Как просто потеряться в однокомнатной квартире. Среди троих людей. Среди дивана, ковра на полу и телевизора на тумбе. А вернувшись, осознать, что ты не на своём месте.

***

С той самой ночи я ни разу не звонила Еве, чувствуя свою вину перед ней. И на её звонки тоже не отвечала. Не знала, что говорить, и не готова была слушать правду о себе. Я была зла на Микаэля, Артёма и прежде всего на себя. Лиза оказалась права: мы все слишком заигрались, не думая о чувствах других. Я оттолкнула Сергея своей ложью, выпалив ее сгоряча, не подумав. Обидела Давида, который совершенно случайно вляпался в эту историю. Разругалась с друзьями. И не видела ни единого шанса вернуть всё обратно. Стоило извиниться, но совесть так сильно меня запугала, что слова извинений застряли в горле, мешая дышать. Я оттягивала этот момент насколько возможно, тем самым сильнее приближая себя к точке невозврата.

Общение с Давидом становилось в тягость.
Он работал, уставал и жаловался на эту усталость, хотя с Нового года прошло всего четыре дня. Раньше такого не было, он не грузил меня своими проблемами. Или, может, я просто не замечала этого? Но в один момент поняла, что уже невыносимо слушать это нытьё, и максимально корректно постаралась донести до него, что нужно менять вектор разговоров.

– Неужели в твоей жизни не происходит ничего хорошего? Только плохое? – спросила я в тот вечер, когда он в очередной раз жаловался на неблагодарных клиентов и скупые чаевые.

Стоит отметить, что Давид, хоть и был старше меня, вёл себя словно ведомый ребёнок. Либо он привык слушаться и подчиняться, либо так сильно дорожил мной, что готов был угождать мне во всём. Не знаю. Но для меня это тоже было минусом.

Он начал вышивать крестиком. Точнее продолжил. Оказалось, что у него дома давно лежала вышивка, к которой он приступил ещё год назад, а потом забросил. Какое отношение это имеет к моей истории? Каждый новый ряд крестиков на полотне преподносился как невероятное событие. Это стало тем самым хорошим, что происходило с ним. Параллельно он вымучивал из себя и другие положительные события, чтобы поделиться со мной. Например, что соседка с ним поздоровалась впервые за год жизни в этом доме. Или навигатор показывал, что ехать до работы сорок пять минут, а он доехал за сорок. Конечно, это не могло не бесить меня.

Наступило Рождество, и от моего энтузиазма познакомиться с его родными не осталось и следа. Но чувство вины, заставило выполнить своё обещание.

***

Он заехал за мной ближе к пяти часам вечера. Схватив пакет с заранее купленным вином и конфетами, я спустилась вниз к сияющему от счастья Давиду. Всю дорогу он что-то рассказывал про маму с папой, про блюда, которые они готовили к моему приходу, про вышивку свою бесконечную. Я лишь кивала и улыбалась, надеясь, что очередное "ммм" не окажется невпопад.

Он въехал во двор, остановив машину возле подъезда. Сказал, чтобы я подождала его здесь, пока он припаркуется:
– Оттуда далеко идти, постоишь здесь? Я быстро.

Свернул куда-то за дом, и действительно быстро вернулся уже без машины:
– Не замерзла?

– Нет, – почему-то солгала я. За эту неделю я привыкла к мысли, что у него и так много проблем и не стоит обременять его ещё и своими. Тем более, что они такие незначительные. Тогда это казалось мне правильным.

Мы поднялись на третий этаж. Он позвонил в звонок. Дверь открылась, выпуская из квартиры аромат домашней выпечки.

– Это мама – Нана Отаровна, – он указал на приторно улыбающуюся мне женщину. Полноватая дама невысокого роста пристально смотрела на меня, словно сканируя на предмет опасности.

– Меня называйте, дядя Лёва, – произнёс лысоватый мужчина, стоящий чуть позади Наны Отаровны.

