Мне не было никогда так страшно.
Это странное чувство — бояться упустить из рук то, чего ты долго желал. Наверное, многим это знакомо. Особенно страшно, когда желаемое — человек — существо непредсказуемое, опасное.
Я никогда не испытывала такую сильную паранойю. Везде мерещился подвох, преграды и опасности. Алекс осчастливил меня лишь одним предложением, но что ему стоит этим же одним предложением растоптать все мое представление о любви? Самое главное, смею признаться, так как я не имею ни малейшего понятия об отношениях, я боюсь разочаровать Алекса. Вдруг скажу что-то не то? Или поведу себя слишком резко? Неизвестность — целая долина опасностей. Не хотелось бы быть брошенной... Но я и думать не могла, что сердце может так сильно биться. Восхитительное чувство полёта и легкого опьянения, как после шампанского, пузырьки которого нежно щекочут губы. Странно — зависеть от человека, как от наркотика, ощущать при этом ломку и ничего не делать. Если бы мне вчера сказали: «Кит, ты будешь девушкой Алекса!», я бы громко рассмеялась и ударила этого человека прямо в нос. Это было бы неправдой, однако сейчас, в эту секунду, я понимаю, что это самое, что есть настоящая правда. Алекс Харрис мой парень, и я счастлива!
Моя рука плавно тянется к мобильному телефону, с помощью которого мне удастся услышать бархатный голос Ала, но тут же замирает в воздухе, когда до меня доходят знакомые голоса. Пытаюсь их разобрать, словно детектив разыскивающий улики, и подхожу к двери, поправляя запутанный локон волос за ухо. Концентрируюсь.
— Нет, у меня сегодня свободный день, — говорит женский голос, а затем и второй, перебивая первый.
Словно удар молнии или великое прозрение, я узнала неожиданного гостя в нашем доме. Если этот человек навестил нас, значит: а) либо завтра конец света; б) наша семья едет отдыхать; в) кто-то умирает. Кэрри очень-очень редко приходит в свой родной дом. Многие соседи подшучивают над этой ситуацией, повторяя, что сестра гостья в собственном доме. Конечно же маме с папой неловко за эту обстановку, но Кэрри ничего не смущает. Она живёт по одному закону — плюнь на мнение других и живи для себя единственной. Может быть, так и надо. Мама говорит, что эта точка зрения эгоистов, папа молчит, сестра скандалит, а я пошла в папу, я тоже молчу. Наша семья напоминает мне городскую футбольную команду — каждый делает то, что хочет и выносит всем остальным мозг. Многие считают мою семью замечательной, доброй и дружной, однако, все совсем наоборот: папа ругается с мамой, мама возникает, и в итоге крайней остаюсь я. В голове пробегали мысли сбежать из этого дурдома, но проблема в несовершеннолетии и отсутствии карманных денег.
Дотянувшись рукой до своего легкого халата с подсолнухами, который мне подарила бабушка, я открываю дверь и торопливо иду в сторону голосов, что становятся все громче и громче. Ноги вяло отрываются от пола, пытаясь как-нибудь идти, но в данных обстоятельствах, это ходьбой назвать нельзя. Оставив позади коридор и гостиную, я приползла на кухню, где мама разбирала продукты, бормоча под нос, а сестра ела зеленое яблоко, похрустывая почти как кролик. Они обе бросили на меня свой взор, только мама короткий, ибо была занята делом, а Кэрри оценивающий. Я не видела сестру недели две, и за это время она успела постричься и загореть. Её каштановые волосы красиво уложены, как в рекламах шампуня для восстановления секущихся концов, губы, по природе тонкие, но из-за косметики напоминают две небольшие сосиски, а лицо полностью в пудре, словно сестра в ней принимала душ. Кэрри поправила синюю рубашку и расплылась в улыбке. Нет, вряд ли она рада меня видеть. Мы с ней слишком разные, поэтому все время грызёмся, будто кот с собакой.
— Кит, что с твоей головой? — насмешливо произнесла сестра, переводя глаза с моего опухшего лица на воронье гнездо.
Если бы было другое положение, я бы непременно начала препираться с сестрой, но сейчас нет никаких сил и настроения на это. Чувствую себя выжитым лимоном, вокруг которого собрались мошки. Так и ничего не ответив, по привычке поправив очки, я отодвинула стул и присела напротив сморщенной гримасы Кэрри. Мама наконец закончила с пакетами. Сегодня она выглядела более энергичной, чем на предыдущей неделе. И все же я подозревала женщину в чём-то... Нет, это не убийство или ограбление и не штрафы за неправильную парковку, а что-то иное. Женщина слишком часто сидит дома. Неужели мама ушла с работы или её уволили? Тогда возникает ряд вопросов: почему? Когда? За что?
Спросить напрямую? Да, думаю стоит.
— Мам, — откашлялась я, — у тебя сегодня выходной?
Женщина не спешила с ответом, она, подпевая мелодию под нос, одной рукой мешала ложкой турку с кофе и другой настраивала режим огня. Кэрри не вмешивалась, сестра уткнулась в свой мобильник, печатая кому-то сообщение. Надеюсь, жениху. Ха, ладно, у неё нет даже парня, о каком женихе вообще может идти речь?
