Но он любил ее вопреки всему, очень любил - и знал, что с этой женщиной он мог бы не только спать, но и говорить; говорить подолгу и часто, а как мало на свете женщин, с которыми можно не только спать, но и говорить обо всем.

Генрих Бёлль

«Где ты был, Адам?»

Идиотка! Дура! Сумасшедшая! Окончательно рехнувшаяся особа!

Дарси злобно вышагивала по своей спальне, с каждым новым шагом находя для самой себя все новые, более обидные и, вместе с тем, правдивые эпитеты.

Ну как? Как можно было согласиться на эту авантюру? А то, что поездка с Тревором к мосту - чистой воды авантюра, сомнений не вызывало. Наверняка, он что-то задумал. Что-то такое, что ей, Дарси совершенно не понравится.

И мало того, что он вообще додумался до подобной просьбы, так он еще и шантажировал ее! И чем? «Утренним происшествием»! Гад!

Дарси в очередной раз гневно выругалась - теперь уже вслух - и запустила пальцы в волосы. Злость на саму себя закипела в груди совершенно внезапно и никак не находила выхода.

А причина этой самой злости была так проста и так глупа, что от этого Дарси злилась еще сильнее.

Она волновалась.

Да, самым банальным образом волновалась перед грядущей поездкой. Для нее это, против ее же воли, что-то значило. Что-то сильное и неуловимое, и пока еще не имеющее названия и определения.

Для Тревора же это, совершенно точно, была очередная игра. И то, что Дарси когда-то давно обещала Джексону показать ему этот мост, не внушало ей спокойствия.

В желании Джексона увидеть мост было что-то правильное, что-то логичное. Будто это было бы совершенно нормально показать ему такое волшебное и уединенное место. Открыть частичку своей души.

В желании Тревора увидеть мост Дарси не находила ничего правильного. Здесь крылся лишь одному ему известный умысел. Но в том, что этот самый умысел был коварен сомнений не было.

И Дарси злилась.

Злилась, что несмотря на всю правильность и естественность Джексона, она хотела побывать на мосту с Тревором, не взирая на то, во что это может вылиться и чем обернется для нее самой.

Она хотела показать мост Тревору. Не Джексону.

И это было неправильно.

***

Ровно в семь часов вечера, когда желтое горячее солнце стало медленно клониться к горизонту и постепенно наливаться медью, в холле дома семейства Сноу раздался протяжный, но не навязчивый звонок.

Дарси сама открыла дверь и не ошиблась, ожидая увидеть на пороге Тревора. Он стоял на крыльце дома ее родителей, одетый в чуть потертую темно-синюю толстовку и черные джинсы. Его волосы были взъерошены, а губы едва заметно кривились в улыбке, значение которой разгадать Дарси было не под силу.

Она молча прикрыла за собой дверь и шагнула ему на встречу, испытывая совершенно противоречивые чувства. Одного взгляда на губы Тревора было достаточно, чтобы мгновенно захотеть вновь ощутить их вкус на своих губах. Одного взгляда в его темные бесстыжие глаза было достаточно, чтобы испытать почти непреодолимое желание придушить его на месте.

Такая сумасшедшая реакция на Тревора смутила Дарси и она прервала зрительный контакт, отведя взгляд в сторону.

- Я готова. Можем ехать, - отрывисто бросила она и, обогнув Тревора, стала спускаться по крыльцу. Он лишь молча хмыкнул и последовал за девушкой.

До моста они ехали в тишине, изредка нарушаемой указаниями Дарси, относящимися к маршруту их движения. Тревор молчал, предвкушая грядущий вечер. Он надеялся, что сегодня между ним и Дарси наконец установится незримый мостик понимания и, быть может, такого долгожданного доверия.

Дарси же просто нервничала, потому что совершенно не представляла, чего же ей ожидать.

Когда с шоссе они свернули на проселочную дорогу и, проехав еще метров семьсот, остановились, Дарси ощутила, что ее сердце колотится где-то в горле. И совершенно не могла понять - с чего бы это?

Тревор же, в волнении, закусил щеку изнутри и отер ладонью внезапно вспотевший лоб.

Оба, опять же, в полной тишине, вышли из автомобиля. И Дарси, как проводник, зашагала вперед по едва различимой тропе. Вскоре ее фигурка скрылась за деревьями, все дальше углубляясь в лес и тогда Тревор устремился вслед за ней, стараясь не отставать.

Спустя, кажется, целую вечность хождений по сумеречному лесу, Дарси остановилась и обернулась к Тревору.

- Пришли, - еле слышно сказала она, невольно стараясь сохранить ту уютную тишину, что окутала их своими объятиями.

