Пейзаж неизменной картинкой проплывал где-то за окном. Я смотрела за стекло, но думать ни о чем не могла, кроме как об Андрее и папе. Не знаю, действительно ли я способна на такое.

Похоже на то.

Я раз за разом прокручивала утреннюю сцену в голове, каждые пять минут сдерживая порыв рыданий с рекой слез, лишающих меня четкой картинки мира. Существовало всего два вопроса, ответы на которые способны изменить мою судьбу.

Кто виновен в смерти Андрея?

Кто виновен в смерти папы?

Да, я вонзила нож в спину папы, но куда-то в область правой лопатки всего сантиметра на три или четыре, не больше! Это было какое-то секундное помутнение.

Услышав крик, я тут же выдернула нож, с ужасом наблюдая его у себя в руке. Отступилась на три шага назад и подняла глаза. Заведя правую руку на плечо, отец тяжело дышал и скалился. Увидел в моих руках нож с окровавленным острием.

Я выронила оружие, не понимая, как так вышло. Начала извиняться, снова плакать. Ведь это – не я. Не я!

Он не слышал.

Издав рык, отец сделал шаг навстречу, но, пошатнувшись, остановился и изменился в лице, расслабляя мышцы. Словно лишившись ориентира, он сделал еще два маленьких шага вперед, потерял равновесие и, не успев отступиться назад, упал, взмахнув руками.

Прямо об угол радиатора отопления. Папа ударился затылком прямо о батарею.

Я испугалась.

Он не приходил в себя, а лужа крови под ним казалась слишком темной и слишком большой.

Это все стресс, низкий болевой порог и отказ от заботы о своем здоровье. Папа однажды по ошибке зажег не ту конфорку и обжог руку, после чего потерял сознание на несколько минут. К счастью, в тот раз я была рядом и успела подхватить его, насколько мне позволяли силы.

Технически, я не виновата.

Всего лишь стечение обстоятельств.

Дьявол! Кого я обманываю? Я порезала собственного отца! Как, черт возьми, этот нож оказался в моих руках?

Сердце в груди билось как бешенное, а вокруг него, мерзко обжигая, закручивались в тугой комок черви. Словно я гнию изнутри. Дрожь прошла по всему телу, заставив дернуться в неконтролируемом спазме. Воздуха не хватало, но чем глубже я пыталась вдохнуть, тем сильнее внутри меня все сжималось, горело, жгло.

В восемь сорок вечера автобус въехал в Пермь. Я подловила его, когда успела пройти по трассе от своего городка, наверное, километра полтора или два. Идти на вокзал было глупо. Там камеры, а кто обратит внимание на девушку, заходящую в автобус по пути. Я села на самый последний ряд, скрыла лицо капюшоном, прижала к груди ранец, иногда искоса поглядывала на входящих и выходящих людей.

Ноутбук и телефон Андрея я выкинула в мусорный бак на последней улице перед выездом из городка. С собой лишь была джинсовка и рюкзачок с моим личным набором выживающего. Там, дома, спрятаться было негде. Ехать в другой город я не видела смысла. Пермь была самым знакомым и наиболее подходящим местом, чтобы скрыться. Я так считала. Но по приезде, выйдя из автобуса, я оказалась совершенно одна. Никто здесь не мог мне помочь.

Да, у меня достаточно знакомых, чтобы найти место переночевать. Вернее раньше так было. Теперь я не могла просто так прийти к своим друзьям. Рано или поздно все они узнают. И будет как с Ленкой, либо они станут моими сообщниками и сами себе выроют яму.

Я поняла, что не знаю, куда идти.

Просто слоняться по городу будет глупо, да и я уже порядком устала. Хочется спать.

Похолодало. Тучи над головой не собирались расходиться, а дождь мог полить в любую минуту. Кроме как автобусной остановки, укрыться было бы негде, однако я не решалась присесть даже на пару минут, чтобы передохнуть. Я шла в сторону Черняевского леса: в голову не пришло более удачной мысли, чем пересидеть там, в беседке. И от дождя защитит, и людей при такой погоде там вряд ли увижу.