И сейчас, сидя в неловкой и нарастающей тишине, я убедилась, как мои родные далеки от меня. Они будто чужие. У нас нет общих занятий, мы не проводим вместе уикенды, ибо папа либо едет на рыбалку, либо на корпоратив, а мама ходит в гости к своим подругам, которые всем сердцем меня раздражают, либо ей просто не хватает на меня времени, ведь у неё за плечами миссии «Операция вымыть всю посуду, «Захват глажки», «Оккупировать дом половой тряпкой», «Суп а-ля суп». О сестре промолчу — я для неё слишком мала, чтобы ходить с ней гулять, или ещё какое-нибудь бредовое оправдание... Как не чувствовать себя одинокой, когда всем вокруг на тебя плевать? Каждый живет своей жизнью, не думая о близких. Дети мисс Крисберг, словно отражение моей семьи. По телу прошла дрожь, мне стало вдвойне неуютно. В собственном доме чужой человек. Будто старая пыльная мебель, вот кто я.
— Можно сказать и так, — отвечает спустя, наверное, вечность мама. Она наливает чёрную жидкость в белые кофейные чашки и начинает накрывать на стол.
Больше всего на свете не выношу, когда спрашиваешь у мамы о сладостях, а она в ответ «ничего нету, прости», но потом видишь целую гору конфет. Зачем так делать?! Даже прямо сейчас! Перед глазами шоколадные печенья и коробочка конфет с орехом, когда мама убеждала в их отсутствии. Или она их купила сейчас? Все равно обидно, знаете ли... Для сладкоежек это очень важно.
— Скажи хоть раз в жизни правду, — мне стало от чего-то грустно, — тебя уволили?
Женщина, садясь за стол, округлила глаза и удивленно улыбнулась. Не могу понять, это актёрская игра или правда? Боковым зрением замечаю, что Кэрри убрала мобильник и обеими руками ухватилась за кофейную чашку.
— Кит, вообще-то у меня отпуск.
Класс, теперь я чувствую себя полной дурой. Мой рот продолжает быть открытым и из него не вылетает ни одно слово. Мама с Кэрри принялись обсуждать последние новости и поедать конфеты, будто меня здесь нет. Да уж, невидимка. В сердце от этого стало зябко. Однако, если сделали больно, делай вид, что тебе все равно. Играй в счастливого человека, которого почти довели до края обрыва. Люди жестокие. Им абсолютно нет дела до чужих чувств, они всегда думают только о себе. Я хочу быть хорошей в этом дерьмовом мире. Надеваю на себя маску правильной девушки, отстаивающей своё мнение и взгляды. Пытаюсь хоть что-то починить в людях, как они сразу же ломаются. Что же я делаю не так?! Знаете как сложно играть роль сильной девушки? Быть примером для остальных, быть хладнокровной тварью. С четырнадцати лет я участвую в акциях, в забастовках или даже в бунтах. Бывало, что я и сама их создавала. Таким образом, мне удалось спасти бродячих собак, которых хотели отлавливать и усыплять, помогла дому престарелых, детскому дому; теперь все мои игрушки у этих детишек. Я хочу и помогаю всем, но, когда помогут мне? Пора бы уже понять, что всем плевать на мои проблемы...
— Кит! — слышу раздвоившийся голос. От неожиданности я вздрогнула, а сердце неимоверно начало биться. Две пары глаз уставились прямо на мое побледневшее лицо, наверное, пытаясь понять где я витала. Мама выдохнула и из неоткуда достала две маленькие бело-синие упаковки с... линзами? Да, это точно линзы. Я быстро перевожу свой туманный взгляд на маму и Кэрри, стараясь распознать их цели и действия. Сестра радостно улыбнулась, обнажив даже свои зубы. Я смотрю на две упаковки линз как на самого злейшего врага. Но почему? Что не так? Устало выдыхаю.
— Классно, да? Ты же раньше хотела линзы, и вот наконец они перед тобой, — комментирует мама.
Да, это правда. Я всегда хотела ходить без очков, потому что комплексовала, потому что ненавидела себя, однако сейчас... Ничего не чувствую: ни радости, ни счастья, ничего, лишь полное равнодушие.
— Это мой тебе подарок! — не выдерживает и признаётся Кэрри, по-детски улыбаясь. Видимо сестра ждёт реакции и слов безмерного благодарения, типа: «Ой, Кэрри, ты лучше всех! Как я тебя люблю! Спасибо, спасибо, спасибо! Ты самая лучшая сестра на свете!», а вместо этого получает мое застывшее лицо с непонятной эмоцией. Собираюсь с духом и произношу:
— Спасибо конечно, — это прозвучало отрывисто, — но я не буду их носить.
Лица родных внезапно почернели. Улыбки уступили место удивлению. Наверное, думают что не так с подарком, но по правде, сюрприз удался... бы годик назад. За столь короткое время мне удалось в корне измениться, в хорошую или в плохую сторону пока что непонятно. Наблюдаю за изменениями лица сестры; она как будто поэтапно начинает грустить, такую теорию доказывают мне её уголки рта и морщины на лбу. Мама легонько отпила горячий кофе и безмятежно взглянула на меня.
— Ты же так хотела линзы. Ныла, что некрасивая в очках, что все смеются, что в линзах лучше, — вспоминает женщина минувший год, и сестра поддакивает, повторяя «да, вот именно».
Выпрямившись, я перекинула ногу на ногу, почесала нос и стала думать. Думать — очень опасное занятие, особенно, когда человеку грустно. И все же, я стала думать. Год назад, два, три, во мне крепко сидел вирус — низкая самооценка, и по сей день мы с ней хорошие товарищи. Мне ничего в себе не нравится: овал лица, нос, брови, бантиковидные губы. Есть у меня одна традиция: вставать по утрам, подходить к зеркалу, всматриваться и произносить заветные слова: «Какое же я дерьмо». Родители считают, что если так все время говорить, то так и будет. Думают, меня это остановит. Однако нет, я буду считать себя уродкой, пока не сделаю пластическую операцию. Моя внешность — причина всех невзгод.
