Картинка сегодня не имеет прямого отношения к этой истории, но считаю необходимым вложить сюда именно её.

Я люблю «Peaky blinders»  «заточенные кепки» или «острые козырьки» - зависит от перевода. Смотрели? Нет? А вот Наз Алмаз смотрел) и именно так он и представляет себе Англию, которую покинул много лет назад, так и не освоившись в ней.
Вообще, пофиг, тут дело не в козырьках, конечно, у нас тут своя история. Но перед тем, как читать главу, я коротко опишу сериал, горячо любимый нашим заезжим ювелиром, лишь для того, чтобы не делать бесконечные сноски ( хотя вот это вот всё, что я сейчас пишу, охренеть как много места не по-существу занимает ) так вот, Том Шелби - цыган по происхождению, проживающий в Бирмингеме, является главой семейной банды, которая прячет острые лезвия в козырьках своих кепок. И весь сериал такой, знаете: все эти кепки, твидовые пальто, туманы, дожди, промышленные районы и проч. Бирмингем, в прочем, известен ещё и тем, что является ювелирным центом Великобритании. Но это так, к слову.

Итак, погнали.

- Эй, приятель, убери руки от моего члена! - восклицает Наз и отпрыгивает в сторону, когда портной измеряет длину шагового шва, останавливая сантиметровую ленту у паха клиента.

Охранник Алмаза делает резкий шаг в направлении костюмера, отчего пожилой мужчина растеряно смотрит на Альберта и опускает руки вниз.

Прокашливаюсь и быстро отвожу взгляд от нижней половины тела ювелира - слишком много мужчин за последнее время.

- Все в порядке, Наз, - говорит Хилл, - Ты же хочешь, чтобы костюм сидел идеально?

Американец хмурится, поджимает губы, но согласно кивает головой.

- Нужно снять мерки, - успокаивающим тоном продолжает Альберт, - А Уильям своё дело знает, уж поверь.

- Продолжай, Уильям, - приказывает ювелир и снова встаёт ровно.

Парень заметно напрягается, когда рука мастера касается внутренней стороны его бёдер, заставляя волноваться своего молчаливого телохранителя, который дёргается с места каждый раз, когда хозяйству его босса угрожает опасность.

- Готово! - восклицает мужчина, записав в блокнот последние данные, вешает измерительную ленту на плечи и снимает очки.

- Где я могу подождать? - Наз оглядывается по сторонам и увидев диван, обитый коричневой кожей, садится на него, расслабленно упираясь в подлокотник, - Только не забудь, Уильям, лезвие - острое, как мать его, самурайский меч.

Портной устало потирает переносицу и снова переключает свой взгляд на Альберта, ожидая защиты от специфичного клиента, но тот лишь пожимает плечами.

- Классический английский костюм не подразумевает спрятанную бритву в козырьке кепки, мистер Даймонд, -  мужчина уже говорил эту фразу ранее, но Наз будто не обратил внимания на ту его реплику.

- Как катана или вакидзаси, и я не говорю о длине, Уильям, я говорю об остроте, - продолжает Наз, впившись глазами в какой-то мужской журнал, оставленный на столике.

Портной снова устало вдыхает и прикрывает глаза:

- Хорошо, мистер Даймонд, - он подходит к полке, заставленной головными уборами и внимательно рассматривает кепку-восьмиклинку, раздумывая, наверняка, способ спрятать острие.

- Как быстро сделаешь, Уильям? - интересуется Альберт, - Мистер Даймонд недолго будет в городе.

- С костюмами и головными уборами управлюсь за два-три дня, Альберт, - отвечает ему мужчина, сорочки сделаю быстрее, - Такая срочность возможна только ради тебя.

Услышав последние слова, Наз, словно ошпаренный вскакивает с места и начинает метаться из стороны в сторону.

- Мне очень не нравится выезжать из своей страны, особенно выезжать не на тёплый песчаный пляж, где все ходят в соломенных шляпах и тебе подтаскивают коктейли со льдом, понимаешь, Уильям? - проговаривает Наз, вцепившись в подтяжки портного цепкими пальцами.

- Понимаю, сэр, - опешив отвечает старик.

- У меня нет грёбаных трёх дней для того, чтобы ждать грёбаных три дня.

- У нас тут есть песчаные пляжи, - немного подумав, отвечает портной.

