Аппарат натужно гудел и щёлкал так, что уши даже через беруши закладывало. Кирилл сильнее сжал руку Артёма, когда его голова въехала внутрь аппарата. По вене пошло тепло: начали подавать наноботов, которые на время блокируют паразита.

— Вдохнуть, не дышать! — раздался синтезированный женский голос.

Кирилл затаил дыхание, голова закружилась. Щелчки слились в монотонный гул. Сознание поплыло.

— Держись, малыш! — услышал он голос Артёма.

Малыш... Кирилл будто провалился под воду. Не вдохнуть. Уши заложены. Глаза затянула мутная пелена. И только голос, на который хочется плыть, тянуться к нему, хочется вынырнуть и обнять...

— Код загрузили, — техник в белом халате резким движением профессионально вырвал катетер из руки Кирилла. — Два часа не есть. Какое-то время будет наблюдаться лейкоцитопения. Возможно, появится головокружение, тошнота, боли в подребёрной области.

Он кивнул, вставая. Окинул взглядом помещение, которое больше всего напоминало комнату для магнитно-резонансной томографии в больнице. Техник деловито сматывал какие-то провода. Седой профессор и два молодых аспиранта за толстым стеклом склонились к мониторам, что-то рассматривая.

Код червя выделят из вихревых токов его мозга и создадут новый, устойчивый к прививке. Потом будет массовое распространение через интернет, если его к тому времени не закроют. Поэтому нужно выиграть время, чтобы всё произошло одновременно, чтобы коллеги из других стран успели подготовиться.

В детстве Кирилл переболел системным васкулитом, после чего проходимость сосудов мозга упала, и микромагниты не смогли накопиться в нужном количестве, чтобы блокировать червя. Это дало паразиту возможность приспособиться к действию постоянного магнитного поля. Артём должен был снять код червя до того, как тот станет одним целым с его мозгом. Это бы спасло Кирилла, но он никогда бы не стал таким... Эмоциональным, что ли. Он готов был сопереживать любой живой твари. Даже лягушки и кузнечики вызывали у него эмоциональный восторг и желание прижать к сердцу и приголубить.

Время... Часы тикают. Они не сказали Кириллу всего, но и так понятно, что людей, кто даже просто может быть заражён, начнут убивать. Бездушные палачи уже надевают резиновые перчатки, и в печах крематориев разводят огонь...

Кирилл потянул Артёма за собой, подальше от пахнущего больницей аппарата, обратно, в спальню, где было так хорошо вдвоём. Тот что-то болтал про электронные письма, про какие-то рассылки, и вдруг осёкся, когда Кирилл прижался к нему и стал целовать в щёки, в уши, в виски.

— Ты чего? — Артём испуганно глядел на него.

— Молчи, — Кирилл впился в его губы и повалил на кровать...

Они лежали обнявшись. Кирилл только пришёл в себя. Ощущение было такое, будто он проглотил целую галактику, и теперь она потихоньку угасала в нём звёздочками в глазах, покалыванием в пальцах и разлитым в груди теплом. Он погладил Артёма по плечу, и волна нежности захлестнула его, просочилась тонкими струйками из глаз, побежала по щекам.

— Кир, ты никому ничего не должен, — Артём запустил руку ему в волосы и гладил его по голове кончиками пальцев. — Мы справимся без тебя. Всё получилось. Раз мы уже тут, значит, всё пошло по плану. Иначе бы нас не было, и эпоха тиранов продолжалась бы без конца...

— В тебе говорит собственнический инстинкт, — Кирилл улыбнулся сквозь слёзы. — Научился уже червяка обманывать. Пойми, я должен попытаться. Объяснить всё президенту. Он хороший человек, поймёт. Полковник же обещал, что проведёт меня к нему.

— Какой же ты ещё глупый, Кир! Они обманут. Выманят тебя, а потом используют, чтобы сделать новую вакцину. Они как колония микробов, как блохи, никогда не оставят вас в покое, не выпустят из рук нитки от кукол.

— Пусть так, Тём. Но я должен попробовать. Мы ведь тоже паразиты. Любим жить за счёт других. Чем мы отличаемся от них, когда закрываем глаза на насилие и несправедливость? Когда позволяем убивать других людей, лишь бы у нас всё было хорошо? Да просто, когда в переписке раскручиваем других людей на эмоции, ничего не давая взамен? Кто мы тогда, если не попытаемся? Вдруг он не врёт, и его действительно мучает совесть? А мы откажем ему? Как потом жить, зная, что на тебе кровь тех, кого можно было спасти? Мы движемся по жизни, оставляя за собой след. Как круги на воде. Шаг — и круги расходятся, задевая кого-то, не оставляя равнодушным. Меняя что-то к лучшему, или наоборот, нарушая чьё-то спокойствие... А что сделал я, какой след оставил? Не будет меня, никто и не вспомнит...

