Внезапно реальность скукожилась до крохотных размеров, ограничившись руками Ноя Харрингтона на моих плечах. Я крепко сжала его запястья, оставляя следы от ногтей на коже, попыталась вслушаться в ставший знакомым голос, но ничего не услышала, кроме гудения в ушах, будто черепная коробка толчками наполнялась водой.

Я хаотично крутила головой, стараясь на чем-нибудь сфокусироваться, а затем вдруг в поле зрения появился Ной, схватил меня за щеки и сжал. Мне удалось прочесть по его шевелящимся губам несколько слов:

― Ты умерла, Кая.

После этого в моей голове повисла оглушающая тишина. Слышно было только, как извне за окнами спальни грохочет гром, разрывая небо молнией.

Что случилось?

С трудом отлепив окоченевшие пальцы от рук Ноя, который смотрел изучающе, как на интересный экспонат в музее, я содрогнулась: малейшее движение отдавалось болью во всем теле.

Что случилось?

― Думала, что попадешь в Рай? ― Ной улыбнулся, выпрямляясь. ― А тут вот я.

― Я почувствовала, что умираю, ― глухо отозвалась я, поднимая взгляд. Лицо хозяина дома смягчилось, насмешка исчезла. Нагнувшись, он аккуратно убрал за уши мои волосы, прилипшие к щекам. Его ладонь показалась мне невыносимо горячей, я вздрогнула.

― Ты действительно умерла, Кая. Мне жаль, солнышко, но ты... может, сначала выберешься из ванной? Тебя не смущает такое положение вещей? ― Его указательный палец сначала ткнул в собственную грудь, затем в мою сторону. Опомнившись, я ухватилась руками за бортики ванной и поднялась на ноги. Брызги вновь разлетелись в стороны, в том числе и на Ноя.

― Не нужно пытаться залить все водой! – возмутился он, отскакивая.

Встав на коврик, я обернула себя полотенцем, чтобы он не рассматривал длину моих ног или татуировку, просвечивающую сквозь майку. О том, что когда он вошел и опустил меня в воду, то увидел все, что захотел, я предпочла не думать.

Я взглянула в зеркало, и мы с отражением встретились взглядами. Несмотря на пережитый ужас я выглядела обычной: волосы смоляного цвета перекинуты на грудь, из-под полотенца видно только белоснежные плечи с острыми ключицами и лямки майки. Все как всегда, кроме чувства страха, которое улеглось на коже мурашками. Я провела ладонью по белым полоскам застарелых шрамов, ползущих по рукам на шею.

― Я умерла?

― Да, и это случится еще не раз.

― Что ты сказал? ― Я резко обернулась, встретившись с равнодушными глазами-льдинками. Следующие слова Ноя прозвучали как приговор:

― Я сказал, что это случится еще не раз. И сегодня, и завтра, и послезавтра, и через неделю ― ты будешь умирать всякий раз, когда Леда Стивенсон будет пытаться убить себя.

Щелк. В моей голове будто взрывались мыльные пузырьки. Щелк, щелк, щелк. Когда исчезал один, на его месте появлялся другой. В ушах нарастал звон, не давая сосредоточиться на определенной мысли.

― Кто такая Леда Стивенсон?

Ной долго не отвечал, изучая меня спокойным взглядом, затем медленно приблизился и приобнял меня за талию, увлекая за собой. Я оперлась на него, приняв помощь, потому что все еще была там, в мертвом мире, парализованная и шокированная.

Когда босые ноги коснулись ковра спальни, я услышала над макушкой объяснение:

― Леда Стивенсон ― это девушка, которую ты спасла сегодня в женском туалете УЭК. Та милая блондиночка, которая была такой напуганной, что мысленно заставила тебя заступиться за нее. Ле-да Сти-вен-сон, ― произнес он по слогам, и я резко остановилась.

Дверь ванной осталась позади, как молчаливое напоминание о случившемся, слева ― высокий шкаф из темного дерева, в котором, когда-нибудь (не сегодня) будет висеть одежда (не моя). Ной убрал руку с моей спины и склонил голову к плечу, приготовившись к потоку вопросов.

― Ты что, шутишь? ― спросила я, и его взгляд похолодел.

― Когда ты задыхалась в ванной комнате и не могла позвать на помощь, это показалось тебе смешным? Когда чувствовала, что душа покидает тело и потом возвращается в него, тебе казалось, что это шутка? Мне так не кажется.

