Я в зеленых рейтузах, в зеленой рубашке и в какой-то дурацкой то ли юбке, то ли еще в чем, на голове зеленая шапочка с пером, на ремне кинжал – вид у меня идиотский, натирает задницу и потеют подмышки. Зато отлично дополняет Михаль в голубой ночнушке и синих тапочках, позволяет держать ее за руку, а это радует.
У смуглой девушки теплая ладонь и совсем не похоже, что она скоро умрет.
Мы неспешно прогуливаемся по улице, встречая на пути всяких упырей и вурдалаков, и другую разодетую малолетнюю шпану. Из проезжающей мимо машины высовывается красное лицо пьяного старшеклассника и оповещает на всю страну, что я педик в таком наряде, а потом удаляется под качающий рэп. Перед нами мельтешит Трой с пакетом, ждет с нетерпением, когда уже можно приступить к самому главному моменту – фееричному пожиранию «награбленного» богатства.
Михаль прижимается ближе, через неудобную одежду пытаюсь почувствовать тепло и дрожь ее тела. Позволяю себе взять ее за талию и сбавить шаг, чтобы немного отстать от брата.
- А я думал, что евреи не отмечают Хэллоуин, - идиот. Бред несу.
- Не отмечаем, у нас для этого есть Пурим.
Михаль склоняет голову, не обратив внимание на пробежавших рядом с ней детей переодетых в вампиров, как на подбор.
- Что это?
- Праздник.
- Расскажи.
Как сложно вытянуть из нее хоть слово. Вроде мы идем вместе, я держу Михаль за руку. Но сама она где-то далеко, в своих мыслях.
- Ну, это древняя традиция. Мы шумим, веселимся, кричим, едим «Уши Амана», - скромно отвечает Михаль.
- Чьи уши? – усмехаюсь.
- Был один товарищ, который хотел убить всех евреев. Он был министром персидского царя Ахашвероша, который в свою очередь женился на еврейской девушке Эсфирь. Этот Аман оказался жутким антисемитом и обманом заставил подписать царя указ об истреблении всех евреев, пока тот гулял на своем ста восьмидесяти дневном пире. Аман кинул жребий, выпала дата, когда должно было случиться злодеяние, но Эсфирь вовремя об этом узнала и все исправила. Министра повесили на дереве как раз в назначенную дату, после этого весь иудейский народ ликует и радуется.
- Какой-то кровожадный праздник, - замечаю.
- Красивый скорее, шумный, - Михаль тупит взгляд на дороге и не смотрит в мою сторону. – Весь Израиль пьет.
Воцарилось молчание. Изо рта при дыхании вырываются маленькие клубочки пара. В детстве я представлял себя огнедышащим драконом, выпуская на волю из голодной клыкастой пасти клубы темного смога.
- Прикольно. А где ты в Израиле жила?
- В Хайфе, недалеко от моря, там классно, очень красивый город, - улыбка девушки заставляет меня глубоко вздохнуть.
- Это странно, вы бросили все и переехали сюда. Я бы, наверное, так не смог. Хотя, иногда хочется просто забыться и убежать, далеко-далеко отсюда. Хотя бы в Израиль, - делюсь своими переживаниями. Мы шагаем еще медленнее, чем делали это минут пять назад, покачиваем руками, сутулясь и наблюдая за нарастающей дорогой.
- Не так все просто, в Израиль бы тебя не пустили, - усмехается она.
- Это почему еще?
- Ну, ты же не еврей. Или у тебя есть корни?
- При желании можно найти.
Евреев в роду у меня отродясь нет не было. Более того, до болезни я считал себя антисемитом. Хотя, не знаю почему? Под влиянием друзей, скорее всего. Том особенно не любил евреев. Сгребал всех лузеров и неудачников под жидомассонский ярлык. Даже Бэтти, по его мнению, была еврейкой, хотя, на счет нее я до сих пор не уверен.
Как же все таки зависел от стереотипов, от мнения окружающих, от всего. И как сейчас мне стало наплевать.
