Обычно Никита спал очень крепко, особенно если засыпал под утро и всю ночь не смыкал глаз. А эта ночь как раз выдалась бессонной: сначала он никак не мог устроиться на скрипящем продавленном диване, а потом ему один за другим снились кошмары, в которых он то сгорбившись сидел под мостом, то пытался уплыть от огромных размеров лосося, решившего им поужинать.

Поэтому Ник постоянно просыпался, утыкался взглядом в потолок, на который из окна лился свет от фонаря, подсвечивая паутинку потрескавшейся краски. Проклятый диван отзывался на малейшее его движение протяжным заунывным скрипом, точно из фильма ужасов, и втыкал парню в спину очередную пружину.

Ближе к утру Никита, наконец, смог провалиться в глубокий сон, но ненадолго. А его пробуждение оказалось не самым приятным — на голову приземлилось что-то мягкое. Ник тут же дернулся и подскочил с дивана на пол, оглядываясь по сторонам и не успев как следует проснуться. Обвел ошарашенным взглядом темную кухню и остановился на фигурке Сони, жмущейся к стене.

— Прости! — пискнула она.

— Какого хрена? — хриплым со сна голосом пробормотал Никита.

— Прости, — снова повторила Соня. — Я зашла попить и случайно уронила на тебя полотенце.

Никита глубоко вздохнул, все ещё пытаясь осознать, где находится. Потом медленно кивнул и хмыкнул:

— На твоей кухне опасно спать. Что, если в следующий раз мне в голову прилетит нож?

— Прости, пожалуйста, — Соня с извиняющимся выражением лица покачала головой. — Я не хотела тебя будить. А ножи я постараюсь держать подальше от твоей головы.

— Ладно, забей, я все равно почти не спал, — Ник махнул рукой и только сейчас осознал,что стоит посреди кухни в одних только боксерах.

В комнате было темно, но света, падающего через окно оказалось достаточно, чтобы он заметил, как Соня сглотнула и уставилась на парня. Ей его тоже хватило, чтобы разглядеть практически голое тело Никиты — с красиво очерченными мускулами на руках и груди и полоской темных волос, сбегающей вниз по плоскому животу прямо под резинку боксеров. Он уловил, как ее взгляд спустился ещё ниже и остановился прямо там, где под единственным предметом одежды, независимо от его воли, нарастала обычная утренняя реакция организма. 

Соня смущённо отвела глаза и наверняка покраснела. А Никита неожиданно для себя тоже почувствовал смущение. Он много раз раздевался перед девушками, но почему-то именно сейчас ощущал себя едва ли не сексуальным маньяком. Стоять в таком виде перед Соней — все равно, что бегать голым перед ребенком.

Поэтому он тяжело опустился на диван с трудом подавив желание набросить на себя одеяло. Выждал пару секунд, а затем спросил:

— Ты чего вообще не спишь в такое время, а бродишь тут?

— У меня зачёт сегодня. И уже семь.

— Зачёт… А какое сегодня число?

— Двадцать четвертое.

— Двадцать четвертое? Вот черт! У меня же тоже сегодня зачет.

— И ты только сейчас об этом вспомнил? — Соня хмыкнула.

— Ага.

— И ты собираешься его сдать?

— Конечно.

— Ты же ничего не учил!

— Я ходил на лекции и семинары, слушал и даже читал материал к занятиям. Зачем учить сейчас?

— Хочешь сказать, ты все помнишь? — Соня с сомнением посмотрела на парня. Как такое вообще возможно? 

— Не все, конечно. Но достаточно для того, чтобы сдать зачёт.

— Офигеть! Мне бы так.

— Просто хорошая память, — пожал плечами Никита, словно в этом не было ничего особенного.

— Просто хорошая память, — передразнила его Соня. — Скажи ещё, что ты отличник.

— Не скажу, — Никита улыбнулся. — Пара четвёрок в зачетке у меня есть.

— Офигеть, — снова повторила девушка, едва не открыв рот от удивления. — Никогда бы не подумала, что Никита Орлов ботаник.

— Я не ботаник, — поморщился он и все же спросил: — Почему?

— Не знаю. Это совсем не вяжется с твоим образом. 

— Рад, что сумел удивить тебя.

Соня замолчала, и Никита взял со стула джинсы. Натянул их и встал прямо перед девушкой, которая снова бегло оглядев его голый торс, тут же повернулась к нему спиной. Щёлкнула кнопкой чайника и спросила:

— Ты будешь чай или кофе?

— Растворимый?

— Да.

— Тогда чай, — обреченный вздох сам по себе вырвался из его груди. — Только умоюсь.

— Конечно.

Когда Никита вернулся на кухню, на столе уже стояли две кружки с горячим чаем и наспех нарезанные бутерброды. Он окинул это богатство взглядом и довольно искренне произнес:

— Спасибо. — Хотя предпочитал по утрам один только крепкий кофе. Но иногда приходит пора поступиться своими привычками.

