Он обожал виконта де Лиля и называл меня Черубиной де Габриак. Чудной невидимой птицей, певшей в ночи. Присылал открытки с изысканными видами, витиеватым почерком писал на обороте что-то куртуазно-маньеристкое. Я в ответ тоже выпендривалась как могла. Хотя он-то - всерьез. 
Ну раз всерьез, решила встретиться. Письма, конечно, прелесть, но на улице май, надо гулять, вдыхать эфир. И самое милое дело - с таким утонченно-учтивым кавалером. Назначила свидание. Он вроде смутно удивился, мол, а я думал, Вы вся в ночи, в тени, в тайне и печали. А я надела пальто расклешенное в серо-бежевую клетку, полусапожки, скромно убранные волосы  пришлепнула шляпкой-таблеткой. Явилась.

- О, вы словно фрейлин... Гретхен... Сражен, повержен!

Походили по аллейке, посидели на лавочке. Он читал стихи, а я смотрела на бабулек, торгующих весенними цветами. Потом прошлась мимо них. Постояла около ведерка с нарциссами, поахала. Намек не был понят. Мы раскланялись, расшаркались, до реверансов, правда, не дошло.

И снова полетели письма, одно другого изощреннее. Он воспрял духом, думая, что встреча была единственной и неповторимой. И что можно снова скрыться за ворохом роскошных цитат и афоризмов. Но когда дифирамбы дивной птице достигли апогея, ей снова захотелось прогуляться.
Надо сказать, что любила я вовсе не его, более того, и не думала особо о нем. Был другой - не обожающий, не восхищенный. Но иногда звонивший. И я этими звонками тогда жила, их ждала, ими дышала. И в день второй встречи была окрылена - он позвонил, сам, без моих вымогательств! Хотелось петь, кружиться, летать!
Я и полетела. В кроссовках, джинсах и спортивной куртке. Потому что - не Гретхен я вовсе! Бежала вприпрыжку по тополящейся аллее, а навстречу шел этот надоедливый Жарков в черном плаще и черной шляпе, скрывавшей обширную лысину. С белым томиком Есенина - ах, какие мы поэтичные, фу-ты, ну-ты! А цветы так и не подарил, жадина! Я продолжала лететь.

- Мы куда? - спрашивал запыхавшийся, сбитый с толку Жарков.

- В лес, на природу!

- Подождите, я хотел в музей, вон трамвайчик, поехали? И потом у меня язва, нельзя так быстро, надо выпить таблетку.

Я смеялась. Над язвой, над его неловкостью и приземленностью. Нет, не любил он - и не знал, что это такое!

Попорхала между березок в лесу, сообщила, что где-то здесь есть дуб... надо найти, это же как Андрей Болконский, а он - мой герой, да! Как это - устал? Ха-ха! Да какой трамвайчик? Отличная погода, надо пешком, бегом... что, постоять хоть минуту? Ну стою.

- Вот, возьмите.

Протянул томик. Лицо красное, потное, глаза как у побитой собаки. Странно.
Прогулка не понравилась, что ли? Вообще - странный тип. Повернулся и ушел. Наверное, в музей поедет, будет портретом какой-нибудь маркизы любоваться. Ну и пусть! Зато я - самая счастливая, и, да-да, скоро позвонит мой герой, он же обещал, я жду, уже давно, все лето прождала и осень. А зимой читала Есенина и плакала - глупая, одинокая, прибитая к земле серенькая птичка.