Жилище одного из нашумевших поэтов XXI века находилось в самом сердце столицы Исландии— Рейкьявика. Ребекка Палмер, работающая в журнальном агентстве Сиэтла, добиралась в эту изолированную от других континентов страну больше семи часов только для того, чтобы взять интервью у местной легенды.

Все центральные улицы были заполнены небольшими домиками пастельных оттенков, отличительной чертой которых являлись крыши ярких и очень жизнерадостных цветов.

В одном из таких сейчас и прибывала светловолосая дама лет тридцати, однако строгие очки прибавляли ей возраста. Журналистка сидела в глубоком кресле, утопающем в аляпистых подушках, и с задумчивым видом разглядывала молодого парня, восседавшего напротив нее.

Его с полной уверенностью можно было назвать красавцем и сердцеедом. Конечно, поэт был намного младше Ребекки, но ровные, почти идеальные черты лица, бархатистая кожа и пронзительный взгляд глаз цвета морской волны придавали ему особое обаяние. Рядом с хозяином дома уютно устроился персидский кот с густой белоснежной шерсткой.

Вкус, кстати говоря, у юноши тоже был весьма экстравагантный. Кожаная куртка с золотистым отливом, надетая прямо на голое тело, в сочетании с рваными джинсами сидела на нем просто великолепно. Ну и самое главное, насыщенно-имбирный оттенок взъерошенных волос не мог оставить равнодушной ни одну девушку.

Выкинув из головы ненужные мысли, Палмер прочистила горло и приготовилась вести заметки у себя в блокноте.

— Итак, начнем с формальностей, ваше полное имя? — первый вопрос журналистки прозвучал немного холоднее, чем требовалось. Несмотря на это, красивое лицо поэта озарила приятная, но достаточно сдержанная улыбка.

— Чезаре Сэйнт Кловерфилд, — 
отозвался парень, легкая хрипотца в его голосе заставила девушку мысленно вздохнуть и еще больше обмякнуть в кресле.

— Ого, довольно необычное сочетание, — заметила Ребекка, быстро записывая услышенное. — Как предпочитаете, чтобы вас называли?

— Друзья зовут меня Цезарем, однако истоки моего имени —  итальянские. На самом деле во мне смешана куча наций, начиная от поляка и шведа, заканчивая коренным британцем, — поделился Чезаре, предугадав следующий вопрос журналистки.

— Следуя нашим источникам, вам всего девятнадцать, — приподняв одну бровь, проговорила Палмер. —  Это действительно так?

— Абсолютно, — подтвердил молодой поэт, пригубив "Бейлис" —  ирландский сливочный ликер. Ребекка вежливо отказалась от этого необычного напитка, в состав которого входил виски с молоком, ограничившись простым зеленым чаем.

— Теперь перейдем непосредственно к вашим творениям, — журналистка быстро пролистала свой блокнот в поисках тех самых стихов. — Вы затрагиваете довольно мрачные темы, вроде размышлений о самоубийстве и бренности жизни. Несмотря на это, данные произведения буквально насквозь пропахли эстетикой и атмосферностью. Ваша поэзия полюбилась многим подросткам, да и взрослым в том числе, благодаря особенному стилю и своеобразным комбинациям на первый взгляд несочетаемых слов. Возможно, это как-то связано с вашим прошлым?

Взгляд лазурных глаз Кловерфилда на пару мгновений стал каким-то туманным. Хоть он и смотрел прямо на Ребекку, казалось, что парень погрузился в свои мысли слишком глубоко, и сейчас в гостиной находилось только его стройное тело, душа же отправилась в далекий полет. Прохладный ветер, дующий из приоткрытого окна, играл с его рыжими, словно осенний листопад, волосами. Наконец, вынырнув из своих невеселых раздумий, юный поэт соизволил ответить на вопрос.

— Что ж, на свет я появился в Риме в семье обеспеченных родителей, —  начал Чезаре, поудобнее устроившись, а точнее развалившись на узорчатом диване. — Мое детство можно спокойно назвать безоблачным, я был обеспечен всем, о чем только может мечтать даже самый капризный ребенок.