— Гм, — кашлянула я, подняв одну бровь, — ну-с, просто раньше я думала о том, что подумают люди, а сейчас мне плевать на них.
— И что же так на тебя повлияло?
— Ничего сверхъестественного, по крайней мере, душу дьяволу не продавала.
Сестра схватилась за первую попавшуюся конфету и с удовлетворением взглянула на фантик.
— О, моя любимая, — сказала Кэрри и развернула красивую «одежку» конфетки.
— Кит, ты можешь носить линзы не каждый день. Без разницы. Кэрри очень старалась, хотела тебя порадовать, — мама ласково улыбнулась. Видимо женщина горда своей старшей дочерью, а младшая, как всегда, больше выделывается и капризничает.
— Да, а то все время надутая ходишь, — фыркает сестра, — мам, у твоей дочки есть ужасная привычка приходить ко мне на работу и ни с кем не здороваться. Она как терминатор. Ужас просто.
Меня охватывает злость. Я прямо-таки чувствую какое-то острое движение в солнечном сплетении. С одной стороны очень обидно, а с другой зверски неприятно, но честно. Кэрри любит утрировать, практически, все на свете. И это неправда, ну, не полностью... Просто порой я забываю здороваться, просто-напросто забываю. А сестра за это меня всегда ругает и пытается пристыдить, совсем не вспоминая, что я человек и у меня тоже есть чувства. Конечно на все её замечания мне приходится делать вид, что все равно, но по чистой правде, каждый раз мое сердце краснеет вместе со мной. Становится противно и печально, ибо делаю это не специально.
Пока я думала о своих чувствах, Кэрри наглядно демонстрировала мою походку «женственность не для Кит» и рассказывала маме о том, как я все время ною. Черт, они не видят, как мне плохо? Зачем делать так больно? За свою жизнь я поняла одно: больно делают все, но особенно больнее близкие. Казалось бы, родные люди, но на деле, самые далекие. От этой картины, в которой сестра и мать смеются надо мной, я резко встаю со стула и направляюсь к выходу из кухни, ибо чувствую, что не сдержусь и устрою скандал столетия. Вновь пришлось скрыть обиду, опять пришлось повести себя некрасиво, чтобы уберечь сердце и гордость.

* * *
Ветер чуть ли не снес меня с собственных ног, но я успеваю забежать в школу и укрыться от настоящего урагана. По небу очень быстро плывут черно-серые тучи, которые казались слишком близко к земле; небо было хмурое, злое и сулила беду, в виде, возможно, грозы или даже смерча. Хотя папа говорил, что где-то в окрестностях бушует торнадо, но до нас оно вряд доберётся. С самого детства я до жути боюсь (тут открывается списочек) ураганы, грозы, землетрясения, цунами и плюс переходить через дорогу. Это очень сложно объяснить, ты просто стоишь у бордюра и не можешь сделать шаг, опасаясь, что он будет последним в твоей жизни.
Снимаю с себя синие пальто, смотря в оконную раму, за которой потоки воздуха срывали листья со стволов деревьев, и поднимали пыль с дороги. Наш охранник сидит на стареньком кресле и ругает «коробку», что не показывала ни одного канала. Я повесила верхнюю одежду на крючок и бегу из гардеробной, улавливая краем ушко напоследок: «Чертов телик, да покажи уже хоть что-нибудь!».
Несмотря на то, что первый урок геометрия, я была счастлива. Потому что знала, что когда войду в класс и обниму Алекса, все сойдут с ума. Я предвкушала отрицательную реакцию Сары Бейкер. И даже злорадствовала над ней в своих мыслях. Мне хотелось, чтобы все на планете знали, а главное уяснили, что Ал мой парень. Когда я представляю наши объятия с брюнетом, начинаю млеть. Растворяться в воздухе. И пусть даже на улице самый настоящий конец света, это не помешает мне коснуться до него. Признаюсь честно, ничего не утаю, я никогда ни с кем не целовалась. НИКОГДА. Хотя, ничего удивительного. Это было ожидаемо. У меня ведь даже не было друзей, о каких парнях вообще речь? Кратко говоря, мне бы очень хотелось, чтобы первый поцелуй произошёл в красивом романтическом месте, под шум моря или под мелодию Баха. Под звёздами или в дождь, спонтанно или намеренно. Я очень хотела его поцеловать. Такая космическая тяга к человеку, а именно к противоположному полу, никогда ещё не происходило, до этих самых пор.
Я поправляю белую рубашку с миниатюрными надписями «Pink» и с уверенностью открываю дверь в кабинет геометрии. В лицо сразу врезается сладкий запах духов, которые обычно использует Мэрилин Фентон. Класс был в кромешной темноте, ибо тучи проглотили солнце, а мои глупые одноклассники живут в доисторическом мире, когда люди добывали огонь при помощи камней. В толпе замечаю Сару Бейкер, которая странно себя вела — она ещё ни один раз меня не обозвала. Затишье перед бурей. Обхожу два ряда и сажусь за своё место, где все ещё не было Алекса и его вещей. Рокси в красивом сиреневом платье сидит впереди меня, заткнув уши белыми проводами, с помощью которых девушка могла слушать музыку. Она легонько качает головой в такт музыке и мычит под нос слова песни. Было забавно на это смотреть, что я даже не сдержала улыбки.
