— Мам, пап, я дома! — громко крикнула Соня, захлопнув входную дверь.

В коридор тут же выглянула мама и, обрадованно вскрикнув, бросилась обнимать дочь. Многое в жизни Сони менялось со временем, но только не то, как мама каждый раз искренне радовалась ее возвращению домой.

— Сонечка! Ты чего даже не позвонила? Мы тебя только завтра ждали.

— Я могу обратно поехать, — усмехнулась девушка, снимая тяжелый пуховик.

— Ну что за глупости!  — Шуток мама почти не понимала, особенно таких, где ставилась под сомнение ее материнская забота. 

— Я пошутила, мам, — вздохнула Соня. — Просто сдала сегодня последний зачет и получилось вырваться пораньше. Решила сделать вам сюрприз.

— А ты одна приехала? — Мама недоверчиво огляделась по сторонам, словно ожидая, что у Сони из-за спины выпрыгнет кто-то еще.

— Конечно, нет. Мы вдвоем — я и моя удачливость. Как думаешь, кому во всем автобусе попался самый разговорчивый сосед-философ?

— Я же серьезно, — Ольга рассмеялась и словно невзначай погладила дочь по голове. — Может быть, вы с Никитой…

— С чего вдруг? — резко спросила Соня. Даже слишком резко.

— Не знаю, мне показалось…

— Да, мам, вот именно. Тебе показалось, — отрезала девушка, и мама, на удивление, тактично замолчала.

— Ладно, хорошо. Проходи, поставлю чайник. Я как раз булочек испекла.

— А папа где?

— Еще на работе, — женщина бросила быстрый взгляд на часы на стене и добавила: — Скоро уже должен быть. Может, и успеет до того, как ты проглотишь все булочки и ничего ему не оставишь.

— Ну, ма-а-ам!..

Мама мелодично засмеялась и пошла на кухню, а Соня первым делом направилась в свою комнату — бросить вещи и переодеться. Комната встретила ее тишиной и полумраком. На улице еще не совсем стемнело, и тусклый сумеречный свет пробивался через неплотно задернутые шторы. Девушка запахнула их поплотнее и включила точечные светильники на потолке. Ярко вспыхнувшее освещение тут же выхватило стоящую вокруг мебель: большой шкаф-купе, широкий письменный стол, на поверхности которого стоял только выключенный монитор компьютера, а остальное пространство совершенно пустовало, несколько закрытых полок над ним, куда было переставлено все, что когда-то громоздилось на столешнице и кровать, застеленная мягким пушистым пледом. Соня и раньше не любила эту комнату, а теперь и вовсе, приезжая к родителям, чувствовала себя в гостях. За дни каникул стол, конечно, обрастал ее вещами, но, когда она уезжала обратно, мама приводила все в первозданный вид. И девушка ее совсем не винила. Мама маниакально пыталась контролировать в жизни то, что могла: порядок в доме, вещи, расставленные четко по своим местам, собственные планы на день. Потому что на самое важное повлиять оказалась не в силах.

Эта комната когда-то была не только ее. Они делили ее с Сашей, и раньше тут стояло две кровати, продвинутые изголовьями друг к другу, два стола, за которыми, сидя друг напротив друга, брат и сестра делали уроки. Это потом лишнюю мебель убрали, и Соня согласилась с родителями, что так будет правильно. Кому нужна пустая ненужная кровать? Но с тех пор постоянно чувствовала себя виноватой и день за днем предающей брата, когда из комнаты понемногу исчезали его вещи, в шкафу пустели полки, занимаемые им, там понемногу поселялись ее вещи, а она становилась единоличной и полноправной хозяйкой этого места. Поэтому не любила здесь находиться — тут отсутствие брата в ее жизни ощущалось острее, чем где-нибудь еще.

Поэтому, быстро бросив рюкзак, нашла в шкафу домашние шорты и футболку, переоделась и поспешила к маме на кухню. Она уже разливала по кружкам чай, а на столе стояло блюдо с невероятно пышными и еще теплыми булочками. 

— Ты меня переоцениваешь, — заметила Соня, указав на тарелку, где лежало не меньше двух десятков булочек. — Я столько не съем.

