Недавно я познакомился с мальчиком на ваттпаде. Я никогда не видел его лицо, он моё тоже, и, скорее всего, мы никогда не увидимся в этой жизни. Но почему-то неподдельный интерес, который он ко мне проявил, и его по-детски ещё наивная искренность пленили меня и воодушевили. Мне даже хочется пожить ещё немного: вдруг он не захочет сбежать, и у нас получится нормальный диалог, ведь когда есть, с кем поговорить — это уже хорошо. Поэтому я вспомнил историю из своей короткой, но, вместе с тем, длинной на приключения жизни. Вот уж чем-чем, а приключениями меня не обделили.

Итак, перенесёмся в зиму 20хх года (я на самом деле не помню, какой это был год). Декабрь, нужно срочно сдавать халтуру. Я тогда работал на кафедре и учился в аспирантуре, преподавал что-то по электронике студентам. Мне 22 года, им — по 20. Прикольно.

Никогда не готовился к занятиям, ещё свежи были знания, полученные на учёбе. Иногда нёс отсебятину, но студни всё хавали и тщательно записывали в тетради. Кто-то использовал голосовое распознавание на планшете, но это явно из богатых семей. Я тогда приобрёл привычку долго и тщательно объяснять свою мысль, чтобы она дошла до самых уголков сознания. Потом мне часто говорили, что я занудствую, но уж простите, не так легко изжить все вредные привычки. С любимым человеком, конечно, легче, но увы, не срослось пока.

Денег катастрофически не хватало, и мы (кафедра) брали подработки у всяких военных институтов. Идея простая: некий институт участвует в конкурсе, в документации указывает, что имеет специалистов по радиоизотопному зондированию, а по факту таких специалистов всего два в стране — один дед в ФИАН, другой у нас. Дед в прямом смысле слова — такой интеллигентный дедушка 90 лет в костюме-тройке и с тросточкой.

Конечно, дедуля ничего не делает уже. Он руководит, раздаёт ценные указания, ковыряется в носу и придумывает всякие технические задания для конкурсов от министерства. Ему скучно, поэтому формулировки этих требований без мата читать невозможно. Но ничего, к нему же и прибегут все, кто выиграл конкурс. А кто делает всю работу? Правильно, аспиранты. Им же кандидатскую защищать, вот они и лезут из кожи вон, да ещё и прибавка к зарплате, часто эту зарплату превышающая. Преподавателям же платят за часы, а какие часы у аспиранта?

Меня вообще удивляет, с какой скоростью люди женятся/выходят замуж. Все мои ровесники, кто работал на кафедре, поженились, не прошло и года с момента окончания университета. Там всё было сугубо гетеро, поэтому мне было в их среде немного некомфортно. Например, идём в спортзал, и они голые шляются по раздевалке, разговаривают, сядут напротив тебя, раздвинув ноги, и ты пытаешься не смотреть на болтающееся между ног нечто, а у самого полотенце на бёдрах, дабы не видно было, что неравнодушен я к мужчинам. Ну а как вы хотели?

Поэтому кто ездил в командировки? Правильно, ваш покорный слуга. У меня жены нет, мне можно. И вот в канун Рождества по западному календарю я лечу куда-то за уральские горы (наверное, я не силён в географии), и приземляюсь в аэропорту прославленного города Кемерово имени Алексея Леонова, осматриваю скафандр космонавта, в котором он бороздил космическое пространство, и якобы подаренный им музею при аэропорте, и жду свою машину с доцентами Каблуковым и Щучко (фамилии я выдумываю на ходу, потому что напрочь забыл, как звали тех доцентов). Жду час, два... Начинаю нервно прохаживаться по аэропорту, каждые пять минут звоню, но номер недоступен. Темнеет.

Моя память, сука, странная штука. Я помню такие вещи, которые мне совершенно не нужны, и забываю то, что важно. Например, я прекрасно запомнил практически весь фильм про выход Леонова в космос. Мы его ещё в школе смотрели. И знаете, там скафандр совсем другой. Похожий, но другой. И ещё он там в бахилах идёт к ракете, а в космосе уже без бахил. Кто ему их снимал в узком пространстве модуля, где космонавты сидели, согнувшись? Один Леонов знает. Если ещё живой, надо, чтобы его в интервью спросили. И какой из скафандров настоящий, если в Музее космонавтики также выставлен тот самый скафандр?

