Дни побежали за днями, а ночи проскакивали мгновенно, будто их и не было. Чемоданчики с деньгами опустели. Приближался последний день пребывания Мишеля на Марсе, день расставания. Как ни старался Мишель затянуть процесс измерения, но с каждым днём неизмеренных тоннелей оставалось всё меньше, международная обстановка накалялась, и надежды на будущее таяли, как снег на солнце. На улицах городов появились хмурые люди в серой униформе — бывшие шахтёры, призванные в марсианскую армию после объявления мобилизации. Дети бегали по улицам с игрушечным оружием и стреляли друг в друга резиновыми пульками.

С каждой встречей Кристоф становился всё мрачнее, реже улыбался, перестал шутить. Лицо осунулось, глаза запали. Мишель понял, что он ревёт, пока никто не видит, и старался его всячески подбодрить, лишний раз приласкать. Тони, наоборот, стал нервным и задиристым, отворачивался от Мишеля в те редкие моменты, когда они ластились, ворчал на него, отказывался от еды, похудел на лицо и напоминал собой теперь измождённого цыплёнка. Куратор из центра приказала избавиться от него накануне отъезда, но Мишель уже всё организовал с помощью Кристофа.

Они проводили измерения в совсем дальнем штреке, рядом с лифтом на технический водоотводный уровень. Это Мишель специально так распланировал. Ближе к полудню Мишель отпустил машиниста на обед, а сам подошёл к Тони, кидавшему через решётку камушки в лифтовую шахту, уходившую метров на пятьдесят вглубь. Он взял Тони за руки, развернул к себе и поцеловал. Тот всё понял, прижался к Мишелю, тихо заплакал. Мишель погладил его по цветным волосам, у которых успели отрасти светлые корни.

— Прости меня, — прошептал Мишель. — Я был не лучшим любовником и другом. Спасибо тебе за всё! Ты просто невероятный! Я не могу выразить тебе всю свою благодарность, её просто не описать словами.

— Нет, это ты прости меня! — Тони упал на колени, уткнулся лицом ему в живот. — Я обижал тебя не потому, что не любил... Наоборот... — Он совсем разрыдался.

— Я понимаю, — Мишель стал нежно гладить его по голове. — Я всё понимаю.

— Не понимаешь, — Сквозь плач выкрикнул Тони. — Я люблю тебя Мик, люблю! Господи! Какой же ты дурак! — Он обнял Мишеля со всей силы и не отпускал. — Я без ума от твоего запаха, от твоей ласки! Почему же ты ничего не видишь!

— Да, я дурак. Да, не вижу, — Мишель тоже заплакал. — Прости меня, идиота! Прости, что не ответил тебе взаимностью!

— Я знаю, почему не ответил, — глухо сказал Тони, давясь слезами. — Ты любил, но не меня. Это пройдёт. Так все говорят...

Подкатила дрезина. Несколько человек в серой форме спрыгнули на гравий, окружили их, не решаясь заговорить.

— Пора, — сказал невысокий мужчина в кепке и коснулся плеча Тони.

— Будете убивать? — Тони гордо поднялся, вытирая рукавом слёзы. — Я вас не боюсь!

— Вы ему не сказали? — Удивился мужчина.

— Переодевайся, — Мишель потрепал его по голове. — Нужна будет твоя одежда.

Мужчина в кепке передал Тони серую форму.

— По тебе кроили, — он улыбнулся. — Штаны женские.

— Кровь куда? — Спросил здоровяк с огромным пакетом, заполненным густой красной жидкостью.

— Пока к ограждению поставь, — отмахнулся тот, что в кепке.

— А тебе идёт военная форма, — сказал Мишель, когда Тони переоделся. — Пойдём, помогу тебе залезть.

— Это что, похищение Ганимеда? — Спросил Тони, всхлипнув.

— Конечно, — Мишель улыбнулся. — Прекрасный юноша навсегда исчезнет для тех, кто хочет его убить. Это будет лучшая твоя роль!

— Скажешь тоже, Ганимед не говорит нифига.

— В нашей версии говорит. Я тоже тебя люблю.

Что-то ухнуло и с чавканьем разбилось где-то внизу. Уставшие мужики начали подниматься на дрезину.

— Ну и тяжёлый, зараза! — Сказал кто-то.

— Правда? — С надеждой в голосе спросил Тони. — Ты не врёшь мне?

— Конечно, правда. Да.

— Тогда я остаюсь!

Тони дёрнулся, но мужчина в кепке удержал его.

— Не надо, парень. Легче не будет.

Мотор дрезины взревел.

— Дай мне что-нибудь! — Прокричал Тони. — Что-нибудь, что пахнет тобой!

Мишель лихорадочно стянул кофту, содрал футболку и протянул Тони. Тот схватил её в последний момент, тоже что-то сунув в руку Мишелю. Дрезина тронулась, быстро удаляясь вглубь тоннеля.