— Это ты их еще не пробовала. Я испекла по новому рецепту. Сейчас съела одну на пробу — еле остановилась, чтобы всю тарелку не умять.

— Не сомневаюсь, — Соня усмехнулась и чмокнула маму в щеку. — Все, приготовленное тобой — шедевр.

— Скажешь тоже, — Ольга смущенно улыбнулась, но довольно вздернула подбородок.

Пока Соня усаживалась на небольшой диванчик, а мама рассказывала последние новости — о том, что Лизка из шестнадцатой квартиры в очередной, третий, раз развелась, входная дверь громко хлопнула, и через пару минут на кухне появился папа.

— Сонь! Вот так сюрприз! А что не позвонила? Я бы тебя встретил.

— Так потому что сюрприз, — девушка расплылась в довольной улыбке, когда папа, наклонившись, поцеловал ее в макушку.

— Удалось вырваться пораньше?

— Ага.

— Это хорошо. А то у нас елка не наряжена, холодец не сварен. Без тебя дело никак не идет.

— Пап, ну какой ещё холодец? Это по маминой части. А вот елку я беру на себя.

— Самое время научиться варить холодец, Сонь, — неожиданно воскликнула мама. — Я вот замуж выходила, уже умела. И тебе нужно.

— Я, мам, замуж пока не собираюсь, — фыркнула Соня, беря с блюда самую красивую булочку. 

— Сегодня не собираешься, завтра соберешься, — невозмутимо пожала плечами мама. — Дело молодое, быстрое.

— Ма-а-ам, — девушка закатила глаза и обреченно вздохнула.

— А что мам? Потом еще спасибо мне скажешь, — отрезала она и, с потрясающей скоростью сменив тему, обратилась к мужу: — Как на работе, Юр?

— Да как обычно. Дурдом…

Соня краем уха слушала разговоры родителей о работе, иногда вставляя короткие фразы наподобие “Ого!”, “Ага”, “Да ладно, ничего себе!”. Но больше жевала мягкое сдобное тесто и наслаждалась атмосферой спокойствия, царившей на их маленькой кухне. Приятное тепло расползалось по всему телу, лишь никак не могло заполнить то место в груди, где образовалась дыра после слов, брошенных Никитой. И не могла перестать вспоминать о нем и думать о том, как было бы здорово, если бы он тоже оказался сидящим за этим столом. А так — словно не хватает кусочка пазла, чтобы собрать цельную картинку счастья.

Насчет холодца мама не пошутила, и после ужина с воодушевлением принялась за мастер-класс, а Соня с ужасом смотрела на кипящие кастрюли. Умение варить холодец — это как дверь, открывающая тебе путь в мир взрослых женщин, означающее, что твое детство закончилось. И, кажется, Соне туда совсем не хотелось. 

Ольга, по большей части, справлялась сама, а от девушки требовалась только кивать, делая вид, что запоминает строгую последовательность действий и слушать бесконечный поток историй из маминой молодости, в которых умение варить этот самый холодец не раз выручало ее из самых разных ситуаций. Соня давно уяснила, что спорить с мамой — себе дороже, поэтому просто расслабилась. И только надеялась, что в следующий раз мама не решит проверить усвоенный дочерью урок и не устроит ей экзамен. Потому что все, что говорила женщина после слов “Берем самую большую кастрюлю, которая только есть в доме”, самоуничтожилось из памяти.

Параллельно Ольга, полная энтузиазма, успела с помощью дочери сделать два салата для праздничного стола и даже небольшой торт. Откуда эта женщина брала столько энергии в десятом часу вечера, было совершенно непонятно для Сони, которая клевала носом, вяло нарезая картофель. Но была даже рада — это помогало не думать о Никите, мамина болтовня просто не позволяла мыслям о нем задерживаться в голове. Рядом с мамой получалось думать только о маме, настолько ее было много.

А когда с готовкой, наконец, было покончено, Соня обессиленно рухнула на кровать, решив оставить на завтра все: и елку, и копание в себе, и звездочки воспоминаний о Никите, пытающиеся прорваться к ней, чтобы взорваться в голове фейерверком. Завтра она обязательно подпустит их поближе, чтобы сполна насладиться этими взрывами, разрывающими напополам ее сердце и привычную жизнь. А сегодня — спать.