— Давай скорее, — поторопила его Соня. — Если хотим успеть к восьми, нужно выйти через десять минут. А то еще неизвестно, сколько автобус ждать придется.

Никита только тяжко вздохнул. Автобус. Нет, его совершенно определенно кто-то проклял. Он вяло подергал в кружке чайный пакетик, от которого по воде расплывались коричневые щупальца. Добился, чтобы кипяток полностью окрасился в темный цвет и осторожно, чтобы не обжечься, отхлебнул напиток. На языке тут же появился сладковатый вкус ароматизатора, отдаленно напоминающего клубнику. Ладно, он пил и похуже в институтском кафетерии.

Ровно через десять минут они вышли из дома, благодаря Соне, которая практически вырвала из его рук кружку с так и недопитым чаем и безжалостно вытолкала в коридор, а затем и на улицу. Никита только усмехнулся — папа был бы рад, узнай он, что его сыну впервые удалось выйти вовремя. Притащила на остановку и принялась пританцовывать на снегу, пытаясь согреться, в ожидании автобуса. 

Никита, привалившись к столбу, с интересом наблюдал за девчонкой, которая то и дело подпрыгивала на месте, растирала друг о друга руки, и так утопающие в вязаных рукавицах, и беспокойно поглядывала на дорогу.

Было чертовски холодно, и он сунул озябшие руки в карманы, поглубже накинув капюшон куртки. Это почти не спасало, и минут через пять Никита начал мысленно проклинать автобус, который так долго не ехал. Наверное, это отразилось на его лице, потому что Соня искоса на него глянула и спросила:

— Почему ты без шапки? Холодно же, заболеешь еще.

— Никогда не носил шапку, у меня ее даже нет. Обычно мне не приходилось мерзнуть на остановках.

— Почему не сказал? Я бы поискала что-нибудь дома.

— Нет, спасибо, — Никита не удержался от смеха, указывая на Сонину белую шапочку с помпоном. 

— У меня и другие вообще-то есть, — она обиженно поджала губы и невольно коснулась рукой помпона.

— Забей, Соф. Мне не холодно. У меня есть капюшон и карманы. — Никита неосознанно нахмурился. Почему она так старается ему помочь? Это никак не хотелось укладываться в голове.

На счастье обоих к остановке подъехал автобус, и в него ввалились замерзшие пассажиры. Соня сразу потянула Никиту на заднюю площадку, где было просторнее и можно встать поудобнее. Парень огляделся вокруг с совершенно неподдельным удивлением, и Соня, понизив голос, шепнула:

— Только не говори, что ты первый раз в жизни едешь в автобусе!

— Кажется, первый раз был лет в пять. Мне было интересно, и я упросил маму покататься, — он рассказывал это так, будто говорил не об автобусе, а об американских горках. — Мне тогда не понравилось. Меня едва не задавили, и мама с трудом вытащила меня, зажатого между какой-то необъятной женщиной и дверью. Я рыдал, как девчонка. Больше я на автобусе не ездил.

Соня хмыкнула. Она проходила это почти каждый день: пыталась выбраться из плена автобуса, в который в час пик люди набивались, словно кильки в бочку. И ей тоже периодически хотелось всплакнуть и больше никогда не садиться в этот ад на колесах. Вот только возможности такой не было, и потому приходилось день за днем повторять эту пытку с начала.

— Что же ты делал, когда у тебя еще не было машины?

— Подвозил отец. Или мама. Такси, в конце концов. — Никита уставился в окно, покрытое тонким слоем снега. Чтобы что-то в него разглядеть — нужно сначала соскрести ледяную корку.

Те, кто оказался ближе всего к окнам этим и занимались: то и дело очищали маленькие участки стекла, стараясь разглядеть, где едет автобус. Соне это было не нужно, она проехала по этому маршруту от дома до института так много раз, что знала каждую кочку на дороге. Вот поворот направо, и остановка возле здания администрации. Вот длинный прямой участок дороги, а сразу после резкий поворот налево — на нем всегда нужно держаться крепче, чтобы не свалиться. Затем еще немного прямо, и два “лежачих полицейских”, практически друг за другом. Дальше автобус немного снижал скорость — их путь продолжался мимо школы. Потом еще один поворот налево, уже не такой крутой. И вот сразу после него нужная остановка.

— Приехали. — Соня потянула Орлова к выходу, и он послушно направился за ней.

Никита выбрался на улицу следом за девушкой и огляделся. Метрах в ста впереди возвышалось главное здание института. Соня глянула на часы и спросила:

— Тебе в какой корпус?

— Во второй.

— А мне в четвертый. Тогда… Увидимся позже?

— Да, хорошо. Удачи на зачете.

— И тебе. — И, махнув ему на прощание, Соня почти бегом кинулась по узкой тропинке к нужному корпусу.