Дез

Я рассказываю ей абсолютно каждую деталь. С каждым моим словом удары сердца становятся быстрее. Периодически я кусаю губу и справляюсь с волной паники, накатывающей на меня с каждым предложением. Я не могу не волноваться, потому что боюсь, что Блейк меня осудит. Никто не любит предателей.

— Я не знаю, что произошло со мной, и до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Я не хотел травить брата своего лучшего друга на него самого. Мне стыдно за то, что я сделал, и я не могу назвать причину, почему сделал это. Сначала мне казалось, что дело в девушке, которая нравилась и мне, и ему, но потом я понял, что не настолько туп, чтобы травить конченого психа на друга. Это не просто тупо... это... словами не описать. Честно, я по-прежнему не могу понять, из-за чего все это затеял. Со мной было что-то не то, какой-то переломный момент. Я знаю, что это не отмазка тому, что совершил, но я действительно не могу докопаться до своей истины.

Я замолкаю, чтобы вновь копнуть глубже в самом себе. Какое есть объяснение тому, что, так сказать, выкупил Джеза из психбольницы, которая к тому же является и специальной тюрьмой для душевнобольных? Какое есть объяснение тому, что я натравил его на всех близких мне друзей, поставил их под угрозу? Да, быть может, я преувеличиваю, ведь на деле никто не пострадал... но мог. Каждый человек заслуживает прощения, конечно, в пределах разумного, и, может, его заслужил и я?

— Когда все закончилось и Джеза засунули в тюрьму, я залег на дно. Ушел из университета, закопал себя в комнате, оборвал связь со всеми. Так прошло несколько месяцев. Мне не звонили, и я никому не звонил. Именно мое резкое исчезновение побудило Нелли кинуть меня. Это произошло, когда мои друзья, которые были здесь на зимних праздниках, ворвались в мой дом, чтобы вернуть меня к цивилизации. Не описать словами, как стыдно мне было смотреть в их глаза. Тогда я хотел засунуть себе в глотку револьвер и покончить со всем, к чертям собачьим. Но вместо этого, пообещав себе раскаиваться всю оставшуюся жизнь, я вернулся ближе к концу учебы. Так как я из братства, мне разрешили ее продолжить. У нас свои привилегии, а мне просто дали поблажку, ведь я действительно был хорошим мальчиком в пределах университета. Потом, когда все вроде бы осталось позади, в доме братства устроили традиционную вечеринку в честь окончания учебы и ухода некоторых «братьев», в список которых попали я и трое моих друзей. Тогда, на заднем дворе, Нелли сказала, что я законченный кусок дерьма, и мне лучше валить к черту. К сожалению, до черта слишком долго добираться, поэтому я свалил в Миннесоту.

Оторвавшись от окна, поворачиваюсь к Блейк. Перебирает руками пододеяльник, смотрит на него, размышляя о том, что только услышала. Мне не видны ее глаза, да и вряд ли я бы смог прочесть, о чем она сейчас думает. Боже, молю тебя, пусть она только не отвернется от меня. Я чувствую, что она не сделает это, но все равно капелька чего-то неизвестно, словно перо, щекочет мои ребра.

— Каждый день люди предают друг друга. Это можно считать нормальным для человечества. Мне правда жаль, что ты попал в этот список, и я позволю себе назвать тебя придурком, но мне нечего больше сказать. Я не знаю всей картины, которая произошла с тобой тогда. Ты позволил мне услышать только то, что мне можно услышать, и даже не пытайся отрицать. Редко встречаются люди, которые рассказывают о каждой косточке их скелетов в шкафу. Мне жаль из-за всего, что с тобой случилось, Дез, и я поняла, почему Джез снова начал охоту на тебя. Он сказал мне, — «предатели должны быть наказаны», а это значит, что однажды ты стал предателем не только в глазах своих друзей, но и в глазах этого психа.

— Я не знаю, почему он считает меня предателем, — говорю я, плюхнувшись в кресло, и, опершись локтями на колени, потираю виски. — Он никак не мог узнать, что я признался друзьям в том, что помог этому уроду вылезти из своей клетки. Скорее всего, он думает, что я помог снова запереть его в клетке, хотя это сделал один из «братьев», вернувшийся в дом и обнаруживший, как Джез избивает девушку моего друга. Но мне даже не было известно, что он пробрался в дом братства, — подняв на нее взгляд, добавляю: — Наверное, психам не нужна причина, чтобы кого-то ненавидеть, да?

