После переезда я долго привыкала к новой обстановке. Резкий переход от общества богачей и их не менее противных детишек к окружению людей, в котором было не принято меряться толщиной своего кошелька, стал для меня сколь радостным, столь и сложным. Я была замкнутым и необщительным ребенком, а привитые с детства Жаннетт привычки жить на широкую ногу поначалу сыграли со мной злую шутку. Мои новые одноклассники посчитали, что я какая-то мажорка и не считаю их себе равными. А я просто по-другому не умела.

Бабушка распределяла весь мой досуг, и, как не банально звучит, мне пришлось с нуля учиться развлекаться. Но для начала я поставила себе цель добиться расположения одноклассников. Папа с легкой руки каждый месяц выдавал мне по пять тысяч, к которым прибавлялось ровно столько же от Жаннетт. Да, их политика насчет меня была схожа и скатывалась к слепому денежному обеспечиванию.

И первой моей идеей было подкупить одноклассников. Я подумала, что если стану покупать им сладости, различные журналы и мелкие безделушки, то они полюбят меня. Но это лишь усугубило мое положение. Мне не хотелось быть изгоем и терпеть издевки до конца школьных дней, и я решилась на отчаянный, как мне казалось, шаг. Разговор с психологом.

Я думала, что психологи нужны лишь тем, кто не в силах самостоятельно справиться со своими переживаниями и проблемами, кто слаб и не способен на решения и поступки. Отчасти это мнение было навязано Жаннетт. Да и не я сама сделала первый шаг. Наша классная руководительница однажды после уроков попросила меня к ней зайти.

Помимо нее в кабинете находилась еще одна женщина. Как оказалось, школьный психолог. Она была молода, на вид не старше двадцати пяти, в строгом сером брючном костюме и белой блузкой с кружевным воротником. Как сейчас помню, при виде меня она широко улыбнулась и поздоровалась приятным нежным голосом. Классная представила ее как Эмму Вячеславовну, но психолог разрешила мне называть ее на «ты» – просто Эмма.

Она мне поведала все прелести жизни в провинциальном городке, здешние правила и законы, дала несколько советов о том, как завести друзей, и как лучше всего себя вести среди своих ровесников. Естественно, после знакомства с ней мое отношение к представителям ее профессии изменилось в лучшую сторону.

Но в ситуации, в которой я оказалась сейчас, психолог мне бы едва помог.

Катерина была женщиной из моей прошлой жизни. Из жизни с Жаннетт. Фифа, которая выполняла роль декоративного украшения при богатом мужчине. Впрочем, как и некогда мой отец – ручным дрессированным песиком у дамочек подмышкой. Не удивительно, что у них когда-то были отношения: они так похожи.

Отца я любила и делить его с какой-то бывшей и новым сыночком не собиралась.

Я все еще желаю его внимания к себе. Хоть немножко. Мы слишком мало общаемся, слишком мало видимся, хоть он и редко выходит из дома. Он не обращает на меня внимания, когда я рассказываю ему о своих достижениях. Я думала: вот, окончу школу с золотой медалью – он заметит и оценит. Вот, сдам экзамены на высокие баллы – похвалит. Поступлю в ВУЗ на бюджетное обучение – будет мной гордиться.

А он лишь отвечал сухое «молодец, так держать» и вновь отворачивался к монитору компьютера. Но и эти слова для меня были очень важны. Были важны все те моменты, когда он смотрел мне в глаза и произносил мое имя. Ведь он тоже меня любит.

Теперь он смотрел только на Катерину и ее сыночка.

— Мой... Кто? — я не верила своим ушам.

— Мы с Катенькой были вместе, — начал объяснять мне папа, — еще до знакомства с твоей матерью. А потом она уехала...

— Ну что ты несешь? — засмеялась Катерина, — Да я уехала только потому, что ты начал бегать за Дашкой, — она поморщилась и одарила меня таким же презрительным взглядом сверху вниз.