Я почувствовала холодок между лопаток, но причина была не в мокрой одежде и не в распахнутом настежь окне, ― я просто вспомнила ее, вспомнила девушку-цыпленка, которая смотрела в мою сторону слезящимися глазами, умоляя о спасении.

Она была жертвой Майи Кинг.

― Как она связана со мной?

― Сегодня Леда свела счеты с жизнью, ― бросил Ной, до сих пор оценивая мое выражение лица. ― И всякий раз, когда она будет пытаться себя убить, ты будешь умирать вслед за ней.

Что за бред?

― Я ухожу. ― И опять слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела их обдумать. Как и в тот момент, когда призналась вслух, что мертва.

― Ты должна заставить ее жить, Кая. После этого все прекратится. Иначе будешь умирать до конца своих дней.

― Кто ты? – перебила я.

― А ты?

― Что?

― Кто ты, Кая, теперь, когда случилось все это?

Я сделала еще шаг назад, заявляя:

― Я еду домой.

Боже, уже не имеет смысла, чем я не угодила маме, ― я все исправлю. Извинюсь, попрошу прощения за все, что натворила, за то, что мучила ее несколько лет подряд, за то, что была хладнокровной и равнодушной дочерью.

Я исправлюсь. Докажу маме, что изменилась.

Что я не монстр.

Что я не робот.

Докажу, что я не как отец.

Я сделаю что угодно, но больше не задержусь в Эттон-Крик ни на минуту.

― Этот город не отпустит тебя, Кая.

― Нет, я уезжаю прямо сейчас!

Внезапно показалось, что все проблемы решатся, стоит лишь уехать.

― Я здесь не останусь.

Ной не двигался, а я металась по комнате: вытащила из-под кровати чемодан и принялась запихивать внутрь одежду, которую успела достать вчера и разложить на стуле у круглого окна.

― Ты уверена?

Его насмешка больно кольнула сомнением в грудь, но я продолжила бросать в чемодан учебники по медицине.

― Да, уверена. У меня была нормальная жизнь до этого переезда. Я знала, что случится на следующий день, знала о том, какое будущее меня ждет. В Хейдене...

― Нормальная жизнь? – с сомнением спросил Ной, и я резко обернулась. Он вскинул бровь, провоцируя меня на грубость, но я внезапно почувствовала себя уязвимой.

Почему он смотрит так, будто видит меня насквозь?

Ной со вздохом направился ко мне.

― Ты всю жизнь была несчастной, всю жизнь чувствовала себя недостойной. ― Он остановился на расстоянии вытянутой руки, кинул рассеянный взгляд на чемодан. Поверх кучи вещей лежала рамка с фотографией. Мне тут же захотелось схватить ее, спрятать от чужих глаз, но я не пошевелилась. ― Ты заставила себя стать похожей на него ― сильной, решительной, думала, так сможешь выжить, сможешь справиться со своими чувствами? С обидой от того, что он бросил тебя?

― МОЙ ОТЕЦ ПОГИБ!

Впервые за очень долгое время я потеряла над собой контроль. Лишь когда ноги стали ватными, а во рту пересохло, я вспомнила о таблетках, но не смогла сдвинуться с места.

― И ты даже не попрощалась с ним, ― тихо закончил Ной. В голосе не было ни сожаления, ни веселья, в глазах, напоминающих небо морозным утром, сквозила бесстрастность.

Почему... почему он говорит это? Откуда он знает?..

Он ведь другой ― он просто парень, который печет булки; настолько прозрачен, насколько вообще возможно.

Ты знаешь его лишь один день.

Я с трудом взяла себя в руки, справилась с дыханием и разжала закоченевшие пальцы. Суставы пронзила неимоверная боль, но я даже не поморщилась, твердо заявив:

― Мне все равно, откуда ты все это знаешь. Я уезжаю.

Не хочу больше говорить с ним. Не после того, что он сказал о моем отце и обо мне.

― Ты не уедешь, Кая.

Я отвернулась, и, чувствуя затылком буравящий взгляд Ноя, спустила полотенце, обернув его вокруг бедер. Заменила мокрую майку теплой футболкой с длинным рукавом, затем впрыгнула в штаны. Пакет с мокрой одеждой я запихала в боковой карман чемодана. Когда молния вжикнула, сердце пронзил отчетливый иррациональный страх, что хозяин дома говорит правду и я теперь навечно буду заперта в этом городе.

Не может быть.

Поставив чемодан на колесики, я ухватилась за металлическую ручку и покатила его к двери. Каждый шаг отдавался внутри болью, ноги дрожали от адреналина. Прочь из этого дома, прочь.

