Примечания:

1. Не то чтобы персонажи дарковые, но что-то такое в них есть;
2. В Хогвартс поступают в тринадцать лет; На момент истории Дазай и Чуя учатся на шестом курсе, и им по восемнадцать лет. Рюноске на два года младше их (как и мелькающий Ацуши);
3. Хогвартс описан ((не)много) с мрачной стороны. Что поделать, люблю фанфики по Вселенной ГП, где после победы Света начинается твориться то ещё дерьмо;
4. Второстепенно упоминаются Мори с Элис, Ода и Коё с Верленом (и Рандо), и Гин, а ещё Ширасэ с Юан, но в самом сюжете их нет/лишь мелькают, поэтому в шапке не стал проставлять;

- Чуя-сан, угощайтесь... Заслышав низкий хриплый голос, Чуя приоткрывает глаза. Сидящий рядом с ним Акутагава протягивает ему небольшую картонную коробку из «Сладкого королевства», полную мармеладных котелков, залитых шоколадом. Вместо того чтобы взять один, парень просто приоткрывает рот и дожидается, когда вечно холодные узловатые пальцы мимолётно коснутся его губ, проталкивая между ними сладость. Где-то совсем рядом слышится хорошо различимый рык, и из-за этого на губах появляется довольная ухмылка, от которой школьницы из фанклуба Накахары обычно пищат и чувствуют дрожь в коленях. Рык усиливается. Чуя открывает глаза. Вокруг никого нет. - Он ушёл, - бросает Рюноске и сильнее закутывается в свой тёмный плащ. - Если он досаждает тебе, могу поговорить с Дазаем, - предлагает Чуя, катая сладость шоколада на языке. Акутагава только привычно отрицательно качает головой и вжимается спиной в прогретую солнцем кору векового дерева - привык разбираться со своими проблемами сам. Чуя мельком осматривает его, всего подобравшегося, подтянувшего колени к груди, а после переводит взгляд на небо и щурится ещё сильнее. Апрель выдался неожиданно жарким и ясным. Солнце припекает. Крона молодой листвы шуршит над головой. Не сказать, что уже достаточно тепло для перехода на более лёгкие мантии, но в настоящем Чуя уже минут сорок греется в пятне света, сбросив и плащ себе под спину вместо пледа, и стянув плотный вязаный жилет. Акутагава же привычно кутается в сто слоёв одежды и выглядит чернильным пятном на яркой картине просыпающейся природы. Впрочем, оно и понятно. Некроманты - существа нежные, ранимые и с тонкой душевной организацией. Им бы быть подальше от шума и дневного света, но кого волнуют нужды учеников, нужды детей с особыми наследиями? Всех под одну гребёнку. Мысль об этом заставляет Чую скривиться. Потянувшись, парень садится прямо и ерошит и без того растрёпанные волосы, мельком оглядывая береговую линию Чёрного озера. Все студенты в этот выходной высыпались на улицу, и Чуя видит множество знакомых и незнакомых лиц вокруг, видит своих однокурсников, но единственного важного человека среди них нет, и это навевает тоску. Из-за этой самой тоски Чуя и поддаётся в очередной раз разъедающим мыслям о том, как же его бесят сложившиеся вокруг порядки, как бесит школа Хогвартс, как бесят учителя и как бесит современный мир, набитый магглокровками и полукровками и почти лишившийся чистокровных. Чуя хорошо знает магическую историю и поэтому в курсе, что так было не всегда. Когда-то давно чистокровные правили бал и контролировали ход истории, контролировали обучение в Хогвартсе, но после была война, и всё изменилось. Когда чистокровных начали притеснять, давить за их меньшинство, появился лидер, который повёл всех за собой и повёл весьма успешно. Всё могло бы закончиться успехом, если бы этот лидер не был одержим страхом смерти и не начал делить свою душу, что и привело и его, и его последователей к краху. После победы Света мир очень изменился. Не сразу, но изменился. Чистокровные сделали свою ставку и проиграли на финальном рывке. И волшебный мир начал загнивать. Последнее адекватное нововведение было сделано около века назад и принято оно было, как подозревает Чуя, потому что непомерно богатый лорд, имевший французские корни, но осевший в Великобритании, был полукровкой. Мужчина добился того, чтобы все дети перед поступлением в Хогвартс проходили подготовительные классы и поступали на первый курс в возрасте тринадцати лет, зная о магии уже хоть что-то, как было устроено в Шармбатоне. Чуя даже знать не хочет, насколько дерьмово всё было до введения этих классов, потому что в настоящем однокурсники кажутся ему непомерно тупыми, и если у этого дна есть ещё одно дно... В общем, Накахара просто рад, что родился чистокровным, хотя именно чистая кровь в настоящем мире настоящее клеймо. Да, после той войны изменилось многое. Из-за спятившего лидера, привёдшего своё войско к поражению, все чистокровные подверглись гонениям, и плевать было стороне Света, были они за идеи Тёмного Лорда или держали нейтралитет. Никого не волновало, что многие из чистокровных последовали за ним вновь после возрождения одного из осколков души спятившего мага только из-за рабского клейма на руках и страха за свои семьи. Когда тебе ничто не угрожает, легко рассуждать о храбрости и доблести, о «правильных» поступках и «правильном» выборе, но когда к горлу твоей матери приставлен кончик волшебной палочки, и у тебя есть выбор: её смерть или чужая, её пытки или пытки другого человека... Если бы Накахаре нужно было выбирать между старшей сестрой Коё и кем-то другим или между старшим братом Полем и кем-то другим, Чуя бы не колебался. И заткнул бы рот любому, кто посмел бы обвинить его за выбор в пользу своей семьи. Вопреки всему Чуя рад тому, что родился чистокровным. У него было прекрасное дошкольное образование и прекрасные три года в Шармбатоне до того, как из-за работы Озаки им пришлось отправиться в небольшое путешествие, закончившееся его поступлением на четвёртый курс Хогвартса. И если поначалу Чуя был приятно взволнован, ведь об этой школе так много говорили и исключительно в положительном ключе, то в настоящем он - ученик шестого курса - хочет сбежать обратно во Францию под бок к оставшемуся на родине Верлену, даже если это означает каждодневное лицезрение его милования с женихом. К тому же, Рембо может быть сколько угодно мерзлявым занудой, но его пространственно-временная магия... М-м-м, сказка. - Чуя? Ты не хочешь сходить с нами в Хогсмид? Обернувшись, Накахара через плечо смотрит на обратившуюся к нему девушку и мысленно раздражённо закатывает глаза, потому что гриффиндорка Юан довольно настырная и не оставляет его в покое даже спустя чёрт знает сколько времени, но в реальности рыжеволосый хаффлпаффец только очаровательно улыбается и отрицательно качает головой. - Прости, Юан, - с нескрываемым безразличием, идущим вразрез со сладкой улыбкой, говорит Чуя. - Я вышел на прогулку только для того, чтобы проветрить мозги. Посижу ещё минут двадцать и снова за книги. У меня огромный проект по травологии. Бросив разочарованное «понятно», девушка уходит в сторону своей компании. Чуя затылком чувствует сверлящий его раздражённый взгляд Ширасэ, но его это не волнует. В который раз бесцельно осмотрев разношёрстную толпу студентов на берегу, Чуя щурится на солнце и вновь задумывается о том, как же всё дерьмово устроено в Хогвартсе. Даже если не брать в расчёт программу, которая абсолютно не готовит выпускников к жизни в магическом мире и к работе на благо магического мира. Сама школа, сами факультеты прогнили насквозь. Столько времени прошло, а вот уж что-что, но стереотипы на своём месте, невзирая на тот факт, что чистокровные в этой школе скрывают статус своей крови, если не принадлежат к родовитым семьям с громкими фамилиями, и тот же Слизерин давно не рассадник тёмных магов. Но это не отменяет травлю учеников этого дома и не отменяет того факта, что бедные и слабые продолжают завидовать богатым и сильным. Вероятно, это заложено в подлинной грязной человеческой натуре, и ничего с этим не поделать. В тот момент, когда Чую перед поступлением на четвёртый курс посадили перед всем залом на стул и надели на голову Распределяющую Шляпу, Накахара не особенно задумывался о том, на какой факультет хочет попасть. Получив летом своё расписание для занятий на