Мы заворачиваем во двор дома школьного психолога Грега Терренса. Ох, и классный он мужик, вот по кому буду скучать после смерти. Терренс только-только получил степень по психологии и весь такой по жизни идущий с молодой женой и ребенком на руках переехал сюда года три назад. В школе его восприняли на «ура», девушки таяли от его взгляда, парни делились косяками, а иногда и гашем, потому что Терренс знал подход к подросткам. Тем не менее, психолог он офигенный, пару раз вел открытые лекции на тему полового созревания. Все пришли! Грег смог заставить стадо баранов себя слушать, меня в том числе. Такого еще не удавалось ни одному преподу. В его голосе было что-то волшебное, и все глотали эти устоявшиеся психо-штампы с такой заинтересованностью, что даже на тему пенисов и вагин никто не шутил. Мистер Терренс был одним из первых, кто узнал о моей болезни, кроме родоков, естественно. Он тогда оставил мне свой номер телефона, сказал, что если вдруг потребуется помощь или там, захочется поговорить, чтобы я немедленно позвонил.
Мистер Ти устроил у себя во дворе настоящее кладбище. Всюду разбросаны каменные глыбы и надгробия, кое-где выкопанные ямы, имитирующие могилы. Трою даже не по себе стало.
Мы стучим в дверь. Точнее долбим. Сегодня же Хэллоуин, ночь мертвых, поэтому и я, и Трой и даже Михаль, которая еще не поняла всех традиций праздника, громко орем и ломимся в дом.
А открывает нам беременная женщина с большущим животом, немножко сонная и уставшая, но счастливая. Жена Грега, кто это еще может быть?
- Вау, Питер и Венди, какая неожиданность, а это кто? Железный...
- Конфеты или баловство, - встревает мой брат, прерывая ее воркующий голосок.
- Но ты же супер-герой, как ты можешь отнимать у простых людей конфеты? – спрашивает она, посматривая на Троя так, что он ерзает на месте.
Трой хочет что-то ответить, но мозгов не хватает.
- Феликс, - узнает миссис Терренс. – Как я рада тебя видеть. Проходи, Грег наверху, он сейчас спустится. Трой, не убегай далеко, пошли насыплю тебе сладостей.
Парни школы были влюблены в миссис Ти. Так ее называли. Еще иногда ее называли Миссис Тити или Титьки, потому что, уж природа наградила и Терренсу реально вся мужская половина, не только учеников, но даже учителей, завидовала.
Мы проходим в полутемную, освещенную свечами комнату и рассаживаемся на кожаном диване. Немного страшно. Не знаю почему. Наверное, из-за того, что действительно рад видеть моего учителя. А это такая редкость, когда препод становится другом.
Михаль тоже волнуется, никто из нас не ожидал, что простая вылазка на улицу окончится посиделками в гостях.
О а вот и Терренс, с неизменной своей улыбкой, подкаченный и стройный, входит в расположение Михаль... Стоп... Уже?
- Феликс, она красавица. Я смотрю, ты времени даром не теряешь.
- Грег, - улыбаюсь и жму ему руку, - я рад вас видеть. Это Михаль, - знакомлю.
Моя подруга не отводит от него взгляда.
- Из Израиля? – удивляется Грег.
Откуда он все знает?
- Ken (Да), - отвечает девушка.
Грег, к нашему с Михаль удивлению переходит на иврит, которого я совсем не понимаю, а вот моя подруга приходит от этого в дикий восторг, даже не верит своим ушам.
Они перекидываются парой слов и Михаль, точно после бурной ночи блаженно вздыхает:
- Очуметь, родной речи лет сто не слышала, - радуется Михаль.
- Давно у нас? – спрашивает Грег, в том время пока его жена накрывает на стол.
- Уже шесть лет.
Небольшая пауза и школьный психолог приступает к главному:
- Ну, а у тебя герой, какие дела? Как сам? Могу поздравить?
Начинаю врать.
- Здоров...
- Ха! Я так и знал, что этот парень утрет нос всяким болезням...
Я соврал, потому что... Грег и так понял, что я вру, он также понял, что Михаль болеет и эту встречу можно расценивать как прощание. Но мне не хотелось портить праздничное настроение своими проблемами. Это никому не нужно. Немного грустно, возможно, он мог бы мне помочь, дал бы совет, направил на путь праведника-мученика или еще что, ведь Грег психолог и наверняка за его профессиональную деятельность находились и такие случаи. А почему я понял, что он догадался? Все легко. Когда мы уходили, он незаметно шепнул мне на ухо:
- Феликс, делайте все, что хотите! Но помни, что если нужна будет помощь мы рядом.
Ту же фразу мне сказал отец, после разговора с врачом.
«Тебе можно начинать делать что угодно».