Мати открыл глаза, зажмурился, привыкая к яркому свету, и сел на кушетке.

— Где это мы, Джеф?

— В медицинском отсеке, — я выкинул ватку с аммиачной водой и кивком головы отпустил девушку. — Ты дрых так, что пришлось будить тебя нашатырём.

— А... — Мати зевнул и потянулся. — Я бы ещё поспал. Как меня достала уже эта зажигалка! Всё бедро отдавила.

Он вытащил из брючного кармана зажигалку и выбросил её в урну. Зажигалка лязгнула, ударившись о пустое дно.

— Погоди-ка, — я нагнулся и взял зажигалку, рассматривая её. — У тебя всё это время был боевой пистолет!

Опустив предохранитель, я отвёл затвор и показал ему зарядный механизм сквозь щель для стреляных гильз.

— Ну я, как-то не думал, что раз тебе дали зажигалку, то мне дадут что-то настоящее.

— Эх, Мати, Мати! — Я вручил ему пистолет. — Могли бы как-то выкрутиться из этой переделки, знать бы об этом раньше.

— Погоди, — он почесал за ухом. — А что старики? Тебя уже не надо от них спасать?

— С ними случилось несчастье: в солярии отказала автоматика, потом сработала система пожаротушения. Мы скорбим по ним всем нашим умом... Или как там у них.

— А Шон и солдаты?

— Шон свихнулся и усыпил солдат снотворным. Нашим снотворным. Ну ты понимаешь, они тоже того... Он сейчас в соседнем отсеке слюни пускает. Я кое-как с помощью девушек связался с адмиралом, который командует эскадрой Шона. Скоро прилетит сюда на переговоры.

Мати ошалело смотрел на меня.

— Джеф, а ты меня не обманываешь?

— Ну что ты, глупыш! — Я улыбнулся и погладил его по голове. — Пойдём завтракать. Ты проспал больше шестнадцати часов.

Мати неуверенно поднялся с кушетки и замер, расставив руки. Он с ужасом озирался вокруг. Я бросился к нему и придержал его, подставляя плечо.

— Что с тобой?

— Да так, голова кружится, — он удивлённо посмотрел на меня. — Спасибо тебе, Джеф.

— Не за что. Идти можешь?

— Да, — он сделал несколько неуверенных шагов, но потом пошёл смелее. — А что на завтрак?

— Думаю, завтрак будет не хуже ланча, после которого ты на пол суток вырубился, — пошутил я. — Только не переедай, а то потолстеешь.

Мы вышли из медицинского блока и направились к столовой. Я попытался определить, где находится адмирал, но вдруг с облегчением понял, что я уже не могу чувствовать чужое сознание. Мой странный дар пропал, будто его и не бывало. Сразу страшно захотелось спать, ведь всё это время я не спал. Я покосился на Мати и подумал, что было бы, наверное, здорово, если нам удастся ещё побыть вместе. Он улыбнулся каким-то своим мыслям и взял меня за руку, а мне стало хорошо на душе от того, что чувствую его тепло в своей руке.

* * *

— Я не могу этого сделать, — пожилой седеющий азиат в парадном кителе мерил шагами кают-компанию.

Вот уже битый час он отказывался брать на себя командование.

— Вы боитесь? — Спросил я устало. — Только давайте на чистоту, без этих ваших уловок про служение великим идеям, нерушимую дружбу народов и особое предназначение.

— Послушайте, — адмирал снял фуражку и положил её на один из образовывавших огромное кольцо стол. — Мы рождаемся в этом мире, чтобы служить. Таково наше предназначение. Так нас учат с детства, так воспитывают родители, так пишут книги, так говорят господа. Это наш образ жизни, мы вверяем свои судьбы не богу и не провидению, а конкретным людям. Они берут на себя ответственность за нас перед богом. А вы хотите разрушить эту многовековую традицию одним днём. Я боюсь, да, я не стесняюсь этого, потому что я боюсь даже не бросить вызов — я боюсь, что взамен разрушенным устоям общества Вы ничего не сможете нам дать. Вы всего лишь отнимете цель существования у всего нашего народа. Но Вас же это совершенно не волнует, ведь так?

— Но, согласитесь, и я в таком случае не могу управлять вами, и он тоже, — я кивнул на скучающего Мати. — Мы здесь всего лишь случайно. Нас должны были убить, и Вы бы никогда не говорили с нами о таких вещах. У нас нет никакого права командовать. Просто так было угодно...

— Кому было угодно? — Адмирал упёрся кулаками в стол и посмотрел на меня сверху вниз.

— Никому. Судьбе было угодно, чтобы мы остались живы.

— Бог есть судьба, — процитировал адмирал. — Нитями судьбы он ведёт нас к тем, кому доверил он творить закон, и с кого спросит он потом за все грехи наши.

