Когда я стала подходить к дому, на улице уже распогодилось, тучи плавали где-то за горизонтом, и солнышко нежно начало припекать мне голову. Какая же была непостоянная погода этим летом. То завывала ветрами, то заливала дождями и моросью, то застойные туманы покрывали землю, а воздух становился таким влажным, словно ты ныряешь в облако. Сейчас же стало душно, и я подумала, что, может быть, нужно догнать Димку и вернуть ему кофту? Ведь и так неудобно было, что он поделился ею со мной, а сам мёрз и ёжился от холода, пока я чувствовала себя комфортно и тепло. Снимать её не хотелось только лишь по той причине, что от неё до сих пор чувствовался запах Димки. Он явно недавно постирал кофту и толком ещё не успел её поносить, поэтому аромат отдавал свежестью, чем-то древесным и немного прелостью из-за дождя.

Нехотя стянув её, я развернулась обратно, но куда идти толком не знала. Однако, ноги повели меня сами: извилистыми дорожками в сторону усопших домов.

Мысль о том, где именно жил мой друг, не покидала меня ни на секунду и всегда тихо звучала наподобие фоновой музыки. Моё сердце трепетно билось внутри, словно бабочка в стеклянной бутылке. Сколько бы Димка не умалчивал, сколько бы ни говорил, что всё в порядке, я не верила ему, понимая, что просто так из дома с разбитыми губами и с ссадинами не уходят.

И дело наверняка было не в мальчишках со школы.

Одинокие заросшие и полуразваленные дома так же, как и всегда, провожали меня пустыми глазницами, когда я тихо проходила мимо. Они будто пытались уговорить остановиться, не идти дальше, старались отвлечь меня, усыпить темнотой комнат, видимой в окнах, но бабочка внутри билась всё сильнее, не давая мне останавливаться.

Один поворот, второй поворот, тот самый холм с борщевиком...

Услышав издалека крик и узнав по голосу Димку, я ускорила шаг. Топот от кед оглушал меня, словно на каждый шаг — удар колокола.

Чем ближе я приближалась к дому, где жил забулдыга, тем сильнее слышались брань и грохот. В висках чувствовался убыстрённый пульс. Я остановилась за кустами сирени у забора его участка, и стоило мне наклониться вперёд, уперевшись руками в коленки, и попытаться отдышаться, как тут же мимо меня пролетела пустая бутылка и разбилась вдребезги. Подскочив от неожиданности, я аккуратно выглянула из-за кустов и увидела, как тот мужчина — видимо, и правда отец Димки, — пытается вытянуть его из дома, таща за водолазку, которая с треском рвалась на глазах. Димка кричал, чтобы отец отпустил его, а тот кричал, чтобы он заткнулся.

Ну и ещё много чего кричал, но значений слов я не знала и знать не особо хотела. Вот откуда Димка знал столько мата.

Отец ещё раз дёрнул Димку за шиворот, и тот кубарем полетел с веранды прямо на землю — в грязь. По походке мужика стало понятно: он явно недавно употребил и не хило, но, видимо, сил у него от этого только прибавилось — как и злости, как и грубости, — ведь он толкал и пинал Димку. Я судорожно искала, чем бы запульнуть в него, думала, как отвлечь, но мне было так страшно, что единственное, чем хотя бы могла шевелить, это глаза, ведь всё тело просто оцепенело.

Мужчина схватил Димку за волосы и, проволочив по земле, отшвырнул застонавшего сына к бочке. Подойдя, снова взял его за макушку:

— Чего скулишь, как девчонка? Никчёмная тварь! — после что-то прошипел ему, приблизившись к лицу, и ударил головой о стенку бочки. Пока отец, плюясь во все стороны, расхаживал туда-сюда, словно тигр в клетке зоопарка, Димка оседал всё ниже, к земле. Рядом с ним отпечаталась дорожка крови. Мужчина подошёл, поднял его за грудки и макнул головой прямо в воду.

В этот момент меня отпустило. Я не должна была стоять и смотреть, как издеваются над моим другом. Мне стало ясно, почему и насколько сильно Димке не хотелось рассказывать про свою семью, ведь тут и говорить нечего, кроме как такими же словами, которыми покрывал сейчас его отец с головы до ног.

Я подняла уцелевшее горлышко от разбитой бутылки и, прицелившись, кинула в мужика. Стёклышко в него не попало, но разбилось о бочку, и тот отвлёкся, немного замешкался, а Димка, воспользовавшись моментом, с силой оттолкнул отца, рванул через весь сад — и через забор мимо куста сирени.

— Сука, только попадись мне на глаза! — кричал мужик то ли сыну, то ли мне, я уже не знала, но, держа в руках кофту и поправляя по пути спадающий с плеча рюкзак, неслась со всех ног вслед за Димкой. В горле так сильно пересохло, что даже крикнуть его имя не смогла, только лишь бесполезно прокряхтела. Он бежал в сторону реки, и у меня не выходило его догнать, но я старалась, что есть мочи, старалась не останавливаться, ведь предчувствие, что могло произойти что-то непоправимое, терзало не только бабочку внутри, а полностью меня, охватив тревожностью со всех сторон.