грядущий год, Чуя устроил для посмеивающейся Озаки целое представление с театральным обмороком, стенаниями и заламыванием рук. А после всерьёз задумался, чем будет заниматься весь год, ведь половину программы уже изучил в Шармбатоне, а другую половину, растянутую на полгода, изучит за пару месяцев, потому что всегда был умным и любознательным. Серьёзно, обучение в Хогвартсе оказалось сущим разочарованием: изначально это было лишь тоскливое предположение, но позднее Чуя убедился в этом и на практике. В момент же распределения Чуя вдруг остро понял одно: все факультеты только кажутся примерными и прекрасными, но стоило уделить буквально несколько секунд изучению сидящих за столами студентов, их взглядов и гримас на лицах, как стало понятно, что твой факультет - твоё клеймо. Слизерин - те, кого ненавидят до сих пор без всяких на то причин. Гриффиндор - те, кто завидует всем подряд и ненавидит всех подряд. Равенкло - сборище снобов, смотрящих на всех свысока и особенно недобро косящихся на шумных гриффиндорцев, в свою очередь недобро косящихся в ответ. Хаффлпафф... Этот факультет показался Чуе самым «безопасным». Как подумал парень, там его точно не будут дёргать лишний раз, если вдруг что, и оказался прав. Шляпа отправила его на этот факультет, и чёрт знает, почему. Чуя склоняется к тому, что артефакт прочитал его мысли и позволил определиться самому, потому что с тем, что он скрывает внутри, ему дорога на Слизерин и только на Слизерин по местным стереотипам. Причём не на этот жалкий факультет, который когда-то считался великим, а на этот факультет во времена Основателей Хогвартса, когда зельеварение преподавал сам Салазар Слизерин. Если бы кто-то из «светлых» заглянул в его голову, Чуя даже не знает, что бы с ним сделали. Наверное, без суда и следствия казнили или что-то там делают «светлые» с тёмными магами? Эти тупоголовые кретины, которые... - Чуя-сан... Холодные пальцы касаются запястья, и Накахара резко приходит в себя, шумно выдыхая. Вокруг него повисло густое марево, и Акутагава, удерживающий его за руку, смотрит дикими глазами, взволнованный и привычно немного напуганный. Встряхнув головой, Чуя ещё раз осматривает умиротворяющую картину озера как с открытки и рывком поднимается на ноги. - Я к Дазаю. Идёшь со мной? Акутагава кивает и привычно становится тенью за спиной. Чуя не обращает на младшекурсника Слизерина никакого внимания, но не потому что считает себя выше него, а потому что пытается успокоиться. Его природная магия имеет стихию огня, и когда Чуя сильно раздражается, то перестаёт контролировать это, и случаются разные казусы. Хорошо, если обходится без пожаров. Хорошо, если удаётся скрыться от чужих глаз. В идеале - в пустых коридорах Хогвартса, потому что сам замок Чуе нравится. Вот только нравится парню это место не ощущением дома, не ощущением покоя и защищённости. Нет. Защищённость этот замок мог дарить в давние времена, во времена Основателей и их первых преемников. Тогда, когда всякие несведущие идиоты не делили магию на белую и чёрную, не клеймили людей за необычные способности, не запрещали ритуалы на крови. Смешно слышать в настоящем рассуждения кретинов, которые вопят о том, что магия на крови чёрная и отвратительная, мерзкая и гнусная, тогда как в старые времена даже чистокровные, в чьих жилах хранилось множество секретов, отдавали свою кровь, частицу своей магии в ней, питая стены Хогвартса, укрепляя магию самого замка. Всё это делалось на случай нападения, чтобы замок смог защитить, запечатать невинных детей внутри, не пропустив к ним никого, не позволив причинить невинным боли. То было время войн и переворотов, заговоров в волшебном мире и жадных королей. В настоящем всего этого нет, разумеется, но та же война с Тёмным Лордом... Чуя читал об этом в самых разных источниках и понял, что уже тогда замок был просто грудой камней. В настоящем и в правду лишь красивая открытка. Крупицы магии ещё теплятся внутри, но лишь крупицы. Поэтому Чуя не испытывает трепета перед вековыми стенами, коридорами, лестницами и комнатами. Греет лишь немного мысль о том, что когда-то в этом замке жили и учились великие. Поэтому Чуе нравится бродить по дальним коридорам, обходным путям и лестницам с протёртыми ступенями. Поэтому ему нравится сидеть в библиотеке и во внутреннем дворе замка. Поэтому нравится любоваться светом, льющимся через редкие цветные витражи в северном крыле, самом пустынном и пыльном, но прекрасном в своём покое. - За нами хвост, - шелестит в какой-то момент Акутагава. - Чёртов джинко, - кривится Чуя, не сбавляя скорости, и бросает коротко: - Разберись. Рюноске отстаёт беззвучно, но Чуя чувствует это - нет больше холода за спиной. Наверняка даже среди местных учителей никто не чувствует ауры Акутагавы, но Накахара в отличие от всего этого сборища рос в чистокровной родовитой семье и с малых лет обучался магии и её законам, чувствовать её, а не тому, чему там обучались все эти жалкие людишки. Или не обучались, что более вероятно. Поэтому Чуя знает, что у Акутагавы наследие некроманта. Как оказалось позднее, знает и Дазай - почувствовал чуть ли не с первого же взгляда, ещё до того, как щуплый мальчишка из маггловского приюта оказался на табурете перед всем залом, и Шляпа выкрикнула самое ужасное в этой школе клеймо - Слизерин. «Несчастный», - думает Чуя, сочувствуя Рюноске вполне искренне. Сам он оказался достаточно умён для того, чтобы натянуть на свою волчью натуру мягкую белоснежную овечью шкуру. Трудолюбивый, терпеливый, верный и честный хаффлпаффец. Просто корично-медовая булочка в своей чёрно-жёлтой форме, со своими красивыми голубыми глазами и мягкой улыбкой. Учтивый, вежливый, умный, общительный, всегда готовый оказать помощь. И, что ещё важнее, полукровка из неродовитой семьи. Разве не прелесть? И все вокруг покупаются на это, и даже тот факт, что Чуя водится со слизеринцами, нисколько не очерняет его в глазах окружающих. Ах, Накахара Чуя с Хаффлпаффа такой сердобольный. Он одаривает своим вниманием двух отщепенцев другого факультета и защищает их от тирании со стороны, это так благородно и мило! Никто в Хогвартсе не знает о чистоте его крови и о положении семьи во Франции. Никто не знает о том, что Поль Верлен - знаменитый и почитаемый во Франции и далеко за её пределами артефактолог - его старший брат. Никто не знает о том, что Озаки Коё - специалист по рунам и рунной магии и самый желанный гость во многих высокородных домах, желающих улучшить свою защиту, и в правительственных магических учреждениях по той же причине - его старшая сестра. Никто не знает о том, что сам Накахара Чуя - маг с тёмным вектором силы и огненной стихией в векторе природной магии. Никто не знает о том, что Накахара Чуя в свои восемнадцать лет умеет вызывать патронус в отличие от большинства сверстников и освоил анимагию ещё в пятнадцать лет. Это было чертовски сложно, и Чуя пользовался помощью старшего брата, но всё-таки справился. Хотя и заимел фигуральную аллергию на листья мандрагоры. Никто, никто не знает Накахару Чую. Того Накахару Чую, который ненавидит Хогвартс целиком и полностью. Который ненавидит пустоголовых людей вокруг, ставших магами по ошибке, не иначе. Который ненавидит местную систему образования и систему власти. Которого тошнит от того, во что магглокровки и полукровки превратили саму магию, которая хиреет в этих каменных стенах, откуда гнилостным потоком расползается невежество, непринятие, бесконечные ограничения и тупость, безграничная ограниченность. Здесь запрещают обращаться к магии напрямую. Здесь запрещают половину ритуалов. Здесь запрещают половину заклинаний. Здесь запрещают само развитие и жизнь. Здесь ломают эти самые жизни. Здесь скоро запретят саму магию, чёрт возьми! Добравшись до женского туалета на первом этаже под тем-самым-женским-туалетом-на-втором, Чуя в который раз закатывает глаза, вспоминая до сих пор царящие в этом месте слухи - серьёзно, как притаившаяся чума - разрезает ладонь заклинанием и прикладывает её к