Иногда Петре казалось, что она боялась принимать сложные решения. Будь то поступление куда-либо, новая работа или вступление в отношения. Каждая мысль о том, что придется выбирать вводила ее в состояние внутренней паники, она загоняла себя в итоге в самый дальний угол, где чувствовала хоть некую безопасность. Петра не могла назвать себя решительной, смелой, целеустремленной. Могла лишь закрыть глаза и в панике не оставить свой выбор ни на чем. Возможно поэтому выбрать Элиаса или Джонаса для нее оказалось сложнее, чем для кого-то другого.

Сцена в планетарии врезалась в ее подсознание так сильно, что всю дорогу домой у нее калатало сердце, ей было жарко и волнительно. Ладони потели, а желание спрятаться в собственной комнате росло сильнее и сильнее с каждой минутой. Петра не стыдилась этого, лишь не понимала своих новых наклонностей. Да и в целом увидеть парней в настолько близком контакте для нее оказалось шоком. Она так и не вышла к ним. Видела, как они неловко отстранились друг от друга, перестав целоваться, как начали говорить о своих жизнях, испуганно уставившись в темноту.

А она стояла в стороне, в полумраке, наблюдала и почти не дышала, хотя все внутри сходило с ума от перевозбуждения и азарта. Петра выбежала из планетария спустя тридцать минут и начала хватать ртом свежий воздух, будто бы ей его катастрофически не хватало. Она хотела закричать, что ей страшно, но кроме молчания и зажмуренных глаз не последовало ничего. Так Петра и отправилась домой.

В родном месте она просто упала на кровать без сил. Петра даже не сняла с себя неудобное платье. Перед глазами стояло то, как Джонас охотно тянулся к Элиасу. Конечно, после свидания на Дунайской башне было точно понятно, что оба парня не против того поцелуя, но Петра думала, что это останется лишь ее инициативой. Она не знала — ревность это или просто непринятие действительности, но поняла одно точно — ей непривычно.

В какой-то момент Петра захотела потребовать, чтобы Джонас и Элиас целовали только ее. Петра перевернулась на спину и уставилась на потолок. Квадратная люстра начала раздражать. Она взяла телефон в руки и быстро напечатала одно единственное сообщение Джонасу:

«Я хочу, чтобы ты поцеловал меня на Леопольдсберге так, будто это наша последняя встреча. Приезжай туда на семь вечера».

Петра бросила телефон на кровать, не желая читать ответ и наконец сняла с себя надоевшее платье, оставаясь в голубого цвета нижнем белье. Она подошла к зеркалу в полный рост.

Девушка не помнила, чтобы в ее жизни был момент, когда она прямо ненавидела свое тело и внешность. Комплексы были, но они не мешали жить. А вот сейчас перед ней стояла немного напуганная девушка с длинными черными волосами, худощавой фигурой, россыпью родинок по всему телу, парочкой шрамов на руках и ногах от веселого детства и небольшой грудью, которая являлась главным комплексом в лет пятнадцать. Почему-то Петра не видела себя в этот момент привлекательной. Любимое нижнее белье, которое ранее вселяло уверенность, сейчас будто подчеркивало все недостатки — немного выпирающий живот, растяжки на ногах, толстые ляжки, широковатые плечи. Она приобняла саму себя, будто закрываясь.

«Они так целовал друг друга, будто бы это приносило больше удовольствия, чем я. Я просто дурочка, которая не может определиться в выборе парня, а они... почему они так тянутся к друг другу?»

По щекам Петры потекли крупные слезы, падая прямо на пол. Возможно она уже не привлекала их так, как ранее. Стала не такой красивой, не такой заботливой, не такой внимательной, не такой доброй... И Джонас выбрал Элиаса.

«Бред, какой-то бред, они любят меня, они говорили это, я должна им верить. Они смотрели мне в глаза и клялись в любви, пошли ради меня на такие сложные отношения. Боже... Джонас думал то же самое когда узнал об Элиасе... Как ему было сложно. Какая я ужасная...»

От мыслей хотелось завыть. Петра закрыла уши руками, будто бы так могла заглушить собственный голос в голове. Но он не утихал ни на секунду, а лишь становился громче и громче.

