За несколько рассветов весь лес покрылся слоем снега, снежные сугробы были не очень велики, но воины порой тонули в них, по самое горло, как в воде. Небо днём и ночью было затянуто серыми тучами изредка роняющими на землю сотни маленьких снежинок. Вьюга и пурга с каждым рассветом становились сильнее, а воздух холоднее. Вся дичь попряталась по своим норам и охота стала почти невозможной, охотники с трудом могли учуять запах мелкого зверька, что до рассвета бегал по тонкой корочке заледеневшего снега на поверхности сугробов. На снегу были видны продавленные в снегу отпечатки лап собак, волков, мелкого зверья, лисиц и двулапых.

***
Храмолап и Пылегон шли в тишине, лишь иногда в досаде рыча от того, что проваливались в сугробы, но не останавливаясь продолжали идти, когда они смогли добраться до дубрав поднялась очень сильная вьюга.
- Нам нужно где-нибудь спрятаться, иначе замерзнем насмерть, - пытаясь перекричать вьюгу, первым нарушил молчание Храмолап.
Пылегон, в знак согласия, кивнул и они направились к ближайшему дубу, чтобы хоть немножко скрыться от снегопада под его широкими толстыми ветвями.
- Скрыться можно в норах, -промямлил Пылегон.
Храмолап мало, что разобрал, но понял, что Пылегон предлагает найти убежище понадежнее. Ёжась от холода и стараясь не свалиться в снег от сильных порывов ветра, они прибрели к старому амбару. У измученных и продрогших до костей воинов не было сил, они были не в том положении, чтобы брезгать строением двулапых. Войдя внутрь, они упали на холодный пол и беспамятно уснули.

Когда они проснулись, ничего не было видно, снег белой стеной стоял возле расщелины, в которую они просунулись чтобы спастись от неминуемой смерти от замерзания. Урчащие от голода животы, заставили подумать собак о еде. Как только Пылегон принюхался, то сразу же учуял чёткий запах мышей, это не самая любимая еда воинов и вообще собаки не едят мышей, сильно уж они мелкие для псов и не вкусные, но выбора не было, они пошли охотиться на то, что было. Воины наелись мышей и легли отдохнуть, они с удовольствием пользовались положением, в котором оказались, они в любой момент могли наловить мышей и наевшись поспать в тепле. Спустя некоторое время, пёс с густой тёмно-коричневой шерстью заснул на мягком немного колючем сене, но сон никак не шёл к Храмолапу, он непрерывно думал о Медолапе, о том как там она одна? «наверное жутко волнуется, только бы не пошла его искать» - предполагал Храмолап, вспоминая пылкий характер медовой собачки. Как бы он хотел сейчас почувствовать рядом её пушистый бок, взглянуть в её, как две звезды, глаза и почувствовать её ритмичное дыхание на своём боку. Думая о своей подруге Храмолап не заметил как заснул, он не хотел покидать сон, ему снилась прекрасная Медолапа хоть он не мог прикоснулся к ней, но мог её видеть и чувствовать её сладкий запах.
- Проснись! - раздался над его ухом взволнованный голос Пылегона.
Широко зевнув, Храмолап потянулся и тут же остолбенел, перед ними стояли двулапые и, что-то громко говоря друг другу, смотрели на собак. Сердце Храмолап оборвалось, когда двулапые потянули к ним свои огромные передние лапы, в которых держали металлические лианы, которые назывались цепями. Внешний вид воинов не имел ничего общего с представлением других о живущих в лесу собаках и волках. Их шерсть была красивой и густой, она была чистой и не содержала такого огромного количества грязи, что шерсть слипалась, и не торчала клоками. Двулапые, за спинами которых висели металлические палки, смотрели на них без брезгливости и неприязни, как обычно смотрят на бродяг, они маленькими шажками приближалась к рычащим псам, при этом издавая странные подзывающие звуки. Было не сложно догадаться, что их приняли за потеряшек и решили забрать себе. Грозно рыча, Пылегон двигался к дальней стене сарая, не сводя голубые глаза с приближающихся врагов. Последовав его примеру, Храмолап быстро попятился назад, выпустив острые длинные когти. Когда двулапые довольно глубоко вошли в сарай, проход стал свободен, Храмолап и Пылегон, что было сил кинулись в выходу. Вылетев из постройки, они бежали не разбирая дороги, главное в лес и главное домой, в лагерь к своре.