Дома было как-то по-особенному пусто. Я так быстро привыкла к тому, что Тимофей рядом, что теперь даже нахождение в знакомых стенах было сродни пожизненному одиночному заключению.

Я рухнула на диван, включив телевизор. Там шла какая-то развлекательная передача ни названия, ни смысла которой я не знала. Я просто хотела заглушить тишину в комнате и делала так еще с детства — включала что-то на фоне. Привычка никуда не исчезла, а я до сих пор так и не полюбила оставаться одна.

Едва ли не впервые за последний год я могла просто лежать и ничего не делать. Никуда не торопиться, не убегать на смену, не приползать с нее, еле живой от усталости. Я так часто мечтала просто остановиться и отдохнуть, но теперь, когда мне действительно выпала такая возможность, даже не знала, чем себя занять. Извечная проблема всех трудоголиков — они просто не умеют отдыхать.

Поэтому, едва вытерпев полчаса, я подскочила с дивана. Придирчиво осмотрела квартиру — похоже, настало время для генеральной уборки.  Ей я и посвятила почти все время до вечера, переладывая вещи в шкафах и комодах и безжалостно вкидывая все ненужное. Опомнилась только тогда, когда раздался звонок телефона. Увидев имя звонившего, я расплылась в довольной улыбке и тут же ответила:
— Привет!

— Я уже выезжаю к тебе. Ты готова? Буду минут через тридцать, — от голоса Тима у меня между лопатками начали расползаться мурашки.

— Почти. Поднимешься и подождешь меня? Могу не успеть.

— Конечно.

Я отключилась и быстренько запихнула остатки неразобранной одежды в шкаф — теперь уже не до нее, придется ей вновь ждать своего часа. Затем быстро сбегала в душ и скидала в спортивную сумку самые необходимые вещи. Переезжать к Тиму я и правда пока не собиралась, но занять полку в его шкафу — еще как.

Резкая трель звонка раздалась как раз в тот момент, когда я старательно впихивала в сумку, оказавшуюся слишком маленькой, огромных размеров косметичку. Я распахнула дверь, и мое сердце подпрыгнуло в груди, пытаясь оказаться поближе к объекту своей привязанности.

— Ты быстро, — не смогла я удержаться от глупой улыбки. — Заходи, — и я жестом пригласила его в квартиру.

— Ты все-таки не одна, — парень с улыбкой указал на стоящую у моих ног сумку, и в его голосе мне послышалось облегчение.

— Ты был убедителен.

Он прошел в комнату, оглядывая обстановку, и я пошла следом, на ходу расчесывая все еще влажные волосы. Его взгляд скользнул по книжному шкафу, заставленному медицинской литературой, которую я старательно протирала и расставляла почти два часа. Затем по коллекции кактусов всех форм и размеров на подоконнике, которую я собирала еще со студенчества.

— Похоже, я теперь знаю, какому подарку ты будешь рада, — он рассмеялся. — Чем они тебе нравятся?

— А тебе нет? — я подошла к окну и аккуратно провела кончиками пальцев по острым колючкам.

— Не знаю, никогда не задумывался.

— А ты задумайся. Видел, как цветут кактусы? Если быть терпеливым и не обращать внимания на острые иголки и неприметный внешний вид, то можно дождаться, пока распустятся потрясающе красивые цветы. Жесткость игл и нежность лепестков — и это все одновременно. Разве не чудо?

— Чудо, — кивнул Тим головой. — Но не такое, как ты.

— Я же серьезно.

— Я тоже.

— Ты меня смущаешь, — я улыбнулась и уткнулась взглядом в тихо бормочущий телевизор.

— А ты меня с ума сводишь, — Тим явно насладжался эффектом, который производили его слова. А я не могла понять, почему сказанное им было приятнее всего, что я слышала раньше.

Я щелкнла пультом, выключая ставший ненужным телевизор. В комнате с появлением Тимофея словно сразу стало светлее и теплее, а грызущее изнутри чувство одиночества исчезло. Как я вообще жила раньше? Как приходила домой? Ложилась спать?