«Осталось немного, совсем немного и они бросят меня. Я недостаточно им подхожу... Я не могу дать им то чего они хотят. Я не верю в то, что они правда могли искренне говорить о своей любви ко мне. Я не та кого можно любить, можно хотеть видеть рядом с собой...»

Петра упала на холодный пол, начиная задыхаться от паники. Она ощущала как болело в груди, как сердце ломало кости на мелкие осколки, как глаза жгло от горячих слез. Они как кислота. Они разъедали ее кожу.

«Я не достаточно красивая для них, недостаточно умная, Элиас явно смеется про себя когда я что-то говорю про космос. Джонасу явно противно смотреть на мое лицо когда он играет на фортепиано, а я не понимаю ничего в музыке. Мои портреты посредственные и никому не нужные, Элиас не смотрит на себя, я его изуродовала на том портрете. А мое тело... мое тело не то которое может привлекать, может возбуждать. Есть девушки красивее меня, более подходящие им. Я мерзкая. Я уродливая. Я не знаю как меня можно любить».

Пол оказался противно холодным, но Петра продолжала лежать на нем, свернувшись калачиком. Она обнимала свои ноги и представляла тот момент как Элиас и Джонас ее бросали. Как она осталась ни с чем, как закрылсь в этой комнате и начала желать умереть, лишь бы не чувствовать ничего. Возможно она даже готова к такому, возможно смирилась. Все же у нее есть творчество, есть стимул жить.

* * *

Ава не сразу заметила, как спустя такой короткий промежуток времени уже часть вещей находилась в квартире Луки, а в ее обители медленно исчезало любое упоминание о Джонасе. Зато появлялся отчетливый аромат Луки, который приехал к ней, не в силах быть в долгой разлуке.

Он привез цветы. Букетик симпатичных ромашек, от которых лицо Авы расплывалось в улыбке. Купил конфеты, пытаясь порадовать девушку. Заполнить ту пустоту, образовавшуюся после разговора с Джонасом. Прощального разговора.

— Не хочешь прямо на выходных переехать ко мне? — спросил Лука, сидя на диване рядом с Авой.

Он приобнимал ее, гладя волосы.

— Ты не думаешь, что это слишком поспешное решение?

— Не думаю. Нам комфортно вдвоем, мы уже взрослые люди, которые могут строить совместное будущее. Эти отношения на расстоянии доводят меня до истерик. Я хочу быть рядом.

— Чтобы контролировать, не общаюсь ли я с Джонасом? — немного резко спросила Ава и Лука сразу же уставился в ее глаза.

— Какой контроль? Что ты уже там надумала себе?

Ава отстранилась от него, садясь подальше и залезая с ногами на диван. Она хотела личного пространства.

— Ты звонишь в любой самый неподходящий момент по видеосвязи, я думаю, что ты мне совершенно не доверяешь.

— Я доверяю, просто хочу знать, что происходит с тобой в какой-то момент.

— Можно просто написать и я скажу. Не звонить когда я, предположим, лежу в ванной.

— Но это же сексуально, не думаешь? — спросил с ухмылкой Лука и прикоснулся к ноге Авы, которую она быстро одернула.

— Это вторжение в мое личное пространство.

— Какое личное пространство, Ава? Мы вместе, я могу видеть тебя в ванной.

Она приобняла себя руками, будто закрываясь от Луки.

— Только когда я этого хочу, — ответила Ава. — Если не хочу — это нарушает мои личные границы.

Лука закатил глаза и сел к девушке ближе. Он обнял ее, хотя Ава показала всем видом, что тактильная близость сейчас была ей неприятна. Она скривилась от того, как Лука прижал ее к себе, но не оттолкнула, замирая как статуя. Он взял ее руки в свои и начал оставлять поцелуи на коже.

— Тебе нечего меня бояться и думать, что я как-то тебя контролирую. Я беспокоюсь о тебе, это забота, милая. Я люблю тебя и готов помочь перевести все вещи. Ты разве не хочешь со мной жить? Тебе не понравился Зальцбург?

— Зальцбург мне очень понравился, но я пока не знаю, готова ли к такому шагу. Я буду часто приезжать, обещаю.