Она кивает и вновь переводит свой взгляд на одеяло:

— Бессмысленно говорить тебе, что не стоит испытывать чувство вины. Я бы тоже себя терзала, осознав, что натворила, но, Дез, прошлое должно оставаться в прошлом. Твои друзья простили тебя, и это, как по мне, самое главное. Ты не можешь изменить прошлое, но можешь построить будущее, слышал о таком? — Теперь киваю я. — Иди ко мне.

И я иду к ней. К человеку, который поспособствовал моему выздоровлению. К человеку, который смог заменить мне Нелли. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас я счастлив. Несмотря на паутину проблем, мне хорошо. Да, я счастлив. Счастлив! Счастлив! И никто у меня это не отберет.

***

— Он точно сумасшедший, — говорит молодой полицейский, рассматривая окровавленный нож в пакете, пока мы сидим напротив него за столом. — Вы не успеете выйти из участка, как мы его уже найдем, — заверяет он, откинув в сторону пакет и уставившись на Блейк, которая пишет заявление. — Вы точно все рассказали? Нельзя упускать детали, как в письменном виде, так и в устном.

— Да, я рассказала абсолютно все, — отвечает она ему, не отрывая руки и взгляда от листка.

Протянув заявление полицейскому, мы сидим еще немного, а затем прощаемся и уходим. Выйдя из участка, я хватаю Блейк за руку и тяну за маленькое здание. Здесь я впервые покурил с папой, а теперь мне необходимо сделать это еще раз, только на сей раз без отца.

Я еле сдерживал злость, когда Блейк рассказывала все полиции. Сколько бы раз я ни услышал ее историю, всегда буду испытывать ярость. Если бы я знал, где искать этого козла, то поговорил бы с ним кулаками до того, как его загребет полиция. Но может, то, что я его не найду, к лучшему? Ведь если я действительно изобью его, мне тоже придется отвечать перед законом. В любом случае, он получит свое, а мне стоит успокоиться.

Джез определенно стал безумнее. Я могу судить по тому, что он оставил мне в подарок. Неужели его разум настолько затуманился, что ему уже все равно, что с ним будет? Или он уже не понимает, что делает? Мне не жаль его. То, что он психически неуравновешен, полностью его проблема.

— Мне нужно в больницу, чтобы проверили мою руку, — подает голос Блейк.

Выкинув недокуренную сигарету, прохожу мимо девушки, сказав короткое:

— Идем.

***

Black

Две недели спустя

— 你的影子* — читает Дез, пока я смотрю на его лицо.

Мне наконец-то разрешили снять бинты. Рука под ними больше не болит, опухоль тоже сошла, а надпись покрылась плотной корочкой, за которой вскоре последует шрам. Теперь я до конца своих дней буду носить метку Джеза. Да, сейчас есть возможность удалять шрамы, но я не хочу делать это. Пусть он будет всегда рядом. Когда мне будет плохо, и я почувствую, что жизнь дерьмо, посмотрю на этот шрам и пойму, что когда-то она была еще дерьмовее.

Джеза поймали, что и следовало ожидать, а суд назначили на начало апреля. Я совершенно не волнуюсь по этому поводу, наоборот, я полна предвкушения. Мне как можно скорее хочется засадить этого подонка, чтоб свет его не видел. Он заслуживает пожизненного срока. Я не первая измученная девушка в его коллекции, и, если бы не такой поворот, как знать, что не последняя?

— Прости меня, — вновь говорю я. Дез поднимает на меня недовольный взгляд. — Нет, серьезно прости, мне стыдно что из-за проблем, я позволила себе забыть про твой день рождения.

— Успокойся, я и сам про него забыл, — заверяет он меня. Но я не могу успокоиться, потому что мне поистине неловко. Его палец обводит контуры слов на моем запястье. — Больно? — Я качаю головой. — Мне жаль.

— Все нормально, от этого никто не застрахован, — поглаживая его по щеке, говорю я.

— Из-за меня страдают люди, - он опускает голову.

— Успокойся. Я не страдаю, Дез, я счастливая рядом с тобой.