- Да кому они на хрен нужны, эти ваши пляжи, - Наз опускает руки и делает глубокий вдох, - Портли, дай кошелёк.

Он протягивает руку верзиле и выхватывает из его рук небольшую сумку, усыпанную изображениями логотипа известного бренда. Осторожно расстегнув молнию, Наз просовывает руку внутрь, достаёт оттуда несколько пачек стодолларовых купюр и снова подходит к костюмеру.

- За четыре часа, - округляет глаза растерянный Уильям, когда Алмаз размахивает деньгами прямо у его носа, - Я справлюсь за четыре часа, мистер Даймонд.

- А теперь можно в паб, - сияет Наз, повернувшись к нам лицом и ослепляя своими белоснежными зубами, инкрустированными бриллиантами, - Джейсон, ты, кажется, говорил, что знаешь одно место неподалёку, - продолжает он, дружелюбно закинув руку на плечи лысому.

Турецкий виновато пожимает плечами, когда ловит взгляд Альберта, но в глазах его отражается настоящее мужское счастье, которое не скрыть даже за самыми искренними извинениями.

- Виски, Эль, Сидр, Джин-Тоник, и, мать его, чай с молоком! - громко восклицает Наз, едва переступив порог питейного заведения, - И побыстрее, у меня на этот город грандиозные планы.

- Чай с молоком, - повторяет Альберт едва слышно и чиркает зажигалкой, собираясь прикурить, но заметив укоризненный взгляд барменши, отрицательно кивающей головой, снова убирает сигарету в пачку,  - Не помню, чтобы он был таким придурком там, в Нью-Йорке.

- Возможно, Наз волнуется, находясь вдали от дома. Он рассказывал, как сильно боится летать - предполагаю я, - И вообще, он довольно весёлый парень, - добавляю я, улыбнувшись тому, как Наз и Портли восхищённо рассматривают стену, увешанную фотографиями знаменитостей, посещавших когда-то это место.

Плюхаюсь на диван и растягиваюсь в довольной улыбке, когда Альберт садится рядом и кладёт свою руку мне на колено - движение, которое сразу подмечает Турок, который направляется к нам и устраивается напротив.

- То есть, тот трёп Наза насчёт обручальных колец не был бизнес-предложением? - хмыкнув, интересуется Лысый.

Перемещаю взгляд на Хилла, ожидая увидеть на его лице смущение, которое испытываю сама, но он невозмутимо спокоен.

- Взвесь все «за» и «против», Турок. Возможно, это очень выгодный бизнес, - вяло отшучивается Альберт и поворачивает голову в мою сторону.

Строю равнодушную мину - не хотелось бы, чтобы он решил, что я вообще задумываюсь об обручальных кольцах, и всё такое, поэтому старательно делаю вид, что не обращаю внимания на их разговор. Но всё же, на несколько секунд, задумываюсь, какие у нас установились отношения. Судя по всему, Альберт Хилл не из тех парней, что связывают себя узами долгих и прочных чувств. Но вот об этом, стараюсь и не думать.

Увидев подошедшего официанта, Наз отрывается от стены и направляется к нам, сияя широкой улыбкой.

- И почему я не был здесь раньше? - восклицает он, - Вы знали, что сам Диккенс захаживал сюда, пропустить кружку?

Притягиваю чашку и чайник с чаем ближе к себе - судя по тому, что мужчины разобрали все крепкие напитки, этот классический и безалкогольный - был сделан для меня.

- Если для тебя это так важно, Наз, - отвечает Турецкий, напустив на себя вид знатока, - Могу показать тебе ещё, как минимум, пару мест, куда захаживал этот тип и даже сам Артур Конан-Дойл!

Глаза Наза распахиваются ещё шире и просто излучают сияние. Будто, в самом деле, два просвета в конце тоннеля. Мужчина хочет добавить ещё что-то, но Альберт перебивает их, уводя от разговора о местных достопримечательностях.

Пока Хилл говорит о делах, его рука поднимается выше и сжимает мою ногу, так приятно впиваясь пальцами во внутреннюю сторону бедра, что внизу живота начинает ныть. Тёплые воспоминания о прошедшей ночи - вот всё, о чём я сейчас могу думать, пока нежная ладонь продолжает поглаживать мою ногу, и я совершенно не могу вникнуть в суть разговора.