Мое сердце колотилось так громко, что я слышала его биение. И Ной Харрингтон слышал, выйдя следом за мной в коридор. Он молчал, не пытался говорить, просто смотрел вслед. А внутри я горела. Каждая клетка дышала огнем, хотелось плакать, но нельзя, голову затопили чужие голоса.

Поз-зорище!

Я не имею права плакать, потому что сбегаю. Делаю то, что ненавижу больше всего на свете ― сдаюсь.

Эй, поз-зор-р-рище! А твой отец всегда боролся до конца!

Я ускорила шаг, почти бежала. Колесики чемодана с грохотом молотили по лестнице. Бах-бах-бах-бах!..

В голову закралась отстраненная мысль, что сейчас разбужу Дориана, и он, сонный и в халате, выйдет из спальни и в недоумении глянет на меня: куда ты на ночь глядя?

Да, мой отец всегда боролся до конца. Но он мог контролировать свою жизнь, а в этом городе я ничего не могу контролировать, потому что не понимаю, что происходит. Знаю лишь, что творится что-то ужасное. Я должна уберечь девушку-цыпленка от самоубийства.

А если не сделаю этого, умру? Снова и снова?

Что не так со мной? А с Ледой Стивенсон?

Что не так с этим городом?

***

Леда Стивенсон лежала в одиночной палате в городской больнице, ― в той самой, где до аварии работал ее отец. Если бы Джек Стивенсон выжил, он бы тоже лежал здесь, окутанный запахом лекарств и звуком гудящих аппаратов. Леда перевела взгляд на иголку от капельницы, торчащую из бледной руки, и внезапно перед глазами все стало расплывчатым. Ей вновь не удалось убить себя.

Услышав за дверью торопливые шаги, Леда быстро закрыла глаза и притворилась спящей. Ресницы тут же пропитались влагой, к правому виску скатилась слезинка, но девушка не пошевелилась, прислушавшись. Кто-то вошел в палату, тихо притворив дверь. На мгновение в воздухе повисла тишина, затем вновь послышались шаги. Это тетя Лаура. Только она старается ходить беззвучно. Женщина склонилась к Леде, наполняя ее воздух горьковатым ароматом кофе.

Притворяться спящей стало трудно, и она открыла глаза и увидела, как тетя Лаура, закутанная в голубую шаль, привезенную из дома, тихо ставит термос на столик слева от койки. Собирается провести здесь всю ночь – вновь взяла ночное дежурство.

Увидев, что Леда проснулась, она склонилась и обняла ее, как обнимает ребенка мать. На мгновение девушку накрыла волна светлых волос, затем тетя Лаура опустилась в кресло и тяжело вздохнула. Взгляд метнулся к термосу с кофе, затем к голубым глазам Леды. Она хотела задать вопрос, очень хотела, но боялась получить ответ. Поэтому вместо страшного вопроса решила задать другой:

― Как ты себя чувствуешь?

― Хорошо, ― Леда попыталась улыбнуться. Было противно, что голос маминой сестры пропитался насквозь слезами и горечью и все из-за нее. С тех пор как беззаботная тетя-француженка переехала в Эттон-Крик, от улыбок не осталось и следа. Тетя Лаура высохла, словно тростинка, кожа на лице стала бледной, лишилась сияния. Леда выпила из нее хорошее настроение и совсем ничего не дала взамен.

― Хорошо? ― спросила с сомнением тетя, давая Леде шанс изменить ответ.

А как иначе? Как я должна себя чувствовать, думала та, после попытки перерезать себе вены в собственной ванной комнате?

Но вслух Леда, конечно, не сказала ничего подобного, лишь покладисто улыбнувшись:

― Да, со мной все в порядке. И не стоило брать из-за меня еще одно дежурство. На той неделе вы достаточно поработали, теперь вам нужен отдых.

Забота Леды дала обратный эффект, и тетины серые глаза тут же наполнились слезами.

― Дорогая, зачем ты сделала это? – взгляд метнулся к перевязанным запястьям и назад к небесно-голубым глазам. Эти глаза и белые волосы делали Леду похожей на ангелочка.

― Я случайно порезалась. – Леда должна была это сказать. Просто потому, что признаться, что она не хочет жить – унизительно. И кроме того тетя Лаура очень ее любит и возможно сделает вид, что и вправду ничего не случилось.

― Ох, Леда, на тебя столько свалилось... ― Тетя пригладила белые волосы девушки пахнущей кремом рукой, затем осторожно поцеловала холодными губами в лоб. – После смерти Джека все пошло наперекосяк...