Когда он вновь смотрит на меня, наклоняюсь и целую его. Руки Деза ложатся на мою шею. Толкнув его на спину, сажусь сверху и углубляю поцелуй. Мы целуемся так долго, что начинает кружиться голова от нехватки воздуха. Ладони Деза сжимают мои ягодицы и подтягивают к той части тела, которая, как и моя, изнывает от желания, как и все тело в принципе. Чем чаще мы начинаем целоваться, тем быстрее загораемся, как спички. С Дезом я впервые поняла, что значит хотеть человека физически, и, как бы неловко это не было, я мечтаю ощутить его в себе. Мне кажется, я уже готова подняться на ступень выше. Дез не просто парень, который мне понравился. Он был моим другом, я видела его слабую сторону и восхищалась сильной. Я видела его слезы и впитывала его смех. Он намного больше, чем просто друг, со временем ставший моим парнем.

Моим парнем. Как сладко это звучит. У меня никогда не было парня, лишь мимолетные поцелуи, не пробуждающие во мне ничего живого. Это было просто приятно, но с Дезом... С Дезом это просто неописуемо, как будто... как будто у меня появились крылья и отныне я парю над землей.

Сев, я тяну свою кофту и, сняв ее, кидаю куда-то на пол, снова впившись в губы парня. Дома никого нет, мы совершенно одни, и, быть может, это случится сегодня? Не важно, главное, что сейчас мне хорошо, а к чему нас приведет поцелуй покажет время.

Тяжело дыша, Дез отстраняется от меня.

— Черт, — говорит он.

— Все хорошо? — с издевкой спрашиваю я, поерзав на нем специально.

Он смеется и мягко валит меня на спину.

— С огнем играешь, Блейк, — произносит парень и, наклонившись, целует меня.

Его палец двигается по контуру бюстгальтера, очерчивая грудь, затем опускается ниже, проведя по кругу пупка и тормозит на резинке серых спортивных штанов. Я задерживаю дыхание, предвкушая то, что сейчас будет, но ничего не происходит. Палец Деза снова возвращается к груди. Мне приходится собрать всю силу воли, чтобы не захныкать от недовольства. Но когда губы Деза опускаются на мою шею, мир вокруг меня пропадает вовсе. Ощущаю небольшую боль, скребу ногтями его спину сквозь плотно обтянувшую его футболку. Я обожаю его губы на своей шее. Мне нравится это больше, чем поцелуи.

Продолжая целовать шею, рука Деза вновь опускается вниз, но на этот раз не тормозит и ныряет под резинку штанов. Поглаживая меня поверх трусов, Дез периодически надавливает палец, вырывая из меня тихие стоны и заставляя ерзать как от желания, так и от смущения. Он полностью сконцентрирован на том, чтобы мне было хорошо. Его губы и пальцы, вскоре оказавшиеся внутри меня, творят чудеса, и до сей поры я даже не догадывалась о том, как скучала по этому. Однако сейчас все чувствуется острее, чем в машине.

— Мне кажется, что в один прекрасный день я не смогу остановиться, — говорит хриплым голосом мне в шею.

— Может, наступил момент, когда не надо останавливаться? — шепчу ему на ухо.

Его рука выныривает из моих штанов и опирается недалеко от моей головы, теперь Дез полностью нависает надо мной. Он внимательно смотрит в мои глаза, поэтому я не могу не заметить, как в его плещет небольшая паника. Я понимаю, почему ему немного страшно. Мне семнадцать — восемнадцать будет только летом, — ему двадцать пять. Восемь лет разницы — не шутки. Но разве возраст имеет значение, когда дело касается любви? Мы знаем друг друга не первый месяц и даже не второй, и не третий, и не пятый, черт возьми! Разве мы не можем отдаться друг другу, чувствуя нас каждой клеткой, пережив хренову тучу всего дерьмового? Мы были рядом в самые страшные моменты друг друга, а значит, можем быть рядом и сейчас.

Кажется, Дез думает о том же, потому что в следующую секунду я получаю такой яростный поцелуй, что в пору оставить синяки на губах. И я не знаю, что с нами будет завтра. Понятия не имею, что нас будет ждать, куда все это повернет, но сейчас я готова. Забыть обо всем на свете, отдаться чувствам, утонуть в любви. Любви Деза Вайлчама. Да, мы любим друг друга, теперь я знаю это. Это не симпатия, и не влюбленность, это любовь, которая будет становиться сильнее, с каждой сказанной фразой «я люблю тебя». Я буду надеяться на то, что нас ждет большое будущее. Да, я буду надеяться и верить.

_____

* 你的影子 — твоя тень (кит.)