— Адмирал, — Мати оживился. — А не кажется ли Вам, что приведённая Вами цитата позволяет любому человеку снять с себя ответственность и переложить её на другого: он де мне приказал так сделать? Просто потому, что так удобно. Более того, ваша религия позволяет вам оправдать себя за любое преступление. Убил человека — приказали. Изнасиловал — приказали. Украл — приказали. Что Вы на это скажете?

— Если я убью человека потому, что мне так хочется, то я предстану перед справедливым судом господина. Господин же отдаёт приказы, исходя из принципа божественной справедливости.

— Понятно, — хитро сказал Мати. — А если господин прикажет убить другого господина?

— Значит, такова божественная справедливость.

— Ну хорошо, — Мати завёлся. — Ваш господин Шон приказывал доставлять себе выпивку и девушек. Это, по-вашему, тоже божественная справедливость?

— Око господне зрит за каждым господином денно и нощно. Да падёт в пучины вечного безумства нарушивший божественную справедливость! — Снова процитировал адмирал. — Как видите, кара господня не заставила себя долго ждать.

— Давайте сделаем так, — вмешался я, поняв, что это может продолжаться до бесконечности. — Вы будете отдавать своим людям приказы, будто бы подчиняясь нам. А на самом деле мы не будем Вам ничего приказывать. Идёт?

— То есть Вы готовы взять на себя ответственность перед богом за любые мои поступки? — Удивился адмирал.

— Не за любые, — я вздохнул. — А за те, что Вы совершите, исходя из принципа божественной справедливости. Надеюсь, он у вас где-нибудь описан.

— Гм... — Адмирал надел фуражку и снова зашагал вдоль столов. — И что же мне следует сделать в первую очередь?

— Адмирал, — я уже готов был рвать и метать. — Я просто хочу, чтобы Вы начали мыслить самостоятельно! Не будет больше господина, который будет решать за вас, что делать.

— Я всегда мыслил самостоятельно. Думаете, господин Шон распоряжался, с каким ускорением двигаться кораблю или по какой траектории обогнуть ту или иную планету?

— Тогда что же Вы хотите? — В сердцах воскликнул я.

— Это не так важно. Гораздо важнее то, чего хотите Вы.

— Всего лишь высадить яйца на какой-нибудь приемлемой планете и вернуться домой!

— Так почему Вы сразу не сказали? Если у вас нет больше ко мне вопросов, то я пойду разбираться с текущими делами. В нескольких парсеках есть планета с неплохой атмосферой, и гравитация там — 0,95 от нормы. Челнок должен вылететь через два часа. Буду ждать вас там, господа.

Адмирал кивнул нам и вышел из кают-компании.

— Старый маразматик, — выругался я.

— Не сердись на него, — Мати улыбнулся мне. — Я думаю, он пытается таким образом обезопасить себя и своих людей от нападок других господ. Какой с него спрос, если мы потребовали помогать нам, — он встал, подошёл ко мне сзади и нагнулся губами прямо к моему уху. — А ещё ты обещал мне показать оранжерею. Там, должно быть, так романтично целоваться!

* * *

Мы немного опоздали: центральный тоннель был пуст, контейнер с яйцами, должно быть, уже погрузили. Я первым нырнул в шлюзовую камеру и сквозь заставленный ящиками грузовой отсек поднялся в пассажирское отделение. Передние места занимали что-то активно обсуждавшие девушки. Адмирал сидел в одном из пустых рядов. Лицо его выражало невозмутимое спокойствие. Ближе к хвосту челнока одна из девушек заботливо поила Шона водой.

— Не будете возражать, если мы полетим вместе? — Спросил я, присаживаясь у иллюминатора.

Адмирал молча кивнул.

Рядом со мной в кресло плюхнулся Мати, потом привстал, стряхнул крошки гравия с одежды и смущённо улыбнулся. До нас донёсся сдавленный смешок.

— Что они обсуждают? — Обратился я к адмиралу.

— Что ещё, кроме любви и молодых мужчин могут обсуждать девушки? — Адмирал усмехнулся. — Они из разведки. В совершенстве владеют приёмами рукопашного боя и любым оружием.

— М... — Я не нашёлся, что сказать. — Почему же тогда они не помогли старикам?

— У нас в священных текстах сказано, — адмирал нагнулся к нам. — Что бог проявляется в любви. А любовь давно покинула это место. Не только Вы, господин Дженнингс, верите в древние легенды.

Челнок отстыковался от станции, сделал разворот, и мы в последний раз посмотрели на плавно вращающиеся гигантские кольца. Где-то там, среди многочисленных блестящих ферм и переборок, две оставшихся на станции девушки смотрели вслед удаляющемуся челноку.