— Не передумал?

— Нет.

Всю дорогу Сеня молчал, лишь бросил короткое “Спасибо”, когда я отдал ему купленный в ближайшем цветочном букет. Но это было не то молчание, которым он награждал меня последние месяцы. Сейчас он словно собирался с мыслями и берег слова для самого важного.

Я остановился недалеко от ворот кладбища и заглушил двигатель. Повернулся в сторону брата и  успел заметить промелькнувший в его глазах страх. Но прежде, чем я сказал хоть что-то, он тряхнул головой, прогоняя его, и уверенно вышел из машины. Я направился следом, удивляясь, как он помнит дорогу. Арсений был здесь лишь один раз, и едва вынес церемонию похорон. Это я приезжал сюда договариваться, чтобы родители лежали рядом, поторапливал рабочих, занимался организацией. И не сосчитать сколько раз приезжал после — обязательно каждый месяц в день трагедии, и еще тогда, когда становилось особенно невыносимо. Когда опускались руки и казалось — я не справляюсь.

Но Сеня шел, ни разу не сбившись с пути. Только один раз нерешительно огляделся по сторонам на перекрестке, и я молча указал ему верное направление. И тяжело вздохнул — за месяц, что меня здесь не было, добавился небольшой ряд свежих могил, и я сам сумел понять, куда двигаться только по статуе ангела с отломанным крылом, которая стояла почти возле родителей. Я поежился от холода — почему-то здесь даже жарким летним дней было прохладно.

Чем ближе мы подходили, тем медленнее начинал двигаться Арсений. Последние шаги дались ему особенно тяжело: он переступал по земле, заросшей сочной зеленой травой так, точно каждая нога стала весить втрое больше. А потом замер прямо перед могилами. Глубоко вдохнул, словно боялся, что в этом царстве мертвых скоро и у него отнимут возможность дышать. Что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, опустив голову, и уставился в одну точку.

Я остановился в десятке шагов у него за спиной, не став подходить ближе. Мы так и стояли — Арсений, ведущий свой немой диалог, и я, ограждающий его от всего остального мира. Я пытался угадать, что за мысли сейчас кружат в его голове. О чем он думает? Слышит ли слова, которые не успели сказать ему родители? Отпускает их? Смиряется? Злится?

Неожиданно Сеня выпрямился и быстрым движением смахнул со щек беззвучно текущие слезы. Аккуратно положил букет цветов на могилу мамы и резко повернулся ко мне. Поймал мой обеспокоенный взгляд и грустно улыбнулся.

— Как думаешь, они меня слышат?

— Да.

— И наблюдают?

Я кивнул головой.

— По крайней мере, мне нравится так думать.

— Поэтому ты до сих пор возишься со мной? Не хочешь их расстраивать?

Я на мгновение прикрыл глаза, нервно дернув щекой. Усмехнулся, прежде чем ответить:

— Я вожусь с тобой, потому что ты мой брат, и я тебя люблю. Потому что ты единственный оставшийся у меня родной человек. И я бы делал то же самое, даже будучи уверенным, что там, наверху, никого нет.

— А мне казалось, что это бред — разговаривать с теми, кого уже нет и надеяться, что они тебя услышат. Они ведь нужны мне рядом живые и здоровые, чтобы можно было поговорить по-настоящему, а не вот так. Какой в этом толк? Их это не вернет.

— У тебя все еще есть, с кем поговорить. Я знаю, что не могу заменить тебе родителей, но знай — ты не один.

— А еще мне казалось, что стоит только к ним обратиться, обратного пути не будет. И верить в то, что они просто куда-то уехали и скоро вернутся больше не получится. Придется признать, что на самом деле они умерли, и это конец. Сложно продолжать уверять себя в том, что человек в длительной командировке, когда смотришь на его могилу. Поэтому я и не хотел приходить сюда. Чтобы оставить для себя хоть возможность иногда помечтать — все это просто плохой сон. Боялся, что от осознания станет еще больнее.

— Стало?

— Удивительно, но нет, — Сеня отстраненно покачал головой и сунул руки в карманы джинс. — Наоборот стало как-то… Легче что ли. Последнее время я ощущал себя так, будто завис над пропастью, зацепившись за ее край руками. Держаться уже невыносимо, но отпускать руки страшно, ведь неизвестно, что там, внизу. Но, оказывается, даже падать приятнее, чем цепляться за прошлое.

Я преодолел разделяющее нас расстояние и протянул ему руку. Арсений поднял на меня удивленный взгляд, а потом неуверенно протянул мне в ответ ладонь. Я крепко ее сжал и притянул брата к себе, обнимая за плечи.

— Тебе нечего бояться, Сень. Я не дам тебе упасть в эту пропасть. Вот моя рука — держись, и я помогу тебе выбраться.