***

Утро началось для Сони поздно — практически в обед. Когда она заспанная появилась на кухне, мама уже порхала между столом и плитой, готовя завтрак. Пахло чем-то невероятно вкусным, и девушка обнаружила на тарелке горку пышных блинчиков.

— Доброе утро, соня. — Ольга ловко скинула со сковородки очередной панкейк, а другой рукой щелкнула кнопкой чайника. Настроение у нее было замечательным, потому что она даже не завела свою любимую лекцию о магии раннего утра.  

— Доброе утро. Папа еще не вставал?

— Нет, этим вы очень похожи — он такой же засоня. Ничего, сейчас выйдет на запах.

Словно в подтверждение ее слов, на кухне появился не менее заспанный папа. Он рухнул на стул и подпер голову рукой, продолжая спать с открытыми глазами. Соня улыбнулась — они с отцом сейчас действительно напоминали двух разбуженных сов, в недоумении хлопающих глазами. Лишь когда мама сунула каждому под нос по кружке ароматного кофе, они немного воспряли духом.

— Сонь, — позвала мама, опускаясь на стул рядом с ней. — Нам с папой надо еще в пару магазинов заехать. Ты с нами?

— Нет уж, я лучше займусь елкой, — помотала головой девушка. Глянула на папу — по обреченному лицу того тоже можно было понять, что он куда с большим удовольствием остался дома. Ходить с мамой по магазинам — то еще удовольствие.

— Ладно, тогда мы сами, — легко согласилась она.

После завтрака Соня проводила родителей и, закрыв за ними дверь, направилась в гостиную, где папа успел установить елку, которую ей предстояло нарядить. Вытащила с антресоли коробку с игрушками и принялась пересматривать накопленные за долгие годы богатства. Мама относилась к ним с особым трепетом, поэтому в огромной коробке лежали даже игрушки ее детства: деревянные луковица и огурец, золотистые шишки, припорошенные снегом, а еще стеклянный голубоватый шар, оставшийся в гордом одиночестве — все остальные его товарищи давно разбились. 

Соня бережно перекладывала игрушки, выбирая какие именно попадут в этом году на елку, а потом долго распутывала гирлянду, тихо ругаясь себе под нос. Каждый год, снимая с елки, она укладывала ее в коробку аккуратно и ровно, но это не мешало ей немыслимым образом путаться вновь.

Звонок в дверь раздался, когда она, взобравшись на табуретку, старательно развешивала гирлянду на раскидистых ветвях ели. Глянула на время — прошло не больше часа. Неужели мама успела так быстро справиться? Подозрительно не похоже на нее.

Спрыгнув со стула, Соня пошла открывать дверь. Она распахнула ее, даже не глядя в глазок и не спрашивая, кто пришел, уверенная, что, кроме родителей, явиться больше некому. Поэтому когда увидела на пороге своей квартиры Никиту, широко распахнула глаза и привалилась к стене, чтобы не упасть.

— Никит? — еле слышно выдохнула она, не веря своим глазам. Его появление здесь казалось совершенно невозможным — как если бы в разгар лета выпал снег.

— Привет. — Его губ коснулась улыбка, от которой ноги девушки подогнулись, и она прижалась к стене еще сильнее.

— Ты здесь откуда?

— Приехал поздравить тебя с Новым годом.

— Что? Ты серьезно? Ехал за двести километров? Как ты вообще узнал адрес?

— Пришлось постараться, — он усмехнулся. — Марина до последнего не хотела говорить, но я оказался настойчив.

— Я не понимаю, Никит… — Сердце предательски забилось, а ладони вспотели. Девушка тут же вытерла их о шорты, только сейчас осознав, что они до неприличия короткие, а под широкой футболкой совсем ничего нет. Щеки тут же вспыхнули, и она нервно одернула шорты ниже.

— Впустишь?

— Да, конечно, проходи. — Она отступила вглубь коридора, пропуская его в квартиру.

