- Это сочетание читается как "ло". А в контексте с "pihc" получится "лоренс". - Охотно пояснял Даймонд, активно жестикулируя левой рукой; в правой же он сжимал внушительный сборник рукописных сочинений. - Этот знак называется "двоякая эр" и приписывается исключительно соответствующей букве. Обозначает удвоенную "р" или (в исключительно редких случаях) добавочное "э" при "р". К примеру, в слове "kaplai" - дышать. И ряд подобных ему по значению. - Он глянул на Эстер, убеждаясь, что она действительно слушает. - Что же у нас получается вкупе? Lopihc Cfitaw. Святой Лоренс - мало того, что название одного из известнейших произведений культуры древнего Ариэйтеса, так ещё и нарицательное имя, плотно укрепившееся в нашей речи.

- Ясно, - девушка понимающе закивала. - В Элозиане мы активно изучаем Древний Ариэйтезианский, но, увы, мне он совсем не даётся. Хоть что-то усвою.

- Он действительно не из простых, скажу на личном опыте. Меня, как всех родившихся в те годы и в дальнейшем вообще, с пеленок учили Мидорианскому. И вашей письменности соответственно. За свой родной язык взялся многим позже, когда всерьез увлекся каллиграфией; вместе с некоторыми лицами организовал проект по переписи древней исторической литературы. Помнится, мы даже иллюстрировали её... Что забавно, - впервые за долгое время Даймонд улыбался без издевки и высокомерия, - наш собственный язык максимально ярко обрисовывает наш же изъян. Слишком много букв "р". Катастрофически.

Алроуз прервался, срыву отдернул запылившуюся штору маленького оконца.

- Мда... Я не ошибся. Лайронское ущелье. Мы прямо над ним.

Эстер припала к окну, ловя блеклые силуэты, сквозь заплывшее стекло. С замиранием сердца отметила схожесть местности, с описываемой Равеном. Это был тот самый обрыв. Первая и единственная возможность побега.

Всё зелено и светло. Тонкая дымка туманного неба обрушилась к земле плотным покрывалом, накрыла долину. Чёрный провал зиял меж неё всеобъемлющей дырой, протянулся от самой кромки дороги к еле видному горизонту, где рябел и терялся. Пучки зелёных крон мелькали и смешивались, сливались в единое пятно, чтобы с новым поворотом проступить резче и чётче. За ними - отголоски витиеватых речных потоков, обрывки перистых облаков и дым. Тугой и тягучий.

- Вас что-то тревожит? - Даймонд поймал волнение в её лице.

Эстер тотчас без остатка и промедления смахнула с губ тревогу, расплылась в полу-улыбке.

- Чарующее зрелище, - сковала пальцы рук, скрывая дрожь, застывшую на кончиках пальцев, потупилась.

... Не дай Бог, он что-то заподозрит! И если сам Всевышний на её стороне, непременно убережет от этой кармы...

Долгожданная передышка.

Эстер вырвалась из душного дормеза, жадно хватая свежий горный воздух, огляделась, щурясь от боли в глазах. Широкая поляна, тишь и гладь, лес по правую руку и ясная тропа, уходящая в его глубь. Все, как и говорил Равен. В точности.

Силуэт Витнея показался вдали маяком надежды. Он держался обособленно, сторонился всяческих разговоров и компаний, ловил осуждающие и пренебрежительные взгляды, скованным шагом скрылся в тени крючковатых деревьев.

- Опять ты! - одарил осуждающим взглядом.

... Видимо, всё ещё дулся из-за нотаций...

- Я. - Девушка усмехнулась, в стеснении свела руки за спиной. - Я... Извиниться хотела. Всё, что ляпнула тогда, сущие глупости, и тебе не стоит воспринимать их близко к сердцу. Знаю, ты, итак, плохо относишься ко мне, но если это поможет сгладить ситуацию... Я признаю, что была не права. И я очень ценю тебя и твоё общество, пусть это сразу и не заметно.

