Тюбинген, WHO. Студенческое гетто.
«Ты не знаешь что такое WHO? Не знаешь мой район? Да ты и меня не знаешь!»
Ладно, шутки в сторону. Гетто в полном смысле район Вальдхойзер-Ост не был. Но у него начал формироваться так называемый колорит. Тюбинген – это старинный, университетский городок на юге Германии. Но на столетнюю архитектуру вы будете любоваться только в центре.
На отшибах находятся жуткие многоэтажки, никак не вяжущиеся с пряничными домиками, однако иначе студентов не расселишь. Вальдхойзер-Ост или как его кличут Вэ-Ха-О (WHO) - район общаг и относительно дешёвых квартир. Общаги – все типовые. Рядом - изрисованный бездарными граффити мост и два супермаркета.
Ни вкуса, ни надежды – вот он урбан студенчества по всему миру.
Студентов Тюбингене очень много, и их заселяют пачками. Часто они - иностранцы, а потому и пошли разговорчики про гетто.
Те, кто жалуются на общаги в постсоветских странах, могут спокойно выдохнуть. В Германии бывают те же проблемы, просто встречаются не так часто. Но мне повезло, я угодила именно в страшную общагу.
Фихтенвег 5. Красная многоэтажка напротив студенческого бара «Ku-kuck» (а я всё пыталась назвать его «Додо», в честь вымершей птицы).
Лифт внутри уже намекал на мощное коллективное бессознательное. Каждый сантиметр его стен был исписан матами, телефонами знакомств, глубокой философией, шуточками-маршруточками и самопровозглашёнными истинами. На всех языках мира.
Один из перлов я почему-то запомнила лучше всего, чёрт его знает почему.
My floor is so high up,
Can I piss in this thing?
(Мой этаж так высоко
Можно я поссу прямо сюда?)
Что часто и происходило.
На задвижной двери лифта нарисовали мужичка с огромным стоячим пенисом, который выдвигался и задвигался вместе с самой дверью.
Первой серьёзной проблемой стала пожарная сигнализация. С ней я познакомилась даже раньше, чем со всеми соседями по этажу. Курить в коридоре и комнатах запрещалось. Детекторы дыма срабатывали автоматически. Но всегда найдётся умник, для которого не писаны правила.
Это совершенно нормально, что с семи вечера до четырёх утра сигнализация могла взвыть раз пять. Все должны были выметаться вон, пока не приедет пожарная машина. Кто платит штраф за ложный вызов в тыщу евро, мы не знали. Пожара, ясный пень, никогда не было. В первый раз я выносилась чуть ли не со всеми вещами, потом перестала брать даже документы.
Сигнализация без умолку орала первые две недели семестра, затем наконец-то до всех доходило, где положено курить.
На нашем этаже жило семь человек. На всех – одна общая кухня и два туалета.
Начнём с Лу. Маленькая и рыжая. Одевается то ли как тинейджер, то ли как проститутка. Когда ей надо, может понравиться любой падле. На деле же оказалась жуткой стервой со жмущей короной, а потому считала нормальным доминировать в общаге через срач на кухне. В этом её активно поддерживал Филип, другой жилец. Несмотря на то, что она была типичной девочкой поколения аренби, а он - немытым металюгой, им удавалось очень складно и в унисон загаживать каждый миллиметр жизненного пространства.
Моим ближайшим соседом оказался Марио Маринов, онемеченный болгарин. Говорил как мяукал. Издавал слабый запах носочков не первой свежести. Носочками же несло и из его комнаты. Ничего против Лу и Фила он не имел, покуда они звали его на совместные попойки. Солидарность в сраче за приобщение к компании.
Я сразу заметила, что он любит говорить, причём может делать это сам с собой. Мог часами рассуждать о том, что было бы неплохо сделать в общаге. Ну, типа пол помыть, вёдра вынести. Звучало, как стеснительный царский приказ. Страшно радовался, когда кто-то выносил помои, тогда он торжественно стелил в ведра пакетики, демонстрируя, что он тоже вносит вклад в хозяйство.
Позже Марио начал подбивать ко мне клинья, но в итоге его всегда выносило на любимую тему разделения отходов. Да, расскажи мне больше про сортировку мусора в Германии. Девки просто на уши встают от такого пикап-трюка!
Чуть больше о нём стало ясно, когда у него случился приступ. Он орал в совей комнате так, будто из него изгоняли дьявола. Казалось, что на этаже происходит обряд экзорцизма, а мне никто просто не сказал. Как назло все другие сожители разъехались по домам, и я слушала этот ужас в одиночку, боясь, что он ворвётся ко мне и прибьёт. Марио колошматил мебель в своей комнате, однажды перевернул и стол на кухне посреди ночи. С тех пор я стала его звать «мой сосед из ада», и так начинался каждый твит о его выходке. Таких приступов было несколько.