- Может, принести что-то ещё? - слышу я рядом голос официанта, - У нас есть отличный пудинг, а трайфл, сделанный нашим кондитером бесподобен.

Судя по всему, он решил, что мы все зашли сюда подавиться старой английской традицией. Представляю, как неистово сейчас хохочут сотрудники этого заведения в кухне, спрятанной за стойкой бара.

Мне хотелось попросить у него ведерко со льдом, чтобы поставить его себе на колени и ещё пару пакетов с заморозкой, чтобы растереть свои раскрасневшиеся щёки, но вслух, я соглашаюсь на бисквитное пирожное.

- Вот так, - слышу одобрительный возглас  и снова перевожу взгляд на мужчин, - По-моему, просто отлично.

Твидовая, классического кроя, кепка Турка, водрузившаяся на огромную голову Портли, смотрится на том как маленькая вишенка на большом шоколадном торте, но парни всё равно одобрительно кивают головой.

- Сколько ты за неё заплатил? - спрашивает Турецкий у Толстяка, раскручивая на указательном пальце пёструю бейсболку, предварительно снятую с его головы.

- Восемьсот, - гордо улыбается Портли и смотрит на свой головной убор с таким восхищением и трепетом, будто носит на своей голове Корону Великобритании.

- Драхм, надеюсь? - кривит лицо Лысый, уставившись тулью, украшенную вышитыми розами, которые прячутся за витиеватым золотым вензелем.

- Долларов, чувак, - Портли тянется за бейсболкой и, сбросив со своей головы кепку Турка, снова надевает её на свою макушку.

- Ты бы прикупил и своему приятелю нормальной одежды, - предлагает Турок Назу и между ребятами снова разгорается спор о том, как действительно должен одеваться мужчина. От обсуждения одежды, беседа довольно быстро переходит на вечное стремление англичан узнать у американцев о том, как они относятся к Дональду Трампу.

Закатываю глаза - неужели Турецкому это действительно интересно?

Разговор парней под воздействием пива, становится таким сугубо мужским, где каждый из них делано спокоен, не по годам мудр, сыплет остротами, спорит на излюбленные темы и даёт советы, вальяжно откидываясь на спинку скамьи, придавая себе вид знатока, что мне и добавить нечего. Даже Альберт, казавшийся по началу таким отрешённым от всей этой будничной, нормальной ситуации, когда несколько мужчин ведут разговоры в пабе, увлекается беседой, позабыв о моём колене. Я буквально в рот ему смотрю, жадно ловя каждое его слово, пока разламываю кусок торта миниатюрной ложечкой.

Господи, как же красиво он говорит, хотя речь идёт о непонятной для меня политике!

Его губы, идеальные и самые красивые на всём белом свете, двигаются свободно и плавно: не поджимаются, не сжимаются и не кривятся. Они никогда не улыбаются фальшивой улыбкой. Его речь звучит уверенно, четко, достаточно тихо - его хочется слушать, его разговору хочется внимать.

Но самое главное - Альберт расслаблен, и эта его черта бросается мне в глаза больше всего остального. Периодически, бросая взгляд в мою сторону, он слабо, но так искренне и игриво улыбается мне, что я растекаюсь, словно плавленный сыр на сковороде.

Мысленно благодарю Турка и Наза за то, что затащили Хилла сюда, и за непринуждённую обстановку вокруг. Кажется, разговаривая о кажущемся таким близком брексите, он забывает о других своих проблемах. Должен же он хоть иногда чувствовать себя обычным человеком.

Похоже, что я влюбилась в него окончательно. Дошла до той самой ступени влюблённости, когда понимаешь людей, согласных с тезисом о том, что слова «любовь» и «безумие» являются синонимами. Мои чувства иначе как «безумными» и не назовёшь. Хочется вскарабкаться на крышу здания и кричать о своей вечной любви, рисовать портреты Альберта, изображая его верхом на коне или обнажённым, написать ему Оду Любви и пожертвовать ради него чем-то дорогим. Впервые ощущаю острое желание разболтать о своей радости и чувствах кому-либо, будто таким образом, я могу осчастливить весь этот грустный мир.

- Вернусь через пару минут, - шепчу я Альберту, когда на моей десертной тарелке не остаётся ни кусочка, так как решаю выйти в туалет, поближе зеркалу, чтобы убедиться в том, что не выгляжу как рождественский пряник, упавший в миску с кондитерскими посыпками, к тому же, мне явно стоило бы отвлечься от любования Хиллом, пока я окончательно не сошла с ума, от навалившегося, так внезапно, на меня счастья и крайней степени любовной эйфории.