Однако стоит отдать должное подростковым гормонам и скверному характеру, они-то и посеяли семя раздора между мной и родителями. По определенным причинам я покинул отчий дом и переехал сюда — в Рейкьявик.

— Не поделитесь со мной этими причинами? — рискнула спросить Ребекка, в сотый раз проверив, что диктофон надежно работает.

— Это не самая интересная часть моей биографии, мисс Палмер, —  бесстрастным голосом произнес Чезаре, уставившись на один из многочисленных экзотических кактусов, которые стояли почти в каждом свободном углу гостиной. В его доме царил самый настоящий творческий хаос, что прибавляло помещению особую атмосферу и какую-то изюминку.

— Если это больная для вас тема или вы не хо... — начала было лепетать журналистка, но парень прервал ее плавным жестом бледной руки.

— Доводилось ли вам слышать цвета и обонять буквы, Ребекка? —  спокойным тоном поинтересовался поэт. Девушка уставилась на него в полном недоумении. — Когда музыка Моцарта на слух, будто ярко-зеленый цвет, а слово "ужас" пахнет ягодным мармеладом. Готов поспорить, что нет. Я же сталкиваюсь с подобными явлениями каждый день.

— Синестезия... — шокировано прошептала Палмер, вспоминая факты из недавно прочитанной газетной статьи. — Нейрологический феномен, обладатели которого смешивают ощущения органов чувств в свое особое восприятие мира...

— А вы довольно хорошо осведомлены по поводу этой темы, мисс Палмер, — Кловерфилд явно был впечатлен, судя по оживившемуся выражению его лица и блеску, обрамленных пушистыми ресницами, голубых глаз. — Да, я синестет. Это врожденное качество, вызванное мутацией генов. Мир вокруг меня безумен для любого обычного человека, но я живу в нем с рождения и совершенно не хочу быть нормальным.

— Наверняка именно эта многогранная особенность сподвигла вас на написание стихов, — предположила журналистка, все еще изрядно удивленная фактом наличия синестезии у популярного в Интернете поэта.

— Отчасти так и есть, — признал Чезаре. На его лице появилась какая-то потусторонняя улыбка, а длинные пальцы с отчетливо выраженными костяшками зарылись в белоснежную шерсть своего питомца — персидского кота с очень недовольным выражением мордочки. — Честно говоря, благодаря синестезии, чуть ли не каждая моя мысль со временем превращается в готовое стихотворение. А еще меня очень вдохновляет страна, в которой я живу в данный момент — Исландия. Ее прекрасные ландшафты, многочисленные фьорды, ледники, водопады и гейзеры завораживают мой дух настолько, что хочется воспевать это государство снова и снова. А северное сияние и вовсе — нечто внеземное и такое божественное! Чем дольше я нахожусь здесь, тем больше убеждаюсь в том, что для меня это лучшее место в мире. Пока вы еще здесь, Ребекка, вам обязательно стоит посетить Голубую лагуну и один из пляжей с абсолютно черным песком.

— Если вы так настаиваете, —  улыбнулась девушка, чертовски довольная собой и тем, что ей, наконец, удалось разговорить этого загадочного парня. В голосе Кловерфилда действительно чувствовалась невероятная любовь и нежность к своей нынешней Родине. Палмер и сама успела убедиться в неповторимости Исландии, хотя пробыла здесь всего пару часов. — Позвольте мне задать вопрос немного не по теме, Цезарь. Все ваши поклонники очень интересуются семейным статусом своего кумира... Вашей личной жизнью.

Кажется, вопрос все же как-то смутил молодого поэта, судя по его рваному дыханию и нервному постукиванию пальцев по постепенно пустеющей кружке ликера "Бейлис". Вторая ладонь все еще гладила довольно мурлычущего персидского кота. Если верить тому, что написано в персональном блоге Чезаре, питомца звали Зефиркой.

— Я считаю, что душа не имеет пола, — смело заявил Кловерфилд, многозначительно глядя на Ребекку, открытым образом намекая, но, не раскрывая карт полностью. В общем-то, девушка была не удивлена этим открытием, так как большинство стихов этого рыжеволосого юноши хранили в себе скрытый смысл, но все же сделала пометку у себя в блокноте. Понимающе кивнув, журналистка перешла к заключительному вопросу их интервью.