- Я не обижаюсь. - Витней прислонился к стволу дерева, устало запрокинул голову. - По крайней мере, понимаю, что всё, сказанное тобой, правда и...

Эстер на секунду просветлела, тут же почувствовала укол совести.

- Я хотела сказать, - она чуть замялась, - что я собираюсь покинуть лагерь прямо сейчас и если ты...

- Витней! Вит-ней! - мягкий голос резанул слух столь сильно, что северянка всерьёз почувствовала звон и боль в ушах.

По дорожке к ним спускалась сияющая Франческа. Волосы её золотом блестели и вились на ветру, мужской костюм сменился лёгким алым платьем, куда более привычным и приятным глазу.

Заметив, с какой покорностью Витней двинулся на её зов, Эстер панически впилась в его плечо.

- Погоди! Дослушай меня!

- Побег - сущая глупость, как ни крути. Посмеялась?! Повеселилась?! Так кончай эти шутки! Лично мне совершенно не смешно...

- Я говорю серьёзно, Витней! Да постой же ты! Послушай меня хоть раз! - грубо дёрнула его на себя.

Но в его глазах виделась ей всё та же глупая усмешка.

- Равен сказал...

- Только не приплетай сюда Равена! - Он глухо рассмеялся. - Его здесь не было, и быть не может!

- Ты ошибаешься!

- Я? Что уж таить, да! - сбросил её руки со своих плеч. - А ты беги! Я посмотрю! Следуй своим глупым прихотям, если жизнь тебя, так ничему и не научила!

И перед глазами всё поплыло.

Обида и жалость к себе слезами выступили на глазах, когда Эстер безмолвно развернулась, поспешным шагом удалилась. Сердце клокотало в груди, рвалось сквозь всхлипы, затмило собой все звуки кругом. И лишь силуэт Даймонда, появившегося из неоткуда, вмиг отрезвил мысли.

- Прошу Вас, займите своё место. Мы отбываем. - Словно приговор, свидетельство её неудач и провалов.

________________

- Что-то случилось? - под стук колёс голос Даймонда звучал сбивчиво и даже тревожно. - У Вас глаза на мокром месте.

Эстер стиснула собственные ладони, безотрывно смотрела в окно, стараясь то ли заснуть, то ли впасть в прострацию. Ни то, ни другое не выходило, зато злосчастное чувство вины продиралось сквозь плоть всё резче и активнее, заполонило сознание.

- Эстер?

Даймонд приблизился к ней настолько сильно, что она смогла в подробностях разглядеть оттенок и рисунок его глаз. Тонкие, заостренные на концах иглы рассекали тёмную радужку, сливались с расширенным зрачками, тонули и плавились в редких бликах. Северянка поспешно отстранилась, вжимаясь в спинку сидушки.

- Простите, мне показалось, что Вы спите с открытыми глазами. - Его черты вновь приобрели тот пренебрежительный оттенок, что не спадал в течение дня. Вернулась скука и отторжение.

- Нет! Что Вы! Нет. - Она сдержанно улыбнулась.

- Вы повздорили с Витнеем?

- Немного. - Или много? Эстер толком и не знала.

- Вы выглядите обеспокоенной...

- Дело не в нём.

- Я так понимаю, говорить истинную причину Вы не станете? - Устало прикрыл глаза, глядя куда-то сквозь собеседницу.

- А Вам... интересно? - Впервые застала Даймонда врасплох.

Он посмотрел на неё с искренним удивлением, безотрывно и непонимающе.

- Эмм... - легко, словно в нервозе усмехнулся. - Я... Не совсем понимаю.

И его взгляд совсем потускнел на фоне растерянности.

- Я имею в виду, что... - Эстер и сама замялась, не ожидая такой реакции. - Вам действительно хочется узнать или это элементарная форма вежливости? Вы действительно обеспокоены или это чувство сродни привычки? Вы спрашиваете с сопутствующим желанием помощи или Вами руководит Ваше же высокомерие?