— Ладно, как желаешь. Я думал, что ты куда решительнее.

Он уже потянулся к шее Авы, оставляя поцелуи на ней. Она ощущала себя объектом, который принадлежал Луке. Вещью, которую он хотел забрать к себе и окружить той любовью, кажущейся ему правильной. Без уважения личных границ, с ревностью, контролем и ограничением в общении с другими людьми.

Ава это понимала, но давала заднюю в решении сбежать, в решении не заходить очень далеко. Она сама поцеловала Луку, будто показывая что под его властью и все же готова ради него на многое. Ради его внимания и заботы. Никто не даст ей этого, любой отвергнет как Джонас. А Лука любил ее по-настоящему.

И она думала об этой любви когда готовила им ужин на своей небольшой кухне. Ава замерла напротив сковороды, помешивая слегка в ней овощи и уставилась в одну точку. Она останется вот так одна готовить эти ужины только для себя. Нет, этого она не вынесет. Ава отложила деревянную лопатку на стол и тихо пошла в сторону гостиной. Она замерла в дверном проеме, смотря на Луку, который ее не видел.

Внезапно он взял в руки ее телефон и спокойно разблокировал, зная заранее пароль. Глаза Авы замерли на телефоне, в котором Лука так нагло лазил. Она видела, как парень заходил в диалоги с ее друзьями. Как нашел переписку с Джонасом. Ава сжала рукой дерево и прикусила язык, желая на самом деле броситься в сторону Луки и выхватить телефон.

Но она не сдвинулась с места, снова замирая как статуя и лишь комок слез подкатил к горлу. Лука даже зашел в ее галерею. Рассматривал снимки с Джонасом. Ава не выдержала и, развернувшись, вернулась на кухню. Она взяла дрожащей до ужаса сильно рукой деревянную лопатку. Девушка начала нервно мешать овощи, которые уже немного подгорели.

По щекам потекли слезы. Она взяла в руки нож, нарезая мерзкий лук на досточке. Она не смотрела на него, уставилась в пустоту, захлебываясь слезами, пока не ощутила резкую боль в пальце и отскочила, вскрикнув. Нож упал на пол, а Ава уставилась на струйку крови, аккуратно стекающую по руке. Она начала задыхаться.

— Что случилось? — спросил сразу влетевший в комнату Лука.

Он нежно взял руку Авы, накрыл полотенцем, чтобы остановить кровь, а девушка по-прежнему задыхалась.

— Это что, настолько больно? Я сейчас принесу перекись и бинты, где они лежат?

Ава одернула руку и отступила от парня. Ее всю трясло и она хотела забиться в угол.

— Я сама... — прошептала она.

— Я могу тебе помочь...

— Я сама! — уже закричала Ава и выбежала из кухни, забегая следом в ванную и хлопая дверью так, что Лука недовольно закатил глаза и сразу же последовал за ней.

— Не кричи на меня! Что это за манера общения, Ава? Я не признаю такое! — закричал Лука.

Она открыла кран с водой и поставила под нее палец. Ава следила за стекающей в водосток кровью. Лука резко открыл дверь и уставился злым взглядом на Аву. Она хотела, чтобы он исчез.

— Ты не должна кричать на меня! — сказал строго он.

Ава взяла в руки бритву и уставилась равнодушно на парня. Ее глаза были ужасно красными из-за слез.

— Не подходи ко мне, а то я сделаю себе больно, — сказала Ава, прислоняя бритву к запястью.

Глаза Луки расширились, он немного опешил.

— Что ты творишь, дура?

— Дура? А где же та милая Ава, которую ты любишь? Уходи из моей квартиры!

Лука хотел выхватить из рук бритву, потому что его раздражало ее тупое поведение. Она вела себя очень глупо.

— Ты истеричка, а не милая Ава.

Он схватил ее за руку так больно, что Ава сразу вскрикнула и выпустила из рук бритву. Лука притянул ее к себе и девушка попыталась вырвать руку, но внезапное действие Луки отрезвило ее так, что она чуть не задохнулась. Он ударил ее. По щеке. Мерзкая пощечина, которая сразу начала неприятно жечь.

