Бессонница Никиты начинала приобретать все новые грани. Уснуть ему всё-таки удалось — листая новостную ленту в телефоне, он незаметно для себя провалился в сон. Теплый, глубокий и обволакивающий, как мягкий плед зимним вечером. Но несколько часов спустя был безжалостно выброшен из него. Словно чей-то голос прозвучал над ухом: “Просыпайся!”

И Никита проснулся. Уставился в темную стену, понимая, что сна больше нет ни в одном глазу. Глянул на телефон — всего лишь три часа ночи, и можно было ещё спать и спать. Раздражённо взбил подушку под головой, надеясь сделать её хоть и немного удобнее. Не вышло. Комки синтепона никак не хотели укладываться под голову так, как нужно.

В квартире стояла звенящая тишина. Настолько, что было слышно, как за стенкой тихо поскрипывал лифт, везя домой кого-то очень сильно припозднившегося. Никита осознал, что не слышал, как пришла Соня. И она даже умудрилась ничего не уронить ему на голову. 

При воспоминании о девушке внутри заворочались какие-то неприятные чувства. И нет, это не Соня была ему неприятна. Скорее наоборот — когда она появилась в коридоре в своем платье, он отчётливо ощутил, как каждая мышца в теле напряглась в ожидании разрядки. Он любил красивых девушек, а Соня, стоило признать, была очень красива, особенно в этом проклятом платье и с гладкими волосами, рассыпавшимися по плечам. И организм среагировал мгновенно на ее образ, хотя до этого, когда она сидела перед ним в глупом платье, реагировал точно также. Наваждение какое-то.

А вот то, что она нарядилась для Матвея было неожиданно неприятно. Неприятнее этого был только сам Матвей. А ведь спроси ещё неделю назад кто-нибудь у Никиты, что он думает о Матвее Жукове, он бы только пожал плечами и ответил: “Нормальный парень”. А сегодня от вида его улыбающейся смазливой физиономии становилось почти что тошно. И как бы Никита не пытался, никак не мог объяснить самому себе эти перемены.

В двери очень тихо и осторожно повернулся ключ, и Никита неосознанно напрягся. Затем шорох, скрип несмазанных петель и мягкий щелчок — это закрылся дверной замок. До Никиты очень медленно доходило, что это пришла Соня, которая так и не вернулась вчера домой. А он полагал, что она давно мирно спит у себя в постели.

Затем раздались тихие крадущиеся шаги по коридору, а буквально спустя несколько секунд оглушительный грохот. Это, судя по звуку, Соня опрокинула старый торшер, непонятно зачем поставленный именно там. Никита усмехнулся, стараясь не рассмеяться в голос, когда послышалось негромкое бормотание, а потом голос Сони прозвучал совсем близко.

— Я тебя разбудила? — сдавленно прошептала она.

— Да ты мертвого разбудишь. Но я не спал.

— Извини.

— За что? Я же сказал, что не спал.

— Да, точно. — Ее голос звучал как-то отстраненно и необычно, будто она сейчас была совсем не здесь.

— Как сходила?

— Хорошо. После игры Матвей позвал меня на вечеринку с друзьями.

— Отлично. И?

— Что “и”? 

— Чем занимались? — Никита повернулся на живот и приподнял голову, чтобы лучше видеть девушку, замершую в проеме кухни. Ее лицо тонуло в тени, не позволяя разглядеть эмоций, но дрожащий голос справлялся с этим даже лучше.

— А чем обычно занимаются на вечеринках? Пьют, танцуют и веселятся. Неужели уже забыл?

— Нет, я спросил, чем вы занимались. Надеюсь, хотя бы целовались?

— А вот это уже не твое дело! — воскликнула Соня, и Никита мог поклясться, что ее щеки стали пунцово-красными. — И что вообще за формулировка “хотя бы”? Боюсь представить, чем ты занимаешься с девушками на первом свидании.

— Ага, лучше не представляй.

— Чтобы ты знал, Матвей не такой.

— Я как-то слишком часто слышу эту фразу в последнее время, — Никита поморщился. 

— Потому что у тебя дурацкая привычка судить о людях по себе.

— А у тебя — наделять качествами, которыми они не обладают.

Соня раздражённо засопела и хотела сказать что-то еще, но в последний момент передумала. Просто бросила:

— Спокойной ночи, Никита. — И, развернувшись, ушла к себе.