— Привет, Кит, — проходит мимо меня одноклассник Джонни. Парень милый и общительный, но очень приставучий. Многие его называют Джонни Клей.
— Здравствуй, — отвечаю я, немного обнажив зубы в улыбке.
Время шло, но Алекса все ещё не было. Я уже по уши в панике. Ал вёл себя странно, особенно по отношению ко мне. Мы с ним словно друзья в статусе «встречаемся». Небрежно вытаскиваю мобильник из кармана джинс, и набираю номер брюнета. Гудки. Много гудков. Мысли развязны, одни твердят «с ним все хорошо, он высыпается дома», а другие тараторят «ему плохо, его побили, он сбежал, он в коме». Паника вещь опасная, с ней лучше не связываться. Но мне её насильно навязывает жизнь. Ногой толкаю стул Рокси, отчего та пошатнулась. Девушка снимает провода с ушей и медленно оборачивается назад, как будто боясь застать кого-то плохого, маньяка, например. Её лицо напомнило мне гримасу мамы, когда она случайно выбросила мою коллекцию пластинок, аж на душе стало холодно. Будто над моей головой висит грозовая туча и готовится выпустить языки пламени и ливень слез.
— Привет, — без улыбки на лице говорит девушка, шмыгая красноватым носиком.
Мои очки готовы вот-вот упасть с кончика носа, потому я их быстро поправляю, почему-то вспомнив о неловком подарке Кэрри.
— Ты в порядке? Выглядишь плохо, — спросила я. Рокси внезапно и громко чихает прямо мне в лицо, и я покрываюсь капельками её слюней. И опять думаю, ПОЧЕМУ НИКТО НЕ ИЗОБРЁЛ ДВОРНИКИ ДЛЯ ОЧКОВ?!
— Прости, — невнятно произносит девушка, демонстрируя белый платок, — я простудилась.
— Я это заметила. И мои очки тоже, — протирая «поддержу для зрения» хмыкаю я, и вновь надеваю очки.
— Ты обижена на меня?
— Что?
Рокси занервничала.
— Ну, за то, что я наговорила тебе в туалете... Прости меня, я просто не хотела, чтобы ты была одурачена.
На душе стало вдвойне тепло, ибо: 1) за меня кто-то переживает; 2) подозрения Рокси ошибочные.
— Все хорошо, — широко улыбнулась я, не скрывая счастья.
Подружка скривила гримасу, не понимая моего поведения. Ну да, это выглядело странно.
— И почему же ты так счастлива?
— Рокси, — засмеялась я, тем самым ещё больше смутив девушку, — мы с Алексом встречаемся!
Челюсть одноклассницы отвисла, а глаза резко выпучились, и начало казаться, что вот-вот и от напряжения они полопаются, как воздушные шары. Я вижу, что девушка пытается что-то сказать, но её речь нарушилась, как у шизофреника. В голове все происходило иначе, чем в реальности. Стало даже грустно, что мне не с кем поделиться радостной новостью, ибо мне хотелось кричать об этом в небо, в неизвестность.
— Когда это произошло? — повысила волнительный тон Рокси. Ей будто сказали, что у близкого человека рак и он умирает. Я оцепенела.
— Эм, в понедельник. А в чем дело?
Подруга схватилась за голову и начала что-то говорить под нос. Так, я окончательно запуталась.
— Ты не можешь с ним встречаться! — вскрикнула Рокси, и все посмотрели на нас, практически испепеляя взглядом. Сара Бейкер с подозрением взглянула прямо в мои глаза, отчего показалось, что мои очки расплавились. Я сглотнула комок в горле и обернулась лицом к Рокси. В кабинете снова стоял гул.
— Почему ты так говоришь? Ты же знаешь, как я его люблю, — от обиды я нахмурила брови. Стараюсь быть стойкой. Не хочу, чтобы меня жалели. Жалеть людей — значит, вредить им. Лучше помоги человеку, а никому не нужную жалость убери прочь.
Рокси отрывисто выдохнула. Я знаю только одно, — когда она нервничает, то начинает кусать нижнюю губу, и именно это девушка сейчас и делает.
— Рокси...
— Кит! Ты наивная дура!
— Что ты имеешь ввиду?! Почему ты ведёшь себя так?! Вместо того, чтобы за меня порадоваться, ты обзываешься! Что с тобой такое, а?
— Со мной все отлично! А вот тебе не помешало бы купить мозги! — в следующее мгновение Рокси вскакивает с места, берет мобильник и буквально вылетает из класса. В душе появился осадок, который подобно яду, начал убивать меня изнутри. Терять людей больно. Мне так хочется повернуть время вспять и не рождаться. Мой день — сплошное разрушение. Все рушится прямо на глазах. В сердце так холодно и пусто. Пусть Алекс мне признался в чувствах, но я не ощущаю его любви. Вмиг так захотелось вскрикнуть, чтобы вся вселенная ощутила мое негодование и злобу. Я складываю руки на парту, а затем кладу на них свою голову, стараясь выбросить из мыслей все ныне происходящее. Хочу хоть на секунду забыть о доме, об оценках, будущем, Алексе, Рокси... Пусть все исчезнет. Превратится в пыль. Я стала думать о любви. И знаете, ничего на ум не пришло. Я не ощущаю её, чтобы объяснить.
Хочу вскрикнуть, но сдёргиваю свой пыл, ибо вокруг меня стервятники. Они ждут этого, но я не поддамся. Закрываю глаза. Темнота порой так прекрасна, ведь в ней находишь светлые стороны.
