Снег падал на головы большими мягкими хлопьями, а воздух становился все морознее, покусывая за щеки, нос и руки без перчаток. У Никиты их, как обычно, не оказалось, а Соне хотелось чувствовать тепло его пальцев. Поэтому она спрятала свою ладонь в его и повела его на главную городскую площадь. 

Огромную елку, светящуюся сотнями ярких огоньков, было видно еще издалека. А стоило им подойти ближе — их тут же окутало громким шумом, детским смехом и атмосферой праздника. На расчищенной от снега площади, высились ледяные горки и снежные скульптуры, раскрашенные красками, из динамиков, развешанных на столбах играла веселая музыка, а в самом центре был залит каток. Мимо бегали дети с ледянками в руках, не обращая внимания ни на мороз, ни на сгущающиеся сумерки. 

В этот момент Соня ощутила, как по телу разливается счастье. Предвкушение праздника, Никита, держащий ее за руку и чудо, витающее в воздухе вокруг. Она указала парню на каток:

— Не хочешь покататься?

— Хочу. — В его глазах промелькнула искренняя детская радость, и Соня счастливо улыбнулась.

— Вон там есть прокат. — И она указала на небольшое строение у самого края площади, а потом запоздало спохватилась: — Надо было взять твой подарок!

— Ничего, у тебя ещё будет время опробовать его. 

Никита ускорил шаг, двигаясь в указанном Соней направлении. Народу было немало, но он на удивление быстро заполучил коньки и принес их ожидающей его в сторонке девушке. Помог ей переобуться, сдал их обувь на хранение и нетерпеливо потянул Соню за собой на лед.

Каток, залитый на улице, сильно отличался от того, который был в спорткомплексе. Здесь он был неровный, усыпанный мелкими буграми и ямами, а ещё припорошенный снегом. Но Никита почти не обратил на это внимания, окунувшись в знакомую стихию.

— Не забыла мои уроки? — улыбнулся он, ступая на лед.

— Нет. — Она вообще ничего не забыла. Особенно того, что было после них.

Орлов крепко сжал ее руку и поехал вперед. У него это получалось удивительно легко: он словно не замечал неровностей под лезвиями коньков и других людей, медленно скользящих по льду. Кто-то двигался более уверенно, кто-то изо всех сил старался не упасть, а Никита просто становился одним целым с замерзшей гладью воды. Соня чувствовала, как ему не терпится рвануть вперед: он не сказал ей ни слова, но напряжение рычало в нем, как двигатель автомобиля перед стартом — нужно только поддать газу, и машина рванет с места. Девушка мягко высвободила свою руку и, когда он удивленно перевел на нее взгляд, объяснила:

— Давай, едь, я же вижу, что тебе хочется. Не переживай, ты найдешь меня на этом же самом месте, я никуда не денусь. 

Никита сомневался всего несколько секунд. А потом начал резко наращивать скорость, разгоняясь так, что Соня испуганно вскрикнула и прижала ладони к щекам. Он летел настолько быстро, что казалось его коньки даже не касаются поверхности, на ходу перепрыгивал участки с особо неровным льдом или сильно занесенные снегом, огибал других людей, чудом уходя от столкновения. Ей было страшно — что он оступится, ошибется, не рассчитает расстояние, а Никита просто об этом не думал. Тело двигалось на автомате, делая то, чему его учили много лет. 

Ник возник перед Соней неожиданно. Вот только что он был на другом конце катка, и вот уже резко остановился сантиметрах в тридцати, окружив их облаком из ледяной крошки, вырвавшейся из-под лезвий. У Сони сердце ушло в пятки — она до последнего думала, что он не успеет затормозить и феерично в нее врежется, сбив с ног. И этот Новый год она будет встречать в травмпункте.

— Испугалась? — губы Орлова растянулись в лукавой улыбке.

— Немного, — призналась Соня.

— Не доверяешь мне? 

— Доверяю. Скорее не понимаю, как можно так уверенно держаться на двух тонких лезвиях. Как такое вообще возможно?

Никита рассмеялся, и его лицо стало по-детски счастливым и довольным. 

— Если будешь много тренироваться, то когда-нибудь сможешь также.

— Нет, спасибо, мне и так хорошо.

— Ты просто не знаешь, от чего отказываешься, — уверенно заявил Орлов и, взяв ее за руку, потянул за собой: — Давай, поехали, стоять слишком холодно.