— Я люблю тебя, Мик! — Закричал Тони.

— Я тоже тебя люблю! — Выкрикнул Мишель вдогонку, и эхо разнесло его голос по тоннелю.

Он разжал пальцы: на ладони покачивалось кольцо из носа. Мишель стиснул его в кулаке, прижимая руку к голой груди, сел на рельсы и заплакал.

Незачем ждать вечера, подумал Мишель. Закончив измерения, он отправился не в гостиницу, а прямиком к насосной станции. Кристоф тогда отдал ему ключ, пошутив, что это ключ от его сердца. Мишель так и таскал его везде с собой, всё время проверяя, на месте ли он. Теперь же он шёл по освещённому лампами городу, как в первый раз, озираясь по сторонам, глупо улыбаясь прохожим.

Они оборудовали для них убежище, Кристоф всё организовал, Мишель лишь рисовал планы. Теперь эти хмурые люди, спешащие по своим делам и не обращающие на него никакого внимания, укроются там в случае бомбардировки. Эта мысль согревала ему душу, ведь среди этих людей обязательно будет Крис, его Крис. Он просто обязан там быть, потому что именно он поведёт этих людей в бункер. Теперь нужно было сделать так, чтобы Крис не наделал глупостей, не бросился его провожать или ещё чего.

Осторожно приоткрыв дверь, Мишель заглянул внутрь первого помещения. Свет почему-то не включился, и он на цыпочках вошёл, стараясь не шуметь. Включил фонарик в телефоне, пошарил лучом по полу. Кроссовок Кристофа нигде не было. Он скинул свои, носочки он давно уже не носил по примеру Тони, и босиком спустился в машинный зал. Здесь тоже светила только мутная дежурная лампочка. Ревели и брызгали насосы, влажный пол вибрировал. Вдалеке слышался шум падающей воды. Он хотел сходить к водопаду, но удержал себя. Боялся, что на него нахлынут чувства, а голова сейчас должна быть ясной.

Мишель прошёл в каморку, где они первый раз занимались любовью. В коридоре и выдолбленной в скале комнате было темно, с потолка веяло холодом. Луч фонарика терялся в густой, пропитанной влагой, тьме, и Мишель с трудом нашёл выключатель. Кристофа здесь не было уже несколько дней. Кофейная кружка успела зацвести, стол покрылся пылью, кровать так и стояла размётанная, одеяло упало на пол. Мишель понюхал подушку, и ему в нос пахнуло плесенью. Именно здесь Крис и плакал весь этот месяц.

Покопавшись в лотках для бумаги, Мишель нашёл несколько чистых листов, взял со стола ручку. Он завис на несколько минут, сочиняя записку, потом принялся быстро писать. Буквы плясали по бумаге, ложились на бок, глаза наполнились слезами.

«Родной Друг Желанный Любимый! Ты — всё, что есть у меня в этом мире. Я даже не могу описать здесь все те чувства, которые переполняют меня, когда думаю о тебе. Я люблю тебя, люблю, люблю больше собственной жизни, больше всего на свете! Ты самый дорогой для меня человек, моё солнце, моя ночь, мои самые сокровенные мечты. Ты поймёшь меня. Поймёшь, что я хочу сохранить тебя любой ценой. Именно поэтому я уезжаю, не прощаясь. Потому что твоё счастье для меня важнее моего собственного. Я поборол его, того, ревнивого Мишеля, собственника. Ну ты помнишь. Теперь я понимаю, что важно думать о других, об их желаниях и потребностях. Не знаю, вернусь ли, смогу ли когда-нибудь увидеть твоё прекрасное лицо, коснуться тёплых губ, почувствовать твой запах. Да, духи тоже ничего. Хотя я бы их сменил. Я отпускаю тебя. Не потому, что не люблю, нет. Наоборот. Моя любовь так сильна, что она требует этого. Рвётся наружу с единственным желанием — ты должен быть счастлив. Найди себе парня. С твоей внешностью это легко. Он наверняка будет лучше меня во всём. А тебя мне никто не сможет заменить. Ты первый и единственный. Прощай, любовь моя. Твой Мишель.»

Несколько раз он перечитал записку, роняя слёзы на бумагу, потом скомкал её и бросил в какую-то корзину с опилками. Нет, так он точно себе никого не найдёт. Как же разбить ему сердце, не разбивая его? Он снова принялся писать, тщательно выводя каждую букву. Записка должна быть написана спокойной рукой, будто он всё давно решил.