Вдруг ощущаю на щеке смачный поцелуй и вскакиваю, чуть ли не задев головой человека. Поднимаю взгляд вверх. Сердце екнуло, а затем быстро-быстро застучало. Слышу как в венах застыла кровь, как мозг отключился, а ему на смену пришли чувства. Но какие? Испытываю ли я сейчас радость или же печаль?
Алекс бросает на стол тетрадку с изображением Спанч Боба и садится рядом со мной, приветливо улыбаясь.
— Ну, как ты? — парень начал поправлять свою чёрную толстовку.
Вот смотрю на него и не понимаю, как можно быть таким милым? Его ямочки... глаза и ресницы... Может, сделать это прямо сейчас? Поцеловать его? Нет, я могу поспешить и он подумает, что я ветреная. Пришлось усмирить своё желание.
— Хорошо. Ты прежде приходил за двадцать минут до звонка, а сейчас? Бессонная ночка?
— Рубился в приставку. Ничего криминального, — Алекс откинулся назад и нежно положил свою руку на мое плечо. От этого жеста я начинаю медленно таять. Все косо поглядели в нашу сторону, отыскав свежие сплетни, но мне на это было все равно. Я хотела видеть реакцию Сары Бейкер, которая в данный момент рвёт волосы на себе. Её ошарашенный и свирепый взгляд говорил о многом, например о том, что она ревнует... Безумно ревнует. И эта реакция удовлетворила всю мою ненависть к ней. Я ехидно улыбнулась.
— Слушай, может сходим после занятий в кафе? Я давно уже не вредила своему желудку гамбургером, — моя рука коснулась его волос и стала аккуратно поправлять их, как это обычно бывает в романтических фильмах. Ал замялся.
— Э-э-эм, ладно, договорились, — парень одарил меня вежливой улыбкой и отвернулся в сторону доски, когда мистер Барри вошёл в кабинет, недовольно кряхтя на весь класс. У старика часто ноет колено, в этом вся дилемма.
— О-о-оу, Барри не в духе, лучше сидеть смирно, — шепотом произношу я, усмехаясь.
Все уселись за свои места, но одно место пустовало. Поругаться с Рокси было самой глупой идеей на свете...

* * *
Мы решили сесть в самом конце просторного, а самое главное, пустого зала. Кафе пустует не потому, что плохое, а потому, что за окном льёт как из ведра. Ветер срывает все на своём пути, не щадя никого: ни бабушек, ни детей, ни животных. Больше всего жалко бездомных зверюшек, которые сейчас пытаются найти сухое место, куда ветер и дождь не сумеют просочиться. Им страшно и холодно. Они, наверное, думают: почему люди ненавидят меня? Что я такого сделал? Почему хозяин выбросил меня на улицу? За что меня бьют и прогоняют дядьки с веником?
От таких душераздирающих мыслей я хочу побежать на улицу и собирать всех бродячих животных под зонтик, а затем найти им хороших хозяев. Животные же почти как дети — им тоже нужен уход, забота и любовь. Животные верные друзья и собеседники, умеющие чувствовать то, что не могут ощущать другие. Тысячу раз я просила родителей подарить мне собачку из приюта, именно из приюта, ибо, если через месяц им не найти кров, то животных усыпляют. За что, позвольте узнать?! За то, что малодушные люди не приютили их? В чем же виноваты бедные животные? Как же обидно. Их жизни стоят жизни многих людей, которые убивают, насилуют или грабят мирных жителей. Больно от того, что эти убийцы живут, а беззащитные животные умирают один за другим, как карточный домик.
Алекс помог мне сесть на металлический стульчик с белой кожаной обивкой, а затем уселся и сам напротив меня, жалуясь на сильный голод. На улице сверкнула молния и послышался глухой шум грома, от которого здание задрожало. Некоторым людям приходится быстро бежать по мокрому бордюру, не замечая даже луж; они бегут, прикрывая голову жакетом или сумочкой, зонтом или книгой, кто чем может. Хм, я бы никогда на свете не позволила книге промокнуть вместо себя. Это ведь неуважение к ней.
Оторвавшись от окна, я принялась оценивать заведение. Белые стенки обвешены фоторамками, на которых изображены пейзажи нашего города. Одна фотография показывала ночной светящийся Форт Уэстенд. Были изображены небоскребы, утопающие в фонарях, машины и пару прохожих. Звёздное небо напоминало океан с планктонами или бесконечное море светлячков. Полумесяц сулил какую-то загадку, словно вот-вот и мир захватят вампиры и оборотни. Белый кафель был запачкан мокрыми следами, потому полноватая женщина, ворча, принялась мыть пол, отодвигая по очереди стулья. Алекс схватился за меню и начал любопытно всматриваться в него, изредка прикусывая губы. Пока парень определяется с едой, я полностью погрязла в собственных мыслях. Так нечестно! На улице настоящий потоп, а мои родители даже не звонят мне, не интересуются надо ли меня забрать со школы? Где я? Жива ли я вообще?! Им совершенно нет до меня никакого дела. На мне плащ невидимка? Судя по всему, Ал замечает мой взволнованный взгляд и убирает меню, с досадой вглядываясь в мои болотные глаза.
— Что случилось? — интересуется парень, взяв мою ладонь. В душе стало тепло и не так одиноко, как несколько секунд назад. Это важно — чувствовать себя нужной.
— Все в порядке, — ложь, — ты уже определился с едой?