Тревор взглянул поверх головы девушки и пораженно выдохнул. Мост был прямо перед ним и он был еще красивее и печальнее, чем на фото. Увиденная картина единения дикой природы и следа вмешательства человека поражала воображение и заставляла даже его очерствевшее сердце биться чаще.

Тревор покосился на Дарси и задумчиво поджал губы.

Он устал прыгать по минному полю, которое представляли собой их «отношения». Это извечное «шаг вперед - два назад», а затем бум! Оглушительный взрыв - и все сначала. И так по кругу.

Тревор устал. Устал все портить, устал делать больно этой девушке, устал видеть осуждение и неприязнь в ее обычно теплых карих глазах.

Он хотел все изменить. Хотел все начать сначала, будто не было этих месяцев постоянной борьбы и споров.

Загадочно улыбнувшись и снова переведя взгляд на Дарси, Тревор обошел ее и зашагал по направлению к мосту. Взобравшись наверх, он обернулся, чтобы помочь Дарси, но она уже стояла рядом с ним и легкий ветер, доносящийся с реки, играл с ее волосами, стянутыми в лохматый хвостик.

Дарси легким, почти невесомым шагом подошла к самому краю и села на деревянный настил, свесив ноги вниз, над тихо журчащими водами реки. Чуть помедлив, Тревор молча опустился рядом и проследил за направлением взгляда девушки. Она смотрела на горизонт, на плавно опускающееся солнце и нежно-розовые облака. Ее волосы снова искрились медными бликами, а глаза приобрели глубокий медово-янтарный цвет.

Она была так прекрасна в этот самый миг, с чуть взлохмаченными ветром волосами, мечтательной полуулыбкой на мягких губах и искоркой покоя в красивых глазах!

Тревор невольно залюбовался ее нежной красотой и даже совершенно забыл зачем он здесь и почему так отчаянно захотел взглянуть на этот мост. Почему ему так важно было попасть сюда.

- Ну вот мы и здесь, - донесся до Тревора голос Дарси. - Ты скажешь мне, почему вдруг так захотел взглянуть на этот мост?

- Мост не так важен для меня, - ответил Тревор, неотрывно смотря в ее глаза.

Она недоуменно изогнула бровь, молча ожидая продолжения.

- Я хотел взглянуть на тебя, - закончил Тревор.

- На меня? Я тебя не понимаю... Ты видишь меня каждый день...

- Нет, Дарс. Я хотел взглянуть на тебя здесь, - пояснил Тревор.

Дарси чуть нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. И Тревор решил пояснить:

- Мне кажется, это место что-то значит для тебя. Этот лес, эта река, этот мост... И я хотел увидеть какая ты, когда приходишь сюда.

Дарси отвела взгляд и чуть поджала губы, раздумывая над ответом.

- Это всего лишь старый мост, Тревор. Просто место, одно из миллионов других возможных мест. В нем нет ничего особенного, по крайней мере для меня...

Она снова взглянула на Тревора и солнце утонуло в ее глазах, а вместе с ним и он. Но тонкая иголочка разочарования, кольнувшая сердце, не позволила насладиться глубиной ее глаз. Ответ девушки немного смутил его, но Дарси, не замечая этого, продолжила говорить:

- ...Я прихожу сюда не из-за моста. Я прихожу сюда ради этого, - она махнула рукой, указывая направление. И, повернув голову, Тревор увидел. Там, на самой границе неба и земли, полыхал яркий «пожар»: солнце опустилось ниже, диск его уже наполовину скрылся за горизонтом и теплые оранжевые лучи, отражаясь от стеклянных небоскребов города, создавали поистине волшебную иллюзию, настоящий обман зрения.

- Ого, - пробормотал Тревор, не отрывая взгляда от представшей его глазам картины. - В жизни не видел ничего красивее.

- Да, - услышал он рядом с собой голос Дарси. - Вид отсюда открывается волшебный. И какая бы ни была погода или время года, с этого моста всегда можно увидеть что-то удивительно прекрасное. Всегда.

Тревор оторвал взгляд от догорающего «пожара» и снова посмотрел на Дарси. Она молча изучала его.

Ее медово-янтарные глаза заглядывали в самую душу, или же так только казалось. Но почему-то захотелось рассказать ей все. Всю правду. Даже ту, что совершенно точно ей не понравится.

Просто именно в этот самый миг Тревор осознал, что лгать такой, как она - преступление. Людей более открытых и честных он еще не встречал. Дарси была чистой, невинной. Такой неземной.

И сейчас, глядя в ее волшебные глаза и ощущая ее такую необходимую близость, Тревор - как никогда до этого - нестерпимо захотел поцеловать ее. Просто коснуться ее мягких губ, вспомнить их вкус, на этот раз не отягощенный дешевым бурбоном, и наконец в полной мере осознать - вот оно, счастье. Простое и вполне объяснимое. Сидеть рядом с чудесной девушкой и иметь возможность - и право - касаться ее губ своими, когда пожелаешь.