- Допустим, мне действительно интересно. - Он выдавил из себя сухую фразу.

- Допустим?

- Просто интересно.

- Хорошо. - Окинула Даймонда изучающим взглядом, ища в нём фальшь. - Я... Кое-что пообещала одному человеку. Причём то были не просто слова, брошенные на ветер, а моё обязательство перед ним. И, кажется, я не смогу исполнить его. От меня как никогда многое зависело, и я не смогла справиться со свалившейся на мои плечи ответственностью, не смогла оправдать его надежды. - Звучало излишне откровенно, но Эстер не испытала ни капли стыда.

- Хм... И всё же Вы утаите от меня имя этого "таинственного незнакомца"?! Впрочем, так даже интереснее. - Он оскалился, обнажая ряд безупречных белых зубов. - Меня тяготит скука, и не будет Вам в обиду, если я попытаюсь угадать, кто же это именно... Хм... Это юноша, к которому Вы испытываете трепетные чувства, Ваш примерный ровесник. Быть может, чуточку старше.

- Допустим.

- Дайте мне подсказку. Я знаю его?

- К Вашей удачливости, да.

- Что ж, - Даймонд выглядел действительно увлеченным, - в таком случае, он вероятно из ряда Отчаянных. Верно?

- Верно, но... Как Вы пришли к этому?

- Это не сложно, исходя из того, что круг моих и Ваших совместных знакомых весьма узок.

- И правда, - Эстер рассеянно улыбнулась.

- И всё же, что интересно, общаться с Отчаянными Вы не брезгуете.

Северянка встрепенулась, недовольно фыркнула.

- Ищите повод, чтобы упрекнуть меня?! Пожалуйста. Вам есть за что.

- Я всего-навсего удивлён. Приятно удивлён. - В лице его проступило торжество. - Не откажите в ещё одной маленькой подсказке?

- Какой именно?

- Опишите нашего «незнакомца» одним отличительным качеством. Мне сего будет вполне достаточно.

- Как по мне, крайне бесполезно, но будь по-Вашему. - Эстер с невероятной лёгкостью отыскала подходящее слово. - Он - восхитителен. Не больше и не меньше.

Алроуз с минуту пусто глядел на неё.

- Как же всё-таки...

- Глупо?

- Я бы сказал, по-девичьи. - Склонил голову на бок, устало прикрыв глаза. - Совершенно не могу понять... Это слишком размыто. Почему именно "восхитительный"?

- Всегда хотела сказать ему, как восхищаюсь им, но так и не нашла в себе сил. - Говорила сквозь ком в горле. - Его решимость, его увлеченность, его стойкость и уверенность. Я бы никогда не смогла возыметь, хотя бы одно из четырёх. Рядом с ним чувствуешь себя свободнее и легче, чем когда-либо было. И это вдохновляет.

- Вы влюблены в него?

- Получается, что так. - Звучало обречённо. - Это... Ужасно?

Алроуз болезненно улыбнулся.

- Хуже и быть не может.

__________

Открытые Мидорианские Земли более всего походили на пустошь; провал, что зиял посреди лесов серыми песками и рыхлой почвой.

На подъезде к месту, где предполагалось разбить лагерь, Даймонд на ходу выскочил из дормеза, ловко спрыгнув на пыльную землю. Во взгляде его читалось лютое напряжение, в обрывистых движениях - решимость. Взмахом руки он велел части всадников прочесать близлежайщие земли, сам же потребовал лошадь и верхом выехал вслед за ними. Ближе к полудню, когда пески накалились и выжженная земля приобрела золотистый оттенок, они вернулись в малость утомленном состоянии, позволили разместиться у края поля.

Когда Даймонд отцепливал собственные вещи от свала общего багажа, Эстер поймала момент для смутного:

"Что-то не так?"

Тот раздражённо дёрнул на себя ручку кованого чемодана, с недовольством покосился на девушку.