— И тебе спокойной ночи, — пробормотал Никита уже в пустоту.

***

Утро следующего дня началось для Сони намного раньше, чем она планировала. Она надеялась, что сможет проспать в этот субботний денёк до обеда, чтобы потом налегке отработать ночную смену в магазине. Но ее мечты нарушил требовательный звонок телефона. Он нагло ворвался в Сонин сон, настойчиво возвращая ее в реальность. Соня пыталась спрятаться от него под подушкой и одеялом, но телефон продолжал звонить.

— Да кто там такой настойчивый! — рявкнула девушка, наконец, нашарив смартфон возле подушки. Бросила взгляд на экран и тут же села, принимая вызов: — Да, мам!

— Сонечка, привет! Не разбудила? — невинно поинтересовалась мама, хотя прекрасно понимала, что, конечно же, разбудила.

— Ничего страшного, я уже все равно собиралась вставать, — выдавила Соня, мельком глянув на часы. Пять минут десятого.

“Ага, собиралась. Часа через три” — пронеслось у нее в голове.

Но с мамой проще было согласиться, чем выслушивать длинные и нудные рассуждения о том, почему вставать рано хорошо, а ложиться спать надо непременно до десяти часов вечера. Эта женщина была не просто жаворонком, а жаворонком, посланным в мир вполне с определенной целью — перетянуть на свою сторону как можно больше заблудших душ.

Таких, например, как Соня или ее папа. За двадцать лет семейной жизни он сдался под натиском жены и переквалифицировался из совы в любителя ранних подъемов. Точнее, любить он их так и не стал, но за долгие годы предатель-организм привык вставать в проклятые семь утра. 

Соня тоже не избежала такой участи, и все детство просыпалась рано — чтобы успеть сделать как можно больше дел, как говорила мама. Она вообще могла часами разговаривать про особое волшебство ранних утренних часов, когда можно почувствовать особое единение с природой… Но дальше этих слов Соня обычно не слушала, ведь у каждого свои тараканы в голове, а пускать к себе маминых совсем не хотелось. Но студенческая жизнь и ночная работа внесли свои коррективы в ее привычки, а вот родители своим совсем не изменяли.

— Отлично! — довольно заявила мама. — Тогда встречай гостей, мы будем минут через пять.

— Что? Вы приехали ко мне? Почему? Не собирались же.

— Подумали и решили устроить тебе сюрприз! А ещё мы с папой вчера налепили пельменей. А у тебя как раз зачётная неделя, готовить некогда. А тут кинул в кастрюлю — и все готово. 

— Спасибо, конечно, мам. Но почему не предупредили?

— Говорю же — сюрприз! А ты что, не рада?

— Рада, кончено. Очень рада, — не совсем уверенно пробормотала Соня.

Нет, она была рада. И любила и родителей, и их визиты в гости, и их пельмени тоже очень любила. Только это никак не отменяло тот факт, что у нее на кухне сейчас спал Никита.

Сбросив звонок, она стрелой вылетела из спальни. Никита мирно спал на диване, растянувшись на животе. Одну руку он сунул под подушку, в которую уткнулся лицом, а вторую свесил вниз. Когда Соня затрясла его за плечо, он подскочил и принялся озираться вокруг ничего не понимающим взглядом.

— Вставай, Никит! Ну же, быстрее!

— Да что случилось? Решила в этот раз ради разнообразия не ронять мне ничего на голову, а просто поорать?

— Да вставай же ты, — Соня нетерпеливо потянула его за руку и Никита, тяжело вздохнув поднялся. — Ко мне родители приехали.

— Да ладно? Я ещё не готов к знакомству с родителями. Наши отношения не достигли этого этапа.

— Пожалуйста, ты можешь хотя бы сейчас не паясничать? — раздражённо бросила Соня, на ходу собирая совершенно растрёпанные волосы в не менее растрёпанный хвост. Она сейчас немного походила на безумную, сбежавшую из психиатрической лечебницы.

— Ты чего завелась? — Никита взъерошил волосы пятерней. — Ну родители, ну приехали. В чем вообще проблема?

— В тебе!

— Вот так заявление. И в чем моя проблема?

— В твоём здесь присутствии. В том, что ты сейчас стоишь практически голый на моей кухне, — девушка всплеснула руками и, округлив глаза ещё больше, добавила: — Никит, ну какого черта ты голый? Одевайся! — И она швырнула в него джинсы, висящие на стуле.