— Что насчет вашей мечты, Цезарь? Есть ли нечто такое, чего бы вы непременно хотели достичь?

— Мой псевдоним прямо-таки кричит об этом, правда? — рассмеялся поэт, глядя в окно. Начинал накрапывать дождь, дефицита которого в Исландии совершенно не наблюдалось. —  Коричный мечтатель...

— Кстати, очень оригинально, —  подметила журналистка, аккуратно отпив зеленый чай, который уже успел изрядно подостыть в фарфоровой чашке.

— Для синестетика, возможно, —  усмехнулся Чезаре, окончательно опустошив свой бокал со сливочным виски, и с громким стуком поставил его на кофейный столик. — На самом деле моя мечта довольно глупа и банальна: совершить кругосветную поездку на воздушном шаре и облететь весь мир, глядя на него с высоты птичьего полета.

— А вы романтик, мистер Кловерфилд, — произнесла Ребекка, мило улыбнувшись. Тишину в гостиной нарушало лишь накрапывание дождя за окном и скрежет ручки о бумагу. — Наверное, последняя моя просьба на сегодня. Не могли бы вы поделиться с поклонниками одним из первых своих стихов, творений, которые были написаны уже давно?

— Я ожидал этого, поэтому приготовил свой "шедевр" заранее, — пробормотал поэт, вытаскивая из заднего кармана джинс смятый кусок бумаги. Взяв стих в руки, журналистка развернула его и принялась читать.

"Душа моя покрыта звездной пылью,
Ее границы смазаны пером.
Легенды все вдруг обернутся былью,
Сегодня этим жутким вечерком.

Пока на улицах горит пожар мятежный,
И позабыли люди о понятье человечность,
Плывем с тобою мы сквозь океан безбрежный
Изранненых надежд и боли долговечность.

Живем мы в мире, полном подлости и взяток.
Мечтатели подохнут в нем без боя.
И в этой строчке буду я так краток,
Стань бунтарем, чтоб избежать клейма изгоя.

Продолжит жизнь свой клýбок судьб плести.
Не скроют даже те, кто целиком черствы,
Просвет в том сердце, что сломило пламя мести,
Сквозняк в тех душах, чьи хозяева мертвы".

— Это действительно очень впечатляет, Цезарь! — восторженно воскликнула Ребекка, вновь перечитывая строки стихотворения. Конечно, местами прослеживалось отсутствие смысла и логики, но для столько юного возраста это было большим достижением. — 2013 год... Дата, указанная внизу... Вам было всего четырнадцать, когда вы его писали!

— Так оно и есть, — согласился Кловерфилд, смущенно приподняв уголки полных губ. — Надеюсь, что информации, которую я вам преподнес окажется достаточно, чтобы написать по-настоящему хорошую статью.

— О, безусловно, — заверила его журналистка. — Никогда не бросайте творить, друг мой. У вас врожденный талант.

Поднявшись с глубокого кресла, Ребекка направилась к выходу из обители знаменитого поэта. Юноша проводил ее с мягкой улыбкой на лице, умиротворенно перебирая имбирные волосы.

— Если вам будет нужен экскурсовод по Рейкьявику, мисс Палмер, — прошелестел молодой человек, оперевшись на косяк двери. — Я бы с радостью мог помочь вам с этим.

Девушка не ожидала, что парень захочет продолжить общение с ней, но все же приняла предложение. Вежливо попрощавшись, журналистка вышла на освещенную ярким солнцем улицу. Дождь, грозящий перейти в ливень, закончился, и в ясно-голубом небе сияла радуга.

Глыба льда, которая все это время заменяла поэту сердце, наконец, оттаяла, и в душе Чезаре Кловерфилда распутились цветы самых разных оттенков. Все они звучали по-разному: какие-то оказались с нотками классики, другие представляли собой целую какофонию гранжа и инди-рока, а оставшиеся на вкус были, словно свежеиспеченная булочка с корицей.