- Не хотелось бы волноваться без должного повода, - звучало противоречиво, - но представители мидорианской стороны должны были прибыть раньше нашего. На ближайшие десять километров ни души. Абсолютно никого. Так что будьте готовы. Если к следующему утру, так никто и не заявиться, Вы с Франческой и Витнеем немедля отбудете.

- Мы возвращаемся в Ариэйтес?

- Не мы, а вы, - любезно поправил.

И ничего более.

Разбили шатры. Сначала центральный из алой, багревшей на свету ткани, а затем два к нему прилежащих, весьма неприметных тускло-синих оттенков. Ветер вольно разгуливал в них, прорываясь сквозь щели, верещал у самых ног, тревожа и без того лишённые покоя души. Сердцевиной лагеря стал костёр, что усердно не хотел разгораться битые два часа. Сухие ветви стремительно иссекали одна вслед за другой, и угли никак не могли погреться.

Витней нарочито сторонился Эстер. Завидев её, демонстративно разворачивался, стремительно ускользал в противоположную сторону. Другой его тактикой стало беспрестанное сопровождение Франчески; он и на шаг от неё не отступал, будто вся его жизнь вмиг собралась у её рук. Такая игра в кошки мышки продолжалась весьма долго, после чего Витней добровольно сдался, но лишь для того, чтобы перейти в наступление. И следующим пунктом стало злорадство.

Пока все были увлечены хлопотами, он не без труда высмотрел Эстер, перетаскивающую вещи из дормеза в центральный шатёр. И надо отметить, пришёлся как нельзя кстати.

- Тебе помочь? - он возник из-за спины, напугал своим появлением.

- Разумеется. - Она грубо пнула чемодан к его ногам. - Неси!

В тот момент, где-то в глубине девичьей души забрезжила слепая надежда, что Витнеем руководило чувство вины, но он сам оборвал её полной озлобленности фразой:

- Честно, надеялся, что больше не увижу тебя здесь. А вот оно как! Трусость всё-таки взяла верх.

После этих слов всякое желание примириться исчерпало себя, и Эстер бросила сухое:

- Франческа там. Наверное, заждалась тебя.

К вечеру хворост иссяк. Кто-то из всадников отягощено вздохнул, готовясь вновь последовать в лес, но девушка взяла дело на себя, ссылаясь на необходимость отдыха всем присутствующим. На самом же деле мечтала хотя бы минуту провести уединенно, не попадаясь никому на глаза. Добилась своего.

Дорожка к лесу тянулась узкая и размытая. Северянка двигалась строго по ней, не сбиваясь ни на шаг. Деревья вскоре застелили небо, оставив небольшие промежутки в виде лысеющих ветвей и мелькающих пробоин света. Тьма сковала по рукам и ногам, но было нечто, ясностью проклюнувшееся сквозь неё, и более не исчезавшее.

Шум.

Эстер думала, что это всего-навсего треск листвы под её собственными ногами, но замерев посреди тропы, уловила вполне чёткий, разрозненный гул в отдалении. Мысль о чьём-то присутствии не казалась пугающей, скорее просто странной и неприемлемой.

Шаг. Ещё шаг.

Чем ближе, тем больше северянка убеждалась в своей правоте, правда, совершенно не могла предположить, кто может является источником этих звуков. Местные жители? - Открытые Мидорианские Земли немноголюдны, если и вовсе не находились в запустении. Кто-то из лагеря? - Нет. Звук раздавался с обратной стороны, будто некто шёл навстречу. Долгожданные представители власти? - Общая дорога тоже пролегала в другом конце, и вряд ли бы, богатые господа стали бы продираться пешком сквозь лес.

Множество шагов.

То был последний факт, отмеченный Эстер без доли сомнения. Два, три или целый десяток - количество людей варьировалось от минимума до максимума и распознать его с точностью никак не удавалось.