стене. Кирпичная кладка идёт рябью, и Чуя проходит сквозь неё, ступая на вечно пыльные ступени винтовой лестницы, обвивающей трубу раковинного стока, уходящую вниз, к многочисленным коридорам и ответвлениям, которые в итоге каждый раз приводят рыжеволосого хаффлпаффца к тяжёлой круглой двери, украшенной коваными змеями, которые даже спустя века не утратили своего мрачного великолепия. Дазай был тем, кто ещё на первом курсе решил отыскать знаменитую Тайную комнату, где якобы какой-то второкурсник - впоследствии ставший лидером Света в той магической войне - убил василиска, и сейчас, когда Чуя хорошо знает слизеринца, он нисколько не удивлён тому, что Дазай смог. Дазай был и тем, кто нашёл лестницу и придумал обходной путь, банально поделившись с замком своей кровью и попросив дать ему доступ к ней. Это заняло много времени, потому что замок обленился, превратившись в бесполезный каменный мешок с не менее бесполезными блохами в виде содержимого. Но через два месяца кровавой дани и магии ход открылся, и поэтому в настоящем у Чуи есть прекрасное место, где можно вдоволь пояриться, и никто ничего не увидит и не узнает, даже если огненная природная магия Накахары волнами накроет весь этот подземный зал. «Дазай», - с обычно несвойственной ему нежностью думает Чуя и ускоряет шаг в желании поскорее увидеть слизеринца. Дазай Осаму - второй из двух отщепенцев своего факультета после Акутагавы, держащийся отстранённо со всем миром. Тихий, замкнутый, закрытый и неразговорчивый, Дазай Осаму похож на призрака, блуждающего неприкаянной душой по обходным коридорам замка. Чуя познакомился с ним под конец четвёртого курса, когда направлялся в библиотеку и увидел зажатого в угол слизеринца. Чуя понятия не имеет, какого чёрта гриффиндорцы в лице Ширасэ, Юан и их прихлебателей забыли в подземельях - вполне законной территории Слизерина и Хаффлпаффа, и какого чёрта они прицепились к Дазаю, который никогда не лез на рожон, предпочитая вообще не обращать внимания на людей вокруг, но пройти мимо не смог. Шестеро на одного, и Ширасэ шипел что-то про мерзкого змеёныша, а Чуя, вышедший из-за угла за спинами зарвавшихся идиотов, мог только стоять и смотреть на разбитые в кровь губы слизеринца, такие яркие, будто накрашенные помадой, какой обычно пользуется сестрица Коё. А потом Дазай лениво перевёл на него взгляд коньячно-карих, абсолютно пустых глаз, и... Дазай любит говорить, что украл ледяное сердце Чуи. Накахара уверен, у него украли мозги, потому что он добровольно связался с самой ужасной, страшной мигренью, принявшей человеческое обличье. Как оказалось, Дазай Осаму тоже любит маски, и внутри у него скрываются демоны похлеще тех, что прячутся в самом Чуе. Для всех Дазай Осаму - слабак с зелёного факультета, когда дело касается физической силы, и библиотечный задрот, когда дело касается учёбы. Дазай Осаму боится высоты до тошноты и обмороков, у него аллергия на полёты на метле, и магия его настолько жидкая, что... Даже для магглокровки это было бы жалко, а ведь Дазай Осаму - полукровка. И вот с таким отродьем водится прекрасный принц своего факультета Накахара Чуя, за что его и называют за глаза сердобольным и жалостливым, способным к сочувствию и милосердию. Правда в этом лишь одна: Дазай Осаму в самом деле то ещё отродье. Отродье с сотнями, тысячами самых разных масок. Дазай Осаму на самом деле умён, очень умён, чрезвычайно умён. Достаточно для того, чтобы прикинуться никем, и достаточно для того, чтобы скрыть свою истинную магическую силу. Достаточно для того, чтобы продавать за хорошие деньги капитану слизеринской команды по квиддичу десятки выигрышных стратегий против других факультетов, благодаря которым Слизерин постоянно побеждает даже со слабым составом. За это, к слову, Дазая и прижал Ширасэ, капитан гриффиндорской команды. Чуя тогда навалял всем пятерым, не тронув только Юан из-за того, что была девчонкой, и навалял без всякой магии - Ширасэ ещё долго светил синяком под глазом. Собственно, поэтому Чуя и не понимает, какого хрена эта компашка пытается увиваться вокруг него уже второй год. Под конец четвёртого курса они расстались врагам - со стороны Ширасэ, потому что самому Чуе было на гриффиндорцев наплевать - а с начала пятого года обучения Юан так и начала увиваться вокруг него и всё никак не отлипнет, что изрядно раздражает. Ещё одна правда заключается в том, что Дазай Осаму - единственная причина, по которой Чуя ещё не сбежал обратно к своему брату во Францию. Этот двуликий слизеринец стал единственным человеком в замке, с которым Чуя почувствовал себя на своём месте. После того «спасения» от гриффиндорцев они даже не обсудили ничего, ни единую деталь произошедшего. Чуя просто помог Дазаю собрать рассыпавшиеся по полу вещи в сумку, а после они безмолвно разошлись, чтобы следующим вечером после занятий оказаться за одним столом в библиотеке плечом к плечу без всякой договорённости или каких-то вопросов, объяснений. За считанные недели они стали друзьями. Через несколько недель после этой планки - любовниками. На тот момент между ними искрило так, что в любой момент могло произойти замыкание, поэтому Чуя нисколько не удивился такому повороту событий. Всё это ощущалось правильным. - Ты рано. Я думал, просидишь у озера ещё пару часов. Заслышав шаги, Дазай даже не отводит взгляда от своих котлов, выставленных рядком вдоль белоснежного скелета василиска, спустя сотни лет красующегося на пыльном бетоне между сточными желобами. Знает, что в это место могут попасть лишь трое. Чую на мгновение затапливает привычный трепет при виде гигантских костей, а после хаффлпаффец быстро отвлекается на того, ради кого и пришёл в это место. Дазай не отпихивает, когда Чуя обнимает его, и это становится знаком, что он может прилипнуть к его спине, пока слизеринец колдует над котлами, помешивая одно зелье, процеживая второе и добавляя какие-то сухие травы в третье. Все эти котлы являются одной из причин, по которым Дазай отказался на пятом курсе вместе с Чуей уехать учиться в Шармбатон. - Где ещё я найду такое потрясающее место без полного контроля со стороны, гасящее все подозрительные вспышки магии магией природной, из-за чего их нельзя отследить? - спросил тогда Дазай, почти любовно оглаживая бок одного из своих котлов. Что правда - то правда. В Шармбатоне тёмные зелья не спрячешь, как и магию на крови, как и пульсирующие вспышки магии, исходящие при варке сильных ядов или экспериментальных зелий. Чуя знает наверняка, потому что был один неприятный случай, и его сестра лично занималась рунической корректировкой охранных и защитных чар школы, дабы исключить повторение инцидента. Если Дазай притащится со всеми своими котлами в Шармбатон, то... Лучше пусть не притаскивается вовсе - всё равно отнимут. К тому же, Чуя знает, что как минимум одно зелье Дазай пытается довести до ума уже полтора года. Это что-то экспериментальное, что-то завязанное на возможности запечатать магию внутри носителя как в сосуде, и пусть Накахара не особенно понимает это варево - даже Дазай ещё не понимает это варево и все его свойства в полном объёме - одно хаффлпаффец знает точно: транспортировке это зелье не подлежит. А Дазай без своих зелий никуда не потащится, потому что все эти зелья - его «любимые детки». - Хотел отдохнуть от учёбы, а в итоге только выбесился из-за всех этих идиотов, - фыркает Чуя, притираясь лбом между чужих лопаток. - Может, мне тебя утешить? - насмешливо предлагает Дазай, помешивая одно из зелий против часовой стрелки. - Утешь, - кивает Чуя. - Скажи, что на пасхальные каникулы сможешь поехать ко мне, а не останешься снова здесь трястись над своими драгоценными котлами. - Чуя ревнует? - посмеивается Дазай и наконец-то разворачивается в хватке его рук. - Как мило. - Ненавижу твои котлы, - бормочет Чуя и трётся щекой о тёплую ладонь, огладившую его по лицу. - Ты обожаешь мои котлы, - мурлычет Дазай, склоняясь к нему и притираясь лбом ко лбу. - Потому что тебе нравится наблюдать за моей работой. Потому что в них