Лука отпустил ее и Ава убежала в спальню, падая на кровать. Она плакала так громко, что сердце Луки сжалось от жалости. Он вспомнил, как в детстве его отец оставлял на теле синяки из-за плохой оценки или непослушания. Как вымещал на нем свою обозленность на мир. Как Лука тихо прятался и плакал, чтобы он не видел, потому что мужчины не плачут.

У мужчин нет права на слабость или чувства. Это единственный урок, который Лука усвоил благодаря своему отцу. 

* * *

Петра с трудом заставила себя накраситься и выбрать хотя бы более менее нормальную одежду. Опухшее лицо выдавало ее внутреннее состояние, но желание встретиться с Джонасом было сильнее любой боли. Она ненавидела свое отражение в зеркале, но не могла показать как ей снова плохо.

На горе куда позвала Петра оказалось не людно. Будний день был на руку и поэтому девушка легко нашла Джонаса, который глядел куда-то в гущу деревьев, ожидая ее. Петра поправила рубашку, немного помялась на месте и все же подошла к парню.

Джонас, заметив Петру, сразу обрадовался и крепко обнял ее, следом оставляя одинокий поцелуй на губах.

— Почему сегодня не пришла в планетарий? Мы уже начали волноваться, — спросил Джонас.

— Я была немного занята, а после хотела отдохнуть. Но вот, я рядом с тобой, в таком красивом месте.

Джонас взял ее за руку и повел в сторону смотровой площадки.

— У Элиаса было такое интересное шоу. Мне кажется, я полюбил космос, — сказал радостно Джонас.

— А что после шоу было? Как посидели?

Джонас немного засмущался, покраснел и отвернулся.

— Да так, поболтали. В основном тебя обсуждали.

— Ого, какая честь, прямо обо мне говорили. Надеюсь, что-то хорошее, — сказала Петра.

Он врал ей, а она подыгрывала. Что за детский сад?

— Конечно, а как иначе?

Они оказались на смотровой площадке. Вокруг стояло пару людей, но ни Джонас, ни Петра не обратили на них внимание. Он приобнял Петру и они уставились на вечернюю Вену. Она была под их ногами, а вокруг лес и зелень. Такое место умиротворяло и давало отдохнуть от городской суеты. Оно давало чувство, что весь мир принадлежал лишь их чувствам.

Джонас приподнял Петру, усаживая ее на бетонную ограду и девушка засмеялась, мотыляя ногами в воздухе.

— Я рада, что ты сдружился с Элиасом, — сказала внезапно Петра.

Она положила руку на его щеку и посмотрела в самые родные глаза. Взгляд упал на губы и Петра вспомнила, как он ими целовал сегодня Элиаса.

— Он неплохой парень и если мы строим такие отношения, то должно все быть в балансе.

— Ты не зол на меня за то, что я предложила тогда вам поцеловаться?

Джонас отвел взгляд в сторону. Петре даже пришлось убрать руку и положить ее на его плечо.

— Я не был против, — ответил Джонас. — Если бы мне это было не по душе, то я бы не согласился.

— И что ты тогда почувствовал?

Джонас молчал, переминался с ноги на ногу, хотел провалиться пож этот асфальт и быстро убежать.

— Ничего особенного. Это просто было приятно.

— А ты бы хотел чего-то большего с Элиасом, чем поцелуй? — провокационно спросила Петра.

Парень пожал плечами.

— Я не знаю, не думал об этом.

Петра нервно усмехнулась и спрыгнула с ограждения, отходя прочь. Вокруг уже не было людей, а на город постепенно опускался мрак.

— Если захочешь — я не против. Но только при мне.

От удивления Джонас открыл рот и быстро закрыл его, не способный что-то сказать. Петра подошла к нему и, посмотрев снова в глаза, поцеловала в губы, от чего Джонас вовсе впал в ступор. Он приобнял ее за талию.

— Я не хочу, чтобы у нас были какие-то секреты, — прошептала Петра, немного отстранившись.

— У нас их нет, милая.

— Точно?

Он кивнул и следом Петра взяла его крепко за руку и потащила в сторону густой лесной чащи, минуя деревья и траву. Они оказались в отдалённом месте и Петру замерла, опираясь спиной об дерево. Она смотрела на Джонаса изучающе, рассматривая каждую деталь, которую и без того отлично знала.