Вместо ответа, Хилл вдруг устремляет на меня такой пронзительный и глубокий взгляд, будто порыв внезапного ветра сорвал с меня всю одежду, и я, вдруг оказываюсь перед ним в неглиже, и согласно кивает головой. Сначала, я не понимаю, что значат эти молнии, блистающие из его кофейных глаз, но когда тщетно дёрнув пару раз ручку в дамскую комнату, запертую изнутри, поворачиваюсь и вижу Альберта здесь, за дверью, разделяющей холл с залом паба, довольно улыбаюсь.

- Решил проводить тебя, - говорит он, пожимая плечами, затем мягко подходит ко мне и прижимает к противоположной стене, целуя так нежно, что земля уходит из-под ног, а голова кружится совсем не от того, что внутри заведения так тепло и уютно. Его ладонь скользит мне под свитер и слегка сжимает грудь - сладкие ощущения с отголосками боли внизу живота. Кажется, мои стоны становятся слишком громкими, но я не в силах контролировать себя.

Раздаётся щелчок и скрип двери, означающий то, что нужное мне помещение теперь свободно, затем кто-то рядом тихо укоризненно прокашливается, но мы не замечаем ничего и никого вокруг - словно подростки, оторвавшиеся от зорких взглядов родителей, плевать хотевшие на то, что происходит вне их внутренних миров.

Господи, как хорошо! Никогда не думала, что обычный поход в туалет может сделать меня такой счастливой, хотя я так и не дошла до него.

- Это чувство до сих пор не покидает меня, - тихо произношу я, не замечая, как начинаю мыслить вслух, - Так странно.

- Тебе нужно туда? - Альберт кивает головой в сторону двери, украшенной табличкой дамы в шляпе в графической технике силуэта.

- Нет, - я смеюсь, - Хотя надо, но я не об этом. Я имею в виду то, что будто проспала какую-то часть своей жизни, слишком нереальным кажется всё вокруг. Мы вместе. Здесь. Как мы здесь оказались? В голове такой густой туман, и это пугает своей подозрительностью, - серьёзным тоном добавляю я, - Хотя, я прошу тебя, не принимай мои слова серьёзно, я вообще не собиралась произносить их вслух. Это вышло случайно.

Альберт смеётся и прикасается своими губами к моему лбу.

- Не собирался говорить тебе об этом, - шепчет он, - Но я чувствую тоже самое.

Раздаётся слабый звонок колокольчика, сообщающий о том, что внутрь вошёл новый посетитель, но я не придаю ему значения, потому что Хилл снова целует меня, опускаясь ниже, к шее и ключицам.

- Какие милые голубки, - звучит рядом мужской голос, и Альберт, скривив лицо, нехотя отрывается от меня, чтобы увидеть вошедшего.

Проходит доля секунды, в течение которой Альберт словно становится другим человеком. Его взгляд меняется, становится острым и злым, как у хищника перед тем, как напасть на свою жертву, его тело натягивается, как струна и каменеет. Он так резко отталкивает меня от себя, но, будто опомнившись, снова притягивает и заслоняет спиной, что я не сразу успеваю заметить мужчину, которому принадлежит этот голос.

- Альби, сынок, - этот скрипучий старческий тон я уже слышала не так давно, - Какая радостная встреча.

Делаю шаг в сторону, чтобы спина Хилла не мешала моему обзору и вижу того самого старика, что встречала в тот вечер, когда мы с Ноа, Карлом и Хлоей пытались выжать из рядовой встречи романтическое свидание на четверых.

Посетитель улыбается. Бегло, но пристально всматривается в моё лицо и приветственно протягивает руки в сторону Альберта, заключая того в дружеские объятия, и на мгновение, мне кажется, что эти мужчины всего лишь старые друзья, давно не видевшие друг-друга. Возможно, если бы я не успела узнать Хилла так хорошо, я бы так и подумала, но я вижу правду. Несмотря на то, что Альберт улыбается в ответ и позволяет старикану обнять себя, нацепив самую радушную маску на своё прекрасное лицо, я ощущаю пронзительный холод, идущий от ног к голове, будто взгляд седовласого всадил ледяную пулю в моё тело, к тому же этот невидимый снаряд разлетается на тысячу маленьких, острых осколков, когда я слышу его имя.