Когда он приходил в себя, то вёл себя, как полевая мышь, и делал, всё, что ему велели. Ещё любил после отчитываться в личке на Фэйсбуке в духе: «Мама, я покакал!». На такое оставалось только автоматом писать: «Молодец, Марио!».
Чуть дальше жил кореец Хорам, и он был самый ровный и незамороченный из всех. Полжизни прожил в Штатах. От его американского английского несло свободой и демократией. Как Лу съехала, кухня стала паломничеством для его друзей. Я часто поражалась лёгкому нраву Хорама. Как-то мы стали вместе курить на балконе, и так я узнала, что он предпочитает сигаретам дурь. А я-то думала он просто весёлый.
Ещё дальше обитал студент по обмену из Турции. К сожалению, его имя я не запомнила, мы пересекались очень редко. Он плохо говорил по-английски, ещё хуже по-немецки. Оказывается чтобы быть студентом по обмену, вообще не обязательно владеть каким-либо языком. Один раз его ограбили и вдобавок по ошибке сдали в полицию (везёт так везёт). Когда его отпустили на нём почему-то не было обуви. В довесок он потерял ключи от комнаты, торчал на кухне и говорил сам с собой. К счастью, несмотря на выходной, Хаусмайстер пришёл и открыл ему комнату.
Далее случились разборки с Филом из-за очередного срача, и они с Турком чуть не набили друг другу морды. На весь коридора гремело гневное: "If you want to speak to me, speak Turkish!". Позже Турок сказал мне, что Фил – нацистская свинья. На счёт последнего уж точно никто не сомневался.
Ещё дальше жила Фиделис Мэннак из Англии (да, та самая, чью внешность и имя я взяла для героини «Улья»). Она была такой же ровной, как и Хорам, только достигала этой уравновешенности без травки, и являлась самым адекватным человек во всей общаге.
Фил и Лу уехали к весне, отжив свои шесть семестров в общаге. Перед отъездом по договору полагалось мыть не только комнату, но и все совместные помещения. Он это сделал и прилепил на вытяжку записку:
«Если хоть одна сволочь угондошит кухню до прихода Хаусмайстера, я угондошу его».
Стоило ли говорить, что по Филу никто не скучал?
Вообще записки стали лучшим в этой общаге. Вся наша жизнь состояла из стикеров и выдранных из тетрадей листов, которыми мы обклеивали двери и стены. Договориться было сложно. Взаимодействовать напрямую по щекотливым темам уборки – неловко. Пересечься всем семерым - почти нереально.
Внизу пару примеров того, как мы общались.
Это записка от Фидель:
"Я помыла некоторые туалеты. Пожалуйста имейте общественную сознательность и поддерживайте их в умеренной чистоте!"
А это записка от соседа-из-ада:
"Тот, кто ответственен за кастрюлю, должен вычистить всю плиту!
Тот, кто рассыпал макароны по полу, должен вычистить весь пол!
Всё нужно сделать к понедельницу до 3х часов дня!
И вдобавок всем нужно помыть тарелки, которые они использовали!
Более подробная информация в жёлтой карточке!
P.S.: Счастливого дня Матери!"
Стоит упомянуть и эпизодических персонажей. Например, Пита Дохерти. Так я прозвала помятого, отёчного парня с лицом настоящего Пита Доэрти. Он постоянно выглядел так, будто только что слез с какой-то убойной наркоты. Эдакий форева 1969. У нас имелся общий балкон с другой частью этажа, и когда соседи с той стороны забывали ключи, то лезли к себе через наш балкон. Подозреваю, что так и происходили и мелкие кражи. Пит Дохерти часто шастал туда-сюда, и в первое время я не понимала, живёт он у нас или у них.
Другим персонажем был Хаусмайстер или попросту домоправитель. Восточноевропейский мужик под шестьдесят с железными нервами. если видел срач, выкручивал яйца всем, Проверять десять с лишним этажей, конечно, он не мог, но если его случайно заносило к вам, то это хана. Ему я тоже дала кличку - Сладкий Дед, за то, что он от всей суровой души дал мне бесплатно кабель для Интернета и вербально отделал Фила за его разборки с Турком.
