Кирилл болтал без умолку. Слова лились из него потоком, а нервное возбуждение всё не отпускало. Он рассуждал о мотивах, которые побудили некие кремлёвские башни объявить за ним охоту, и неизменно оказывался в тупике, заламывал руки, перескакивал на описание своих чувств. Ему хотелось плакать, смеяться над собой, крушить всё вокруг. Наконец, он замолк, уставившись на сведённые в замок дрожащие руки. Блики от уличных фонарей бежали по его влажному лицу.

— Что со мной? — спросил он севшим голосом. — Я будто схожу с ума...

— Стресс, — Артём блеснул очками, повернув голову в его сторону. — С тобой всё будет в порядке. Главное, не проваливайся в апатию. Давай, говори всё, что приходит в голову.

— Да я это... — на Кирилла вдруг накатила невыносимая усталость. — Подремлю пока, — и он сполз по креслу.

— Нет, — забеспокоился Артём. — Не надо. Не в этот раз. Мы почти приехали. Держись. Вспомни, как я нагло вломился к тебе, а ты хотел меня выставить. Хотел же?

— Ну... — Кириллу стало всё равно, ехать никуда не хотелось. Он прикрыл глаза. Мысли куда-то разбегались от него.

— Нет! Нет! — Артём затормошил его за плечо. — Только не проваливайся в это. Слышишь? Держись! Цепляйся за нить рассуждений, за любую мысль. Мы с тобой едем в машине. Всё будет хорошо, Кир. У тебя всё получится в этот раз, слышишь? Ты слышишь меня?

Он вяло кивнул. Усталость заполняла его, как пустой кувшин. Всё спуталось в голове, реальность расползалась по швам. Пустота разрасталась, манила покоем и умиротворением. Артём вдруг ударил его ладонью по носу. Кирилл вынырнул из небытия, зажал нос рукой. Кровь потекла по руке.

— Ты что... — вяло запротестовал он.

Слова давались с трудом. Рука безвольно рухнула вниз, кровь побежала по подбородку. Хотелось просто упасть на пол и свернуться калачиком. Артём схватил его за руку и вывернул кисть так, что Кирилл скорчился от боли.

— Ну, отбивайся! Кричи, ругай меня! Ну же, Кир! Ты же у меня умничка! Ударь меня! Гони апатию прочь! У тебя почти получилось! Я не дам тебе провалиться! Я рядом. Слушай мой голос. Иди на него. Иди. Иди на мой голос! Слушай! Слушай давай! Вспомни, что говорил мне ночью! Ну, вспомнил? Посмотри на меня!

Кирилл приоткрыл глаза. Машина стояла у подъезда, утонувшего в кустах жасмина. Сухой летний воздух наполняли ароматы сирени и ещё каких-то цветов, трещали кузнечики, где-то вдалеке заливались лягушки. Он послушно потянулся за рукой Артёма.

— Ты справился! Ты молодчина! — Артём щипал его за щёки. — Теперь будет легче. Иди за мной.

Он крепко ухватил Кирилла за руку и потащил за собой в подъезд. Тот еле переступал на ватных ногах. Дверь открыл крепкий дедушка невысокого роста. Длинные седые волосы спутались на голове, плотная белая борода доходила до груди. На нём была расшитая птицами косоворотка и лёгкие льняные штаны. Ноги в японских шлёпанцах на платформе.

— Пётр Викторович, — Артём заволок Кирилла в квартиру. — Срочно ставьте горячий чай, и мне нужны будут стимуляторы. Есть?

— Артём, ты не должен сюда... — голос у старика был вовсе не старческий, скорее крепкий, пропитанный мужественностью, как у капитана дальнего плавания.

— Знаю, знаю, — перебил его Артём. — Тащите чай и стимуляторы. Один спасённый стоит многих неспасённых.

— Взял манеру сам решать, прикрываясь моралью, — покачал головой старик. — Один уже нарешал такой... Вижу, задание провалил. Сади на стул, а сам налей в таз воды. Да погорячее, чтоб до печёнок пробрало. Убрал за собой?

— Некогда было, — сознался Артём.

— Звони Матвею. В тридцать пять пора бы уже и обдуманнее себя вести. И машину отгони на стоянку. Нечего ей под окнами торчать. Отстраню от работы обоих! Меня Контрольное управление скоро со свету сживёт.

На стуле Кирилл болтался, норовя то съехать с него, то упасть. Артём привязал его бечёвкой от торта, принёс таз с кипятком, стянул с Кирилла брюки и сунул ему ноги в таз. Кирилл взвыл и попытался держать ноги над тазом, но сил не хватало, ноги снова и снова плюхались в кипяток.

— Зубы-то разожми, — Пётр Викторович принёс кружку с чаем и совал ему в рот.