– Это мой папа, – добавил Дато.

– Маша. Очень приятно, – во рту пересохло от волнения, хотя ещё минуту назад я была абсолютно безразлична ко всему происходящему. Возможно, взгляд его мамы так повлиял на меня.

– Очень приятно, – слегка причмокнув или цокнув, я так и не поняла, повторила за мной его мама.

– Проходите, что ж вы так и будете стоять в подъезде? – папа явно был настроен более дружелюбно.

Я протянула пакет с угощением Нане Отаровне. Она молча приняла его и ушла в сторону кухни.

Дато показал мне, где помыть руки, и проводил в комнату, в центре которой уже стоял накрытый стол. Диван, спрятанный под зелёным, шерстяным покрывалом, с красными цветами, в углу массивное кресло в коричневой плюшевой обивке. Весь пол был закрыт желтовато-серым ковром, у стены стоял шифоньер с глянцевыми коричневыми дверцами, напротив был сервант и телевизор.

– Ой, Дато, а что ты не рассказал своей девушке, что к нам в гости не ходят с магазинным вином?

Давид виновато опустил глаза, словно ребенок, желающий избежать серьезного наказания.

– Мариночка, мы пьём только домашнее грузинское вино. А этим магазинным порошком только тараканов травить, – его мама искусственно рассмеялась. 

– Извините, но домашнего грузинского у меня не было. И меня зовут Маша, а не Марина.

– Какая обидчивая, – она потрепала меня за щеку, словно я маленький ребёнок, и мы знакомы всю мою жизнь. – Кушайте. Датошка, положи Мариночке долму. Совсем тощая девочка, нужно поправляться, а то детей вынашивать тяжело будет.

Дато подавился и закашлялся, орошая слюной открытую часть моей руки.

– Дэда, её зовут Маша, не путай, пожалуйста.

– Важишвили, чэми суло, сложно запомнить. Не обижается пусть.

"На таком сложном языке разговаривать ей не сложно, а имя моё запомнить сложно! Что за бред", – я уже поняла, что мне здесь не сильно рады.

В течение всего времени ужина три пары глаз смотрели на меня: одна с нескрываемым презрением, вторая с праздным любопытством, а третья с неким восхищением и гордостью. Каждый раз, когда я делала что-то не так, как они, Нана Отаровна вспоминала, что она грузинка, и говорила на непонятном мне языке. После каждой такой реплики отец и сын, что-то отвечали ей, при этом виновато улыбаясь мне.

После очередного острого блюда, я поняла, что ещё ложка и мой желудок отправится в свой последний путь. Казалось, вот-вот и я начну дышать огнём, а из ушей пойдёт дым.

– Что не вкусно? – поинтересовалась мама Дато, увидев, как я ковыряю ложкой в тарелке.

– Вкусно, просто слишком острое. Я не привыкла к такой еде.

Она усмехнулась и снова что-то сказала Дато на грузинском. Было заметно, что его эти слова не обрадовали.

– Ладно, Мариночка, раз все уже наелись, поможешь мне на кухне? – голос его мамы был достаточно грубым для женщины. Как будто она всю жизнь проработала в армии с солдатами и столько кричала на них, что осипла.

– Я знаю, тебе нравится мой Дато, – вот так, без церемоний и прелюдий, завела она разговор, когда мы обе зашли на кухню. – Он хороший мальчик, многие хотели бы оказаться на твоём месте. А оказалась ... ты.

– Ну, мы.., – я хотела сказать, что мы лишь друзья, но Нана Отаровна была настроена говорить, а не слушать.

– Ему давно уже жениться пора. Но очень сложно найти порядочную, воспитанную и достойную партию.

"Ага, ещё и такую, чтоб она вам понравилась", – самый главный параметр отбора будущей невесты она почему-то не назвала.

– Мы с отцом уже старые. За нами уход нужен будет, а Дато много работает. Нужна невестка. И помощь мне по дому будет, и присматривать за нами сможет.