А потом прогремел выстрел. Прямо за спиной, где-то в стороне лагеря, и северянка машинально бросилась вперёд, еле сдержав крик ужаса, как вдруг что-то преградило дорогу, возникнув перед самым лбом. Эстер ясно помнила, как упала, и колени с треском впечатались в рыхлую почву. Зажала уши руками, зажмурилась из последних сил, до дрожи боялась поднять глаза. Помнила силуэт гвардейца, нависшего над ней, словно скала над затихающим морем. Чувствовала, как он впился в её плечо, грубо поволок за собой, подставив револьвер к виску. Помнила собственный крик и слёзы, застилавшие в тот момент глаза. Как сопротивлялась и билась, молила о пощаде, захлебываясь слюной, загребала теперь уж босыми ногами едкую землю. Безликими силуэтами в памяти возникли другие гвардейцы, обступившие её по кругу. Её же пленитель въелся в память острыми чертами, что удалось разглядеть, в ту секунду, когда он схватил её за горло, подтянул к себе. И самым ярким виделись его непроглядные глаза, на фоне которых так бескомпромиссно терялась роскошь одежд.

Помнила жилистые руки, раздирающие кожу.

Помнила обрывки вечернего неба, тусклого и пустынного.

Помнила, как оборвалось дыхание и всё погасло.

____________

- Увы, я не поэт и в прозе совсем не силен, а потому признание моё может показаться Вам совершенно пустым и безликим. Но будьте уверены, нет ничего честнее и искреннее, чем сказанное мною, ведь вместо сотни слов я говорю всего лишь три: я люблю Вас. И этого более чем достаточно, чтобы выразить то, что я испытываю к Вам.

Витней чувствовал себя маленьким мальчиком, который впервые за долгое время сознался в чём-то плохом и теперь молит о прощении. Чувствовал себя глупо, но на редкость легко и опустошенно, будто рой нескончаемых мыслей, наконец, вырвался наружу, покидая пределы улья-головы.

Свобода. Более чем мнимая, но всё же свобода.

Франческа выглядела глубоко оскорбленной и вид её ничуть не радовал. Впервые за долгое время Витней чётко осознал, что ничего не ждёт взамен своим чувствам, а сказанное, как на духу признание - дань честности с самим собой. Впервые ощутил ту жертвенную покорность судьбе, которую разум воспринимал героическим поступком. Необходимостью. Очередным доказательством целостности собственной личности и чистоты намерений, которых и вовсе не было.

- Знаете, - Франческа собралась с мыслями и с тяжестью произнесла, - у меня имеется одна наиглупейшая история, связанная с тем, что с раннего детства я плохо держалась на ногах. Постоянно спотыкалась, падала, раздирала в кровь колени и руки. Жутко стыдилась и боялась этого. В то время я, упертая и твердолобая, видела проблему в собственной невезучести и всяческих посторонних факторах, которые сопутствовали моё несчастье. Так и шло время, а я всё винила всех кого ни попадя в своей неуклюжести. Апогеем стал поход в мидорианский театр, на лестнице которого я запнулась и чуть ли не сосчитала лбом ступени. Чётко помню слова Даймонда, который поддержал меня в тот момент: "Вместо того чтобы задирать нос и витать в облаках, лучше смотри себе под ноги". Это было столь очевидно и столь глупо, что я до сих пор продолжаю удивляться, как я сама не пришла к той мысли. Порой вещи столь очевидны, но мы не можем осознать их в силу чрезвычайного самолюбия. - Она перевела дыхание. - К чему я это? Ваши чувства имеют место быть, и они небезосновательны. Но если перед Вами станет задача понять их действительную почву? Так ли всё складно? Я знаю, это сложно признать, но... давайте будем честными. Вы толком не знаете жизни, и будь на моём месте любая другая особа, и будь она с Вами хоть чуточку мила, Вы бы непременно испытали всё то же. Так стоит ли игра свеч? И это я отбрасываю религиозный и социальный аспекты. Вам может показаться, что я сужу излишне строго и предвзято, но сказанное мною не больше чем данность.