Следующий час пролетел незаметно, и когда Никита сказал, что им пора возвращать коньки и уходить, Соня удивленно сверилась со своими часами. Сдав снаряжение, они направились к небольшому киоску, где торговали горячим чаем и кофе. Взяв по стаканчику чая, от которых вверх поднимался густой пар, они встали за небольшой пластиковый столик прямо на улице. Соня с удовольствием зашла бы куда-нибудь погреться, но ни одной кафешки рядом не было, а уходить пока не хотелось. Поэтому она грела озябшие руки о горячий напиток.

— Ты хотел бы вернуться на лёд? — неожиданно спросила девушка.

— Я и так на него вернулся, — Никита грустно улыбнулся. — Уже забыла, где мы были десять минут назад?

— Я не об этом. Я имею в виду снова начать играть.

— Нет. Зачем? Спортивную карьеру мне не сделать, а кататься для себя мне ничего не мешает. Теперь не мешает, — добавил он и, бросив взгляд на время в телефоне, сказал: — Нам, наверное, нужно вернуться. Уже почти девять, а ты совсем замерзла.

— Пошли. У меня на тебя ещё большие планы.

Никита одним глотком допил уже успевший остыть на морозе чай.

— Я в предвкушении, крошка.

***

Соня не обманула — у нее действительно были планы на Никиту. Поэтому дома она вручила ему нож, длинный багет и баночку с красной икрой, поручив сделать бутерброды. Судя по выражению лица Орлова, он рассчитывал на что-то другое, но спорить не стал. Оставила его на кухне в компании папы, который старательно раскладывал ломтики колбасы и сыра на тарелке, делая вид, что старается уложить их, как можно красивее. На деле — просто перекладывал с места на место, чтобы потянуть время и не получить от Ольги очередное задание.

Мама в это время занималась сервировкой стола, и Соня знала, что ближайшие полчаса остальной мир для неё не будет существовать. Поэтому она спокойно направилась в душ, почти не переживая, что Никиту за это время достанут с расспросами так, что к ее возвращению он сбежит из дома.

Когда она вышла из ванной, облачённая в теплый махровый халат и с полотенцем, обмотанным вокруг головы, то застала Никиту и папу увлеченно болтающими за кухонным столом. Они удивительно быстро нашли общий язык, и уже даже не делали вид, что заняты готовкой. Соня не смогла удержаться от улыбки, увидев эту картину — хотя, даже не удивилась. Никита поразительно легко сходился с людьми.

Орлов тут же повернул голову в её сторону, и его взгляд жадно прошёлся по её фигуре, задержавшись на ногах и открытых коленях. Он постарался отвести его в сторону, вовремя вспомнив про присутствие Сониного отца в комнате, но его тело никак не хотело слушаться. Поэтому он смотрел на неё чуточку дольше, чем следовало, и Соня успела за это время воспламениться, сгореть дотла и возродиться снова, словно феникс.

Папа ничего не заметил. Или просто сделал вид — Соню всегда восхищала его тактичность и умение промолчать, там где следует. И ей всегда было интересно — это врождённое качество, или выработанное за долгие годы брака с мамой умение. Ведь зачастую именно ему выпадала участь сглаживать все наставленные женой острые углы.

— Сонь, ты ещё не одета? — Неожиданно возникла за спиной мама, заставив девушку подпрыгнуть.

— Пять минут — и я готова, — заверила Соня.

— Поторопись. — Мама нетерпеливо поджала губы и, прихватив со стола блюдо с бутербродами, снова направилась в зал.

Соня быстро подсушила волосы феном, но они так и остались слегка влажными. Натянула висевшее в шкафу с еще школьных лет платье — летнее, в мелкий голубой цветочек, на тонких лямках и с юбкой, разлетающиеся в стороны при каждом движении. Зачем-то подумала, что никогда бы не надела такое рядом с Матвеем, и особенно с его компанией — она так живо представила себе презрительный взгляд Ксении, что даже стало не по себе. Провела ладонями по плечам, покрывшимся мурашками и ободряюще улыбнулась себе в зеркале.

Удивительно, но рядом с Никитой можно было позволить себе быть любой: неуверенной в себе, сомневающейся, смешной и нелепой, неловкой и далекой от совершенства. Он сказал, что с ней становится лучше, а вот Соня чувствовала совсем другое. Рядом с ним она была той, которой и являлась, никого не изображая и не притворяясь. Не смущаясь и не думая о том, как выглядит и что о ней подумают. Просто потому, что он принимал ее любой.