— Ай, полегче. Я же не знал, что мне полагалось спать полностью одетым, — фыркнул Ник и, поймав очередной гневный взгляд Сони, быстро проговорил: — Ладно, ладно. Уже одеваюсь. И всё-таки я не понимаю. Ты не можешь быть с парнем? Ты же взрослый человек, почему нет?

— Могу я быть с парнем. Только не с парнем, о существовании которого моя мама ничего не знает, — терпеливо объяснила Соня, наблюдая, как Никита натянул сначала джинсы, а затем футболку. — Она мне весь мозг съест чайной ложечкой. Кто? Как? Почему? А давно? А кто его родители? А как их зовут? А его двоюродную тётушку? Я могу продолжать бесконечно. И моя мама тоже. Она же меня с ума сведёт. И тебя заодно, кстати.

— Ну так это у вас семейное, — проворчал Никита, — ты меня тоже с ума сводишь.

Их спор прервал звонок в дверь. Взгляд Сони стал напоминать загнанного в угол зверька, и она тихонечко застонала.

— Блин, они уже здесь.

— С балкона прыгать не буду, сразу говорю, — предупредил Ник.

— А если в шкаф?

— Сонь, успокойся. Наверняка все не так плохо, как ты говоришь, — парень опустил руки ей на плечи и мягко улыбнулся. — Не парься, это всего лишь родители, а я всего лишь твой сосед. И между нами ничего нет, значит, даже врать не придется.

Звонок прозвучал ещё раз, теперь немного настойчивее и громче. Соня обречённо кивнула и отправилась открывать. Все равно уже ничего не поделать, никаким чудесным образом Никита не исчезнет из квартиры. И в чем-то он даже прав: может, все не будет так уж плохо. 

Хотя, Соня прекрасно помнила, как пару раз знакомила родителей со своими кавалерами, как любила называть их мама. Бедные парни подвергались едва ли не допросу с пристрастием, и напору этой женщины мог позавидовать любой прокурор. А когда она, наконец, выпускала их на волю, наступала очередь Сони. Она выслушивала все — начиная от психологического портрета своего избранника (к несчастью девушки, мама была ещё и дипломированным психологом, правда, ни дня не проработавшим по специальности, но искренне уверенным в своих способностях) и заканчивая всеми последствиями незащищенного полового акта, намекая на то, что нужно быть благоразумной. И Соня была — тут маме было ее не в чем упрекнуть. А факт, что они с Никитой даже не встречаются, вряд ли в силах остановить маму.

Уже заранее в красках представляя, какой ее ждёт разговор после этой встречи, она распахнула дверь.

— Сонечка! Привет, дорогая! — невысокая женщина с густой копной темно-каштановых волос с порога заключила дочь в объятия и расцеловала в щеки. За стеклами очков сверкнула яркая зелень глаз. — Ты, похоже, опять похудела!

— Ничего я не похудела, мам, — закатила глаза Соня. С того момента, как девушка поступила в институт и уехала из родительского дома, ещё ни одна их встреча не обходилась без этой фразы. 

— Правда, Оль, что ты сразу пристала к ней, — папа тоже крепко обнял девушку и легко потрепал по голове. Мужчина был почти на голову выше жены, зато густотой волос похвастать не мог, и на лбу и затылке явно наметились залысины. — Красавица.

— А я и не говорю, что не красавица, — отрезала мама, снимая шубу и надевая ее на плечики. — А только то, что похудела. Потому что, наверное, даже приготовить некогда. И позаботится некому.

— Мам, я сама могу нормально о себе позаботиться.

— Конечно, можешь. Но мамины котлетки ведь все равно самые вкусные… — рассмеялась она, но ее голос тут же зазвучал удивлённо: — А у тебя гости?

Мама указала пальцем на куртку Никиты, висящую на вешалке, и Соня согласно кивнула. Надо бы ее как-то подготовить, не то Никиту смоет волной маминого любопытства.

— Да, мам, ко мне тут…

— Доброе утро! — раздался сзади бодрый голос, и Соня повернула голову на Никиту, появившегося в коридоре с самой обаятельной улыбкой на свете.

Мама несколько раз моргнула, разглядывая его, папа удивлённо вскинул брови, а Соня испустила очередной тяжёлый вздох. И на несколько секунд в коридоре повисла почти что осязаемая тишина.