Леда испуганно вздрогнула, зажмурилась и завопила:

― На помощь! – Лаура отшатнулась. Боль Леды передалась и ей; руки и ноги прострелили болезненные вспышки тока, а глаза наполнились неподдельным ужасом. Леда продолжала надрывно кричать: ― На помощь, кто-нибудь! Помогите!

Словно бабочка, запертая в банке коллекционера, она металась по постели, задыхаясь от собственных воплей и слез. Лаура зажала руками рот и затаила дыхание, наблюдая, как племянница в собственном воображении вновь переживает момент аварии. Как неосторожно Лаура упомянула имя ее отца, напомнила об этой проклятой аварии, о его ужасной и мучительной смерти...

― Мама... пожалуйста, спаси меня...

Нежная Леда Стивенсон ослабла; ее веки затрепетали и успокоились, руки с тонкими запястьями опустились по обеим сторонам от хрупкого тела. Лаура склонилась к ней и дрожащей ладонью уложила встрепавшиеся волосы. Ей хотелось обнять ее, укрыть своим телом. Так бы поступила мать Леды, но Лаура не она, и не сможет защитить девочку от всего мира. Она уже опоздала.

Женщина вздрогнула, услышав стук в дверь, и обернулась. В палату вошли двое: детективы Гаррисон и Дин.

― Майкл? ― Она насторожилась, приготовившись защищаться.

― Все в порядке, Лаура, ― сказал детектив Гаррисон, ― я просто задам твоей племяннице несколько вопросов.

От страха сердце Леды превратилось в кусок льда и мысли сбились в кучу, словно стая испуганных птичек. Они знают. Они все знают. Поэтому они здесь. Ей показалось, что детектив Эндрю Дин слишком настойчиво наблюдает за ней своими зелеными глазищами, и чтобы спрятаться от его взгляда, она опустила голову, притворившись, что заинтересована мелкими синими цветочками на белоснежном больничном покрывале.

Тетя Лаура между тем вела борьбу со своим старым другом-детективом:

― И о чем же ты собираешься с ней говорить?

― Лаура, просто...

― Нет, Майкл! Хватит!

― Майя Кинг мертва.

Леда резко подняла голову, на секунду почувствовав головокружение, как будто ее сильно дернули вверх, и уставилась на детектива Дина ― это он сделал кошмарное заявление.

Детектив Гаррисон покосился на своего молодого напарника, затем перевел взгляд на Лауру и тихо сказал:

― Майя и ее отец были обнаружены три часа назад в собственном доме. Зверски убиты.

― Нам известно, что Леда была не в очень хороших отношениях с Майей Кинг, ― добавил Эндрю Дин. Он подступил к постели Леды еще ближе, и девушка увидела в зеленых глазах заинтересованность.

― Я... я...

― Говоря о не очень хороших отношениях, ― озлобленно перебила Лаура, скрещивая руки на груди, ― вы подразумеваете издевательства?! Каждый день Майя избивала Леду, мучила ее, таскала за волосы! Вы это имеете в виду, когда говорите о не очень хороших отношениях?!

― Лаура, просто позволь нам поговорить с ней, ― вмешался Майкл Гаррисон, поворачиваясь к воинственной женщине и сверля ее взглядом.

― Для чего все это? ― Она опустила руки, даже не замечая, что с плеч сползла шаль. ― Чтобы вы могли обвинить ее?

― Мы просто поговорим. В Эттон-Крик убийство. Ты знаешь, что это значит.

Женщина притихла, и детектив Гаррисон надавил сильнее:

― Лаура, идем, выпьем чашечку кофе. Детектив Дин останется с Ледой.

Детектив Эндрю Дин кивнул. Леде показалось, что он ждет не дождется, чтобы остаться с ней наедине. И как только это случилось, он медленно прошел к креслу и кинул на спинку свой пиджак, который до этого покоился на сгибе локтя.

― Хочу прояснить с самого начала: детектив Гаррисон не считает, что ты можешь быть причастна к убийству Кингов. ― Голос его был деловитым, сухим. Повисло молчание. Леда Стивенсон сжалась в клубочек под покрывалом, и, будь такая возможность, она бы забралась под него с головой и притворилась спящей – так пугал ее этот детектив Эндрю Дин. Он был старше ее лет на шесть-семь, а казалось, что на все сто. И кстати, он не сказал, что не думает так же, как детектив Гаррисон!

― Это не я! – с жаром подтвердила девушка. Детектив Дин опустился в кресло. Судя по виду, он не был впечатлен.