Молча наблюдала, как он снимает куртку и обувь, оставаясь в тонкой черной кофте и джинсах. Едва не сползла по стене на пол, когда до нее донесся легкий аромат его духов — горьковатый и тягучий. Кивнула головой, показывая куда идти, и направилась вслед за парнем в гостиную.

Там он с интересом принялся разглядывать игрушки, разложенные на диване, в ожидании пока их повесят на елку. А Соня просто замерла у него за спиной, совершенно ничего не понимая. Зачем он здесь? Для чего проехал столько километров? И, главное, почему у нее задрожали колени, стоило ему оказаться так близко? Она глубоко вдохнула, собираясь с мыслями, но не успела задать ни одного вопроса. Никита начал говорить первым:

— Я привез подарок.

— Мне?

— Ну, конечно, тебе, — рассмеялся он. — Но могу отдать твоей маме. Кстати, она не дома?

— Они с папой уехали в магазин… — начала девушка, но остановилась, когда он протянул ей огромный бумажный пакет, который держал в руках.

— Что там?

— Открой и посмотри.

— Не стоило, Никит.

— Соф, пожалуйста. Просто открой.

Соня неуверенно приняла у него из рук пакет. Коснулась его пальцев, и по телу тут же пробежал же электрический разряд, будто она случайно схватилась за оголенные провода. Стараясь не обращать на это внимания, она вытащила коробку и открыла крышку.

— Коньки? — удивлённо спросила она.

— Прости, что испортил тебе твой первый выход на лёд. Надеюсь, ты на него вернёшься.

— Ты не испортил. 

— Испортил, я знаю, — Никита качнул головой, не соглашаясь с ней. 

Соня аккуратно провела пальцами по холодному блестящему лезвию. Это прикосновение хоть немного отрезвляло и успокаивало, потому что на самом деле она была крайне близка к истерике. Нахождение здесь Никиты сбивало с толку, а, подарив ей коньки, он словно немного впустил ее в свою жизнь, вручил ей частичку себя и позволил прикоснуться к самому важному.

— Почему, Никит?

— Почему — что?

— С чего вдруг ты решил подарить мне подарок? 

— А почему нет? Просто потому что хочу сделать тебе приятно. Такой причины достаточно?

— Нет, недостаточно.

— Ладно, — Никита ухмыльнулся и сократил расстояние между ними. — Тогда у меня есть еще одна. Ты мне нравишься.

— Нравлюсь? — повторила за ним Соня и коротко засмеялась. 

— Да. Хотя, нет, это не так. — Сердце девушки стремительно рухнуло вниз, и грохот от его падения на секунду заглушил все остальные звуки. — Я без ума от тебя, Соф. Влюбился так, что крышу сносит. Думаю только о тебе, хочу быть рядом. Я сейчас вообще не понимаю, что со мной происходит, но в одном я уверен точно — если сейчас хотя бы просто не прикоснусь к тебе, сдохну.

А потом он просто шагнул вперед и крепко обнял. Прижался щекой к ее виску, а она уткнулась лицом в его шею. Дышать стало почти невозможно — аромат его кожи мешал сделать вдох, мешал думать, не давал сосредоточиться. Все, чего хотелось — это коснуться губами сначала ложбинки над ключицей, а затем изгиба шеи. Соня очень старалась этого не сделать, из последних сил сражаясь с самой собой.

— Соф, прости меня, — шепнул он ей в самое ухо. — Я ни о чем не жалею. И не считаю произошедшее ошибкой, наоборот — это самое правильное, что случалось в моей жизни. И, наверное, самое лучшее. А еще прости, что не сказал об этом сразу.

Ответа у Сони не нашлось. Говорить не получалось, сердце билось где-то в горле, оглушая своим сумасшедшим ритмом. Вместо этого она подняла голову и нашла его губы, осторожно касаясь их своими. Никита тихо зарычал и одной рукой прижал ее к себе еще крепче, а второй притянул за затылок, углубляя поцелуй. Ее пальцы путались в волосах, легко царапали шею, гладили плечи. Время растворялось, а пространство вокруг переставало существовать, оставались только они двое, а большего ей было не нужно.