Я неуклюже открываю меню и считываю названия блюд, представляя в уме вкус каждой пищи. Признаться честно, я так голодна, что сейчас бы целиком проглотила кабана. ЛЧ, видя мое нежелание говорить, отступился.
— Да, — отвечает тот и приглашает к нашему столику официанта, — нам, пожалуйста, это... и это... А ещё пиццу и какой-нибудь напиток.
Парень в белой униформе с бабочкой записал заказ в блокнот, а затем поднял равнодушный взгляд на Ала.
— Алкогольный?
Его вопрос меня ошарашил.
— Вообще-то, мы несовершеннолетние, если вы не видите, - нахмурила брови я, расправляясь с работником лишь взглядом. Харрис кивнул официанту, и тот извинился.
— Давай нам газировку, — сказал ЛЧ, после чего работник оставил нас наедине.
Может, сегодня тот самый день, когда произойдёт наш первый поцелуй? Эта мысль подняла мне настроение до максимума. И это объясняет мою застывшую тупую улыбку на лице, как будто я выпила бутылку абсента залпом, хоть по сути никогда в своей жизни не пробовала алкоголь, но говорят, что это сносит крышу.
— Зверская погода, — поглядел в окно Алекс и встрепенулся, — даже не хочется покидать это место.
Я кивнула.
— Да, — согласилась я, — надеюсь, дождь к тому времени прекратится.
Ал что-то пробурчал под нос, а затем вновь наступила тишина. Он думает о своём, а я думаю почему наш диалог такой короткий, прям как моя память во время теста по химии. Ну не дано мне поддерживать разговор, ну не умею я! О чем говорить, что спросить? Дайте любую тему и я обязательно начну болтать без остановки и передышек. Заметка: когда мы с Алексом были друзьями, наша болтовня могла быть на любую тему или даже без темы. Что же сейчас делать?
Благо, официант принёс заказ, и мы набросились на картошку фри, как изголодавшиеся гиены. Насчёт еды я очень жадная; ненавижу делиться, особенно картошкой фри. Алекс прожорливо запихивает ломтики картошки в рот и быстро-быстро жуёт их, не успевая сглатывать, начинает опять пихать в глотку. От увиденного меня немного затошнило, а с другой стороны забавило. Я начала поступать его примеру. Мои щёки забиты картошкой, но я продолжаю запихивать её в рот. Парень заметив это, ускорил свои руки. Я не сдерживаюсь и начинаю дико смеяться, отчего некоторые ломтики упали на тарелку, стол и даже на пол. Ал поддержал мой хохот. Через секунду все в помещении смотрели на нас выпучив глазёнки, наверное, думая: «Какой кошмар».
К сожалению, смесь во рту и плюс смех привёл к тому, что я подавилась. Теперь все посетители слышат неприятный влажный кашель, который чем-то напоминал гром. Моя ладонь ухватилась за стакан газировки и поднесла его к губам. В горле застрял комок, и я чувствую тяжесть. Алекс продолжает громко смеяться и бросать в рот еду, довольно хмыкая. Во рту все ещё першит, но кашель отступил. Проглотив образовавшееся пюре, я вновь сделала глоток напитка.
— Какой же ты жмот оказывается, — смеюсь я, откашливаясь.
Ал вскинул брови вверх, видимо, гордясь собою. Ветер подул в нашу сторону, после чего дождь принялся барабанить по стеклу, образовав атмосферу уюта. Перед глазами всплыла моя комната, тусклый свет подсвечника, какао с зефирками и книга о приключениях отважной девушки-подростка. Красота.
Я взяла кусочек горячей пиццы с колбасой и поняла, что есть смысл в этой жизни. Пицца — сокровище всех времён. Уверена ради малюсенького кусочка этого «счастья» люди отрубали друг другу головы.
— Ну вот, — недовольно произнёс Алекс, — ты съела всю картошку!
От услышанного меня поразил ступор. Я открыла рот, но от шока ничего не смогла произнести. Брюнет начал смеяться, протирая руки красной салфеткой. Вот подлец!
— Я съела?! Я?! Да ты чуть ли от жадности свои пальцы не проглотил!
— Ах вот как значит, да? — глаза Алекса забегали. — Вот так, да..?
Не успеваю я сказать «да», как прямо в мое лицо летит скомканная салфетка, которой минуту назад вытирался Ал. Я скрючила лицо и прикрыла веки, жмуря нос. Время застыло. Сердце нервно бьется, вырабатывая адреналин. Мне резко захотелось сделать что-то рискованное и даже незаконное. Я открываю полные злостью глаза и замираю. Алекс довольно улыбается; это меня ещё больше подстёгивает.
— Ты... ты кретин, Алекс! — вскрикнула я, пытаясь найти что-то весомое.
Он скрестил руки на груди и облокотился на спинку стула, ожидая моих дальнейших действий. Ну что ж, не я начала эту войну. Моя рука медленно тянется к пицце и легонько отрывает её незначительную часть. Мои глаза полны печали и жалости, но делать нечего.
— Жаль... — вздыхаю я и бросаю пиццу прямо в лоб Харриса. Тот не успевает уклониться и принимает удар. Все произошло слишком быстро. Его карие глаза горят пламенем мести. Он стиснул зубы, и я заметила игру его скул. На секунду мне стало страшно, поэтому сердце перестало подавать жизненные признаки. По спине течёт холодный пот, хоть в помещении даже, можно сказать, было жарко. Это адреналин.
— Смотри, — перевёл дыхание парень, — не вынуждай схватить тебя и вынести на улицу. Тебе будет ой как несладко.