И незаметно для самого себя, Тревор медленно подался вперед. А Дарси не отстранилась. Лишь чуть шире распахнула глаза, а потом медленно закрыла, позволяя Тревору сделать то, чего они оба хотели. И тогда он поцеловал ее.

Не так, как в тот раз в архиве - жадно и напористо. Нет. Теперь все было иначе. Он будто оробел, будто это был его самый первый в жизни поцелуй. А, быть может, так и было. Ведь это был совершенно особенный поцелуй с совершенно особенной девушкой.

Ее губы двигались напротив его губ, ее язык мягко сплетался с его языком, а ее дыхание неуловимо становилось его дыханием.

Они не касались друг друга. Но тем не менее, были ближе, чем иные люди во время самых крепких и страстных объятий. Потому что сейчас друг к другу тянулись не их тела, но души. И оба это понимали, и оба были готовы это принять.

А потом все закончилось, но Дарси не отскочила от него, как в тот раз. Не оттолкнула и не выразила своего возмущения. Она просто подарила Тревору искреннюю улыбку и смущенно опустила глаза.

А Тревор позволил себе взять ее маленькую ладошку в свою ладонь и переплести их пальцы. И он искренне наслаждался теплом ее кожи и тем ощущением правильности происходящего, что сейчас окутало его и позволило поверить - у них все получится. Они смогут преодолеть свои разногласия ради друг друга. Обязательно смогут.

***

- А я ведь совершенно ничего о тебе не знаю, - лениво и будто бы даже безразлично пробормотала Дарси, проводя пальцем по небольшой вышитой эмблеме на толстовке Тревора.

Они лежали на деревянном, местами прогнившем, настиле моста, и Тревор по-хозяйски обнимал Дарси, прижимая к себе, а она позволила себе уютно устроить голову на его плече. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а вечерние мутно-серые сумерки сменились густой темнотой ночи. А они смотрели на звезды и молчали. Молчали обо всем и наслаждались тем покоем, который нашли в этом месте. Здесь не было места их извечным ссорам и перебранкам. Здесь не было места недомолвкам и недосказанности. Здесь нужно было либо быть предельно откровенным, либо молчать. И они молчали. Потому что еще не были готовы распахнуть друг перед другом свои души.

Дарси решилась нарушить их молчание первой. Решилась, потому что вдруг ясно осознала, как важно ей понять Тревора и узнать его настоящего. Захотелось хоть мельком заглянуть за его привычную маску и увидеть кто же прячется под ней.

Тревор тихонько хмыкнул у нее над ухом и пробежался пальцами по ее спине, оставляя за собой след из мурашек.

- Могу сказать то же самое о тебе.

- Обо мне ты знаешь больше, и ты уже знаком с Дарреном и моими родителями, - отметила она, приподнимаясь на локте и заглядывая в лицо Тревора.

Было так странно лежать в такой непозволительной близости от него и находить это совершенно нормальным. Дарси была уверена, что наступит утро и она еще сотню раз пожалеет, что привезла Тревора на этот мост, что позволила поцеловать себя, что добровольно пряталась в его объятиях и хотела каких-то откровений, хотела сближения. Она вспомнит каков Тревор в обычной, повседневной жизни; вспомнит, что для него она лишь очередная игрушка и, что ей совершенно не следует к нему привязываться и уж тем более, впускать его в свою душу и сердце.

Все это будет. Но завтра.

А сегодня ей хочется стать ближе к нему. И позволить себе немного свободы и капельку безрассудства.

Тревор изучал лицо Дарси, на котором так быстро и так явно одна другую сменяли эмоции и не мог сдержать нежной улыбки. Из ее, порядком растрепавшегося, хвостика выпала прядка и Тревор аккуратно заправил ее за ушко. А Дарси покраснела.

Боже! Она краснела даже от таких невинных прикосновений и это было так очаровательно!

Тревор снова притянул ее к себе и Дарси послушно опустила голову на его плечо. Так разговаривать было проще. Когда не смотришь на собеседника - то можно представить, будто бы никого рядом нет и ты говоришь с пустотой или сам с собой. И какую бы правду ты не сказал - тебя не осудят. Пустота на это не способна. А ты сам и так все про себя знаешь.

- Что ты хочешь знать? - спросил он, поднимая взгляд к небу, усыпанному звездами.

- А что ты сам хочешь мне рассказать? - услышал он голос Дарси. Она позволяла ему выбрать и за это он был благодарен.