Таким был первый каст нашего «Дома-2». Я, Марио, Хорам, Лу, Турок-Прости-Не-Помню-Как-Звать, Фидель и Фил. В таком составе мы прожили первый семестр ненависти, пассивно-агрессивных записок и жуткой грязи. Большинство из нас имело свою посуду, которую мы мыли и запирали в шкафах. Но всегда был некий АНОНИМ, жравший из общих тарелок и НИКОГДА их не мывший. Пройдясь по всем и спросив: «Кто, блин, сложил кастрюли в раковине?!», вы получили бы в ответ рассеянное пожимание плечами.
Туалеты – это отдельная тема. Их мыли только Фидель и я, но это был труд Сизифа. Да, высокая метафора для дерьма, но другой не приходит в голову. Кружки регулярно обоссаны. Мальчики очень самонадеянны в своей меткости. («Целься в Белоснежку!!!» - это к слову, из фильма «Красавчик». Кто смотрел, тот поймёт).
Один раз в туалете взорвалась дерьмобомба, я не могу подобрать иного слова. Больше им никто не пользовался, пока спустя месяц не пришла уборщица и не отдраила.
Но вернёмся к персонажам. Лу съехала еще в начале зимнего семестра, Фил к его концу. Вслед за ними и Турок, его обмен закончился.
А, значит, новый семестр – свежее мясо.
После их выезда мы с Фидель и Хорамом чуть ли не на пальчиках поклялись, что у нас отныне будет только Чистота-Чистотайд и дру-у-ужба! Марио маячил рядом, как тень из подземного мира, и согласно кивал, но мы-то знали, что он ни хрена за собой не моет. И вообще горбатого могила исправит.
Въехали двое: Клаудио – стеснительный будущий юрист, всегда готовящий пасту, и Пано – чёрт знает что, но зато в очках.
Клаудио был типичной Девой. Он вис на мелочах и страдал от несовершенства окружающего мира. Сначала я думала, что он – классический немец. Порядочность, скрупулёзность и отсутствие чувства юмора. Но последнее у него всё-таки было, и он выражал его посредством печатания в общем Фэйсбук-чате шуток, рождённых в его безмолвии.
К проблеме поддержания чистоты он неожиданно отнёсся философски и даже оптимистично:
«Если кто-то опять загадит плиту, то надо быстренько сделать губочкой бум-бум, и все снова чисто!».
Пано станцевал с нами шаманский танец во имя гигиены, а потом превратился в нашего нового Фила. Только не быковал. Он гадил тихо и исчезал.
В последней комнате пока никто не жил. Мы думали, она - пустая. Но однажды кто-то заметил на почтовом ящике, где раньше стояло имя Лу, имя некой Мэрилин (да-да, мы ещё раз десять изобразили глухих и спросили: «Мерлин?! Тот что с бородой?!» «Нет, Мэрилин. Как Монро!»). Ещё кто-то сказал, что она из Индии. Саму Мэрилин мы никогда не видели. Возможно, она держала комнату резервом на новый семестр, так как получить жилье от Студенческой Службы крайне тяжело из-за очереди.
Чуть позже внезапно пропали ВСЕ ложки. Валить, конечно, стали на Мэрилин. Тот, кого нет – универсальный козёл отпущения. Дальше пошли шутки-самосмейки типа: «Может, это привидения? Ты её видел? Вот и я нет! А ложки так никто и не вернул!».
Остаток этого семестра прошёл хаотично. Злобы меж нами больше не было. Но и порядок пока не воцарился.
Впрочем, это нормально для студенческой общаги, если бы у нас вдруг не развелись мухи. И чёрт его знает, откуда взялись. Мы уже выставили всё ведра наружу и облили их тройным слоем дезинфекционного средства.
Тогда я не выдержала и купила дихлофос.
Марио, грязный фри райдер, был мне ещё более благодарен, чем за регулярный вынос мусора. Когда мой соседушка носился по общаге с «Рейдом», мне хотелось сфотать и подписать: "Дихлофос как самовыражение. Дихлофос и внутренние демоны"
Заодно участились мелкие кражи.
Потом Пано взорвал микроволновку, и мы остались без полуфабрикатов (духовка - для хардкорщиков). Студент без микроволновки – это, как алкаш без водки. Сразу хотелось заорать: «Где ты, ма-а-а-а-м, я больше не могу жрать покупные донеры!»
На самом деле для меня всё уже подходило к концу, я уезжала по обмену в Хельсинки и выписывалась с Фихтенвег 5. Я не знаю, что там сейчас творится. Хочется надеется, что новый каст этого телешоу нашёл выход из всех наших тупиков.
Bạn đang đọc truyện trên: Truyen247.Pro