— Поцелуй меня снова. Как это сделал с Элиасом, — попросила Петра.

Джонас шагнул к ней.

— Так же, как в туалете?

— Так же, как в планетарии.

Парень не шевелился. Петра могла предположить, что его сердце упало куда-то в пятки. Но все же эта пауза продлилась недолго и Джонас поцеловал Петру. Конечно же куда откровеннее, чем Элиаса. Она была другой, с ней все было другим.

Рука Джонаса расстегнула джинсы и Петра впилась ногтями в его руки, осознавая, что вовсе позабыла о том поцелуе. Сейчас была она и Джонас.

 * * *

Марлен стояла у двери квартиры Петры поздно вечером с потерянным выражением лица и не решалась нажать на дверной звонок. Живот скрутило неприятным спазмом от волнения и страха. От осознания — все резко изменилось. Один тест и все стало иным. Она покрутила помолвочное кольцо на пальце. Сделала ли она правильное решение, согласившись на брак с Паулем?

Марлен нерешительно нажала на дверной звонок и уже спустя минуту стояла перед Петрой, желая поскорее упасть в ее объятия.

— Что случилось? На часах десять вечера, ты почему не дома? — спросила сразу же Петра, но все же провела подругу в гостиную комнату.

— Я не хочу пока возвращаться домой, я могу переночевать у тебя?

— Да, конечно. Я никогда не против тебя в этой квартире. Может, ты хочешь вино? У меня завалялась одна бутылка красного полусладкого.

— Нет, спасибо. Я хочу просто упасть на диван в удобной одежде и чтобы ты меня обняла, — сказала Марлен, жалобно смотря на Петру.

Вокруг ее глаз скопились слезы и Петра сразу же понимающе кивнула и ушла в спальню. Она нашла свою самую большую и широкую футболку и вернулась к Марлен, которая уже сидела на диване, прижав колени к груди. Петра протянула ей одежду и девушка начала переодеваться.

— Ты меня пугаешь, — сказала Петра и села рядом с Марлен.

Она наконец упала в ее объятия и расплакалась так, что сердце Петры невольно сжалось.

— Все так сложно, Петра. Я не знаю, что делать...

— Ты волнуешься из-за помолвки? Я понимаю, это страшно, это что-то совершенно новое, но я же вижу, как вы с Паулем любите друг друга.

— Все хуже. Помолвка — это то чего я ждала. Ну или не прямо ждала, но была морально готова. Но... к другому я не готова. Петра, я беременна.

Глаза Петры расширились от шока. Она молчала с минуту.

— Это... неожиданно. Как отрегировал Пауль?

— Я пока не рассказала. Боюсь, что мы оба не готовы к этому. Брак — это сложная ступенька, но ребенок — это пропасть.

Петра обняла Марлен крепче, осознавая как ей страшно. Она и сама задумалась о том, как могла оказаться в такой ситуации, и ее сразу передернуло.

— Вы должны обсудить это все вместе, — сказала Петра. — Понять — готовы ли вы на такой шаг. Я в тебе уверена, ты будешь хорошей мамой.

— Я буду ужасной матерью. Я даже не могу контролировать свой алкоголизм. Боже, а если я уже была беременна когда пила?

Она схватилась за голову и громко разревелась.

— Я могла убить его чертовым алкоголем!

Марлен была на грани истерики и это очень напугало Петру. Она сразу пошла за водой, принося полный стакан и протянула его Марлен. Руки девушки тряслись, да и вся она тоже.

— Твои страхи понятны, но я знаю точно, что ты сможешь измениться ради ребенка, — сказала Петра.

— Представь меня с животом, потом с коляской. Я вот этого не могу сделать. Я никогда не хотела детей.

— Я понимаю. Вам решать — оставить этого ребенка или нет. Поговори с Паулем.

Марлен обняла свой живот и прикрыла глаза. Петра наблюдала за ней, осознавая, что уже ничего не станет так, как раньше. Их жизни изменились настолько, что оглянувшись назад, невозможно было поверить, что когда-то они жили иначе. Может, это как раз и был этап взросления.