— Спасибо, Тим, — выдохнул он, а потом почти неслышно шепнул: — И прости.

— Давно простил.

— У тебя ведь своя жизнь, и в нее никак не входило заниматься мной. Я знаю, что ты собирался уехать за границу — слышал, как ты говорил маме о предложенной вакансии. Но случилась авария… И тебе пришлось остаться. А я все ждал, когда ты придешь и скажешь, что тебе надоело, и уедешь.

— Ну что за глупости? — я ласково потрепал его по волосам. — Это всего лишь работа. Плевать я хотел и на нее, и на переезд. Ни разу не пожалел, что остался.

— А потом появилась Диана, и ты стал другим. Снова начал улыбаться и радоваться жизни, и тогда я окончательно понял — ты живешь дальше, пока я застрял где-то в прошлом. И рано или поздно настанет момент, когда ты поймешь, что у тебя есть дела поважнее, чем возиться со мной. Зачем, по сути, тебе это нужно? Мне ведь не пять лет, и опекунство в моем возрасте — это скорее юридический вопрос. Я вполне могу прожить и сам, без тебя. И мне не хотелось ждать, когда ты это поймешь. Родителей не стало в один миг, и это было больно. Но оказалось медленно терять тебя день за днем — еще хуже. Видеть, как ты становишься все больше ее и все меньше моим. Мне показалось, что если не ты оставишь меня, а я сделаю это сам, будет проще.

Я до боли закусил губу. А ведь мне казалось, что я не давал ему ни одного повода подумать, что готов двигаться дальше без него. Получается, плохо старался? Не нашел правильные слова, чтобы убедить?

— Ты знаешь, что Диана спрашивала меня, хочу ли я, чтобы она ушла?

Я отрицательно покачал головой, а внутри все затрещало.

— Я ничего тогда не ответил. Но хотел этого — чтобы она исчезла, и все наладилось. Глупо, конечно. Я ведь и тогда понимал, что это невозможно. Нужно было остановить ее и сказать, чтобы не уходила, но я малодушно смолчал. Уверял себя, что это ее решение, и она сама этого захотела. Только это ни черта не так, Тим.

— Это и правда было ее решение, — я криво усмехнулся. — Она не обязана была слушать тебя и поступать так, как хочешь ты. И окажись на ее месте любая другая, послала бы тебя к черту, и все. Но именно поэтому я и влюбился именно в нее — она с первого дня приняла тебя и до последнего пыталась спасти наши отношения. И даже ушла именно поэтому — чтобы не мешать.

— Она тебя любит, Тим. И ты должен вернуть ее.

— Не думаю, что это хорошая идея, — глухо отозвался я. — Прошло много времени, и она наверняка живет дальше. Сначала отталкивать, а потом снова врываться в ее жизнь просто нечестно.

— Но Тим…

— Сень, давай не будем об этом. Я не злюсь на тебя, что так вышло.

Сенька нахмурился, но ничего не сказал. Я выпустил его из объятий и огляделся по сторонам. Погода успела удивительно быстро поменяться: небо заволокло тучами, и начали срываться первые неуверенные капли. И без того мрачная атмосфера на кладбище стала еще более жуткой.

— Поедем? — спросил я.

— Да, — отозвался Арсений и оглянулся на памятники родителей.

— Тебе не обязательно приезжать сюда каждый раз, когда захочешь с ними поговорить. Они и так всегда с тобой, и этого у тебя никому не отнять.

— Ты скучаешь по ним? — неожиданно спросил брат.

— Очень, — признался я. — Сначала я тоже не представлял, как жить дальше. Но у меня не было времени долго собираться с мыслями — нужно было решать миллион вопросов, заниматься тобой и кофейней. И я все это время бежал вперед, пытаясь все сделать правильно и не подвести их. Но, похоже, ошибся во всем. У меня не получается даже продолжить их дело.

— А ты уверен, что родители бы этого хотели?

— Я уже ни в чем не уверен, — тихо рассмеялся я. — Но мне всегда казалось это правильным, они ведь вложили в это дело всю жизнь.

— Свою жизнь, — заметил Сеня. — Но ведь это не значит, что ты должен делать то же самое. Я же вижу, насколько тебе не нравится заниматься кофейней. Может, тебе тоже не стоит больше держаться за прошлое? Думаю, родители больше бы обрадовались тому, что ты занимаешься любимым делом, а не тому, что их продолжает жить.

Я улыбнулся, а внутри потеплело. Дождь начинал лить все сильнее, громко стуча по металлическим ограждениям и каменным памятникам, превращая землю под ногами в комья грязи. Но где-то там наверху, за этими тучами, пробивалось яркое солнце. Его еще не было видно, но я точно знал — любая темная полоса в жизни обязательно заканчивается. А первый проблеск света в непроглядной тьме — самый яркий.