Заброшенные дома будто посмеивались надо мной, будто шептали, что они же предупреждали меня, но я мысленно посылала их куда подальше, ведь если бы там, из-за кустов, не кинула тот кусочек бутылки, то, возможно, Димка бы не сбежал.

Смог бы отец убить его?

Это ужасно, это было настолько ужасно, что у меня даже из глаз слёзы потекли, и точно не от ветра. Я на всякий случай провела тыльной стороной ладони по щекам, быстро смахнув солёные капли и проверив, не чёрные ли они.

Прозрачные.

Ноги устали, дыхалка сбилась, кед норовил слететь с левой ноги из-за развязавшегося шнурка, но река наконец стала видна в нескольких десятках метров от меня, а рядом с ней — Димка. Он как всегда стоял ко мне спиной, прямо у самой воды, но стоял почти что полностью голый, в одних трусах, и тяжело дышал. Его порванная водолазка валялась неподалёку вместе со штанами и обувью.

Я потихоньку замедлилась, боясь спугнуть его. Моё тяжёлое дыхание раздирало глотку, даже не получалось проглотить вязкую, тягучую слюну. Он развернулся, как только я стала подходить ближе.

— Дим, ты... — с трудом просипела.

— Ты всё видела? — дрожащим голосом спросил он, шмыгнув разбитым носом. Из него текла кровь.

Я кивнула:

— Прости, я не специально, — сделала шаг к нему навстречу. — Вот, — показала, — кофта...

— Пойдем искупаемся? — вдруг произнёс Димка, глядя мне в глаза, пока я подходила всё ближе и ближе. Он выглядел ужасно: кровоподтёки по всему телу, на ногах отметины от ожогов, а костяшки пальцев — избиты.

Мне было страшно от его предложения: снова нырять в эту речку после видений не хотелось, — но я поняла, что если сейчас не пойду вместе с ним, то могу его больше никогда не увидеть.

— Конечно, — согласилась, сбросила рюкзак с кофтой на землю, сняла кеды и встала рядом с Димкой, ступая в реку по щиколотку. Он протянул мне руку. Сначала я не решалась взяться за неё, но когда он стал уводить обратно, то, не подумав, ухватилась. Почему-то меня не ударило током, по крайней мере, тем, какой был тогда... Может, речка так действовала? Всё равно она пугала. Димка в ответ на моё касание зашипел, но не задеть ранок просто-напросто никак не вышло бы. — Ты уверен?

— Да, — сказал он. — Ты как? Ничего, что я?.. — я кивнула, и он потянул меня за собой, в воду.

Мы двигались, медленно погружаясь. Сначала из-за лёгкой паники меня бросило в дрожь, но когда Димка сильнее сжал ладонь, мне стало спокойней. Бабочка перестала биться в истерике. Я посмотрела на друга: он шёл уверенно, задумчиво глядя на своё отражение и никуда больше. Оно расплывалось, создавая иллюзию нормальности. То, что происходило с ним недавно, — не было нормальным, и даже искажение казалось намного правильнее, чем то, как всё выглядело снаружи.

Прохладная после дождя вода немного знобила, но я знала, что стоит окунуться в неё полностью, как организм сразу же привыкнет к температуре, и потом даже не захочется вылезать. Сарафан прилипал к телу, теннисные шарики шуршали всё сильнее и сильнее, и теперь я уже сжала руку Димки так, как будто он мой спасательный круг.

Он глянул на меня, немного скривившись, и я отпустила его, извинившись. Тут же он, вдохнув поглубже, нырнул вперёд, и мне не оставалось ничего, кроме как повторить за ним.

Прохлада приняла меня в свои объятия, я открыла глаза и в немного мутной воде увидела мелькающие пятки Димки. Он плыл всё дальше и дальше, всё глубже и глубже, течение уводило немного в сторону, а моим ногам двигаться сильнее мешала юбка сарафана, но я пыталась, чтобы не упустить Димку из виду. В какой-то момент он исчез, я вынырнула наружу, глотнуть воздуха и снова погрузилась в воду.

Никаких лошадей, никакого страха за свою жизнь, только за чужую. Димки нигде не было, и я уже ругала себя пострашнее того мужика, ведь не стоило лезть сюда, не стоило пускать друга. Снова вынырнув, я стала озираться по сторонам:

— Димка, ты где? Дим? Дима! — почти ревела.

— Дурында, чего орёшь? — послышался голос с берега, и я обернулась на сто восемьдесят.

— Ах, ты! Ну я сейчас тебе задам! — поплыла в его сторону. — Пожалеешь, что выбрался!

— Эй-эй, мне тут угрожают! — смеялся он, пока я с трудом выбиралась из реки, поскальзываясь на камнях и падая из-за течения.

— Дурак! — подошла и толкнула Димку в траву.

Он грохнулся, ойкнув, а я упёрла руки в боки, глядя на него сверху вниз. Вода стекала с меня ручейками, заливая глаза, а противная прядь волос не хотела отлетать, пока я на неё дула.