- Сыграем в «Правду или ложь»? Но я не захватил с собой бурбон, - ухмыльнулся Тревор и почувствовал, как маленький кулачок ткнул его в грудь.

- Глупый! Я не собираюсь играть с тобой. Больше никаких игр, - произнесла Дарси, с улыбкой в голосе. Однако, никогда в жизни она не была более серьезной. И Тревор это понимал. И был согласен с ней: отныне - никаких игр.

- Что ж, давай начнем с начала, - пробормотал Тревор, собираясь с мыслями. - Я родился и вырос здесь, в Сиднее, в самой обычной среднестатистической семье. Отец и мать, и любимая старшая сестра. По выходным мы всегда выбирались за город, будь то пляж или парк или даже прогулки по лесу. Мы были дружной семьей... были.... - Дарси ощутила, как Тревор вздохнул и сама затаила дыхание. - В восемь лет я узнал, что моя сестра - Линда - приходится мне сестрой только по матери. Мик - мой отец - удочерил ее, когда женился на нашей матери. Это было довольно шокирующим открытием для восьмилетнего мальчишки, - Тревор горько усмехнулся. - Тогда я и подумать не мог, что эта правда станет самой невинной из всего, что мне предстоит узнать.

Позже выяснилось, что отец Линды бросил их с матерью почти сразу после ее рождения. Он не был готов к детям и не хотел такой ответственности. Мик же был влюблен в мать еще со школы, (оказалось, что они учились вместе на протяжении нескольких лет), и, разумеется, как только узнал об этом - тут же бросился к ней на помощь. А она и не стала возражать. Через четыре года после их свадьбы родился я. И все было прекрасно. Но ведь все хорошее рано или поздно заканчивается, верно?

После того, как я узнал, что Линда моя сестра только по матери, моя жизнь превратилась в какой-то кошмар. Вскоре выяснилось, что моя мать - наркоманка, как и биологический отец Линды. Именно он подсадил мать на наркотики, а после и снабжал ее новой дозой. И именно в наркотическом угаре они и заделали ребенка, от которого у моей матери хватило ума не избавиться. И когда Мик пришел к ней с протянутой рукой помощи, он был готов простить ей все ее ошибки, все ее промахи. Он был готов простить ей все - так сильно он ее любил. И он принял и полюбил Линду, как свою родную дочь. И моя мать продержалась восемь лет. А потом сорвалась. И все началось сначала. Снова наркотики, алкоголь, снова жизнь под откос. У нее были муж и два ребенка, но ей было плевать, понимаешь? Ей было плевать, что мы с Линдой боимся ее, когда она, в приступе дикого похмелья или очередной ломки, бросалась на нас с кулаками и грозилась убить, пока мы будем спать, если мы хоть слово скажем Мику.

- Он не знал, что она сорвалась? - тихо спросила Дарси, заставив Тревора слегка вздрогнуть. Он так углубился в воспоминания, что и забыл о своем внимательном слушателе.

- Он узнал потом. Когда стало поздно. Матильда - моя мать - она была умна. Она умела заметать следы. У Мика была разъездная работа и он часто и подолгу был в командировках. Иногда они могли длиться чуть ли не месяц. И тогда мы с Линдой оставались наедине с матерью. Именно в эти дни мы боялись засыпать, а она закидывалась колесами, заливала в себя литры алкоголя и развлекалась со своими дружками-наркоманами в их с Миком спальне. На их кровати. Это было так гадко, так мерзко. Смотреть на свою мать и видеть вместо нее монстра... Тогда я начал ее бояться. Я старался как можно реже попадаться ей на глаза - даже в те дни, когда она становилась самой собой, той, прежней мамой, которою я любил - я все равно избегал ее. Потому что боялся...

Отец узнал обо всем случайно. Вернулся из очередной командировки раньше времени и как раз в самый разгар «веселья». Знаешь, я думал, что он убьет ее. Не потому что ему было больно от ее обмана и предательства. Не потому что наркотики и измены в пьяном угаре разбили его сердце. Нет. Он был зол из-за нас. Я до сих пор помню как он кричал на нее, как сильно он испугался за нас с Линдой. И я в том момент хотел, чтобы он исполнил свою угрозу, хотел, чтобы он убил ее... Ужасно...