― Что ж, ― сказал он, ― я сам учился в школе, и хочешь ― верь, хочешь ― нет, но надо мной тоже издевались. И я знаю, на что способны ребята, когда их обидят. Ты борешься изо всех сил, но в итоге ломаешься. И у тебя есть лишь два выхода: причинить боль или себе, или кому-то другому.

― Я этого не делала, ― повторила Леда, пряча руки с перевязанными запястьями глубже под покрывало. Повисло молчание. Эндрю Дин анализировал слова, выражение лица и тембр голоса девушки; он все еще не верил ей. Причин Леда не знала. Она ни разу в жизни никого не обидела.

― Из-за чего вы поссорились, Леда?

Почему он подозревает ее?! Может быть, он подозревает всех?

Детектив Дин был амбициозен, как и все молодые люди. Леда была уверена, что, когда он приходит домой, у него нет времени даже приготовить себе еду, потому что все мысли занимает работа.

― Я не ссорилась с Майей. Я никогда не ссорилась с ней. Я старалась не искать ее, но она сама меня находила. Всякий раз, когда Майя видела меня, она... ― Леда автоматически пригладила волосы, где утром ее схватила Майя. Тонкие исцарапанные пальцы скользнули по белым волосам на шею, затем Леда склонила голову и ткнулась взглядом в покрывало, потому что иначе ей сложно было бы закончить. – Она... Майя тащила меня в женский туалет на первом этаже. Никто не пользовался им, потому что все знали, что потом у них будут неприятности. Но в этот раз все было иначе.

― Что было иначе?

Леда болезненно поморщилась, заново переживая это утро. Она сглотнула, с трудом продолжила:

― Эта девушка... Я не ожидала увидеть ее там... И Майя тоже не ожидала...

― Кто эта девушка? – Детектив Дин наклонился вперед, опираясь локтями в колени и сцепив пальцы. Леда видела, как напряглись мышцы на его руках. На правом запястье были часы ― совсем немодные, старые.

― Я слышала, что она племянница профессора Харрингтона.

― И что делала эта девушка?

― Она была расстроена чем-то и, думаю, хотела побыть одна.

― Она тебя не защитила?

― Она не хотела, ― с уверенностью произнесла Леда. ― Но потом она посмотрела на меня и словно... приняла решение. Девочки попытались избить ее, но она дала им отпор.

Детектив Дин заинтересовался еще больше.

― Она племянница профессора Харрингтона?

― Да.

Разговор продолжался еще некоторое время, и Леда Стивенсон честно отвечала на все вопросы. Она даже не думала что-нибудь утаить или просто солгать и выложила детективу Дину все как на ладони. Лишь раз она запнулась.

― Ты видела племянницу профессора Харрингтона прежде?

Повисло молчание длиною в стук сердца.

― Нет. Я никогда прежде не видела ее. ― Леда неловко пропустила волосы сквозь пальцы, глядя на больничное покрывало. Вместо него вспыхнули совершенно другие картинки. Университет. Леда идет под дождем, и Майя пихает ее на проезжую часть дороги. Машина чудом сворачивает в сторону. Туманное утро. Запах кофе тети Лауры. Леда приходит в университет и пытается спрятаться от чужих глаз, но ее замечает Майя. Туалет. Леда ударяется о дверь и падает на кафельный пол. Колени болят, локти прострелил ток. Она старается не кричать, но из горла вырываются стоны, а затем она слышит: «Я видела тебя где-то» и мир перестает существовать.

Ее взгляд падает на высокую и стройную незнакомку. Она во всем черном, вобрала в себя тусклый свет уборной, не оставив ничего. На лице нет ни удивления, ни страха – вообще ничего. Взгляд пустой и холодный, и остался таким, когда она представилась Кире. Взгляд оставался равнодушным, даже когда Кира ее ударила.

Поэтому Леда испугалась – потому что Кая Айрленд не испытала страха. Леда испугалась, потому что, когда их взгляды встретились, темный омут безучастных глаз стал засасывать ее вглубь. Она испугалась, потому что хоть и не видела Каю Айрленд прежде, похоже Кая Айрленд видела ее.

***

Уже была глубокая ночь, но Дориан Харрингтон не спал. Он заперся в своей комнате с тех самых пор, как Ной ушел к Кае, и продолжил готовить лекцию, несмотря на то, что было до смерти интересно как там дела внизу. Мужчина покрутился на стуле вокруг своей оси, затем бездумно посмотрел на город за окном: сплошная чернота, даже на небе ни единой звездочки. Где-то вдали стойко противостоят плотному молочному туману уличные фонари, но здесь, в башне Дориана, свету не добраться до узких окон.