Мне это показалось романтичным. Идеальный момент для первого поцелуя. На мгновение я этого очень захотела, но все же... это слишком. Хотя...
— А ты не провоцируй меня. Ты не знаешь на что я способна.
Алекс хохотнул и заинтриговано улыбнулся. Кажется, в его глазах глянцевый блеск.
— Ты угрожаешь мне?
— Нет, что ты, это всего-то предупреждение...
— Знаешь, Кит, мне кажется, что ты та ещё штучка, — игриво произнёс Ал. Мне стало неловко. Но я решила не выходить из образа.
— Поживем — увидим.

* * *
Мы, смеясь на все кафе, открываем дверь и готовимся выйти наружу, где идёт, леденящей душу ливень. Увы, ни зонтика, ни капюшона у нас не было, от того пришлось спрятать голову под рюкзаками. Как только открывается стеклянная дверь, мое лицо вмиг чувствует ледяное дыхание ветра. Волосы разлетелись по сторонам, заслоняя глаза. Пришлось прищуриться и начать недолгую борьбу с каштановыми непослушными прядями, в которой руки одержали победу. Мы стоим под жёлтым козырьком, не зная что делать и куда бежать. Шаг — и ты промокнешь до последней ниточки. Боже, а я ведь так ненавижу сырость. Верно в прошлой жизни мне довелось быть кошкой, кто знает? В небе тучи, подобно стае стервятников поджидающих свою жертву, собрались в одну кучу, напоминая воронку. Казалось, ещё мгновение и вся эта кромешная смесь падет на землю. Тень нависла над Форт Уэстендом. Страшно подумать, что происходит на набережной. Волны-великаны бушуют, ругаются, грозясь выйти за пределы своей границы. Да, было бы страшно... Хотя мне уже страшно...
Мое тело покрылось мурашками, а зубы от холода принялись биться о друг друга. Вероятно, через минуту мое сердце остановится и я упаду замертво, а Алу придётся объяснять родителям причину этой тупой смерти, например так: «Простите, ваша дочь умерла от холода и переедания, но моей вины в этом нет, я как мог помогал ей, не давая есть картошку фри». За миллисекунду дождь усилился, и кажись, желтый навес не выдержит такого мощного напора воды, а потом сломается. У них там что наверху, трубу прорвало?! Мимо проезжающие автомобили из-за образовавшегося тумана вынуждены включать фары, на фоне которых хорошо видны огромные капли дождя. Какой-то водитель проехал прямо по луже и чуть ли не облил нас с брюнетом грязной водой. Благо мы успели увернуться.
— Это точно конец света, — пытается перекрикнуть шум дождя Алекс, обхватив себя руками.
Из-за того, что я вышла из тёплого помещения в холод, мои очки запотели, образовав свою личную шторку для глаз. Пришлось пальцами протереть стёклышки, чтобы начать полноценно видеть мир вокруг себя.
— И что ты предлагаешь делать? Стоять здесь пока не заледенеем? — спросила я, стуча зубами.
Ал ничего не ответил; вместо этого он снял с себя курточку и накинул её на мои плечи. Этот жест согрел меня больше, чем его куртка. На душе стало приятно и трепетно, ведь в мелодрамах молодые люди всегда оказывали любезность перед дамами. Щеки начали пылать огнём, и я расплывчато улыбнулась. Брюнет стоит в одной лишь толстовке и даже не скулит от ужасного холода. Хотя по его внешнему виду было ясно, что ещё минут пять и Алекс окоченеет: кончик носа парня покраснел, губы и щеки горят, а руки пытались найти укрытия под одеждой. На душе кошки скребутся. Он же заболеет!
— Алекс, возьми куртку, мне не так холодно, а ты простудишься, — мои ладони начали было уже снимать накидку, как крепкие руки парня остановили меня. Я оцепенела, но не издала ни звука.
— Лучше заболею я, чем ты, — он улыбнулся и плавно убрал руки, — все хорошо.
Какой заботливый... При таких обстоятельствах невозможно скрывать улыбку счастья, это грех! Мне даже стало жарко, но длилось это коротко. В солнечном сплетении что-то витало и щекотало. Несмотря на эту серость, мне хотелось прыгать и кричать о своих чувствах. Разве возможно такое? Любовью страдают сумасшедшие. Точно вам говорю! Ладони покрылись холодным потом, и я спрятала их в карман своего пальто. Подул ветер, который направил капли дождя в нашу с Алом сторону, и от этого неприятного сюрприза я завизжала.
— Берегись! — крикнул брюнет и обнял меня, тем самым образовав барьер от холодных капель.
Мы смотрим друг другу в глаза, нас разделяют три сантиметра. Я чувствую его горячее дыхание, обжигающее лицо. Губы Алекса кроваво-красные; они так и манят вцепиться в них, как запретный плод. Мое сердце ушло в пятки, напоследок барабаня по грудной клетке; все тело онемело, голова полна мыслей, полна соблазнительного бреда. Этому сложно препятствовать. Я перевожу взгляд то ли на прекрасные губы брюнета, то ли нахожу контакт с его карими глазами. Тело все ноет. Моя ладонь касается ледяной щеки Алекса, поглаживая её. Парень начал тяжело и отрывисто дышать, как при быстром беге. Я приближаюсь к его лицу, дистанция все сокращается. Надо посчитать до трёх. Один... Наши губы почти сплелись. Два... Прикрываю веки... Три... И Алекс отодвигается от меня, резко убирая с лица ладонь. Какая же я дура! Дура! Меня переполняет чувство стыда и стеснения. Просто пусть все перестанет существовать, умоляю! Полное дерьмо. Весь мой мир рухнул... Я пытаюсь отдышаться и привести себя в чувство. Надо успокоиться. Но это просто-напросто невозможно. Как же стыдно...