Но, разумеется, Мик не сделал этого. Он просто отправил Матильду в реабилитационный центр и полностью оплатил ее лечение. Сделал все, чтобы вернуть свою любимую женщину. Он так старался, так хотел, чтобы наша семья стала прежней. Но Матильда слишком любила ту часть своей жизни, которой управляли наркотики. Она не хотела возвращаться... - Тревор снова вздохнул и надолго замолчал. Дарси ощущала, как громко стучит его сердце и как напряглась его рука на ее спине. И ей было страшно услышать то, что Тревор собирался рассказать ей дальше. Но она продолжала слушать, потому что было очевидно - ему нужно выговориться. Нужно рассказать ей все. Абсолютно все. - ...Она была беременна. Когда Мик отправил ее на лечение, Матильда была беременна. И она потеряла ребенка: от убийственной дозы наркотиков и сильнейших препаратов в реабилитационном центре у нее случился выкидыш. И ты понимаешь, она ведь знала о своей беременности, она знала о ребенке. Но ничего не изменила. Ничего. И тогда я возненавидел ее. Она убила своего ребенка. Ребенка Мика. У нас с Линдой мог быть братик или сестренка. Но она не сделала ничего, чтобы сохранить ему жизнь.

Однако, даже после этого Мик не развелся с ней, не выгнал ее, как грозился в порыве гнева. Но Матильда сама все решила. В какой-то момент она просто исчезла. Сбежала, наплевав на нас, как делала это последние несколько лет.

Отцу было больно, Линда беспокоилась. Я же хотел забыть ее; забыть, что у меня была такая мать. Я ненавидел ее... Так сильно ненавидел, что желал ей смерти, представляешь?

Но время шло и я действительно стал забывать. Она не появлялась. Не звонила, не писала. Вообще никак не напоминала о своем существовании. А потом отец заболел... В его мозгу обнаружили опухоль. Мика положили в больницу, сказали, что случай сложный и операцию он может не пережить. Тогда-то Матильда и объявилась. Надеялась, что сказав пару безжизненных слов о том, как сильно она сожалеет о своих поступках, смогут все исправить и Мик простит ее. А знаешь, зачем она приехала на самом деле? Она думала, что отец умрет и рассчитывала получить свою долю из его наследства. Тогда я выгнал ее и запретил возвращаться. Я был так зол на нее, что, мне кажется, был готов ее ударить, - Тревор отпустил Дарси и сел. Меж его бровей залегла глубокая складка, а в глазах было столько боли, что Дарси сама была готова разрыдаться. Она тихо села рядом с ним и позволила себе сжать его ладонь. Он ответил ей легким пожатием. Собравшись с силами, Тревор продолжил говорить, - Это было четыре года назад. Отец пережил операцию и казалось, был вполне здоров. Наша жизнь снова стала налаживаться. И я уже даже решил, что все наши беды закончены, что все позади и вот теперь-то мы сможем быть счастливы, настолько, насколько это вообще возможно в нашем случае.

Но полгода назад отец снова заболел. Еще одна опухоль. На этот раз неоперабельная. Он просто медленно умирает, понимаешь? Мой отец, тот, кто всегда защищал меня, всегда был рядом, всегда оберегал и заботился... Он умирает. А она, эта женщина... Это... это чудовище, она жива. Более того, она совершенно здорова и кажется, даже счастлива. И теперь она снова здесь, снова хочет повидать умирающего Мика и сделать вид, что все эти годы ей было до нас дело, показать, что она не наплевала на нас и не станцевала на руинах нашей семьи... - Тревор с трудом сглотнул застрявший в горле ком и прикрыл глаза. Дарси сильнее стиснула его пальцы и до боли в глазах вглядывалась в его перекошенное мукой лицо, а в сердце ее что-то больно оборвалось и рухнуло вниз, словно она сама пережила всю ту боль, что выпала на долю Тревора. - Я недавно говорил с отцом и знаешь, что? Он простил ее. Представляешь? Простил. А все потому что он до сих пор ее любит. Боже... Эта женщина не заслужила такой любви. Она не заслужила любви Мика... А я, наверное, никогда не смогу простить ее. Никогда...

Голос захрипел и сорвался. Тревор надолго замолчал, позволяя гнетущей тишине окутать их обоих.

А Дарси смотрела на него во все глаза и видела перед собой не взрослого мужчину, а маленького беззащитного мальчика. И этому мальчику было очень больно. А еще страшно.

И в тот же миг забылись все их ссоры и перебранки; забылись обиды и слезы, и обещания самой себе возненавидеть раз и навсегда. И сразу нашлось объяснение и оправдание всем его поступкам. Всему, что он когда-либо делал и говорил. И уже было неважно, как она думала о нем, и что думала. Потому что сейчас все необратимо и резко изменилось.

И так сильно вдруг захотелось помочь ему, вытащить из этой вязкой трясины, в которую он сам себя ввергает вот уже двадцать лет.

А еще захотелось, что он принял помощь. Ее помощь. Почему-то это вдруг стало очень важным и необходимым.

Тревор повернулся к Дарси и впервые за все время своего рассказа посмотрел ей в глаза. Грустная улыбка искривила уголки его губ и он ласково коснулся влажной щеки Дарси.