Он прошелся по комнате взад-вперед. Включил, выключил и затем снова включил свет. Достал мобильник и набрал номер. Волнение нарастало с каждой секундой, сердцебиение набирало ритм.

― Эй, Аспен.

― Чего тебе? Я не спал два дня. С Майей было трудно. Я очень устал. Я вымотан.

― Я знаю, я просто... ― Дориан сделал глубокий вдох и облокотился о край стола. – Я хочу знать, кто будет следующей. Постоянно думаю об этом.

Аспен на том конце вздохнул. Даже его голос был уставшим, но Дориан не мог оставить друга в покое.

― Аспен?

― Ты знаешь ее, Дориан, ― сказал парень. Его охрипший голос был пропитан болью. ― Это моя подруга Сьюзен.

Дориан помолчал мгновение, затем сказал:

― Не привязывайся к ним Аспен, не привязывайся. От этого будет только больнее.

― Я знаю Сьюзен уже очень давно, Дориан. Я хочу все исправить. В эту пятницу я попытаюсь снова.

― Ты не сможешь исправить это. Что бы это ни было.

Когда Аспен отключился, Дориан не стал перезванивать, решив оставить все как есть. Потому что ничего нельзя изменить. Пока нельзя. И Дориан хотел бы, чтобы пятница никогда не наступила, но она наступит. А затем Сьюзен умрет.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Дориан едва не застонал от безысходности. Он отложил телефон, схватил со спинки стула халат и, набросив его на плечи, выскочил из комнаты. Хоть Ной и просил не шататься ночью по дому, сил оставаться наедине с собой не было.

Предположим, Дориан очень сильно проголодался. Так, что сон отошел на задний план. Нет. Ной не поверит. Да и не имеет значения – Дориан просто не хочет оставаться наедине с собой. А присутствие Ноя всегда было чем-то... восхитительным, необъятным, словно надежда на лучшее.

Дориан слетел по лестнице на первый этаж и разъяренно двинулся в гостиную, потому что именно оттуда доносился дикий хохот Ноя. Тот смеялся над какой-то чертовщиной, которая не рассмешила бы обычных людей в своем уме.

― ЭЙ! – Дориан зашипел, останавливаясь в арочном проеме и испепеляя взглядом светловолосого парня, сидящего на диване с попкорном на коленях. Дориан обернулся, бросил взгляд на второй этаж в сторону комнаты Каи, затем продолжил буравить Ноя злобным взглядом. ― Ты не мог бы смеяться чуть тише?! Кая может проснуться. У нее был тяжелый день, она должна отдохнуть, прийти в себя.

Дориан знал, что не должен срываться на Ное, потому что тот ни в чем не виноват, но не мог сдержаться. Парню, похоже, было все равно: он пожал плечами, закинул в рот горсть попкорна и с трудом произнес:

― Она ушла.

― Что? Куда? – Дориан завязал пояс, прошел в гостиную и остановился между Ноем и телевизором. От мысли, что придется сейчас ехать за ее телом в морг или куда похуже, его прошиб холодный пот. – Разве эти вещи не испугали ее? – он беспомощно развел руками. ― Разве она не рано ложится спать?!

Повисло недолгое молчание, нарушаемое лишь бормотанием, доносящимся из телевизора:

― Максимилиан не стал бы мне изменять! Он влюблен в меня!

― Аннабелла, он тебе изменяет!

― Нет, Рикардо, он не мог со мной так поступить!

Дориан поморщился.

― Ну да, напугали. – Ной остановил шоу. – Поэтому она уехала домой. Испугалась.

Дориан выпустил воздух из легких и упал в кресло напротив дивана, где развалился Ной со своим попкорном.

― Я так устал... ― мужчина потер лоб, взбороздил волосы, приводя прическу в беспорядок.

― Да расслабься ты, ― протянул Ной, бросив в Дориана попкорном.

― Что ты делаешь? ― Дориан в недоумении вскинул брови.

― Пытаюсь тебя отвлечь.

― Не делай так больше.

― Ладно. Приготовить тебе чего-нибудь, чтобы поднять настроение?

Дориан вновь почувствовал, что закипает из-за беспечности и легкомысленности Ноя. Он направился к арке и, не оборачиваясь, сказал:

― Где Кая? Я поеду и заберу ее.

«Белинда, неужели Рикардо говорит правду?!» ― донеслось из телевизора. Дориан раздраженно остановился и обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ной подбирает с дивана рассыпавшийся попкорн и кладет в рот.