Обжигающее пойло потекло на язык. Кирилл жадно захватал ртом воздух, забился на стуле, заскулил.

— Жжёт, — только и сумел выговорить он.

— Ты смотри, — Пётр Викторович заулыбался. — Заговорил, голубь-то сизокрылый! Сейчас мы твоего червячка покормим. Он как успокоится, так и тебе легче будет.

Он разжал Кириллу рот и двумя пальцами засунул почти в самое горло горькую таблетку.

— Глотай, голубчик, глотай. На-ка вот, запей.

Кипяток опять полился Кириллу в рот.

— Зачем вы меня мучаете? — Кирилл почти плакал.

— Ну всё, жить будет, — довольный Пётр Викторович вручил кружку подошедшему Артёму. — Я сегодня в кабинете лягу. Вы отдыхайте пока.

Как только шаги старика стихли в коридоре, Артём принялся гладить Кирилла по голове.

— Ты ж моё солнышко! Молодчина! Всё у нас с тобой получилось в этот раз, — приговаривал он.

Способность чётко мыслить потихоньку возвращалась к Кириллу, в глазах прояснело. Он озирался по сторонам, пытаясь оценить обстановку. У окна расположился небольшой комод, на нём ваза с цветами. Рядом большущая кровать, заправленная пледом синих оттенков. Изголовье кровати выполнено из редких пород дерева. Стены покрашены голубым и синим. С ровного потолка, будто из ниоткуда, льётся мягкий белый свет. Сзади ещё один простенький деревянный стул и невысокий столик, а на нём ваза со спелыми яблоками.

Артём гладил его, и чувство тепла и благодарности наполняло душу Кирилла. Говорить не хотелось, ведь всё и так можно сказать глазами. Он дождался, когда его отвяжут, притянул к себе Артёма, и они впервые поцеловались по-настоящему...

Яркие солнечные лучи, пробившись сквозь почти невесомые шторы, прочертили дорожки на паркете, располосовали обнажённое тело Артёма, заслепили Кириллу глаза. Артём разметался на кровати, по-хозяйски сложив на Кирилла руку и ногу. Кирилл вспомнил, как Артём раздевал его, как они вместе мылись, потом был сеанс великолепного массажа, а потом... Наверное, это был самый прекрасный оргазм в его жизни. Это было рождение вселенной. Сознание рассыпалось мириадами звёзд, а потом собралось в точку и снова бахнуло всепоглощающим восторгом. Больше Кирилл ничего не помнил. И сейчас, лёжа в постели, он чувствовал себя выспавшимся за всё человечество разом. Было ощущение лёгкого счастья и упоения текущим моментом. Чувствовался запах свежего чая, мандаринов и моря. Незнакомые цветы в вазе источали тонкий аромат чего-то внеземного. Откуда-то слышался далёкий плеск волн и крики чаек.

Он тихонько выбрался из-под Артёма, но тот продолжал безмятежно спать. Казалось, его пушкой не разбудишь. Кирилл надел штаны, потянулся рукой к цветам. Сиреневые колокольчики на голубых стебельках начали поворачиваться к его руке, вокруг них заклубилась белая пыльца. Кирилл резко отдёрнул руку, и колокольчики обиженно поникли.

Страшно хотелось пить. Кирилл нашёл огромную кухню, явно не по размеру квартиры в пятиэтажке. Посреди гигантского овального стола стоял кувшин с лимонадом. Он быстрыми глотками отпил почти половину прямо из кувшина. Поискал взглядом сигареты и пепельницу, но, не найдя, почему-то успокоился. Курить было неохота и даже противно.

Коридор уходил вдаль, в темноту, где стены смыкались в единую точку. Видимо, квартира занимала весь первый этаж дома. Ему стало любопытно, и он прошёл вперёд, до первой приоткрытой двери.

В щель нестерпимо ярко светило солнце, задувал тёплый ветерок и слышались отчётливые крики морских птиц. Кирилл толкнул дверь и вышел на деревянную террасу. Припорошенные горячим песком истёртые доски скрипнули под ногами, обжигая голые ступни. Впереди раскинулся песчаный пляж, тонкой косой уходя направо, в бесконечные джунгли, где пальмы склонили свои кроны над изумрудной водой бескрайнего моря. Волны неспешно накатывали на берег. В глубокой синеве неба кружили птицы. Плотный воздух наполнен густым запахом зелени, йода и мокрого песка.

Кирилл заметил две цепочки следов, тянущихся вдоль кромки воды. Он закатал штанины, быстро проскакал по горячему песку, погрузил обожжённые ступни в тёплую воду и постоял немного, вглядываясь в изгибы песчаной косы. Потом пошёл по следам, уходя всё дальше и дальше от террасы.