— Прости, — негромко произнесла я, хватаясь за лоб.
Брюнет стоял ко мне спиной, что была полностью мокрая. Он провёл по своим мокрым волосам рукой и взъерошил их. Дурной знак. Черт подери, как я могла так просчитаться?! Что теперь он обо мне подумает? Боже, хочу исчезнуть, хочу исчезнуть. Я — ничтожество. Все самое дерьмовое есть я.
— Нет, это ты меня прости, — развернулся всем телом Ал, и я увидела его неловкий взгляд, — не хотел тебя поставить в такое положение.
И все же, мне ничего непонятно. Мы же встречаемся, а людям в таком статусе принято целоваться. Такое ощущение, будто для Алекса я все ещё друг. Эта мысль не даёт мне покоя, как ноющая головная боль. Тогда к чему весь этот цирк?! Я прикусила губы и поправила вьющиеся волосы.
— Ал, кто мы друг другу? — голос звучал хрипло и плаксиво. И это мерзко. Надо оставаться сильной, даже когда это очень сложно.
— Парень и девушка.
— Да? — ухмыльнулась я. — А такое впечатление, что мы где-то между «передрузья» и «недопара».
— Кит, перестань, — брюнет сделал шаг, но я отступилась и уперлась прямо в дверь кафе. Тупик. Мышка в мышеловке, и в любой момент она захлопнется. У вас никогда не возникало желание поссориться с кем-нибудь, только потому, что настроение резко пошло ко дну? В порыве злости, мы причиняем боль близкому. Почему — не знаю. Такова наша сущность — отталкивать тех, кем мы дорожим.
— Хочешь сказать, это не так? У нас с тобой даже свидания не было, а сегодня все прошло, как дружеское времяпрепровождение!
Парень цокнул и закатил глаза. Как же он меня сейчас бесит. Еле сдерживаюсь, чтобы не устроить скандал. Гнев — самая неконтролируемая вещь на свете. И это печальный факт.
— Кит...
— Не хочу ничего слышать!
Я резко срываюсь с места и иду вперёд, задев плечом Алекса. За одно мгновение вся моя одежда вымокла насквозь, как и волосы на голове, я даже не пыталась прикрыть себя рюкзаком или курткой Ала. Я подумала, что, возможно, дождь смоет меня с лица земли, но это слишком просто. Линзы очков покрылись разбившимися каплями дождя, и опять же, почему нет дворников?! Из-за погодных условий образовалась пробка; машины громко сигналят, а водители ругаются. Да, и вправду апокалипсис, даже страшно.
Я чувствую безысходность. Мне некуда идти, ибо дома все мне ненавистны. Я холерик-одиночка, мне жутко больно из-за этакой глупой ситуации. Все навалилось как снежный ком, который обещает раздавить меня.
— Кит! — кричит мне вслед брюнет, но я не отзываюсь. — Кит! Ки-и-ит!
Ноги замедляют темп ходьбы, пока я полностью не останавливаюсь. Нехотя оборачиваюсь и застаю в одном шаге от себя Алекса, с прищуренными глазами. Мы оба абсолютно мокрые. По нашим носам стекает вода, губы покраснели, а волосы были прилизаны. Наверное, со стороны я выглядела жалко.
— Ты права. Завтра у нас с тобой будет первое свидание, хорошо? — кареглазый одарил меня своей милой улыбкой, при которой появляются ямочки. От этого я постепенно таю, как пломбир на солнце. Но нет, Кит, не будет слабохарактерной, покажи свою тёмную сторону.
— Ты делаешь мне одолжение? — моя левая бровь дернулась.
Алекс на миг посинел. Только от чего — неизвестно. Тем временем, мне было так холодно, что я перестала чувствовать собственные ноги. Класс, неделя с градусником под мышкой обеспечена.
— Не неси бред. Я правда этого хочу... — брюнет подходит ближе. — Ты мне нрави...
В эту злополучную секунду кто-то проезжает мимо и обливает нас с головы до ног дождевой водой. Нет таких слов, которые бы могли описать весь тот ужас, что мне довелось испытать. Я правда чувствую себя половой тряпкой. Все так начало раздражать, что я готова была превратиться в Халка и разрушить все в этом городе. Злость играет во мне. В глазах стоит кромешная тьма, в мыслях расправа. Этот день просто невыносим! А самое ужасное то, что Алекс не договорил последнюю фразу. Черт подери...
— Какой козел это сделал?! Он что, совсем не думает о людях?! — ору я на весь квартал, расправив руки в стороны.
Алекс неловко откашлялся, глядя куда-то вдаль.
— Этот козел - твой отец, — сообщает парень.
Медленно разворачиваюсь. Черт, это точно папа и его «Хонда». Насыщенный день, что ещё сказать. Я поправляю прилипшие к лицу волосы и бегу к машине, а затем даю себе сигнал «стоп». В очередной раз разворачиваюсь и налаживаю зрительный контакт с Алексом. Он похож на мокрого котёнка.
— Чего стоишь? Бегом в машину! — вскрикнула я, и брюнет улыбнулся.
Единственное мое желание, это принять горячий душ и дожить до завтрашнего свидания.
Надеюсь, дождь смоет всю грязь этого города, и я вовсе не о погоде...