После трёх часов лицезрения скафандра и небольшого количества авторских работ масляной краской, я в конец озверел. Мне же ещё приходилось таскать нехилую сумку с аппаратурой, и готов был порвать доцентов в клочья.

Наконец, в здание ворвались раскрасневшиеся доценты. Они по наледи съехали в сугроб и ждали, когда их вытащат. Телефон посеяли где-то в сугробе. Поэтому с дикими извинениями и матюгами мы погрузились в машину и поехали в Ленинск-Кузнецкий. Полноватый Каблуков с редкой бородёнкой всё ругал молчаливого Щучко, который сосредоточенно гнал в куда-то одному ему ведомые ночные дали. Слева проносились деревья, справа мелькали электрические столбы железки. Старенький БМВ на лысой резине то и дело заносило, пока, наконец, не занесло опять в сугроб. Щучко сплюнул и смачно выругался. Каблуков наконец-то замолчал. Я пошёл звать на помощь.

Если вы когда-нибудь увидите прыгающего на обочине и машущего руками молодого человека, прошу, остановитесь и хотя бы спросите, что нужно.

Ночь. Окраина Кемерово. Где-то вдалеке зажглись окна пятиэтажек. Идеально-чёрное небо манит звёздами. Морозный воздух обжигает щёки и забирается под куртку, в штаны. Чтобы подошвы не примерзали к асфальту, приходится прыгать. Я ещё подумал тогда: вот же сюрреалистическая картина, которая возможна только в моей жизни. Гей из Москвы пытается поймать машину в богом забытом месте, где на сотни километров лишь снег разных оттенков белого. И что я здесь забыл?

Я закрыл глаза и представил себе, как останавливается машина, из неё выходит мальчик, берёт меня за руку, и мы едем куда-то далеко-далеко, где растут пальмы и плещется тёплый прибой... Надсадный гудок грузовика вывел меня из забытья. Я задремал и, покачиваясь, вышел на середину полосы.

Лысый полноватый мужчина был очень недоволен. Видимо тем, что не успел меня сбить. Он в недвусмысленных выражениях объяснил мне, что в рот меня того, и шёл бы я туда, где раки зимуют, и всё в том же духе минут на пятнадцать. Речь его изобиловала междометиями. Наконец, он сделал паузу, чтобы набрать в рот побольше воздуха, и я взмолился о помощи.

Мужик моментально сдулся, извинился и пошёл за тросом. Всё же сначала спросить, прежде чем поливать меня матом, было бы лучше.

Наконец, мы добрались до гостиницы. Наглухо запертой гостиницы. И все наши потуги хоть как-то достучаться до администратора не дали результатов. Всю оставшуюся дорогу молчавший, Каблуков тяжело вздохнул, и мы поехали к нему домой, где кричали маленькие дети, а недовольная жена выдала нам по куску хлеба и по нескольку срезов колбасы.

Поспали мы часа два всего, потому что в восемь инструктаж по ТБ, короткий экзамен и спуск в шахту.

А теперь, дети, ответьте на вопрос, что самое опасное в шахте (не считая возможности обрушения)? Думаете, метан? Канареечки всякие там, которые должны лапки протянуть, да? А вот фигушки! Самое опасное в шахте — это угольная пыль. Сейчас небольшой ликбез. Пыль, естественно, оседает на стенах и кровле тоннеля. Только очень мелкие частицы ещё путешествуют по воздуху, но большая часть пыли осела. Когда взрывается метан (а его в воздухе должно быть больше 4 процентов), происходит быстрое выгорание воздушно-метановой смеси со хлопком. Опасно, но в большинстве случаев не смертельно. Однако пыль, осевшая на стенках, поднимается в воздух, перемешивается с ним, и получается смесь объёмного взрыва, по мощности практически не уступающая динамиту. Только в объёме. И следующая искра/хлопок метана детонирует эту смесь. Происходит нехилый такой взрыв в локальном объёме, в части тоннеля, где пылевой аэрозоль достиг стехиометрической концентрации. Это порождает если не разрушение свода, то такую вибрацию, которая поднимает в воздух следующую порцию пыли, она снова взрывается и так до тех пор, пока всё не взорвётся. Поэтому взрыв в шахте — это событие, состоящее из серии взрывов, последовательно происходящих вдоль тоннелей. И если ты далеко от эпицентра, от первого взрыва, то теоретически можешь успеть сбежать.