обычно варятся яды. Потому что ты можешь кончить от одного только описания их действия на каком-нибудь выбесившем тебя идиоте. Где ты потерял Акутагаву? - Накаджима прицепился, - выдыхает Чуя, прикрывая глаза от удовольствия, когда Дазай ненавязчиво целует его в висок и в скулу, за ухом и в шею. - Интересно, кто-нибудь знает о том, что этот сопляк - оборотень? Он же совсем не контролирует себя. Конечно, он из этой странной породы с отклонениями из-за того, что не был укушен, а родился таким у своей заражённой мамаши, но это не меняет того факта, что он какого-то чёрта выбрал себе в пару Акутагаву и таскается за ним хвостом постоянно. Это бесит нас обоих. - А уж как это бесит меня, - хмыкает Дазай, проводя носом по щеке зарывшегося пальцами в его кудри Чуи и легко, мимолётно целует его в уголок губ. - Но нам осталось потерпеть всего ничего. Я проверил сегодня свои расчёты, и все зелья будут готовы к концу этого курса. На седьмом курсе не буду варить ничего масштабного, поэтому, как только закончатся экзамены, мы сразу же свалим отсюда. - Звучит как музыка, - томно выдыхает Чуя, когда по его губам скользит тёплый язык. - Скажи всё это ещё раз? Вместо этого Дазай обаятельно ухмыляется и опускается на колени. Проворные пальцы быстро расстёгивают ширинку чёрных форменных брюк, и Чуя стонет в голос, когда тёплые губы обхватывают головку его члена. Дазай сверкает на него ехидным взглядом, и Накахара в отместку дёргает его за кудри перед тем, как медленно толкнуться в горячий влажный рот. Он знает, о чём думает в этот момент Дазай, и, чёрт возьми, Чуя не хочет его каждую секунду своей жизни, что бы там этот самоуверенный говнюк ни говорил. Но правда в том, что Чуя зависим от этого слизеринца. От его взглядов и прикосновений. От его тепла и запаха. От самого его присутствия рядом и возможности коснуться густых каштановых кудрей, острых скул и тонких бледно-розовых губ, всегда таких мягких и сладких. Дазай прекрасен. Всегда. Когда играет тихого ученика и когда с маниакальным блеском первооткрывателя смотрит на свои котлы. Когда сонный и ленивый бредёт на завтрак и клюёт носом над своей тарелкой и когда вызывает Чую через кусачие записки в Запретный лес в пятом часу утра за паутиной акромантулов. Лес в это время заполнен молочной дымкой тумана. В этой пелене мягкими лиловыми отсветами размывается мох на валунах вдоль тропинки, уводящей всё дальше в чащу. Любящий поспать Накахара каждый раз ворчит и ругается, но никогда не игнорирует слизеринца, потому что ему нравится наблюдать за тем, как колышется чёрная мантия идущего впереди Дазая, нравится видеть обрамлённое глубоким капюшоном красивое лицо. Дазай прекрасен и в библиотеке, чихающий из-за пыли на вековых фолиантах, и в ванной старост, фыркающий из-за мыльных пузырей. Пароль, что удивительно с учётом махинаций Дазая со слизеринской командой по квиддичу, услышал однажды случайно Чуя, и не раз и не два они нежились в горячей воде посреди бессонных ночей, а после Чуя неторопливо, почти лениво трахал Дазая в воде, вслушиваясь в эхо его стонов и вскриков и клеймя чужие ключицы и плечи метками от своих зубов. Быть с Дазаем Осаму - это... Это как окунуть руки в дёготь. Как измазаться в грязи по самые уши. Как омыться кровью. Чуя не может сказать, что знает о Дазае всё, как и Дазай не знает о нём многого, но это не мешает им обоим читать друг друга и видеть правду, скрытую за масками и сладкой ложью. До той стычки из-за Ширасэ они не замечали друг друга, не особо интересовались существованием друг друга, но одного взгляда тогда в подземелье хватило, чтобы между ними установилась невидимая связь. Им не нужны слова, чтобы объяснить что-то, и не нужны действия, чтобы что-то доказать. Просто Дазай знает правду о Чуе и его родственниках, видел его анимагическую - хаски - форму и его патронус в виде ворона. Просто Чуя знает о том, что Дазай был зачат во время крайне сомнительного ритуала, что его тянет к Многоликой с косой, из-за чего слизеринец взял под своё крыло Акутагаву, как только мальчишка поступил на свой первый курс, и что Дазай не умеет вызывать патронус и знает, что никогда не сможет, потому что у него в душе - пустота, и никаких счастливых воспоминаний не хватит, чтобы заполнить её. Дазай знает, какой Чуя на самом деле лицемер, манипулятор и лжец. Дазай смотрит на его медово-коричную маску милого безобидного шестикурсника Хаффлпаффа и видит жёсткие взгляды ледяных голубых глаз, едва заметно поджатые в раздражении губы и так же едва заметно дёргающийся, морщащийся из-за презрения нос. Дазай знает, как Чуя ненавидит людей вокруг и всю школу Хогвартс вместе взятую, величие которой в настоящем - пустые слова, тогда как настоящая сила этого место осталась существовать лишь на страницах учебников по истории Хогвартса и учебников и книг по истории магии. Чуя знает, какой на самом деле лицемер, манипулятор и лжец Дазай. Чуя читает вместе с ним запрещённые книги, стащенные из запретной секции, под чарами отвода внимания прямо посреди библиотеки, полной свидетелей. Чуя был на площадке Астрономической башни тем вечером, когда якобы боящийся высоты Дазай, устроивший целое представление при наборе слизеринской команды по квиддичу, колебался на самом краю, увещевая какую-то дурочку из магглокровок Равенкло спрыгнуть вместе с ним, раз уж она клянётся, что непомерно влюблена в него и готова ради него на всё. Как оказалась, «готова на всё» не включало в себя прыжок в объятия смерти, из-за чего девчонка умчалась прочь в слезах. Дазай тогда долго стенал, что не смог проверить очередную сваренную бурду, для которой ему нужен был свежий человеческий труп. Чуя, отвесивший ему подзатыльник и утащивший прочь из башни, не был в ужасе от его слов. Он не ругался, не пугал, не угрожал и не говорил о том, какая шумиха поднялась бы из-за смерти девчонки. Он не был напуган тем, что Дазай готов был пойти на нечто подобное ради своих экспериментов. Он не волновался о самом Дазае, прекрасно зная, что это отродье нашло бы способ выжить после прыжка с самой высокой башни Хогвартса. Чуя просто принял это, принял этого слизеринца таким, какой тот есть, со всеми его демонами и затаённым сумасшествием. Глядя сквозь ресницы на то, как губы Дазая растягиваются вокруг его члена, покрасневшие и мокрые от слюны и предэякулята, Чуя сильнее зарывается пальцами в каштановые кудри и невольно вспоминает, как счастлив был Дазай, когда хаффлпаффец подарил ему на рождество книгу о ядах на человеческой крови. Коллекционное издание, баснословно дорогое, запрещённое чуть ли не во всём мире. Чуя не знает, где Верлен достал для него эту книгу и почему вообще согласился. Ну, кроме того момента с торгами. Что-то там о помощи Рандо, огненной природной магии Чуи и пламени дракона, которое нужно украсть из какого-то заповедника - парень на самом деле почти не слушал. Зато Чуя отлично помнит, как отправил Дазаю подарок со своим личным домовым эльфом, а проснулся на следующее утро из-за того, что Дазай был в его постели и неторопливо трахал себя его членом. - Коё-сан была так мила и пропустила меня. Завтрак через двадцать минут, - промурлыкал Дазай, плавно двигая бёдрами и поскрёбывая короткими ногтями по груди ошарашенного Накахары. Благодарный Дазай - податливый, жадный до ласки и нежности Дазай. Как сладко он тогда сжимался внутри. Как сладко стонал и кусал свои пальцы, пытаясь приглушить голос. Как прекрасен был, растрёпанный и возбуждённый, с влажным от предэякулята членом, прижатым к животу, и румянцем, залившим бледную кожу щёк и шеи, часть плеч и ключицы. Как дрожал в его руках, стоило Накахаре произнести тягуче его имя «О-са-му», запрещённое за пределами спальни из-за того, как Дазая ведёт из-за эмоций, которые хаффлпаффец каждый раз вкладывает в произношение. Чуя тогда позволил ему ещё немного побаловаться неторопливым ритмом, а после опрокинул на спину и затрахал до звёзд перед глазами. Дазай ещё долго хныкал потом в ванне, которую они решили принять вместе, о том, что Чуя - жестокое