– А если она тоже работать будет? – непонятно, на что я рассчитывала, когда задавала этот вопрос.

– Какая работа? Что ты говоришь? – усмехнулась женщина, не оборачиваясь ко мне. – Ей некогда будет работать. Хозяйство ляжет на неё. Сначала я буду помогать, конечно. Научу, как надо. А потом всё сама. Уборка, стирка, глажка, обед приготовить. Дато с отцом каждый день свежее любят. На второй день уже не едят еду. Ещё за детьми ухаживать.

– Не лучше ли работать и оплачивать услуги клиннинга и няни, например? Еду заказывать можно, – такое чувство, что я уже стала его женой и отстаиваю свои права. – И вдруг они не станут детей сразу заводить?

Нана Отаровна резко смерила меня презрительным взглядом:
– А девушке на что руки? Жена должна заботиться о муже, а не какая-то женщина из клиннинга. Это раз! А два! Дети будут обязательно! Их нужно сразу рожать, пока совсем организм старый не стал. Я поздно родила и мне тяжело было. Поэтому невестка должна быть молодая, свежая.

Я молча и тяжело проглотила все опровержения, вопросы и отрицания, что рвались наружу: "Молчи, Маруся. Лучше молчи! Словно корову выбирает сыну, а не жену".

– Тебе понравились ухаживания моего Датошки? – как ни в чём не бывало, она сменила тему.

– Ну,.. да, – я пожала плечами, не понимая, стоит ли обсуждать с ней этот вопрос.

– Ну, да... – с пренебрежением в голосе повторила она мой ответ, – конечно, понравились, я же помогала ему.

– Что? – её слова долетели до моих ушей, но их смысл где-то затерялся.

– Дато во всем советовался со мной. Он у меня послушный мальчик. А если не слушается, потом жалеет. Ему уже двадцать семь лет, но он всё равно проверяет иногда, что будет, если поступит по-своему. Вот, Новый год не встретил с нами и жалеет, – она снова посмотрела на меня своим уничтожающим взглядом, а потом притворно опомнившись, добавила, – ой, он просил не говорить тебе. Но материнское сердце так болит, когда единственного сыночка что-то беспокоит. Мариночка, давай сделаем вид, что я тебе ничего не говорила?

– Я - Маша, – пробубнила я.

– Ой, ну, что ты придираешься весь вечер?

Я чувствовала, как моя нижняя челюсть стремится к полу. Настолько бесцеремонной женщины я ещё не видела. Такая даже после своей смерти не даст покоя сыну. Ей кажется, что она проявляет заботу, но по факту несчастное дитя всю жизнь растёт под гнётом матери. Без права на ошибку. Я даже представила, как Давид вернулся домой после Нового года, а мать утешала его, приговаривая: "Я же тебе говорила".

– Марина? Ты что? Уснула? – она больно ущипнула меня за плечо.

– Я же сказала, что меня зовут Маша. Марина не моё имя, – я раздражённо пробурчала, поглаживая руку.

– Да-да, я помню. Датошка сказал, что твои друзья не приняли его.

Тут я поняла, что Нана Отаровна взяла на себя роль кармы. И мстит мне за Артёма и Микаэля, которые издевались над её сыночком.

– Они всегда такие. На дураков не обижаются, – заступилась я за эту парочку.

– С дураками дружить не надо. 

– Ну, уж друзей позвольте мне самой выбирать.

– Ладно, не будем о плохом. Дато сказал, что тебе надоели музеи, – она сделала паузу, как я поняла, для моего ответа. Но поняла я не правильно. Мой ответ её снова не интересовал, это была часть спектакля под названием "Уак избавиться от потенциальной невестки". – Но я удивилась, как девушке могут надоесть музеи?! Это что значит? Ей больше нравится шляться по кафе и отелям? Или она не любит искусство, а любит лавочки перед подъездом, – её смех вызвал рвотный рефлекс. Хотелось взять сковороду и огреть её по голове. Или съязвить что-нибудь.