Интересно, меня уже объявили в розыск? Наверняка.

Убегая из дома, краем глаза я заметила, как Николай Петрович игрался с нашим щенком во дворе. Тот был еще слишком мал, чтобы оставлять его одного в доме. Поэтому папа попросил соседей приглядеть за ним, пока нас нет. Мы с Андреем ругались на встрече моего класса, а папа, в его манере, ничего не сказав, куда-то уехал на всю ночь.

Николай Петрович и Нина Анатольевна – чудесная пожилая пара. Они мне очень нравились. Дети их навещали редко, поэтому они были рады иногда провести со мной время за чашкой чая в рассказах обо всем на свете. Они могли бы стать моими вторыми дедушкой с бабушкой. Как полагается, с небольшим частным домом, огородом, наивкуснейшими пирожками и житейскими беседами. Именно такого, простого, мне всегда недоставало в Жаннетт. Она требовала быть всегда собранной, во всеоружии, как говорится, лишь бы не хуже других. Но с бабой Ниной и дедом Колей можно было позволить себе обычное детское настроение даже в мои девятнадцать.

Наверное, они – это то, о чем я буду сильнее всего скучать.

И именно от них сейчас зависит, с какого момента я официально буду числиться в списках особо опасных. Хоть убейте, но я не помню, захлопнулась ли за мной дверь! Если да, то еще пару дней у меня есть в запасе, а, возможно, и больше. Но ровно до тех пор, пока мои любимые соседи не заподозрят что-то неладное. В противном случае они увидят весь тот кошмар, что я натворила, в самое ближайшее время, если уже не сделали это.

Я забрела в самую дальнюю беседку, скрытую деревьями от прочих. Уже стемнело, и немногочисленные фонари осветили мне лишь часть пути. В одной из беседок разместилась небольшая компания молодых людей, от которых я постаралась пройти как можно дальше. Мое место ночлега было погружено во мрак, рассеять который мне было нечем. Да, я бы могла включить телефон, но решила, что он мне не нужен. В конце концов, не книгу я сюда читать пришла.

Лежать на узкой деревянной скамейке оказалось очень неудобно. Подложив ранец под голову, я обняла себя руками и попыталась заснуть. Перед глазами тут же начали всплывать кадры утреннего фильма ужасов, зарывая меня в очередную панику. Не без труда я удержалась, чтобы не расплакаться. Голова болела, живот ныл от спазмов в области удара, ноги гудели. Ко всему этому прибавились жажда и голод. Еще бы, я не ела сутки, а днем от стресса даже не ощущала этого.

Полностью заснуть мне не удавалось. Вроде как дремала, но слышала все посторонние звуки: шум машин, редкие голоса людей, ворон и кузнечиков. Время от времени просыпалась от дрожи собственного тела. Без движения я замерзла, и толстовка с джинсовкой уже не спасали. Съеживаясь еще сильнее, я переворачивалась на другой бок и обратно засыпала, утешая себя мыслями, что могло быть и хуже.

***

— Девушка.

От прикосновения в плечо я тут же проснулась. Моргнув несколько раз и согнав с глаз сонную пелену, я отчетливо, в свете ясного утра, увидела перед собой мужские волосатые ноги в черных бриджах по колено.

— Девушка, вы в курсе, что вас могут арестовать? — вновь зазвучал голос.

Мозг моментально возбудился от услышанного, и паника охватила мое тело.

— Что?! Нет! Я не хотела! — не ожидая, закричала я.

Вскочила, не ощущая боли и ругая себя за то, что не нашла место для сна надежней. А теперь меня нашли. И это мой последний день на свободе!

Вместо того, чтобы понять происходящее, эмоции и страх, казалось, полились даже через уши. Слезы заполнили глаза и полились по щекам беспрерывным ручьем, лишая зрения. И я разрыдалась, охваченная страхом и отчаянием.