похотливое животное, из-за которого у слизеринца болит задница. Успокоился он только после того, как Чуя выдернул его из воды и вылизал, трахнул языком, заставив кончить ещё один раз - чего слизеринец и добивался, надоедливая хитрая паскуда. - Ты явно думаешь о чём-то приятном, - мурлычет Дазай, выпуская его член изо рта. Чуя давится воздухом, когда слизеринец вытирает губы тыльной стороной ладони, а после ведёт по ним головкой его члена, будто красит их помадой. Остаётся влажный развод мутноватого предэякулята, и пусть Накахара видел это зрелище не раз и не два, у него всё равно член дёргается в хватке чужих пальцев, из-за чего Дазай тут же расплывается в самодовольной ухмылке. - Вспомнил, как ты благодарил меня за ту книгу, - облизав пересохшие губы, Чуя непроизвольно толкается бёдрами вперёд и стонет, когда Дазай коротко облизывает головку, обласкивая её губами, и снова отпускает, лаская его только пальцами. - Та книга - то, о чём я мечтал с девяти лет, - пожимает плечами Дазай, будто нормально желать нечто подобное, будучи ребёнком, и вновь облизывает головку, играется языком с уретрой, отчего у Чуи пальцы на ногах поджимаются. - Благодаря тебе я узнал много интересного и многое попробовал. Даже не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить тебя за столь ценный подарок. - Ты знаешь, я просто хотел порадовать тебя и сделать тебе приятно, - усмехается Чуя, заметив притворно надутые губы, и обхватывает Дазая за подбородок ладонью, заставляя приоткрыть губы, и толкается между ними, входя почти до самого основания, когда Дазай прикрывает глаза и задерживает дыхание. - Единственная твоя плата мне за этот подарок - я не хочу знать, откуда ты берёшь все эти нескончаемые ингредиенты человеческого происхождения, и ты пообещал мне, что в случае чего будешь достаточно осторожен, чтобы на тебя не повесили какой-нибудь обезображенный обескровленный труп. Дазай не может ответить, потому что желание кончить становится почти болезненным, и Чуя больше не позволяет ему играться и болтать в процессе. Вместо этого слизеринец занимает свой язык лаской, а не словами, и пяти минут не проходит, как Чуя кончает, заливая его рот спермой. И только проследив за тем, как Дазай всё проглотил, попутно вылизав его до чистоты и заботливо упаковав член обратно за ткань нижнего белья и брюк, Чуя позволяет себе окончательно расслабиться и сползти на пол, садясь по-турецки и обнимая тут же прильнувшего к нему обвившего руками за шею Дазая. - Такой недоверчивый, - бормочет слизеринец, когда Чуя жадно целует его напоследок, начисто вылизывая чужой рот от привкуса своей спермы. - Ты напоил меня, развёл на секс, а потом взял мою сперму и кровь и создал какую-то бурду, которой потом напоил меня же, из-за чего я думал, что сдохну или у меня отвалится член из-за стояка, не дававшего покоя двое суток, - шипит Чуя и кусает парня за шею отнюдь не игриво. - Только попробуй ещё раз, и я вставлю в твою задницу раскалённую кочергу. - Я и так уже знаю после того дня, каковы ощущения, - вздыхает расстроено Дазай, притираясь лбом к его шее и едва слышно выдыхая от удовольствия, когда Чуя мелкими мазками языка вылизывает его припухшие ноющие в уголках губы. - И это была случайность. Мне просто было интересно, можно ли создать нечто подобное амортенции, но немного с другим уклоном. Просто немного пикантности для наших отношений. Зануда Чуя совсем не понимает моих благородных намерений. - Тебе не нужна амортенция и не нужно другое дерьмо на её основе, - закатывает глаза Чуя. - Я и так уже твой, идиот. А из-за твоих благородных намерений у меня может отвалиться член, и кто тогда будет трахать твою вертлявую задницу? - Я бы сказал, что мой член останется на месте, и я бы с радостью обслужил Чую, но нет. Люблю, когда кто-то заботится обо мне и угождает, - морщит нос Дазай, будто капризная девица, а после очаровательно улыбается. - Когда Чуя делает всю работу, это просто восхитительно. И Чуя только что сказал, что принадлежит мне? Значит ли это, что я могу надеть на тебя тот ошейник и... - Я не твоя собака, чёрт возьми, - шипит Чуя и снова кусает слизеринца за шею, на этот раз сильнее. - Ты, придурок, только попробуй подойти ко мне с этим дерьмом, и я разорву тебе глотку. - Но хаски Чуя такой милый, - непритворно разочарованно вздыхает Дазай и почти задыхается, когда Чуя ловко расстёгивает его брюки и проскальзывает внутрь, обхватывая полувставший член и зализывая метки от своих зубов на чужой шее. - Я мог бы нацепить на тебя ошейник, на котором подавляющая магия, замешанная на твоей крови, и тогда ты навсегда стал бы моей милой послушной собачкой и... Дазай не договаривает, срываясь на всхлипы и стоны, и хрипы из-за пальцев Чуи на его члене, а после тянется за поцелуем, и Накахара с радостью ему отвечает, перехватывая его губы, терзая их в жадном, влажном поцелуе. И делая мысленную пометку быть поосторожнее с подарками от Дазая, потому что тот явно задался целью присвоить его себе целиком и полностью. Правда в том, что Чуя уже принадлежит Дазаю, как и Дазай принадлежит ему. Настолько, что они готовы убить друг друга за редкие провокации ревности. Настолько, что порой они готовы чуть ли не сожрать друг друга, лишь бы никто из них не достался никому постороннему, не достался самому миру вокруг. Их ауры и их магия давно переплелись между собой, хотя они не проводили магических брачных ритуалов, и иногда Чуе кажется, что так было суждено. Что Дазай подарен ему самой судьбой. - Чуя, - шепчет Дазай в его губы. - Чуя, сильнее, пожалуйста... Мокрый от смазки и тяжёлый от возбуждения, горячий от притока крови в его руке. Чуя оглаживает пальцами головку, давит на вены, трёт основание члена и просовывает ладонь чуть дальше, сминая поджавшиеся яички. Дазай стонет и скулит, дёргая бёдрами, толкается и притирается. Раскрасневшийся и пышущий жаром, залитый румянцем, слизеринец смотрит затуманенными удовольствием глазами, а на дне его растёкшихся зрачков жадность и похоть, и голод, и любовь, и обожание, и маниакальное желание запереть как драгоценность в шкатулке. У Чуи от этого голова кругом и сердце бьётся где-то в глотке - от осознания того, что Дазай испытывает по отношению к нему всё то же самое, что и сам Чуя испытывает по отношению к нему. - Ты знаешь, я... - выдыхает Чуя в чужие губы, вжимается лбом в лоб и смотрит пристально в чужие глаза. - Я с первого взгляда... - Я знаю, - улыбается Дазай и плавится, растекается в его руках, заливая ласкающие пальцы спермой. - Я тоже... С первого взгляда... И навсегда... К тому времени, как Акутагава чёрной тенью скользит в Тайную комнату, Дазай уже вновь суетится вокруг своих котлов, а сам Чуя валяется на диване, трансфигурированном из собственного плаща, и в который раз рассуждает о том, как его раздражает положение дел в Хогвартсе, низкий уровень даваемых знаний и не менее низкий уровень магов вокруг, которых и магами-то называть просто смешно, если сравнивать уровни с теми же учениками Шармбатона. Получив приветствие от Дазая и мимолётно зарывшиеся в чёрную шевелюру пальцы, засиявший лампочкой Рюноске скользит к Чуе и садится возле него, привычно предоставляя свои колени в качестве подушки для хаффлпаффца. - Как там Ацуши-кун поживает? - спрашивает Дазай, пользуясь тем, что Чуя прервал свои стенания ради того, чтобы улечься поудобнее. - Ты помнишь, что не должен быть с ним слишком грубым, Рю-чан? Я всё ещё подумываю о том, чтобы прихватить этого оборотня с нами. Родни у него нет - приютский полукровка. Или магглокровка? Хотя не думаю, что его мамаша пережила бы заразу оборотня без толики магии в крови, хм. Стоит позже заняться изучением этого вопроса более углублённо. - Ты не будешь проводить опыты на Накаджиме, - припечатывает Чуя. - И в нашем семейном особняке есть место только для двух нахлебников. Третьего я туда не потащу. - У тебя есть особняк, доставшийся от прабабки по наследству, - тут же начинает ныть Дазай. - Там много свободного места, хорошая лаборатория, защищённая