.

Курт тут же изменился в лице, в голубых глазах на секунду мелькнул страх, когда он увидел очередной признак своего внезапного насилия. Он с непониманием взглянул на свои толстые ручища, а Вайна от раздражения зарычала.

О, как же это похоже на то, о чëм ей говорил папа!

Курт хотел, как обычно, смыться незаметно, но Вайна остановила его, хлопнув дверью перед его носом с помощью магии.

— И теперь ты применяешь мои методы против меня же? — раздражëнно проговорил Курт, всё равно хватаясь за ручку и нервно пытаясь её открыть, но она лишь дëргалась, не позволяя открыться.

— Ты..! — Вайна закричала, указывая на него пальцем, а другой рукой как бы удерживая дверь закрытой.

— Теперь мы такие важные, можем пользоваться магией, — он взмахнул драматично руками, прыснув ядом, — и вот твоя благодарность, принцесса?

— Не называй меня принцессой, ты, лжец! — Вайна с силой топнула ногой.

На её удивление, стекло лопнуло и осколки разлетелись по комнате. Обычно она бы сказала себе: «Возьми себя в руки, держи себя в руках, держи всё в себе!» Но сейчас? Сейчас её распирало от злобы. Сейчас ей было плевать — да простит её папа.

И она-то ещё думала, что это у неё была маска. Да у него их было тысячи и больше!

Курт обернулся и раздражëнно выдал:

— Да что с тобой, принцесса?

— Я просила не называть меня принцессой!

Опрокинулись стулья.

— Да ты хоть понимаешь, кто я? — кричала она истерично, всплëскивая руками.

Курт сморщился, прищурился, открыл рот, закрыл, в светло-голубых глазах застыло внезапное удивление, а потом на лицо пришло отвращение.

— То-то я думаю, кого ты мне напоминаешь, — бросил он, стукая себя по лбу толстой рукой, признавая свою глупость.

Вот оно: осознание.

— Ты врал мне! — продолжала Вайна, заводясь ещё больше. — Какой ещё брат? Какие ещё попытки его покончить с собой? Тофт да, да это же даже не твоё настоящее имя, ють!

— А ты не врала мне? — возмущался, в свою очередь, Курт, прикладывая руки к груди, будто он был невиновен. — Ты — не демон и ни разу не была в Мерте, — он рыкнул. — Ты всего лишь отпрыск этой сумасшедшей!

— Не смей так говорить о ней! — ящики шкафов и тумб распахнулись, вывалившись на пол. — Это ты её сделал такой! Ты! Ты! Ты! — указывала она на него, пока вся мебель гремела вокруг неё, а электричество омывало ею всю.

— Да? — саркастично говорил он. — И где же здесь моя вина? Я её заставлял, что ли, по-твоему?

— Да! — заорала во всё горло Вайна. — Ты мучил её! Ты дал ей любовь, а потом не просто растоптал её чувства, но и сделал её жизнь сущим кошмаром! Это ты был тем, кто отправил её на огонь!

Курт, казалось, не нашëл, что на это возразить, и вместо этого выдал:

— Не смей так разговаривать! Я твой отец.

— Ты не мой отец! Это ты сделал меня такой!

Люстра рухнула между ними, пробив пол. Поднялась пыль, и Курт закрыл руками лицо, кашляя. Он простоял так, пока не заметил, что она наконец ушла, и медленно убрал руки с лица, быстро моргая голубыми глазами. Он взглянул вниз. Люстра-канделябр оказалась прямо в деревянном полу, прорубив его насквозь, но оставшись застрявшей в нëм.

Курт поднял глаза, но ничего не увидел с той стороны.

Вайны уже не было.

¹«Феиристский» — мат, выражает что-то между «ублюдский» и «грëбаный».