- Ну что же ты? Не нужно, - Дарси и не заметила, как по ее лицу заструились слезы. Шмыгнув носом, она опустила голову и постаралась быстро стереть со щек влажные дорожки, но Тревор бережно повернул ее лицо к себе и заглянул в блестящие глаза. - Девочка моя, прошу, не плачь. Не нужно плакать из-за меня.

И тогда Дарси подалась вперед и крепко обняла его. Обняла, потому что ему это было нужно не меньше, чем ей. Крепко обхватила его шею руками и спрятала лицо на твердом плече. И сейчас такой знакомый запах хвои и лимона почему-то показался необыкновенно горьким, словно он тоже излучал боль Тревора.

Тревор нежно обвил ее руками и притянул ближе к себе, даря тепло собственного тела. Он гладил ее по волосам и не мог понять, в какой момент пришло решение рассказать всю эту темную правду о себе и своей жизни. Ведь хотел же отшутиться, хотел сказать какую-нибудь глупость и просто посмеяться. А потом слова полились сами собой и он понял, что уже не может остановиться. Что ему нужно все рассказать. И нужно все рассказать именно Дарси.

А она, маленькая ранимая девочка, заплакала. Заплакала из-за него. Из сочувствия к нему и его жизни. И взглянув ее в ее блестящие от слез глаза, Тревор преисполнился такой нежности, что казалось, вот-вот задохнется от ее избытка.

Он не заслужил такого к себе отношения. Эта светлая, чудесная девушка не должна сочувствовать ему. Тревор знал это. Но он соврал бы, если бы сказал, что его самолюбию не польстило ее искреннее участие.

И как бы он хотел, чтобы отныне между ними все стало по-другому. Чтобы забылись все обиды и вся горечь. Чтобы они смогли все начать сначала и стать друг для друга чем-то большим, нежели просто коллегами и парой людей, периодически играющих на нервах друг друга.

Дарси первая разорвала объятия и, немного отстранившись, заглянула в темные глаза Тревора. Он молчал. Ждал, что она скажет.

- Тебе будет трудно поверить в слова «я знаю, каково тебе». И, к счастью, для самой себя, я действительно не могу сказать, что пережила предательство такой силы, как это довелось тебе. Но я могу понять тебя. Правда.

Тревор непонимающе склонил голову на бок и, отпустив плечи Дарси, взял ее ладони в свои и переплел их пальцы.

Дарси вздохнула и опустила голову, пряча лицо под растрепавшимися прядями волос.

- Это началось еще когда я и все наши с Дарреном общие друзья учились в школе. С нами училась девочка - Лорен Бут. Красивая, умная, веселая, да еще и капитан школьной группы поддержки... - Дарси горько хмыкнула и закусила губу, раздумывая над своими словами. - Мы никогда не были с ней подругами, но и не враждовали. Так... общались иногда, могли перекинуться парочкой слов, столкнувшись в школьном коридоре. Просто знакомые. Все изменилось, когда она и Даррен начали встречаться. Эта новость быстро облетела школу и вызвала кучу сплетен и пересудов. Еще бы! Слепой парень и первая красотка школы теперь вместе! Настоящая сенсация!

Я очень настороженно относилась к этой новоиспеченной паре и боялась, что все это быстро закончится. Но Даррен был таким счастливым, таким... окрыленным? Я даже не знаю, как это объяснить, но прежде я своего брата таким ни разу не видела. И я расслабилась. Они были влюблены и вместе они были счастливы. А большего я и не хотела. Лишь бы Даррену было хорошо... Прошло три года, я оканчивала университет, а Даррен играл в собственной группе, участниками которой были его друзья и его любимая девушка. Они с Лорен отлично звучали вместе. И они действительно были красивой парой. Знаешь, иногда даже казалось, что так будет всегда. Я почти убедила себя в этом... - Дарси крепко зажмурила глаза и вдохнула поглубже, будто готовилась к погружению в ледяную воду. А потом резко выдохнула и мотнула головой, прогоняла наваждение. - Лорен узнала об экспериментальном лечении, которое, по словам врачей, было способно вернуть Даррену зрение. Лишь малую его часть, но для брата этого было достаточно. Это лечение подразумевало под собой сложную и опасную операцию на мозге. Не смогу сказать точнее - я ничего в этом не смыслю. Знаю лишь, что это было опасно и очень рискованно.