– Что-то вы здесь задержались, девушки, – дядя Лёва предотвратил преступление своим появлением на кухне, – мы чай будем пить сегодня или нет?

Женщина что-то сказала ему по-грузински, отчего мужчина виновато улыбнулся мне и подмигнул. Я растянула губы в ответной улыбке, хотя хотелось попросить его спасти меня от этой женщины.

***

Уже с чаем мы вернулись в комнату. Сели за стол. Нана Отаровна к моему удивлению больше ничего не говорила мне и даже не закатывала глаза на мои слова. Дато притащил свою вышивку, чтобы я могла вживую насладиться красотой, что сотворили его руки. Но вряд ли я когда-нибудь смогу стать такой же актрисой, как его мама. Поэтому моя реакция явно его не удовлетворила.

Пока мы пили чай, парень что-то рассказывал мне. Его отец уже лежал на диване, листая каналы. А Нана Отаровна пересела в кресло, глаза её были устремлены в экран, но слушала она явно не телевизор.

– Представляешь, – донеслись до меня слова Дато.

– Угу, хорошо, – произнесла я, не понимая, о чём он говорит.

– В смысле "хорошо"? Что хорошего? – удивился Дато. – Я говорю, увольняют всех по очереди. Меня уволить могут, а ты говоришь "Хорошо"!

Как просто потеряться в однокомнатной квартире. Среди троих людей. Среди дивана, ковра на полу и телевизора на тумбе. А вернувшись, осознать, что ты не на своём месте. Я посмотрела на него, мысленно вернувшись в эту комнату, и сказала:
– Давай поговорим?

– Мы и так говорим.

– Нет, наедине. Давай выйдем.

– На улице холодно, здесь говорите. Мы с папой не будем вам мешать, – вклинилась Нана Отаровна.

Я выжидающе смотрела на него. Даже сомневалась, что он ослушается свою мать. Но он что-то сказал ей на своем языке, казалось, что они даже поспорили, потом повернулся ко мне:
– Пойдём, только в подъезд, не на улицу.

Я кивнула, вставая со своего места. Накинула на себя пальто, под предлогом, что в подъезде тоже может быть прохладно, и вышла.

– Нам надо расстаться, Дато, – начала я, как только убедилась, что мы на достаточном расстоянии от ушей его мамы, – я знаю, ты ничего не ждёшь от меня и не требуешь, но рано или поздно придёт момент, когда ты захочешь перейти на следующий уровень отношений, а я нет.

– Почему ты так уверена? Всё же было хорошо.

– Я рада, что для тебя это было хорошим этапом в жизни. Но я, повторюсь, не готова к серьёзным отношениям.

– Но почему? Я готов подождать, – он смотрел на меня, словно ребенок, у которого отнимают конфету.

– Не вынуждай меня говорить всю правду до конца, тебе она будет неприятна.

– Ты любишь его? Того парня с дачи... Сергея.

Я качнула головой в знак подтверждения его слов:
– Прости, Давид, что потратила твоё время впустую. И извинись от меня перед родителями, что ушла, не попрощавшись.

Я развернулась в сторону лестницы, не дожидаясь его ответа, и начала спускаться вниз. Вызвала такси и уехала домой.

Давид продолжал мне писать после этого вечера. Поначалу я отвечала ему. Но после поняла, что это так и будет продолжаться, поэтому заблокировала его номер.

И этот этап позади. Тогда мне казалось, что на этом все проблемы и мои косяки закончатся. Но у судьбы были на меня свои планы.

_______
За идею свести Машу с маменькиным сыночком спасибо @Lumba_tumba. Из всех вариантов, что она предложила, мне пришлось выбрать один, чтобы не сильно уходить от сюжета. Хотя, признаюсь честно, руки чесались, других чудаков тоже отправить  на свидание к Маше)))