магией на крови подпольная лаборатория и огромный сад. И всё это великолепие на берегу Кельтского моря. Ты сам рассказывал мне об этом. - Именно, что у меня, - напоминает Чуя. - И я не собираюсь превращать его в общежитие. - Но бедный мальчик будет так страдать, - оборачивается к нему Дазай с печальной улыбкой. - Оборотни выбирают пару один раз и на всю жизнь. Если Рю-чан уедет с нами во Францию, как же тяжело будет Накаджиме. Он может даже не вынести разлуки... - Ты пытаешься надавить на это? - вскидывает брови Чуя и смотрит скептически. - Ты? Это смешно, Дазай. Для тебя человеческая жизнь ничего не значит и никогда не значила. Она даже для Акутагавы значит больше, чем для тебя. - Рю-чан - некромант, это не считается, - отмахивается Дазай, подходя ближе и скрещивая руки на груди. - Мы оба прекрасно знаем, что некромантия - это не кровавые ритуалы ради жутких вещей. По крайней мере, не только. Когда Рю-чан закончит обучение и обуздает свой дар, он сможет делать удивительные вещи. Лечить неизлечимое. Связываться с тем миром. Оберегать жизни людей вокруг. Создавать восхитительные лекарства или яды. Пить саму жизнь и пожирать саму смерть. Для меня жизнь не имеет ценности, потому что жизнь сама по себе довольно мимолётна, обыденна и скучна. Смерть - вот что является действительно интересным. Смерть и завеса рукавов её одеяния, за которой скрывается неизведанное продолжение пути. - Звучит очень красиво и очень подозрительно, - вздыхает Чуя и растекается по коленям Акутагавы, привычно безмолвно, но с интересом слушающего их перепалку. - Вот только ты так ничего и не рассказал об этом своём учителе, на которого хочешь повесить Рюноске. И помимо всего прочего нам ещё Гин нужно забрать с собой. Ей пойдёт на пользу тепло и тишина побережья. А теперь ты ещё и Накаджиму потащить с нами хочешь. Ты вообще знаешь что-нибудь об охранных чарах старых домов? Они не примут человека, которому я не доверяю, а Накаджиме я за всё это время сказал только одну фразу: «Не суйся ко мне, джинко». - Красиво и подозрительно? - вскидывает брови Дазай и сладко улыбается. - Чуя любит слушать мои рассуждения о смерти. Чуя любит слушать о действиях медленных ядах. Чуя может кончить, когда я описываю, как от яда жертва медленно впадает в онемение при отказе нервной системы, и как прекрасно смотреть на суматошно бьющееся во вскрытой грудной клетке сердце. Я проверял это и не раз. Помнится, Чуя хрипло шептал мне на ухо о том, что всё это очень сексуально. - Заткнись, ублюдок. Акутагава не заслуживает выслушивать всё это, - фыркает Чуя, но непроизвольно заливается краской точно так же, как и покрасневший до ушей Рюноске. - К тому же, ты прекрасно знаешь, что мне нравится твой голос. Даже если ты зачитаешь мне грёбаный телефонный справочник из маггловского мира, это будет сексуально, и у меня встанет. Как встаёт и у тебя, когда я обнимаю тебя со спины и нашёптываю на ухо очередной мудрёный рецепт жутко ядовитой дряни, при мысли о которой у тебя пальцы дрожат. - Туше, - смеётся Дазай, театрально всплёскивая руками. - Но возвращаясь к нашей теме. Учитель для Рю-чана - я уверен в нём на все сто процентов, потому что Мори-сан - мой опекун, и я точно знаю, что он - некромант. Очень богатый, чистокровный, родовитый некромант в бегах, из-за своих экспериментов сменивший не одну больницу. Теперь мотается по миру, тратя деньги на свою обожаемую Элис - дочь, которую он воскресил. - Какого чёрта, - медленно садится Чуя, пристально глядя на Дазая. - Это... - Невозможно? - продолжает за него Дазай и пожимает плечами. - Я тоже так думал. Ещё забавнее тот факт, что у магии Мори-сана светлый вектор силы, хотя обычно у некромантов он отсутствует из-за связи с обеими «реальностями», назовём это так. - Акутагава, оставь нас, - командует Чуя, впиваясь взглядом в спину старшего слизеринца, вернувшегося к своим котлам. И как только Рюноске удаляется, прошелестев, что будет в библиотеке, поднимается с дивана и подходит к Дазаю вплотную, разворачивая парня к себе за плечи. - Пришло время для правды, не так ли? Ты говорил, что ненавидишь своего опекуна, и поэтому не хотел рассказывать о нём. Дазай какое-то время смотрит на него пустым взглядом, будто и не видит вовсе, будто смотрит на самом деле сквозь, а после поводит плечами и сам придвигается вплотную, позволяя обнять себя и обнимая в ответ. - Всё просто. Мори-сан забрал меня из маггловского приюта. Точнее, я сбежал оттуда из-за травли, а Мори-сан нашёл меня, почувствовал во мне сильную магию и забрал. Я не знаю, кто мои настоящие родители, но знаю, что полукровка, и знаю про тот ритуал, потому что Мори-сан изучил мою кровь. Он вырастил меня и обучил многому. Всему, я думаю. Самой жизни. Но потом у меня появился друг. Друг, который был смертельно болен. Ему оставалось всего несколько лет, и я... Я знал, что Мори-сан способен на такое. Способен поддерживать жизнь и способен выстраивать барьер между жизнью и смертью. Но Мори-сан отказал мне. Он всегда так трясся над своей обожаемой Элис, что готов был ради неё на всё. Мёртвые не должны ходить по земле. Мори-сан каждые полгода убивает ради неё по одному человеку, совершая сложный ритуал, требующий большой затраты магических сил. Но мне он не помог. Чуя как-то время молчит, обдумывая информацию о наконец-то раскрывшейся «семейной» жизни слизеринца и вглядываясь в его лицо, а после устанавливает визуальный контакт и обхватывает чужое лицо ладонями, поглаживая скулы большими пальцами. - Дазай, ты же понимаешь, что... - Конечно, - криво улыбается Дазай, взгляд его остекленелых глаз становится более осмысленным. - Я знаю и понимаю. Элис - его дочь, его сокровище, смысл его жизни. Ради неё он готов душу отдать, продать, разорвать на части, если потребуется. Ради неё он готов на всё, и я знаю и понимаю, почему Мори-сан отказался помочь мне, отказался помочь незнакомому, ничего не значащему для него умирающему человеку, который, к тому же, всё равно рано или поздно умрёт, ведь люди смертны. Одасаку... Он не стоил траты на него времени в глазах Мори-сана, и я знаю это и понимаю. Умом. Но это был важный человек для меня. И я потерял его. Я не смог помочь ему, не смог спасти. Не смог уговорить Мори-сана. Я понимал ещё тогда, Чуя. Понимал и знал. Только понимание и знание не лишают душевной боли и не гасят горечь утраты, не смывают её без следа. - И ты сбежал от него, - понимающе кивает Чуя, вспоминая часть оброненной однажды полуправды, на что Дазай улыбается уже более искренне. - Сбежал. Только Мори-сан всё равно всегда за мной присматривал - никогда не давай свою кровь некроманту. Он оплачивает мою учёбу и все мои расходы. Я не уезжал из школы ни на одни каникулы кроме летних из-за моих экспериментальных зелий, но у меня есть доступ в квартиру в магическом квартале и к фамильному особняку Мори-сана, где эльфы выполнят любой мой каприз. Мори-сан назвал меня своим приёмным сыном, и это засвидетельствовано официально: через бумаги, подписи, клятвы и саму магию. Я - его наследник в настоящем. Поэтому я уверен, что мы быстро его отыщем, и он не откажет мне в такой малости, как обучение юного некроманта. - Тогда почему ты не купил ту книгу сам? - ненавязчиво соскальзывает с не самой приятной темы прошлого Чуя, тыча Дазая локтём в бок. - Эй, золотой мальчик, я требую возврата потраченных на тебя денег. - Чуя жадный и мелочный, - тут же дует губы Дазай. - Разумеется, я мог бы её купить, но у меня нет нужных связей. У Мори-сана были, но он - зануда. Сказал, рано мне ещё соваться в подобные отрасли магии. - Я так понимаю, тебе было те самые девять лет, когда ты попросил? - усмехается Чуя и легко целует Дазая в красноречиво ещё сильнее надутые губы. - Хорошо, что Мори-сан готов до безумия потакать капризам только одного своего ребёнка, иначе Хогвартс уже был бы разрушен. - Ты мне льстишь, - улыбается Дазай и наконец-то окончательно расслабляется в его руках. - Кстати. Думаю, Мори-сан согласился бы пойти работать в школу, о которой ты мечтаешь. Правда, возможно, каждые