Имя моей мамы ей определенно не нравилось произносить. Но на это мне было все равно. Меня не волнует, с каким выражением лица вспоминают человека, которого никогда в моей жизни не было. Однако мои чувства определенно задевает, что, смотря на меня, Катенька видит кого-то другого. И этот кто-то другой – моя мать.

— И зачем вы вернулись? — ядовито кинула я. — Вас никто не звал.

— Катенька не слушай ее, мы очень рады тебя видеть! — залепетал папа, повернувшись ко мне спиной. — Андрей! Какой статный молодой человек! — он развел руки в широком жесте и медленно приблизился, чтобы обнять.

— Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. Мама много о вас... то есть о тебе... много о тебе рассказывала, — подал голос парниша в ответном объятии.

В порыве ненависти и удивления я даже открыла рот. Мне было одновременно и мерзко, и обидно от этой жалкой сцены воссоединения отца и сына.

Меня он так не обнимал.

В памяти всплыл момент из детства, когда я спросила у Жаннетт, почему меня зовут мужским именем.

— Потому что твой папашка хотел сына, — не отвлекаясь от перебирания важных бумажек, ответила бабушка. — Зато, — она неожиданно подняла на меня голову и легко улыбнулась, — ты носишь имя великого писателя и поэта России! — она сидела на стуле, но даже в этой позе было заметно, как она выпрямилась и вытянулась. — Александра Сергеевна – это звучит гордо!

И я гордилась. Гордилась ровно до того самого момента, когда на глазах чужие люди уводили у меня моего собственного отца!

— А где доказательства, что это его сын! — в сердцах воскликнула я на Катеньку, тыкнув пальцем в Андрея. — Может, вы его непонятно, где нагуляли, а сейчас заливаете нам всякую чушь!

— Саша, замолчи! — рыкнул папа.

Он злился. Я видела это по его складкам на лбу, сдвинутым бровям, суженным зрачкам, вздутым ноздрям и плотно прижатым друг к другу губам. От его раздраженного возгласа я на секунду опешила, не желая верить в то, что он на меня накричал.

— Она что тебе дерзит? — вскинула брови Катерина. — Вот уж не удивительно. Вся в мать.

Отец, кажется, успел пожалеть, что поднял на меня голос, но слова его бывшей любовницы заставили его сделать иначе.

— Да, — кивнул он, сжав губы еще сильней, — характер у них одинаковый, это верно.

Не правда! Почему он так просто смешивает меня и мою мать? Негодование во мне зашкаливало, я ненавидела этот день, ненавидела этих чужих для меня людей. Казалось, сейчас я лишь состояла из сплошной ненависти и злобы.

Катерина приторно улыбалась, поглаживая отца по плечу. Андрей тоже определенно чувствовал себя не в своей тарелке, но не подавал виду. А я была готова стереть их обоих в порошок.

Папа ни разу не сравнивал меня с моей матерью. Жаннетт, упоминая ее, говорила, что я не такая. Я лучше. Мне было горько слышать такие слова из уст отца лишь потому, что он просто угождает Катеньке.

Да кто она такая?!

— Андрюш, расскажи мне о себе! Чем увлекаешься? Что любишь? С кем дружишь? Я понимаю, тебе тяжело. Но если позволишь, то я бы очень хотел чтобы мы подружились. Сблизились. Ведь ты мой сын. А я постараюсь не пасть в грязь лицом и еще смогу стать для тебя хорошим отцом.

Папа увел их в гостиную и усадил на диван, пока я переваривала все то немногочисленное, что услышала о себе.

Да, он обращал на меня мало внимания, которого мне так не хватало. Но я верила, что однажды он оставит свои видеоигры и поговорит со мной обо всем на свете. И я ему расскажу все: как пыталась впервые здесь завести друзей, о первой лучшей подруге, о школьной учебе и смешных ситуациях, об университете, о моем парне и даже о моем первом поцелуе. А он будет меня внимательно слушать и улыбаться, иногда комментировать и вспоминать свое детство.

И вот папа сидит и спрашивает все это. Правда, не у меня. А у сына, о существовании которого еще час назад и не смел подозревать.