«Дорогой Кристоф! Я пишу эти строки, потому что боюсь расстроить тебя при встрече. Я улечу ночью, и, надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Прости, что раньше не сказал тебе об этом, но между нами всё кончено. Я просто не знал, как тебе сказать об этом. Но я не мог улететь и оставить тебя в неведении. Последнее время ты был сам не свой, очевидно, понимая, что искра нашей любви давно угасла. Мне было хорошо с тобой первое время, но потом наши встречи стали тяготить меня всё больше и больше. Я понял, что меня тянет не к парням, а к девушкам. Захотелось вернуться в лоно традиционной ориентации, тем более что у меня теперь есть высокооплачиваемая работа. Ещё раз извини, что сразу не сказал. Передавай привет Тони! Чмоки вам обоим. Мишель.»

Слишком хорошо Мишель представлял себе, как Кристоф прочитает записку, как закроет лицо руками и разрыдается навзрыд. Или начнёт кидаться на стены в бессильной ярости. Как будет ругать Мишеля всякими словами, проклиная его до пятого колена. А потом успокоится, накурится веселящей травы и переспит с первым попавшимся парнем. Будет встречаться со случайными парнями ещё и ещё, пока не заглушит свою боль. И через год, два уже не вспомнит о Мишеле, начнёт новую жизнь. Это жестоко, но необходимо.

— Прости, Крис, но я всё же решил за тебя, — пробормотал Мишель.

Он положил ключ поверх записки: Крис должен видеть, что Мишель избавился от всех вещей, которые их связывают. Что же взять взамен? Мишель пробежал глазами по полкам. Это должна быть вещь, которая свяжет их с Кристофом, но он не должен её хватиться. Мишель принялся выдвигать ящики, шарить в коробках, нашёл под столом почти пустое мусорное ведро. На дне валялись свежесрезанные пучки тёмных волос. Бинго! Он выбрал несколько приличных локонов, ещё хранивших запах Кристофа, завернул их в салфетку и спрятал в карман. Волос в мусорке было до странного много... И тут его осенила страшная догадка: Крис пошёл записываться в армию! Все его кудри теперь лежали в ведре, а вчера он был ещё при них.

Мишель опрометью бросился наверх, забыв надеть кроссовки. Он бежал по гравию, по вечерним улицам, не чувствуя ног. Бежал к назначенному месту последней встречи. Только бы успеть! Только застать, уговорить, упросить! Сберечь!

Влетев в подъезд, он заскакал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, вломился в полутёмную комнату и замер посредине. Комната была пуста. В ней не было ничего и никого. Голые стены, покрытые безвкусными обоями, и одинокое кресло в углу, зелёное сукно которого ещё хранило следы чьего-то тела. Он опоздал. Мишель опустился на колени перед креслом, телефон сбрякал на пол из безвольной руки. Нос уловил едва различимый аромат Кристофа — кресло напиталось им и теперь постепенно отдавало его. Мишель залез на кресло с ногами, уткнулся носом в обивку, стал тереться об него щеками, лбом, стараясь набрать на себя как можно больше этого запаха. Слёзы опять брызнули из глаз непрерывным потоком, он заскулил, а потом и завыл в голос, обнимая кресло, вжимаясь в него всем телом.

— Криси, Крис! Не надо! Не делай этого! Живи! Любовь моя! Только живи!

Спустя какое-то время он успокоился, только всхлипывал, свернувшись на кресле калачиком. Он вдруг уловил краем глаза какое-то движение, вскочил, пристально вглядываясь в темноту.

— Ты ведь давно решил, да? — Спросил он у темноты, и ему показалось, что та кивнула ему утвердительно. — Не говорил мне, чтобы не расстроить. Хотел покончить с собой, потому что не можешь без меня?

Темнота печально вздохнула. Он пошёл вперёд, выставив руки, но ладони натолкнулись только на шершавые обои.

Резко зазвонил телефон, наполняя комнату невыносимым шумом. Мишель рванулся к нему, схватил, но, увидев номер прачечной, расстроился.

— Спускайтесь вниз, Мишель. Машина ждёт Вас, — услышал он знакомый голос. — Я начинаю беспокоиться о вашем здоровье. Не надо было сталкивать мальчика в шахту, мы бы сами о нём позаботились.

Её голос вернул Мишеля в реальность. Только сейчас он почувствовал, как саднят пораненные ступни, как нелепо он выглядит в этой пустой комнате. Что ж, интеллекту будет непросто связать всё в единое целое.

Немолодой мужчина в костюме распахнул перед ним дверцу машины, и Мишель устроился на заднем сиденье.

— Много времени до челнока? — Спросил он, когда машина тронулась с места.

— Времени всегда мало, — загадочно ответил шофёр.

— Тогда можете провезти меня по городу? Я так и не сподобился взять экскурсию.

— Как скажете.

Он включил магнитолу, и салон заполнила фортепианная музыка. Мишель сразу узнал «Экспириенс». Было что-то магическое в том, как он прибыл сюда, и как покидает это место. Неоновые вывески центральной улицы проносились за окном, а Мишель тихонько плакал, глядя на отражения пока ещё счастливой жизни. Город Уно медленно гасил огни, и темнота, живая, ненасытная темнота ночи пожирала его без остатка.