- Дядя Брик, - протягивает Альберт, слегка уводя корпус назад, будто показывая собеседнику свою открытость, - Какими судьбами? Решил пропустить стаканчик? Понимаю, такие холода, как в эту зиму, давно не посещали наш город.

- На самом деле, я направлялся к Борису, ну, ты помнишь того русского, - отвечает Брик, - И словно почувствовал, что стоит зайти внутрь этого прекрасного старинного паба, - он озирается по сторонам, восхищаясь старыми деревянными балками под потолком, - Словно почувствовал тебя, мой дорогой Альберт, - повторяет он.

Конечно, все мы понимаем, что он явился сюда не благодаря тесной космической связи с Хиллом, тем более, что двух таких случайностей просто не может быть, если только этот человек не захаживает во все бары подряд каждый вечер. Но мужчина старательно изображает удивление и радость. Наконец, он устремляет свой взгляд на меня, и я жалею, что стояла здесь, словно мои ноги приросли к полу, а не бросилась в окно, чтобы удрать отсюда куда подальше.

- Ты бы заскочил к нему на днях, Альби, - продолжает Брик, - Свои дела я с ним порешал, осталось только поставить подпись. Не сегодня. Нет. На неделе, Альби, на этой неделе.

Хилл не отвечает, но согласно кивает головой.

- Прелестное, прелестное создание, - Брик, перемещает свое внимание на меня, обнажая зубы.

Он протягивает было свою ладонь ко мне, но Альберт вырастает между нами словно стена, и рука мужчины, повиснув в воздухе на мгновение, снова опускается вниз. В этот момент царит такое сильное напряжение, что одна из ламп освещения издала странный треск и интенсивно проморгав, вдруг, потухает.

Эта поломка отвлекла внимание мужчин, но ненадолго, так что я продолжаю стоять здесь, не в силах оторвать взгляда от Брика, вместо того, чтобы воспользоваться очередной возможностью удрать.

- У меня возникает приятное чувство, что мы с вами встречались прежде, милая леди, - продолжает старик.

- Милая, я скоро подойду, - Альберт слегка наклоняет голову и указывает взглядом на дверь, ведущую в зал, снова не давая мне возможности заговорить с этим жутким типом.

- Романтическое свидание? - интересуется Брик и поправляет свой шёлковый шарф, наброшенный на плечи.

- Нет, - наигранно смеётся Альберт, - Обычная встреча старых друзей, дядя. Присоединишься к нам? Выпьем по кружке пива?

Пока Альберт, строя из себя любящего племянника расточает в сторону своего мнимого дядюшки любезности, я прошмыгиваю в зал и подбегаю к нашему столику, за которым идёт обсуждение влияния атмосферного давления на завтрашний прогноз погоды.

- Не хотелось бы прерывать ваше заседание Пиквикского клуба, - я пытаюсь отдышаться, - Но у нас проблемы.

Турок поднимает голову в мою сторону и не меняя выражения лица произносит:

- Надеюсь, не страшнее той, что твоё печенье не влезает в стакан с молоком, Лотти?

Замечаю на столе тарелку со сливочным шортбредом, заказанным специально для меня и издаю стон.

- Боже, как мило, Джейсон! - протягиваю руку к чудесному хрустящему ломтику и пробую это чудо на вкус.

- Так что за проблема? - мычит Портли, возвращая меня на землю обетованную так внезапно, что я подпрыгиваю на месте.

- Не знаю, - облокачиваюсь руками на стол и наклоняюсь к Турецкому ниже, чтобы только он мог услышать сказанное мной, но Портли и Наз, сосредоточив всё своё внимание, наклоняются к его уху вместе со мной.

— Насколько страшным, по шкале от одного до десяти, для тебя может оказаться то, что некий Дядя Брик сейчас сунет своё старое печенье в твою кружку с пивом, Джейсон?

Турок хмурится, слегка качает головой и выпячивает нижнюю губу вперёд, быстро осматривая сначала вход, затем всё помещение.

- Надо подумать, - задумчиво произносит он.