Собственно, пыль я и должен был ловить. Меня снабдили анемометром, аспирационным, оптическим и радиоизотопным пылемерами, потому что нужно было построить математическую модель некоторых процессов вентиляции и обеспыливания. Например, на выходном штреке из разреза стоит водяная завеса, чтобы пыль не попадала наружу вообще.

Сразу скажу, моделью я не занимался. Это уже для фанатов высшей математики. От меня требовалось собрать данные. Хорошо оплачиваемая непыльная работа. Так я думал до спуска в шахту.

Ага. Только вот шахта — это ни фига не чистое место. Когда работает водяная завеса, да и просто вода подаётся в комбайн для разных целей — от разбрызгивания до охлаждения, всё кругом мокрое и грязное. А это я ещё не беру в расчёт обеспыливающие мероприятия, когда все стены поливают водой с мелом. Так разбавляют и частично смывают осевшую пыль. Хорошо, что я переоделся в спецовку, которую мне подогнали.

Тут сложно описать все эмоции, когда оказываешься под землёй на глубине 200-300 метров и перед тобой уходящий почти в бесконечность тоннель — его протяжённость может быть и 4 километра, и 8.

Внизу оказалось свежо, если не сказать, прохладно. Ветер вентиляционного штрека буквально подхватывал тебя и норовил поднять в воздух. Вообще, штреков обычно два. Они идут параллельно друг другу до самой выработки. По одному штреку воздух подаётся, а с другого воздух откачивается. Это чтобы не создавать большой перепад давления, но могут быть варианты.

Я мысленно удивился и замерил скорость потока воздуха анемометром на всех точках сечения, потом приступил к другим замерам. Пропутешествовав в общей сложности около 15 километров, я вернулся к стволу как раз к концу смены. Ноги отваливались. А тут ещё горный мастер пристал, мол, покажи ему результаты замеров. Пообещал ему скинуть по почте, потому что всё записывал на бумажке. Чтобы пронести в шахту телефон или планшет, его нужно сертифицировать и получить разрешение на применение.

Следующие пару дней я приходил в себя, отпаивался в гостиничном ресторане кофем и отъедался вкуснейшими булочками. Горный мастер прислал результаты с автоматической системы управления (АСУ) вентиляцией, а я ему отправил свои замеры.

И вот утром среды разразился скандал. Меня вызвали в управление шахтами компании СУЭК Кузбасс и долго отчитывали как провинившегося школяра, зачем я напридумывал неправдоподобные данные, у меня отзывают разрешение на спуск в шахту и другие бла-бла-бла. Сказать, что я был в шоке — это ничего не сказать. Уж за что-что, а за результаты замеров я отвечаю.

Вернувшись в гостиничный номер, я решил сверить свои данные с данными горного мастера. И оказалось, что скорость воздушного потока не бьётся раза так в три. Хм... У меня сразу закрались смутные сомненья. Система управления у них новая, кругом датчики стоят. Неужели я так ошибся?

Собственно, про ошибку системы я даже и не думал. Ну не могут все датчики разом врать, правда? Но всё же решил проверить по энергопотреблению вентиляторов, мало ли что сломалось. И да, вентиляторы крутили на максимуме! Они потребляли ровно столько, сколько они потребляют в максимальном режиме (там на графике заботливо линии нарисованы по режимам, если что). Так, значит мне не показалось. А что у нас тогда с датчиками метана? А они не по нулям! То есть, даже при такой вентиляции в три раза сильнее обычной, когда тебя буквально сдувает, метан в шахте есть.

О чём это говорит? Да о том, что в процесс мошенничества вовлечено всё руководство. Невыгодно закрывать на несколько часов/дней шахту по метану, вот и гонят его оттуда всеми способами.

Решив не спорить с начальством, я доложил своему руководству правду и подделал свои данные в соответствии с данными системы вентиляции. Все были довольны, меня довезли до аэропорта на фирменном уазике и вручили в качестве новогоднего подарка бутылку коньяка. А вот модель потом так никому и не пригодилась.