полгода пропадал бы кто-нибудь из учеников, и... - Из-за тебя, - закатывает глаза Чуя. - Тебе хватит бесстыдства загребать жар чужими руками и продавать воду тонущему. И продать ведь. Так что если ученики и будут пропадать, это будет твоих рук дело, а не Мори-сана. Но никаких исчезновений не будет, потому что я об этом позабочусь, Дазай. Школа, о которой я мечтаю, не станет прикрытием твоих гнусных делишек. - Как скучно, - хнычет Дазай и повисает на его шее, смешно сгибая ноги в коленях, костлявая каланча. - Что же я тогда буду там делать? Преподавать обычные зелья так ску-у-у-у-учно. - Не волнуйся, я придумаю, чем занять твои гениальные мозги, - обещает Чуя, обхватывая слизеринца за талию и прижимая к себе. - Главное, чтобы эта школа вообще открылась. Столько надо всего сделать для этого. Выучиться для начала, потом связи завести, потом место для постройки найти, потом ещё... - Не волнуйся, - прижимает к его губам палец Дазай и мягко улыбается, проводя им дальше по щеке и скуле, зарываясь под конец всей пятернёй в рыжие волосы и прижимаясь лбом ко лбу. - Это хорошая идея, и я уверен, что тебя поддержит и твоя семья, и моя в лице Мори-сана, и Акутагава будет рядом, да и связи твоей семьи во Франции и не только... Всё получится. Эти слова в целом такие банальные, как и утешение, но Чуя почему-то в который раз успокаивается, лишь заслышав их. Может, дело во взгляде Дазая? В его непоколебимой уверенности? В его вере в Чую? Как знать. Мечта Накахары - открыть школу для волшебников с подготовительными и основными классами. Школу, в которой распределение будет происходить по индивидуальным умениям, векторам сил, изучению генеалогии и с оглядкой на возможные наследия. Школу, где каждый будет по-настоящему учиться, будь то чистокровный или магглокровка. Школу, направлением которой будет научить детей владеть магией, понимать магию, уважать магию и ценить магию. Школу, в которой все будут равняться на лучшие знания и умения, на большую силу и более широкое развитие. Школу, из которой будут вылетать все, кто не сможет держаться на определённой планке. Школу, которая создаст идеальные, сказочные условия для любого ученика, но в которой никогда не будут равняться на слабых, чтобы те не чувствовали себя ущемлёнными или жалкими. Нет, в школе, которую мечтает открыть Чуя, слабых будут учить становиться сильными, а сильных - ещё сильнее. Школа, о которой мечтает Чуя, будет учить законам и правилам магического мира. Школа будет учить пониманию магического мира и жизни в нём. В этой школе дети будут развиваться всесторонне, и неважно, будет это обучение танцам, конной езде или этикету вне официальных обязательных к посещению занятий. В этой школе дети будут знать, что магия не делится на белую и чёрную, что тёмный вектор магии не означает злого волшебника, что дар некромантии - не клеймо, за которое нужно сжечь. Магия. Дети в этой школе будут учиться магии во всех её проявлениях, будут учиться понимать её. Чуя мечтает о школе, которая не сразу, но станет элитным заведением, не только не уступающим в славе Шармбатону, Хогвартсу и Дурмстрангу, но и превзошедшим их за счёт невероятной образованности выпускаемых волшебников. - Это будет что-то вроде крутых маггловских институтов и колледжей, известных по всему миру. Вроде Оксфордского университета или университетов Гарварда, Принстона или Стэнфорда, - вдохновлено рассказывал Чуя Дазаю, когда они возвращались в замок под светом Луны после очередной сумасшедшей вылазки в Запретный лес. - Это будет потрясающая школа. Волшебники всего мира будут умолять на коленях принять туда их детей. Там мы будем возрождать традиции. Там мы будем использовать опыт наших предков. Не закрывать глаза и не запрещать идиотскими законами всё подряд, а изучать и исследовать, открывать новое и познавать заново старое. И тогда магия вновь запоёт в жилах всех магов, даже самых жалких магглокровок. Такова мечта восемнадцатилетнего Накахары Чуи, почитающего магию в своей крови и ценящего зов крови своих предков. Поэтому он ненавидит Хогвартс всей душой. Поэтому так мечтает поскорее вернуться во Францию. Там он сможет получить должное высшее образование и стать учеником уже давно выбранного Мастера магии - знакомого Верлена, который и сам ждёт его с распростёртыми объятиями. В лестнице, ведущей к его мечте, очень, очень много ступеней, и Чуя рвётся в бой, желая начать как можно скорее. Раньше это было почти смыслом его жизни. В настоящем, когда Накахара связал свою жизнь с жизнью Дазая... Они никогда не обсуждали это, но Чуя знает, что Дазай связан с ним и хочет быть с ним. Всегда. Таково и желание Чуи, и нет ничего слаще мыслей о том, что Дазай разделил его мнение и стремление, и готов вместе с ним взяться за воплощение его мечты в реальность. - Кстати, - будто невзначай начинает Дазай, - я тут недавно размышлял о том, что мало просто построить школу и набрать в неё учителей и учеников. Это сложная система, требующая тщательного подхода: обдумывания, планировки, организации, корректировки и всего такого. На всё это может уйти много, очень много лет. - Ты звучишь очень подозрительно, - мгновенно улавливает пение неприятностей в чужом голосе Чуя и усмехается, легко целуя Дазая в губы и выбираясь из его хватки. - Какого чёрта ты задумал? - О, это сюрприз! - хлопает в ладоши Дазай, будто восторженный ребёнок. - Но мне нужна прядь твоих... - Ни за что, - отрезает Чуя и падает обратно на свой диван. - Ни волос, ни спермы, ни крови, ни ногтей, ни слюны, ни пота, ни того, что ты там ещё вечно пытаешься с меня собрать. Иди вскрой акромантула и оставь меня в покое, придурок. - Говорят, барсуки едят змей, - расстроено вздыхает Дазай. - Ты поэтому такой жестокий, да? Но тебе нельзя быть злым, Чуя. Негативная энергия подавляет выработку важных веществ в организме. Продолжишь быть таким и навсегда останешься коротышкой. - Вот просто заткнись и отвали от меня, - тычет в его сторону пальцем Чуя и падает лицом в подушку, трансфигурированную из плаща Дазая. Этой ночью его опять таскали во тьме по зарослям вокруг Чёрного озера, и он чертовски хочет спать. Засыпает из-за этого Накахара быстро и поэтому уже не видит, как Дазай забывает о своих котлах и садится рядом с диваном на корточки, как мягко накручивать прядь его вьющейся чёлки себе на палец и как наклоняется к нему, чтобы легко поцеловать в висок. - Такой беззащитный, - шепчет слизеринец с мягкой улыбкой и с сожалением убирает руку от завораживающих ярких волос, которые можно было бы использовать как минимум в дюжине новых зелий. Правда в том, что Дазай обожает доводить Чую и проверять границы его терпения, но Накахара - тот человек, которому слизеринец никогда не навредит, потому что Чуя стал для него родным, близким и любимым человеком. Конечно, с тем зельем на основе амортенции и вправду промашка вышла, но эй, Дазай уверен, если бы Чуя не бесился так сильно из-за его экспериментов, то получил бы больше удовольствия от их двухдневного секс-марафона. В конце концов, Накахара даже трахнул его на весу у стены, и ох, от одних воспоминаний у Дазая мурашки по коже и во рту пересыхает. Это были лучшие зимние каникулы в его жизни, определённо. Но волосы, которые Дазай всё равно выторгует за что-нибудь - за уничтоженный ошейник для анимагической формы Чуи, например, ведь стоит жертвовать малым ради достижения большего - на этот раз нужны ему не для развлечения и личных экспериментов. Они нужны ему для зелья: тёмного, на крови, запрещённого, отвратительного в глазах «светлых». Для зелья, которое способно укрепить тело мага для поселения в нём демона. Для зелья, которое изобрёл третий потомок Салазара Слизерина, душу которого этот самый демон и пожрал. Но этот потомок - не чета Дазаю, слывущему в узких кругах вне стен Хогвартса и вне пристального внимания Света гением. Помимо этого у Дазая в друзьях опытный некромант и Акутагава, который - Дазай уверен наверняка - станет ещё одним мастером своего дела. А ещё есть сам Дазай - зачатый