- Да какого хрена тут думать!? Я в панике и сваливаю отсюда! - пищит Наз, - Кто это вообще за хрен такой, ваш дядя? Грёбанный профессор Мориарти?*

*Шерлокохолмский злодей. Я, конечно, в эту главу столько Англии напихала, что хоть попой ешь.
Кстати, печенье, заказанное Турецким для Лотти - шортбред, тоже такая английская преанглийская вкуснятина)

- Чудовищно дует! - вдруг вскрикивает Турецкий, подпрыгнув со стула, обращая тем самым внимание официантов и отдыхающих, - У вас тут, что, мать вашу, дыра в стене?

Мужчина быстро прохаживается по залу и хмурится всякий раз, когда подходит к свободным столикам, пока, наконец, ему не предоставляют тот самый, скрытый от взгляда всякого входящего сюда с главного входа посетителя стол, рядом с которым «не свищет кладбищенский ветер» и, ко всему прочему, имеется запасной выход. Наз и Портли перемещаются вместе с ним, а пока пара официантов быстро расставляют многочисленные кружки с напитками на новое место, их клиенты, воспользуясь суматохой, словно испаряются, оставив на столе несколько смятых купюр.

Тарелку с печеньем и чай, прошу оставить на старом месте, где сижу уже несколько минут, в ожидании Альберта. Надеюсь, Турку удалось избежать встречи Наза с Бриком, а Альберту избавиться от непрошеного гостя, но издаю вздох разочарования, как только он заходит внутрь. Чёртов Брик, закинув свою руку на плечо Хилла сопровождает его в мою сторону.

Практически одновременно с ними, заходят и двое мужчин в кожаных куртках, и предварительно заглянув в каждый угол, занимают стол у выхода, не спуская глаз со своего босса. Мне становится по-настоящему страшно, когда один из них бросает свой крайне недружелюбный взор на меня.

- Я здесь всего лишь для того, чтобы попрощаться с вами, милая леди, - объясняет Брик, - Не хотелось бы мешать вашей дружеской встрече своими стариковскими рассказами о том, какое потрясающее нас покинуло прошлое, и о том, как быстро всё меняется в этом мире. О том, как быстро меняются и взрослеют дети. Пожилые люди слишком сильно привязаны к прошлому, и всякие перемены пугают нас, - он издаёт вздох разочарования, придав себе грустный вид, затем, немного подумав, снова улыбается, - Приятно было снова повидать вас, Лотти.

При упоминании моего имени из его уст, у Альберта на скулах играют желваки, но он по-прежнему выглядит спокойным.

- Правильно я назвал ваше имя? - спрашивает Брик, но я словно язык проглотила, - Все называют вас так, позвольте и мне.

Едва улыбаюсь, но не могу добавить к этой слабой улыбке хотя бы одно слово.

- Люблю знакомиться с друзьями моего дорогого племянника, хотя и не так часто, мне выпадает такая честь. В последний раз, я помню, - мужчина улыбается, будто вспоминает что-то особенно приятное, - Я помню, как мне удалось пообщаться с твоим другом, Альберт, в последний раз. Это было так давно. Кажется, уже сто лет минуло с тех пор, и вот опять.

На какой-то короткий миг, я поняла, что Хилл теряет самообладание, но Брик засек это в тот же момент, что и я. Оба они знают что-то такое, чего не знаю я, о чём сейчас идёт речь, и мужчине доставляет явное удовольствие заставлять парня терять над собой контроль своими намёками.

- Заказать тебе что-нибудь, дядя? - вежливо интересуется парень, когда официант подходит к нашему столику.

- Я уже ухожу, - произносит Брик, поправляя пальцем очки, слишком низко опустившиеся на переносицу.

- Зайди на днях к Борису, Альби, - повторяет он тихим, но приказным тоном, после того, как официант возвращается к стойке.

- Сделаю, - коротко отвечает Хилл.

- Конверт заберёшь у меня в офисе, после того, как подпишешь все документы, - добавляет Брик, и Альберт снова согласно кивает головой.

Впервые, я вижу человека, обладающего такой сильной, могучей властью, способной управлять и даже помыкать Альбертом, который хоть и не выглядит смущенным или напуганным, но всё же очень сильно встревожен.

- Почему ты не ушла с Турецким? - первая фраза сказанная Хиллом мне, после того, как Брик со своими верзилами покинули заведение. Мы и сами не стали задерживаться там надолго, и вышли практически сразу после них.

- Решила дождаться тебя, - пожимаю плечами, немного смущённая его резким тоном.