― Ну так? – поторопил мужчина.

― Она уже в автобусе, поэтому ты не успеешь. Иди спать, Дориан. Или иди, поешь. Там есть пирог. Мороженое не трогай, оно мое! Ну ладно, не смотри так, можешь взять ложечку...

Дориан сжал зубы так сильно, что заболели скулы. Его грудь тяжело поднялась и опустилась. Затем, ни слова не сказав, но одарив Ноя презрительным взглядом, Дориан направился к лестнице.

― Прекрати. – Даже сквозь шум из гостиной он услышал приказ, и замер как вкопанный. Медленно обернувшись, он посмотрел на Ноя, но тот, как ни в чем не бывало, смотрел в экран телевизора. Целых тридцать секунд Дориан, затаив дыхание, ждал продолжения, и наконец-то Ной добавил: ― Пожалуйста, Дориан, не беспокойся о всяких пустяках. Я уже позвонил в полицию.

***

Автобус так медленно плелся, рассекая светом фар ночную мглу, что я начала сердиться. Мне не терпелось увидеть Эттон-Крик далеко позади, погребенный под туманами и дождливыми облаками.

Сквозь запотевшее стекло я следила за огоньками фонарей, расположившихся вдоль дороги. Они исчезали в кипенных хлопьях, липших к автобусу, затем снова появлялись. Мне казалось, что мы не движемся, и иррациональное чувство страха возродило в голове зловещее предупреждение Ноя Харрингтона: «Ты не покинешь город».

Сидя в самом конце автобуса, я пыталась проанализировать и понять слова Ноя, но чем больше старалась, тем сильнее чувствовала себя по-дурацки. Неужели все произошло на самом деле? И с какой стати я могу быть связана с Ледой Стивенсон? С чего бы мне пытаться спасти ее от самоубийства?

В любом случае я совершила ошибку. Даже несколько. Первое, что я сделала не так – переехала в Эттон-Крик к этим странным Харрингтонам. Нет, Дориан вполне приятен, но после случившегося я вообще сомневаюсь родственники ли мы. Вторая ошибка ― спасение Леды Стивенсон. Я не несла за нее ответственность и не должна была заступаться, а теперь мы как-то связаны и эта связь губительна.

Я все продолжала и продолжала думать об этом по кругу; одна мысль приводила к другой, затем к третьей и заново – нет начала и конца. Я улеглась на оба сидения и накрылась курткой.

Если бы Майя не умерла, она бы и завтра мучила девушку-цыпленка. Потому что такие люди не меняются.

А что, если...

А что, если это Леда убила Майю Кинг и ее отца?

Нет, это звучит как какой-то бред, эта девушка, наверное, даже сумку с продуктами не сможет поднять. Она способна причинить боль разве что себе. Что, кстати говоря, и произошло.

Вскоре беспокойные мысли отступили на задний план, меня одолел сон.

Светофор. Красный свет. Я вжимаю педаль газа в пол. Поврежденное запястье отдается болью в висках. Быстрее. Быстрее. Быстрее. Я лечу вперед, и меня не заботит нарушение правил.

Свет. Крики.

Я прищурилась, когда в лицо ударил луч от фонарика.

― Кая Айрленд!

Я не понимала, что происходит, даже не успела испугаться. Кто-то потянул меня за руки, помогая сесть. Несмотря на то, что перед глазами все расплывалось, я увидела перед собой лицо красивого мужчины. Это его рука сжимала мое плечо железной хваткой, его фонарик светил мне в грудь.

― Кая Айрленд, вы должны проехать со мной для дачи показаний.

***

― Объясните, почему я здесь.

Я не смотрела по сторонам, только вперед, потому что в комнате для допроса у меня началась клаустрофобия. Здесь было холодно и тесно. Тесно и холодно. Отвратительно. Чтобы не подпустить к себе панику, я сидела со скрещенными на груди руками и идеально ровной спиной, напряженная до предела, натянутая, как гитарная струна, ― еще немного и порвусь, а если ослабить колки, тут же случится что-то страшное.

Этот город не отпустит тебя.

Детектив Дин, с которым мы познакомились в автобусе, не выглядел официально: на нем была кожаная куртка, тонкий джемпер и джинсы. К счастью, он присел напротив, потому что я не могла смотреть по сторонам. Его лицо было безразличным, впрочем, это напускное. Он, как и я, желает взять ситуацию в свои руки. И он выигрывает, потому что я понятия не имею, почему сижу здесь. Тон его голоса был спокойным и деловитым:

― Ты здесь, потому что мы должны задать тебе несколько вопросов в связи с убийством Майи и ее отца Ричарда.

