Лир не мог понять — что играет. Ноты постоянно менялись, постоянно убегали. И он не успевал их ловить.

— Красивая музыка, — прошептала Оля. Лир предостерегающе глянул на нее. Слова иссякали и медленно стекали каплями по подбородку — в вырез черной майки. — Что ты играешь?

Лир промолчал. Он не знал, как объяснить Оле, что это — вся музыка мира в одной мелодии.

— Говорят, если нотный стан протянуть через улыбку Джоконды, то получится самая прекрасная мелодия на свете, — свистящим шепотом произнесла Оля.

— Люди ищут так много смысла в простой картине, — с улыбкой ответила Алиса, прикрывая глаза. Где-то западнее— где ноги купались в закате — кожа ощущала липкие прикосновения. Это облака нагрелись и упали на нее. — Отец возил меня в Лувр. Вокруг Джоконды всегда много людей... я видела ее так близко. И она так... скучна.

— Я бы хотел побывать в Париже... — отозвался Лир, и — сквозь мелодию Мира — раздались отчетливые мотивы «Мулен Руж».

— А на Луне, на Луне... — едва слышно пробормотала Оля, становясь совсем невидимой и невесомой.

— На голубом валуне... — Лир оторвался от игры и потянул себя за бесконечно-длинную прядь волос, глядя, как она выравнивается, касаясь пола.

— Лунные люди смотрят, глаз не сводят, — выдохнула Алиса. Облака влажными ладонями коснулись оголенного живота и медленно стали спускаться вниз.