Надежда на удачный исход была крайне мала, но Даррен так загорелся этой идеей... Он захотел рискнуть, родители быстро согласились на его уговоры. А я все сомневалась. Боялась, что что-то пойдет не так и я потеряю своего брата. Я так боялась... - Дарси шмыгнула носом и часто заморгала, прогоняя горячие слезы, плотной пеленой застилающие глаза. Она долго молчала, прежде, чем смогла совладать с эмоциями и продолжить говорить. - Лорен бросила Даррена в день операции. Просто пришла и сказала, что они не подходят друг другу. И что она встретила другого... А потом Даррен чуть было не умер прямо на операционном столе. Как я и боялась, что-то пошло не так и я едва не лишилась самого дорогого человека, - слезы все-таки заструились по щекам, когда на Дарси обрушились те страшные воспоминания, а вместе с ними и волна глухого отчаяния и всепоглощающего страха. - Когда он очнулся и врачи заверили нас, что его жизни больше ничего не угрожает, я в тот же день бросила обучение. Мне оставалось всего полгода до выпуска, но я забрала документы из университета и все свое время отдала Даррену. Я, как могла, помогала ему восстанавливаться физически, но вернуть покой его душе была не в состоянии даже я. Как бы сильно я ни любила своего брата, но так и не смогла залечить его, разломанное на мельчайшие кусочки, сердце. Лорен растоптала Даррена и оставила умирать. Он утверждает, что он в порядке, что с ним все хорошо и он совершенно всем доволен. Но я ему не верю. Да, он восстановился, он снова играет в группе и весело проводит время со своими друзьями. И на первый взгляд может показаться, что все стало, как раньше, до операции. Но что-то все равно не так. Что-то неуловимое терзает меня каждый раз, когда я смотрю на него... Лорен навсегда оставила след в его душе. Она причинила ему страшную боль, а значит и всей нашей семье. И я ненавижу ее! Ненавижу так сильно, что иногда мне становится страшно! А Даррен ее простил. Заверил меня, что не любит ее, но и злиться больше не хочет и не может. А я не могу! Не могу простить ей, что по ее вине едва не лишилась брата! - Дарси подняла взгляд на Тревора и тяжело вздохнула. Она долго и пристально вглядывалась в его темные глаза, прежде, чем заговорить вновь. - Думаю, я действительно в какой-то степени могу тебя понять... Хотя бы немного.

Тревор прислонился своим лбом к ее, чувствуя небывалое опустошение от всех этих откровений. Вытягивать всю ту боль и страх, копившуюся в душе почти всю его жизнь, было мерзко. Это походило на самую изощренную пытку и в роли палача выступал он сам. И Дарси, Тревор был уверен, тоже испытала нечто подобное.

Но потом, когда говорить уже было нечего, когда вся эта, отравляющая душу правда вырвалась наружу - стало легче. Сразу и вдруг этот тяжелый ком, оседающий где-то внутри распался на миллион кусочков и исчез.

И больше уже не хотелось нести на себе эту непосильную ношу. Хотелось оставить все позади и просто научиться жить дальше.

Словно прочитав его мысли, Дарси чуть отстранилась и заглянула Тревору в глаза.

- Но ведь мы с тобой неправы. Ты так не считаешь? Ведь ненавидя их и взращивая в себе эту ненависть, мы делаем хуже только самим себе. Ни твоя мама, ни Лорен - они не ощущают всей той горечи, что мы с тобой копим внутри нас самих. И однажды, я боюсь, эта горечь погубит нас. А я не хочу этого. Не хочу.

Тревор ничего не сказал. Лишь кивнул головой. Но Дарси ясно уловила - он понял ее мысль и более того, он с ней согласен. Вот только сказать проще, чем сделать и оба это понимали.

Но ведь если нашелся человек, способный понять тебя, значит найдется и человек, ради которого ты сможешь отпустить свое прошлое и просто начать сначала. С чистого листа. Забывая все обиды и всю боль прошлых лет - идти вперед, рука об руку с тем, кто поддержит и поймет. С тем, кто не осудит и не упрекнет. А лишь сильнее сожмет ладонь и тихо шепнет на ушко «Я с тобой».

А больше ничего и не надо.

***

Окутанные бархатной темнотой ночи и несмолкающим шепотом дремлющего леса, на старом недостроенном мосту, согреваясь теплом в глазах другу друга, сидели двое. Время для обоих давно перестало существовать и стрелки на часах замерли, повинуясь их обоюдному желанию - подольше задержаться здесь, вдали от реальности.

Потому что когда придет пора возвращаться в привычный мир, эта магия, эта незримая связь, так внезапно установившаяся между ними, может исчезнуть. Навсегда и безвозвратно. А им так хотелось продлить мгновение уютного взаимопонимания и полного доверия. Хотя бы на эту ночь.

Тревор, оперевшись спиной о металлическую конструкцию моста, смотрел куда-то за горизонт и рассказывал Дарси о сестре, о племянниках, о многолетней и крепкой дружбе с Мигелем и Тией, о своей мечте работать журналистом и своем выборе писать о свадьбах...