― Я не знала Майю и тем более ее отца, ― ответила я. Детектив Дин смотрел мне в лицо, изучая. Уверена, он видит признаки усталости, потому что я по-настоящему устала после всего случившегося за день. Может, кроме этого он ищет доказательство моей вины, пытается понять, говорю ли я правду. Загримированный синяк под глазом привлек его внимание, но ненадолго.

― Мы с этим разберемся, ― пообещал детектив, потирая подбородок. Выглядел он как модель с обложки модного журнала, что отнюдь не прибавляло доверия.

― По какой причине ты хотела покинуть город?

Мои брови взлетели вверх, но лицо тут же разгладилось. Покинуть город?

― Соскучилась по маме. Решила вернуться домой.

― Именно в тот вечер, когда было совершено убийство. Немного странно, ты так не считаешь?

― У меня не было причин делать то, в чем вы меня подозреваете.

― Она тебе угрожала.

― Нет, Майя мне не угрожала, ― возразила я. Скорее наоборот – угрожала ей я. ― Мы столкнулись в туалете, когда Майя избивала девушку. Я вежливо попросила оставить девушку в покое.

Детектив наклонился вперед, и я внезапно подумала: а не догадается ли он, что я недавно умерла?

Глупая мысль.

― Ты не боишься, верно? – взгляд зеленых глаз был таким пронзительным, будто детектив пытался прочесть меня.

― Я ничего не сделала. Мне нечего бояться.

Он откинулся на спинку неудобного стула, делая вид, что расслабился. Он не доверяет мне, а я не могу понять, почему все еще сижу здесь.

― Да, ты необычная девушка, Кая Айрленд, ― соглашаясь, протянул он, но его тон голоса заставил мои руки покрыться мурашками от дурного предчувствия. ― Твой отец погиб два года назад, верно?

От неожиданности я вздрогнула.

― Какое это имеет отношение к делу?

― Просто любопытно, какое событие могло заставить примерную дочь и студентку медицинского факультета превратиться в убийцу.

― Я никого не убивала.

― У тебя есть пистолет, ― как бы между прочим сказал детектив Дин.

― Отец подарил на совершеннолетие, я ни разу не стреляла, ― тут же парировала я. Детектив прищурился, изучая мое лицо; его зеленые глаза в свете ламп были темными, подозрительными. Я готова была поклясться, что он попытается разоблачить меня, как вдруг он сказал:

― Я тебе верю.

Опешив, я переспросила:

― Вы верите мне?

― Да, я верю тебе, ― подтвердил он, кивая.

― Тогда почему я все еще здесь?

Повисло молчание. Детектив Дин вновь пытался прочесть мои мысли, но я абсолютно ничего не понимала и ощутила неуверенность. Все не то, чем кажется.

― Вот поэтому.

Я напряглась, когда он достал из внутреннего кармана куртки газету, развернул ее и протянул мне.

― Что я должна увидеть? – я взяла ее в руки, впервые пошевелившись за последние полчаса.

― Переверни страницу.

Я сделала так, как он велел, и изучила новости. Ограбление, нападение, пожар...

Дыхание застряло в горле, и я вскинула голову, уставившись на детектива.

― Что это?

«Десятого сентября в десять часов тридцать минут на Старой улице в доме номер тридцать один вспыхнул чудовищный пожар, унесший жизнь владелицы художественной галереи Маргарет Айрленд» ...

― Что это такое? – я уставилась на детектива Дина немигающим взглядом.

― Протечка газа в...

― Мама не могла умереть! ― громко заявила я. Голос резанул уши. Я повторила еще громче, словно детектив возражал: ― Моя мама не умерла, ясно?!

― Кая...

Я вскочила на ноги, отшвыривая от себя газету. Стул с противным скрипом отъехал назад.

― Она не умерла!

Детектив Эндрю Дин медленно поднялся и подошел ко мне. Я вновь ощутила, что парализована и не могу двигаться, ноги и руки отказывались подчиняться, стены стали смыкаться вокруг моего тела, над головой угрожающе навис потолок. Я безуспешно принялась хватать ртом воздух, пытаясь влезть в карман куртки за таблетками.

― Кая! – Детектив опустил руку мне на плечо, сжал пальцы. Я почти не чувствовала его ладонь, не слышала командующий тон.

Мама не могла умереть.

Я даже не увидела ее.

Это какой-то бред.

― Кая Айрленд, открой глаза!

Это какой-то бред.

― Стоп, не падай, не падай...