Он хватает меня за руку и заводит за угол, подальше от шума излюбленной туристами улицы.

- Какого хрена ты осталась там, Лотти? - зло шипит он мне прямо в лицо, и я, немного опешив, едва могу дышать.

- Я не знала, что должна была идти, - отвечаю я, - Что происходит?

- Твою мать, - кричит Альберт и пинает ногой в колесо ржавого велосипеда, прислонённого к стене. Когда тот с грохотом падает на тротуар, издав лязгающий звук, парень отшвыривает его в сторону узкой мостовой до тех пор, пока велосипед не застревает между бордюром и припаркованным рядом с ним фургоном.

- Ты должна была уйти, - снова кричит он, направляясь в мою сторону.

- Что бы это изменило, Альберт? - спрашиваю я, отступая назад, - Да и откуда я могла знать о том, что должна была делать, а чего - нет? Ты не рассказываешь мне и половины из того дерьма что происходит вокруг тебя, как я могла догадаться, скажи же мне? - я стараюсь не переходить на крик и быть тише, но мне чудовищно сильно хочется расплакаться.

Скрещиваю руки на груди и быстро иду  по улице, едва сдерживаясь, хотя к горлу подступают слёзы. Хватая ртом воздух, спускаюсь вниз, ускоряя шаги, поворачиваю за угол и прислоняюсь к стене спиной. Пару мгновений я держусь, но всё же начинаю рыдать, хотя и чувствую себя очень глупо. Я прижимаю замёрзшие ладони к лицу, а слёзы все текут и текут сквозь пальцы. Не знаю, сколько я уже стою там, и давно ли здесь, рядом со мной стоит Альберт.

Слышу, как он зовёт меня по имени, а я не могу даже ответить ему.

Он встаёт рядом, напротив меня, осторожно обнимет меня за плечи, будто боится, что я оттолкну его, но я даже никогда не думала об этом. Не понимаю, что сейчас чувствую - злость или обиду, но хочу, чтобы Альберт был здесь и прикасался ко мне, поэтому прижимаюсь лицом к его груди. Тогда он придвигается ещё ближе и ласково гладит меня по спине.

- Я испугался, - говорит он.

- Ты? - я поднимаю глаза вверх и всхлипываю, пытаясь успокоиться, - Разве это возможно? Ты ничего не боишься, Альберт.

- Ничего не боятся только покойники, Лотти, - отвечает он.

- Ты боишься Брика?

- Нет, - хмыкает он с презрением, - Конечно нет. Но я боюсь за тебя.

Вопросительно смотрю на него, ожидая продолжения.

- Расскажи мне, Альберт, - прошу я.

- Он убил мою девушку только потому, что мог сделать это, - медленно произносит он, - Для того, чтобы она не путалась под ногами.

Я замираю.

- Чтобы она не путалась под моими ногами, понимаешь? - продолжает он, - Он убил её только потому, что считает себя вправе распоряжаться моей жизнью. Он убил мою мать, потому что она мешала работе отца, влияла на него в хорошем смысле. В том самом смысле, который не позволял ему делать те вещи, которые были нужны Брику. Он держит моего отца в тюрьме только потому, что он мой отец. Теперь он заинтересовался тобой, потому что я тобою увлечён, Лотти. И Бог свидетель - я делал всё возможное для того, чтобы этого не случилось.

- Альберт, - пытаюсь собрать свои мысли во внятное предложение, но забываю все слова.

- Нам нужно вернуться к Назу, забрать его чёртовы костюмы, - говорит Хилл, отрываясь от меня.

- Угу, - киваю головой и вытираю лицо тыльной стороной ладони, пытаясь оправиться от шока.

Какую выдержку нужно иметь, общаясь с человеком, который принёс тебе столько боли? Выслушивать и выполнять его приказы, делать вид, что их связывают узы, сродни родственным, что ни у кого вокруг и сомнения нет насчёт того, что Альберт является его племянником.

Если Альберту Хиллу удаётся держать весь этот ужас внутри себя, сохраняя хладнокровие, то насколько же мощной может оказаться бомба, тикающая в его сердце?

Фуууух, кое-как, пацаны, справилась.
Следующую главу так хочется сделать от имени дорогого нашего Альби. Надеюсь, это получится у меня гораздо скорее, чем обычно. Обожаю вас всех ❤️

А мне срочно надо на море 💋