Я вернулась домой, когда часы показывали полпервого ночи.

Миша просил меня остаться с ним, но я, немного успокоившись и приведя мысли в порядок, решила, что оставлять отца надолго наедине с его новым ребенком, не стоит.

В доме было тихо. Впрочем, как всегда. Обычно в это время папа еще сидел за компьютером, поэтому я без промедлений постучалась в его комнату.

— Пап? — негромко позвала я его и снова постучала чуть громче.

Он не отзывался, и я потянула за ручку.

— Саша! — тут же из-за двери шикнул на меня отец и буквально выпихнул из комнаты в коридор.

Он был в своем банном халате, который поспешно завязывал поясом на талии. Очень странно, ведь папа надевал его лишь в баню, а по дому всегда ходил в спортивных штанах. Только если они не топили ту самую баню. Я внимательно рассматривала его с головы до ног, будто хотела убедиться, что моего отца не растащили по частям тела. К счастью, он был цел, но почему-то раздражен.

— Тебе чего? — грубовато выплюнул он шепотом.

Я снова почувствовала то разъедающее чувство обиды.

— Ты злишься? Почему ты злишься? Что я сделала? — не с этого я хотела начать разговор, но слова сами вырвались из комка сдавленных дневных чувств.

Отец вздохнул и оглянулся на закрытую дверь его комнаты, но раздраженность не прошла. Он схватил меня за руку и оттащил подальше, как будто боялся, что нас кто-то услышит.

— Не спрашивай, Александра! — уже громче произнес он все тем же ядовитым голосом. — С каких пор ты устраиваешь сцены? Да, это мое прошлое, и я не собираюсь от него отворачиваться. А свои выходки оставь при себе. Андрюша и Катенька останутся здесь, и ты либо примешь их, либо я дам тебе деньги, и можешь съезжать.

Я выпучила на него глаза, пытаясь переварить все то, что сказал мне папа.

— Ты... выгоняешь меня? — мой голос дрогнул, и вновь заложило нос.

— Я этого не говорил, — закатил глаза папа. — Я сказал, что ты должна найти с Катей и Андрюшей общий язык. Решай сама. Я приму любое твое решение.

Вот эта настоящая родительская любовь! Эти золотые слова о том, что он примет любое мое решение, должны свидетельствовать о цивилизованности, лояльности и, конечно, заботе. Вот только отец только что поставил мне ультиматум, и никакого выбора на самом деле у меня нет.

Я открыла рот в немом вопросе, никак не веря своим ушам.

— Решай, — повторил он и развернулся, сделав несколько шагов в сторону комнаты.

— Пап, — остановила я его, вспомнив, зачем, собственно, пришла. — Можно мне собаку? Добермана. Я давно живу самостоятельной жизнью, я готовлю, оплачиваю счета, у меня хорошие оценки в универе, я ответственный человек. Ты говорил пару лет назад, что я не готова. Но сейчас я уверена, что справлюсь. Пожалуйста, — сглотнув все то, что отец сказал мне до этого, я решила действовать по своему плану, — я... я подружусь с Андреем. И с Катериной. Добермана. Пожалуйста.

Абсолютно точно, я была похожа на кота из Шрека. Мне так казалось. Однако боль от его слов терзала грудь изнутри, а я терпела из последних сил, чтобы не сделать хуже.

— Нет! — бросил он и захлопнул дверь прямо перед моим носом.

Из комнаты послышались приглушенные голоса папы и Катеньки.

— Нет? — шепотом повторила я, круглыми глазами уставившись на закрытую дверь.

Слишком грубо. Безразличность – да. Незаинтересованность, равнодушие, холодность. Но не злость и грубость. Мне восемнадцать, но таких слов в таком тоне я от папы еще ни разу не слышала. Да что же может сделать с человеком внезапное появление какого-то сына? И почему при этом я должна отходить на второй план. Впрочем, я и до этого была не первым делом папиной жизни, но сейчас я чувствую себя надоевшей игрушкой. Старым потрепанным плюшевым медведем с пуговицей вместо правого глаза, заплаткой на пузе и торчащим из дырки в левой ноге наполнителем. А вокруг сплошные заводные современные куклы и машинки на радиоуправлении.

Я зашла в свою комнату и, не включая света, опустилась на кровать. Однако, напоровшись на что-то большое выпуклое и твердое под моим одеялом, я скатилась на пол с нелицеприятными словами негодования и возмущения. Вскочила, потянулась к выключателю.

— Ты вернулась?

На кровати сидел, закутавшись в одеяло, Андрей и щурился от зажженного света. На моей кровати. На моей синей простыне. Под моим синим одеялом. Рядом, на моей тумбочке, лежал его телефон. У моего стола находился его черный чемодан. На моем кресле висели его брюки, рубашка и жилетка.

— Эм... — он потер щеки, — папа сказал, что ты не вернешься. И я могу расположиться здесь.

От переизбытка эмоций и гневных чувств я не могла сказать даже слова, хотя и очень хотелось. Папа просто взял и отдал ему мою комнату? С моими вещами? Не спросив меня? Я с полуоткрытым ртом молча развела руки в стороны.

— Это... — я широко заулыбалась словно обезумевшая, — какого черта? — хотелось смеяться.

Но получилось лишь несколько раз хихикнуть и издать короткие звуки мычания и рева.

— Саш, ты только не обижайся. Я тут на правах гостя, куда скажут, туда и лягу, — начал оправдываться Андрюша, пока я пыталась хохотать. — Я могу уйти или... — он оглянулся, — ты можешь лечь на диване.

Я покосилась на диван у противоположной стены от кровати, а потом на Андрюшу. Парень был без футболки и старался прикрыться одеялом, как обычно делают девушки. А я говорила, что он странный?

— Это ты будешь указывать, куда мне лечь? — заулыбалась я. — Ты?

— Саш, я...

— Да пошел ты! — рявкнула я неожиданно появившимся звонким голосом. — Это моя комната! И делить ее с тобой я не собираюсь! Понял? — я сорвалась на крик.

Хотелось рвать и метать. Хотелось разнести ко всем чертям эту комнату, разбросать его вещи по улице. Или лучше сжечь их. Сжечь даже мое любимое синее постельное белье, на котором он лежит. Но я просто захлопнула за собой дверь собственной комнаты и зашагала вниз по лестнице в гостиную, чтобы лечь там на диван.

По пути в темноте больно ударилась коленом о кофейный столик, за что в ответ стукнула кулаком по столешнице. Теперь болело и колено, и ребро ладони: попала по краю. Плюхнулась на диван животом вниз. Подмяла под себя подушку, уткнувшись в нее лицом. Глухо замычала в нее под рвущимися наружу злостью и обидой. Через полминуты стало невыносимо дышать, перевернулась на спину и накинула сверху диванное покрывало. Тяжело вздохнула. Потерла ладонями лицо. Среди всеобщей тишины подметила громко стучащую секундную стрелку часов. Захотелось разнести и их, но я просто перевернулась на правый бок, заткнув сверху голову подушкой, чтобы ничего не слышать, и попыталась уснуть.