— Ну прям как при нашей первой встрече! — ржал он, и мне стало так хорошо, что даже злиться на него не смогла.

Он улыбался, он шутил. Он был жив.

— В следующий раз, — стала отжимать волосы, — я тебе помогу утонуть, так и знай.

— Хорошо, надеюсь, следующего раза не будет, — хмыкнул он, приглашая меня сесть рядом с ним.

Я плюхнулась на траву, и мы легли на спины. Голубое небо казалось бесконечным и немного слезило глаза. Ветерок неприятно обдувал влажную кожу, отчего та покрывалась мурашками.

— Больше так не делай, хорошо? — отдышавшись, сказала я и повернулась к нему. Он повернулся ко мне и подмигнул:

— Постараюсь, — положил руку на мою, но меня снова будто прошибло разрядом, и я выдернула её, после положив на живот. Видимо, дело и правда в реке. Забавно-забавно... Димка пожевал и без того измученную губу, отвернулся и, закрыв глаза, подставил лицо западному солнцу. — Спасибо, Сонь, — тихо произнёс.

— Пожалуйста. Так, стоп! — опомнилась я и приподняла голову, глянув на Димку. Он приоткрыл один глаз. — Никаких постараюсь. Помнишь, ты проиграл в городки? Так вот, моё желание, чтобы ты выбрался отсюда, из этой проклятой деревни. — Упала обратно. — Тебе тут делать нечего. И жить с таким отцом — тоже не должен. Я чуть дух не испустила от страха, пожалей мои нервы.

— Ну бли-и-ин, — протянул Димка, — так и знал, что не надо было поддаваться. Теперь придётся выполнять.

— Да-да, я проверю потом, — довольно ответила я и улыбнулась.

— Хорошо, — усмехнулся он, и мы замолчали, слушая лишь стрёкот насекомых и шуршание теннисных шариков.

Причём тут вообще теннисные шарики? Я не помнила, чтобы раньше, когда купалась в реке между перебежками из лагеря к бабушке и обратно, река имела такое быстрое течение. Откуда оно взялось, если тут даже гор нигде не было, одни невысокие холмы, остальное — равнины? За год уж слишком многое тут изменилось... Или просто я раньше не замечала всего этого, так как гостила у бабушки по чуть-чуть?

И почему именно сейчас мне пришло это в голову? Столько вопросов, но ни одного ответа. Решила подумать об этом завтра, сегодня и так был слишком сложный день.

— Знаешь, — сказала я, когда мы стали собираться, — я не пущу тебя туда. Не сегодня, только через мой труп, — мотнула головой, надевая кед, а Димка, запутавшись в кофте, показался из ворота и посмотрел на меня заинтересованно и немного смущённо. — У меня всё равно бабули нет дома, мне одиноко там, а ещё эта кошка...

— Кошка? — не понял он. Справившись с кофтой, начал надевать штаны.

— Кошка-кошка, — подтвердила я и надела второй кед. — Она меня ненавидит, — схватила рюкзак и закинула на плечо. — Чего ты ржёшь? Я правду тебе говорю! Вот придёшь и, если она тебе не покажется мёртвой там или ещё чего, то сам убедишься. А ты убедишься, потому что мёртвые так не кусаются и не царапаются.

— Это ты меня так приглашаешь или наоборот отговариваешь? — смеялся Димка.

— Приглашаю, — вздохнула я. — У меня проблемы с гостеприимностью, — призналась ему и, наверное, сама себе.

— Эт я заметил! — Мне захотелось его чем-нибудь стукнуть, но стало жалко: и так досталось, мама не горюй. — Ладно, уговорила. — Я закатила глаза. А то прям уговаривала. — Попробую подружиться с твоей дикой кошкой. А бабушка точно не будет злиться, если узнает? — почесал голову.

— Моя бабуля-то? Да ты что, она, по-моему, ни разу в жизни ни на кого не злилась. Так, только в шутку. Жаль, что она ушла так надолго в гости, и странно... Познакомился бы с ней, она классная, и добрая очень.

Мы пошли в сторону моего дома.

— Тогда понятно, в кого ты, — тихо сказал он, а моя бабочка зачем-то снова решила дать о себе знать, только уже где-то внизу живота.

Вот говорят люди, бабочки в животе, видимо, насчёт этого не врут.

— Сейчас я тебя снова в траву толкну, — легонько пихнула его локтем.

Добравшись домой, мы сбросили обувь, а, доковыляв до второго этажа, так и не встретив блохастую, бросили себя на кровать. Там, в лагере, мне не казалось лежать рядом с Димкой на кровати чем-то странным. Сейчас же я думала иначе, но... Но я настолько выбилась из сил, а Димка тем более, что заниматься такой ерундой, как «ты будешь спать тут, я там, давай перестелем бельё» совершенно не было желания. Мы просто снова повернулись друг к другу спиной, а через пару минут я услышала знакомое сопение.

И даже кошка не стала мешать нам спать.