во время сомнительного ритуала его матерью, в жилах которой текла магия, и каким-то магглом. Дазай не знает, что стало с его родителями, и как он оказался на пороге приюта, но это не имеет значения. Важно то, что этот ритуал, ради чего бы он ни затевался, поселил в нём зияющую пустоту, способную поглотить всё вокруг. Как порой кажется Дазаю, эта пустота способна поглотить даже магию. Школа - это прекрасно. Такая школа, какой её видит Чуя - Дазай уверен, когда - не если - мечта Накахары осуществится, самые знатные Лорды и впрямь будут готовы умолять на коленях принять в эту школу их детей. Это станет показателем статуса. Это станет показателем роскоши. Это породит дополнительное уважение ко всем родовитым и не только семьям. Но всё это не произойдёт по щелчку пальцев, и успех, и опыт, и слава не придут просто так. Ради этого придётся поработать. На это уйдут годы. А чтобы контролировать процесс, чтобы быть уверенным в том, что затея удалась, нужно пристально за всем следить. Но человеческий век недолог, даже век сильного мага, и именно поэтому Дазай собирается уже сейчас начать варить зелье из утерянного - как считалось - дневника потомка Слизерина, выкупленного Мори ещё когда Дазай жил вместе с ним. С первого раза вряд ли получится даже у него, интуита в зельеварении, так что придётся постараться, чтобы сделать всё правильно, выверить всё до грамма, до капли. - И тогда, если ты согласишься, - шепчет ласково Дазай, вновь целуя Чую в висок, - мы призовём его - демона Арахабаки. С помощью кровавой магии и магии некромантов мы запечатаем его в тебе, а я стану твоей гарантией безопасности, твоим сдерживающим фактором, поглощающим водой своей природной магии огонь пламени адской бездны. Мы уже связаны, но как же я жаден, Чуя... Прости? Так сладка мысль о том, что мы станем единым целым, разделённым в два разных тела. Мы всегда будем вместе, и я пойду за тобой по дороге временного бессмертия и буду оставаться рядом до тех пор, пока ты не решишь, что мечта воплощена в жизнь, и ты заслужил покой. И тогда мы уйдём вместе, и я помогу тебе разорвать контракт с Арахабаки, и мы просто исчезнем. В один миг. Принеся нашу магию в качестве подношения твоей - нашей - школе, и магия эта ещё долгие века будет защищать её учеников. Если бы Чуя не спал, он бы ответил: - Красиво звучит. Что уже само собой подозрительно, когда дело касается тебя. Или: - Терпеть тебя столетиями? Ужасно. Это ты сумасшедший, а не я. Отказываюсь. Кто выберет такое наказание добровольно? Или: - Мы оба конченые психи, но наши близкие не должны страдать из-за этого. Озаки превратит тебя в пепел и развеет его над морем, когда узнает, во что ты собираешься меня втянуть. Или: - Не надумай себе лишнего, придурок, но... Прощаю, потому что я тоже зависим от тебя. Или: - То, что ты предлагаешь - чистой воды сумасшествие, но когда я не вёлся на твои авантюры? Ты прогнивший душой, и руки твои по локоть в крови, и в венах твоих течёт чёрная магия, но ты - всё для меня. Я люблю тебя, Дазай. И хочу быть с тобой. Десятки или сотни лет - неважно. Потому что я такой же, как и ты, и тот факт, что ты тоже любишь меня - единственное, что имеет значение. Поэтому я согласен. Когда мы будем готовы, и если твоё зелье удастся, мы сделаем это. Я хочу этого. Я хочу прожить годы с тобой. Я хочу построить, создать эту школу с тобой и с тобой вместе заботиться о ней. И если для всего этого я должен буду принять в себя демона, я сделаю это. Из твоих рук я приму всё что угодно. Из твоих рук я приму даже яд. Пожалуй, всё-таки хорошо, что Чуя спит. Он действительно очень устал из-за недосыпа и самостоятельного обучения, а последний вариант ответа, на который, без сомнения, пал бы его выбор при виде нежности и неприкрытой любви в глазах Дазая, привёл бы к тому, что Дазай полез бы к нему с поцелуями и приставаниями или схватил бы за руку и потащил на выход, чтобы добраться до Хогсмида, а оттуда камином до банка «Гринготтс» - чтобы забрать из сейфа фамильное кольцо, по праву принадлежащее ему, наследнику Мори, упасть перед Чуей на колени и сделать ему предложение. - Люди, готовые принять из моих рук яд, на дороге не валяются, - оправдывался бы после за свой спонтанный порыв Дазай перед ошарашенным Чуей. Но они оба знали бы, что дело совсем не в ядах, и Чуя обязательно дал бы свой ответ, когда на следующий день за завтраком в Большом зале у всех на глазах подошёл бы к сидящему за слизеринским столом Дазаю и при всех его поцеловал, заставив половину несчастных учеников подавиться тыквенным соком. Житья бы им не было до самого выпуска после этой выходки, это точно, но хаффлпаффцу было бы абсолютно на это наплевать. Но в настоящем Чуя крепко спит, целиком и полностью доверяя Дазаю свою безопасность, как бы ни кричал о том, что никогда слизеринцу не верил и никогда не поверит, и Дазай лишь легко целует его в губы перед тем, как вернуться к своим котлам. Он и сам не знает, что получилось в двух из шести, потому что его интуиция дёрнула в очередной раз поиграться с пропорциями, но в одном из котлов - его экспериментальное лечебное зелье, которое может помочь Гин усмирить её магию, почему-то не прижившуюся в теле девушки и медленно отравляющую её. Когда-то именно Дазай был тем, кто забрал девушку из маггловского приюта вслед за поступившим в Хогвартс Рюноске и поместил в больницу Святого Мунго, оплатив все счета на лечение и поддерживание жизненных сил. Не то чтобы это было так уж бескорыстно, ведь слизеринец прекрасно знал, что если хочет заполучить юного некроманта в лице Рюноске, то должен позаботиться и о его сестре, без которой Акутагава ни за что не двинется с места. Однако после Дазай увлёкся её необычным случаем и решил попытаться исправить ситуацию хоть немного - очередная занятная головоломка сладко манила к себе. Дазай не стал обнадёживать Рюноске и сообщать о зелье, которое тогда только начал продумывать и анализировать, потому что на тот момент у него были лишь пустые слова. Не рассказал он об этом зелье и в настоящем, потому что рано ещё говорить об успехе. Но зелье почти готово, и скоро можно будет провести первые проверки, для начала отослав образцы Мори, являющемуся превосходным врачом по обе стороны волшебного мира. - А потом можно взяться и за зелье, излечивающее оборотней, - задумчиво бормочет себе под нос Дазай, проверяя консистенцию очередного непонятного варева, что у него вышло, и со вздохом заполняет пробирки. На это уйдёт не год и не два, а Чуя не хочет тащить во Францию ещё и Накаджиму. Что за вредный упёртый хаффлпаффец? Порой Дазай жалеет о том, что Накахара на самом деле вовсе не медово-коричная булочка в чёрно-жёлтом клетчатом шарфе. Но только порой. Изредка. Ладно, хорошо, почти никогда, потому что будь Чуя таким, как все, Дазай никогда бы не обратил на него внимания, как и Чуя никогда бы не обратил на него внимания, будь Дазай одной из безликих теней в толпе. Но они не такие как все и поэтому нашли друг друга. Поэтому обрели счастье друг с другом, и важнее этого ничего для Дазая нет, и никогда уже не будет, он в этом уверен. - Что ж, похоже, от ошейника для анимагической формы и вправду придётся избавиться, поставив его ценой вопроса, - раздосадовано вздыхает Дазай и с едва заметной тёплой улыбкой смотрит на посапывающего во сне Чую. Ну, ничего страшного в целом, пусть и жалко этот занятный предмет, который наверняка будет уничтожен Накахарой с особой жестокостью и применением огненной магии. Дазай ведь всегда может сделать ещё один милый подарок для своего любимого прекрасного хаски, верно? И он его обязательно сделает. Но только после того, как создаст комплект колец для их свадьбы, завязанных на их крови и магии, на родстве и связи их душ. Потому что Дазай любит Чую и хочет быть с ним всегда, во всех их возможных последующих жизнях. Потому что он знает, что Чуя желает того же, и от знания этого плавится его ледяное, всегда такое холодное и безразличное ко всему вокруг чёрное сердце, с ума сходящее от взаимной любви.

|End|