А Дарси, обхватив руками согнутые в коленях ноги и устремив взор на усыпанное звездами небо, рассказывала о Даррене, об их детстве и школьных годах, о Тамзин и Гейбе, Майлзе, Тиме и Джоше, о «Полуночниках», о своей любви к фотографии, о написанной книге...

Они говорили бессвязно, быстро, перебивая друг друга и прыгая с темы на тему. В какой-то момент взгляды их встретились и так и замерли друг на друге. А слова все лились и лились непрерывным потоком, а Дарси и Тревор смеялись над своей поспешностью и сумбурностью, но продолжали куда-то спешить, словно с наступлением утра все изменится и их хрупкий мир, созданный для двоих, рассыплется на миллионы крохотных кусочков. И нужно было успеть.

Успеть рассказать так много, сколько было возможно. Чтобы потом вспоминать с улыбкой и чувствовать тепло в сердце оттого, что ты был понят и услышан. И что ему (ей) было не наплевать.

А потом Дарси замолчала, позволяя Тревору говорить. И стала просто слушать.

Потому что слушать его было приятно, голос его - низкий и глубокий - когда не был пронизан привычными издевательскими или соблазняющими нотками, звучал невыразимо успокаивающе.

Его хотелось слушать.

И на какой-то безумный миг, Дарси даже показалось, что это не Тревор сидит перед ней, а Джексон. И что это он сейчас говорит с ней своим глубоким, чуть хрипловатым голосом и привычно тянет звук «а», произнося ее имя, и беззлобно подшучивает над ней, когда она немного отвлекается от сути разговора.

А потом наваждение прошло так же быстро, как и появилось. Но след в душе оставило, а так же мысль - вот бы так было на самом деле.

Дарси не собиралась кривить душой и лгать самой себе - Джексон был ей очень дорог. Она не сравнивала их с Тревором, просто не видела в этом смысла - уж слишком разными эти двое были. Но и понять, кто из них двоих ей дороже, тоже не могла.

Вот и сейчас, глядя на Тревора, она представляла - а каково было бы сидеть на этом мосту вот так же с Джексоном и просто разговаривать? И поняла, что все было бы иначе. Не хуже. Но по-другому.

Не было бы того волшебства, что окутывало сейчас их с Тревором. Потому что между ней и Джексоном с самого начала были теплые и доверительные отношения, которые воспринимались, как что-то само собой разумеющееся.

С Тревором же все было иначе. Они вдвоем прошли долгий путь, прежде чем оказаться здесь. И это дорогого стоило, и даже если утром все будет иначе, эта ночь запомнится обоим.

Просто потому что была. Просто потому что была необходима.

***

А потом небо на востоке начало светлеть, над землей расплылся густой утренний туман и даже воды реки словно оживились и побежали быстрее. Дарси посмотрела на Тревора. Он же молча смотрел в ту сторону, где у самого горизонта раскинулся город. Сейчас, в предрассветные часы он выглядел серо и неприветливо.

А Дарси не сводила взгляда с Тревора и чувствовала, как в груди шевелится отчаянный страх - вот сейчас он усмехнется в своей привычной манере и отвесит какой-нибудь неуместный комментарий, который все испортит.

Но Тревор не сделал этого. Он просто молча поднялся на ноги, помог подняться Дарси и, бросив еще один беглый взгляд в сторону города, стал спускаться с моста. Дарси покорно последовала за ним.

В тишине они дошли до покрытой утренней росой машины Тревора, в тишине забрались в холодный салон. Не нарушали они тишину, пока ехали по непривычно пустым дорогам и подбирались все ближе к стеклянным башням Сити, которые еще вчера «горели» в лучах заходящего солнца ярким огнем.

За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Но Дарси считала, что так лучше. Так она сможет убедить себя в том, что между ними все еще есть эта незримая связь, что пока она не разрушена.

А Тревор тем временем припарковал свой «шевроле» на подъездной дорожке перед собственным домом. И все так же молчал.

Дарси бросила на него быстрый взгляд и зашевелилась на сидении, собираясь покинуть уютный салон и поскорее скрыться в спасительных стенах родительского дома.

Она уже распахнула пассажирскую дверцу, когда теплая ладонь Тревора коснулась ее руки, и Дарси словно током обдало от этого совершенно невинного прикосновения. Она медленно и опасливо повернулась к нему и заглянула в темные глаза. Они мерцали.

Он ничего не сказал. Тоже не хотел нарушать тишину. Но его глаза сказали многое.

И Дарси поняла, что все ее опасения были напрасными - утро наступило, но ничего не изменилось.

И в то же время изменилось абсолютно все.