— Что-нибудь хочешь? — предложила я, вспомнив, что он вообще-то у меня в гостях. — Чай? Кофе? Может, ты голодный?

Он отрицательно покачал головой и, в два шага очутившись возле меня, прижал к стене, крепко обхватив пальцами запястья. Приблизился настолько близко, что я отчетливо могла разобрать крошечные коричневые крапинки на зелёных радужках. В них заплясал дикий огонёк, и я с трудом проглотила слюну, понимая, что мне ничего не стоит сгореть в этом пламени.

—Только тебя. Больше ничего, — он резко выдохнул, и из моих легких тоже разом исчез весь кислород.

Я сдавленно рассмеялась и положила руки ему на грудь. Крепкие мышцы стали еще тверже от этого совсем легкого прикосновения. Он впился в мои губы требовательным поцелуем, а затем стал спускаться вниз по шее, нежно покусывая кожу. Я в ответ крепко обхватила его за шею, изо всех сил прижимая к себе, и едва сдержала стон.

Его рука легко скользнула под подол короткого домашнего платья, и я вздрогнула то ли от неожиданности, то ли от разряда тока, пробежавшего под его пальцами. Судорожно вдохнула, позволяя ему двигаться дальше. Желание растекалось по венам обжигающими волнами, внутри все кипело, кожа воспламенялась от прикосновений, и я будто заживо сгорала. Но, как же, черт возьми, это было приятно — и я готова была снова и снова играть с этим проникающим повсюду огнем.

Тим на секунду отстранился — только лишь для того, чтобы одним движением стянуть с меня платье и рывком отбросить его в сторону. Вторая его рука тут же легла на обнажившуюся грудь, заставляя меня выгнуться навстречу его движениям. А он уже приник к ней губами, обводя языком по контуру. Я едва не сползла вниз по стене, удерживаемая только его руками. Потянула вверх его футболку, он тут же помог мне стащить ее через голову — и она полетела следом за платьем.

Затем снова вернулся к моим губам, вжимая меня в стену так сильно, что мне едва хватало сил дышать. Заметив это, он хрипло бросил:
— Прости. Я едва контролирую себя.

— Все в порядке, — я запустила руки в его волосы и притянула к себе для нового поцелуя. Потянула за собой  в сторону дивана и рухнула вместе с ним на мягкие подушки.

Тим едва успел удержаться на руках, чтобы не упасть прямо на меня. Навис сверху и замер на несколько секунд, внимательно вглядываясь в лицо, и его губ коснулась какая-то едва уловимая улыбка. Не просто изгиб губ — это была одна из тех улыбок, которая затрагивает все лицо. Она повсюду — в прищуре глаз, в идущем из них тепле, особом заломе бровей. Я уже видела ее раньше: именно с таким выражением на лице смотрят матери на своих новорождённых детей — смесь восторга, удивления и безусловной любви.

В животе все скрутилось в тугой узел. Я притянула его ближе, сжимая в объятиях, и Тим глухо рассмеялся.

— Ты меня задушишь. И тогда я не смогу сделать то, что хотел.

— А что ты хотел? — я принялась покрывать поцелуями все его лицо, заставляя улыбаться и забавно морщиться от удовольствия.

— Узнаешь, — его губы растянулись в хитрой усмешке. — Но обещаю, тебе понравится.

— Мне уже нравится, — пробормотала я совсем тихо, но он, кажется, уже не слышал.

Его джинсы с шумом упали на пол. Его руки — повсюду, доводя до исступления нежными прикосновениями. Его губы — повсюду, прожигая кожу до нервных окончаний. Он — везде, наполняя каждую клеточку тела. Мягкие толчки, становящися все более сильными. Жар двух разгоряченных тел. Тихие стоны, когда уже нет сил сдерживаться. Звезды, взрывающиеся под прикрытыми веками. Любовь, разливающаяся по венам. Так много чувств, эмоций и ощущений, которые в итоге сводились только к одному.

К нему.