— Нет! — Артём взял обеими руками его ладонь и прижал к груди. — Я не отпущу тебя. Зачем тебя помнить, когда ты здесь и сейчас? Я хочу, чтобы ты был всегда. Ты уже оставил свой след в истории, помог нам с червём. Ты больше ничем не можешь помочь...

— Могу, в том-то и дело, что могу! — Кирилл поцеловал его и долго не отпускал. — Тём, ты же из тех, которые правильные. Ты должен меня понять. Вы построили своё общество свободных людей, где каждый может сам выбирать свой путь. Почему ты не отпускаешь меня? Почему не даёшь мне выбора?

— Прости! Я... Я привязался к тебе. И это не даёт мне трезво смотреть на вещи. Ты прав, конечно, я не должен лишать тебя возможности выбора. Но мне кажется, что твой выбор неправилен, что он...

— Разлучит нас, да? — Кирилл улыбнулся. — Ты тоже ещё глупый. Даже смерть уже не может разлучить нас.

* * *

Собиралась гроза. Небо заволокли тучи, с запада подул резкий ветер. Молодая поросль на полях зарябила, по ней пошли волны. Вечер обещал быть дождливым.

Полковник нервно курил посреди бескрайнего поля где-то под Подольском. Рядом урчала мотором служебная машина. Шофёр напряжённо вглядывался вдаль, готовый в любой момент сорваться с места.

— Докладывает Восьмой, — раздалось у полковника в ухе. — С юго-востока к точке встречи движется микроавтобус мерседес чёрного цвета. Вижу пятерых в машине. Не вооружены.

— Продолжайте наблюдение, — полковник выбросил сигарету на дорогу.

— Вас понял, отключаюсь.

Вдалеке ударила молния, первая морось намочила дорогу. Вместе с раскатом грома он заметил приближающуюся по дороге чёрную точку.

Микроавтобус остановился метрах в пятистах. По крышам машин забарабанили капли усиливающегося дождя. Резко потемнело.

Первым вышел Матвей. Он раскрыл большой зонт и подал руку Петру Викторовичу. Артём следом раскрыл зонт поменьше над Кириллом. Дождь совсем разошёлся.

— Может, ну его, Пётр Викторович? — Артём беспокойно озирался. — Нутром чую, подвох здесь.

— Не боись, Артёмушка, — старик постучал в окно шофёру, и тот приопустил стекло. — У нас на сей счёт рассинхронизация предусмотрена.

Полковник медленно двинулся навстречу, голова у него намокла. Он спешно говорил в спрятанный где-то микрофон:

— Первая и вторая опергруппы — приготовиться. Как только я заберу объект и сяду в машину, действуйте. Третий — прикрываете наш отход. Остальным — блокировать все дороги. Подтвердите.

— Первый, вас понял.

— Второй, вас понял...

— Отключаюсь.

Старик обнял Кирилла, похлопал его по спине. Кирилл подошёл к Матвею, растерянно улыбнулся.

— Давай, что уж, — Матвей потянулся к нему губами, и они поцеловались.

— Хватит уже, — нервно сказал Артём и зло посмотрел на Матвея.

— Пойдём, — Кирилл взял Артёма за руку, и они двинулись навстречу полковнику.

Когда они отошли на достаточное расстояние, Матвей наклонился к Петру Викторовичу.

— Может, сказать им? — спросил он вполголоса.

— Ни в коем случае! Всю красоту и проникновенность момента испортишь! — зашипел на него старик.

Дождь тем временем превратился в непроглядную стену воды и пара. Фигуры людей еле угадывались среди прямых, как серебряные нити, струй. Артём вдруг остановился. Кирилл обернулся к нему, а тот упал на колени и прижался к нему. Зонт выпал у него из рук.

— Кир, не уходи! Ты нужен мне! Пожалуйста!

Кирилл почувствовал, как плечи Артёма затряслись. Он нежно погладил его по мокрущей голове, наклонился, поцеловал в лоб.

— Всё будет хорошо, мой друг! Не плачь! Я вернусь к тебе кругами на воде.

Он провёл ладонью по щеке Артёма, повернулся и пошёл, не оглядываясь, а тот так и остался плакать посреди дороги, пока Кирилл не скрылся из виду среди капель дождя.