Витней впервые не признал, стоящего пред собой человека. Говорила и судила она совершенно иначе, будто не осталось от прежней Франчески и крохи былой беспечности.

- К тому же, Вы совершенно не знаете меня. Не в обиду будет сказано, но кого Вы любите?! - она криво улыбнулась. - Половину меня?! Или целостный, но совершенно инородный образ?! И то, и другое... Неприемлемо.

- Благодарю за откровение. - Витней еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. - Но я ничуть не могу понять Вас. И уж точно не смогу разделить Ваши взгляды. Вы так цинично и безжалостно рассуждаете о моих чувствах, будто это единая налаженная система логических связок и действий. Аппарат. И Вы его конструктор. Единственное, в чём Вы действительно правы, моя любовь к Вам - падение. Я лечу куда-то вниз, а быть может, даже и вверх, не видя ничего, кроме пропасти под своим телом. И этому нет ни конца, ни края. - Он со скорбью покачал головой. - Впрочем, пусть будет по-Вашему! Мои чувства действительно сущая глупость, но прежде чем судить меня, обратитесь к себе, ведь Ваша собственная любовь всего-навсего мания.

Витнею думалось, что вот и настала наивысшая точка его жизнь, ибо с неё, как правило, путь лежит только в бездну. Стремительно и необратимо.

В тот момент раздался выстрел. Совсем близко, буквально в паре шагов. Юноша даже и сообразить не успел, что происходящее реально и вне его головы, как в шатер ворвались вооружённые до зубов гвардейцы. Алое полотно вздыбилось за их спинами, словно огненный шлейф, опалило воздух. Пыль и ветер вскружились в диком танце из-под их ног, на миг окутали всё кругом непроглядным туманом.

Яркое неумолимое солнце прожигало глаза, так что Витней на секунду почувствовал себя полностью ослепшим. Его выволокли наружу, вслед за Франческой, что ничуть не сопротивлялась и покорно брела рядом. Взгляд её совершенно пустой и потерянный зацепился за гору обескровленных тел, сваленных в центре лагеря у самого огня. Плоть коптилась, насквозь пропиталась дымом, так что невообразимая её вонь звучала с новой силой, осела в пересохшем горле. Юношу подтолкнули вперёд мощным ударом колена в спину. Ноги подкосились, противясь воле, отдались режущей болью, и Витней с трудом удержал равновесие.

Воинов виделось около сотни; они согнали пленных в центр импровизированного круга. Там же был и Даймонд. Скрученного по рукам и ногам, его повалили на землю, нещадно били каблуками и шпорами сапог в спину. Он корчился от боли, впивался пальцами в песок, желая хоть на метр отстраниться от соперников. Ему ненадолго позволяли это в качестве всеобщей забавы, чтобы в решающий момент без усилий прекратить его попытки на корню. Стоило ему единожды подняться на ноги, как один из гвардейцев (судя по всему, глава) наотмашь ударил его по лицу, до крови рассек щеку. Кто-то из толпы прыснул задорным смехом, и все в голос поддержали его.
- Чёртов ублюдок! - Даймонд приподнялся на локтях, желая ответить мерзавцу, но тот грубо схватил его за рог, потащил к костру.

- Будь моё право, я бы расчленил тебя, как делают то со свиньями. - Угроза звучала издевкой.

Алроуз зарычал от боли, силясь вырваться, зашелся грудным кашлем, поперхнувшись сгустками собственной крови и слюны. Франческа в ужасе рванулась к нему, не чувствуя, как кто-то стиснул её тонкий стан, оттащил в сторону. Она кричала навзрыд, не помня себя от ужаса, когда взбешенный гвардеец навёл на неё курок. В последнюю секунду Витней вытянул вперёд руку, мысленно сжимая ладонь противника. Раздался глухой щелчок и револьвер рассёк воздух, упал на землю. Далее последовал короткий, но сильный удар прикладом по голове. Витней помнил, как со звоном в ушах повалился на землю. А что потом?

Тишина.